Соблазнитель

Феликс в раздумьях, стоит ли ему остаться до конца вечеринки или всё же поехать домой, и пока он склоняется ко второму, потому что этот день просто высосал из него все силы и энергию. Хочется только одного – поскорее завалиться спать. Благо он не брал в рот ни капли спиртного, что гарантирует ему спокойный сон без головной боли. Однако, мысли, съедающие мозг, словно прожорливые черви, никто не отменял. Чан. Феликс просто не может о нём не думать. Возможно, лучше остаться и присмотреть за старшим, чтобы он благополучно добрался до дома, ведь большинство из присутствующих здесь людей ему не знакомо. И уж Ли знает его достаточно хорошо, чтобы понимать одну вещь – Бан стеснителен и зажат с посторонними людьми и может легко почувствовать дискомфорт в общении с ними. Плюсом ко всему ещё и Чон Юнхо, который только и делает, что вьëтся возле старшего, капая на нервы. Что раздражает сильнее всего, так это то, насколько расслаблен Чан в его компании. Кто знает, что на уме у этого Юнхо?.. И даже несмотря на мелкие огорчения, настроение Феликса нельзя назвать паршивым. Огонёк надежды после проведённых наедине с Чаном "семи минут" греет душу, не позволяя раскиснуть. Если время – это всё, что нужно Бану, чтобы дать окончательный ответ, то Ли готов подождать столько, сколько потребуется, хотя прежде никогда не выделялся своей терпеливостью. Феликс заглядывает в пачку Мальборо, в ту самую, что утром оставил Чанбин на его столе, и с удивлением обнаруживает, что она почти пуста. Не сказать, что Ли ярый сторонник здорового образа жизни, но даже для него это явное злоупотребление. Обречëнно вздохнув, Феликс прячет сигарету, которую так и не закурил, обратно в пачку, ежась от промозглого ветра. Похоже, зима в этом году обещает быть суровой. Он не знает, сколько времени проводит на улице, но успевает продрогнуть до самых костей. Кажется, пора возвращаться в дом. Задумавшись о своём, Ли заходит в холл, растирая ледяные ладони в попытке согреться, однако, как только он оказывается в гостиной, необходимости в тепле больше не видится. То, что выцепляет его зоркий взгляд, сначала заставляет изумлëнно застыть на пороге, а уже в следующую секунду вместе с пониманием происходящего кровь закипает в жилах. Чан, его невинный нежный ангел, сейчас так раскрепощён и весел, позволяя Юнхо нескромно прикасаться к себе. Они беззаботно танцуют, смеясь и дурачась, будто больше никого вокруг не существует. Оба парня, очевидно, пьяны, что для Феликса становится конкретным шоком – ведь насколько он знает, Чан не употребляет алкоголь. Ли в оцепенении наблюдает за тем, как жадно Чон Юнхо исследует тело Чана своими огромными ладонями, а тот, судя по реакции, вовсе не против такого расклада. То, как старший глупо смеётся, деланно-застенчиво пряча пунцовое лицо в изгибе шеи младшего, позволяя ему это безобразие, говорит лишь о том, что Чан явно не в себе, а этот долговязый гад вовсю этим пользуется. Последней каплей становится наглая рука, скользнувшая под чанову футболку. Феликс, сам того не ведая, оказывается возле веселящейся пары и одним резким движением оттаскивает Чона за ворот рубашки. Ли плотно сжимает челюсти от полыхающей ярости, но буквально за секунду до того, как его кулак встречается с расфокусированным лицом Юнхо, он одëргивает себя – сейчас самое глупое, что он может сделать это влезть в драку с пьяным человеком. Феликс всё пытается сопоставить происходящее с действительностью, но полученная информация никак не желает перевариваться. Мысли путаются между собой, давя на виски острой пульсацией. Первый сигнал, который посылает мозг телу это грубо схватить слабо упирающегося Чана за запястье и потащить в одну из пустых комнат. Ли не думает о том, что Бану, возможно, будет больно или неприятно ровно до тех пор, пока со всей силы не швыряет его на огромную кровать, запирая спальню изнутри. В комнате полумрак. Слава Богу, Чан приземляется мягко – расстояние от порога до постели оказывается небольшим. Первое время он бездвижно лежит на животе, а Феликс переводит дыхание, собираясь высказать Бану всё, что накипело за день. Он не понимает, почему так сложно унять дрожь в руках и бешено колотящееся в груди сердце, но злость понемногу затихает, позволяя мыслить более рационально, чем пять минут назад. – Что ты вытворяешь? – Ли знает, что не имеет права отчитывать Чана, поскольку он даже не его парень, но из-за вульгарного поведения старшего контролировать себя крайне сложно. – Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но даже не думай, что я буду молча наблюдать со стороны, позволяя тебе творить всякую херню, о которой ты потом пожалеешь... – Бан всё так же лежит лицом вниз, и Феликс даже не знает, доходит ли до него смысл слов. Однако, выговориться просто необходимо. – Ты хоть видел, какими голодными глазами смотрел на тебя Юнхо? Осознаёшь, к чему ваши увеселения могли привести? Или, может, ты этого и добивался? Ответь мне!.. Чан вдруг переворачивается на спину и смотрит на Феликса таким прямым и осмысленным взглядом, что последний на мгновение аж теряет нить собственных мыслей – старший всё прекрасно понимает. Он что-то вяло бормочет (Ли не смог бы разобрать даже при огромном желании), а потом начинает совершенно по-глупому хихикать. Если бы ситуация была иная, Феликс несомненно нашёл бы его действия до одури милыми, но прямо сейчас он крайне взвинчен. А после происходит то, что вгоняет в минутный ступор: Бан медленно снимает с себя футболку. От одного только вида подтянутого торса весь поток слов так и остаётся неозвученным. За ненадобностью отбросив предмет одежды в дальний угол, Чан вновь растягивается на постели и при этом неотрывно глядит младшему в глаза. Это впервые, когда он, обычно собранный и серьёзный, предстал перед Ли в таком неприглядном свете. Взгляд против воли скользит по чужому телу: румянец у Бана не только на лице, он распространился по всей молочной коже; его светлые кудри в полном беспорядке, а на красивых губах застыла блаженная улыбка. Это такой щекотливый момент, когда Феликсу, очевидно, не стоило бы идти на поводу у своих чувств, и его так злит, что он не в состоянии возобладать над собой. А между тем, Чан продолжает творить безумства – ведëт ладонью по собственной груди и разводит бёдра в стороны, бросая чувственный взгляд из-под пушистых ресниц. Ли движет чистая ярость, а язык срабатывает раньше мозга: – Почему ты ведёшь себя как... – но парень очень вовремя осякается, поскольку поведение Бана это результат воздействия чёртового алкоголя и, вероятно, наутро он даже не вспомнит обо всём, что происходит, поэтому сейчас крайне важно не быть резким и проявить терпение. Но старший, похоже, считает иначе: – Как шлюха? – Феликс не верит собственным ушам. Он никогда прежде не слышал столь скверных слов из этого милого рта, поэтому всё кажется очень странным и неправильным, а Чан тем временем не без усилий поднимается с места, неспешно сокращая расстояние между ними на ватных ногах. – Ты это хотел сказать? – Ли напрягается. – Вот досада! Я думал, тебе такие нравятся... Феликс пытается прочесть взгляд старшего, но у него ничего не получается из-за чужих потемневших радужек – а потом внезапно ощущает невесомые прикосновения горячих рук к своим собственным. Он затаивает дыхание: Бан, чьи пальцы принимаются трепетно поглаживать обратные стороны его ладоней, слишком, слишком близко. На самом деле это такое простое действие, но за ним явно кроется далеко не невинное намерение, о чём говорят томно полуприкрытые глаза старшего. Что это вообще за взгляд такой?! Где он этому научился?.. Чан почти незаметно придвигается ближе, щекотно скользя кончиками пальцев вверх. Оглаживает напряжённые предплечья, и так же незаметно стягивает джинсовку младшего, останавливаясь на локтях. Он приподнимается на мысочках, и теперь пьяное дыхание обжигает губы Ли, а потому последний чуть хмурится, уворачиваясь. Как бы ему ни хотелось поцеловать Чана, Феликс знает – стоит поддаться искушению, и ситуация зайдёт в тупик. – Что? Больше не хочешь меня? – тоска и разочарование в родном голосе задевают внутри что-то живое, любящее и ранимое. Глаза Бана заглядывают в самые потайные уголки его души, и этому просто невозможно противиться. Ли смягчается: – Я не просто хочу тебя. Чан, я... – заветные слова, терзающие грудную клетку, по ощущениям, уже целую вечность, так и остаются на кончике языка. Сейчас не самый подходящий момент. Феликс деликатно отстраняет от себя чужие руки, продолжая: – Ты очень пьян. Давай я отвезу тебя домой, а завтра мы обо всём поговорим? Бан упрямо мотает головой, и через мгновение Ли в шоке замирает: старший льнёт к нему, крепко обнимая за шею. – Не хочу домой! – тянет капризно, почти по-детски, щекой прижимаясь к шее младшего. – Поговорим здесь. Феликс не может заставить себя отстраниться от Чана, который выглядит таким уязвимым и, честно говоря, хочется верить, что старшему эти объятия были необходимы точно, как и ему. Только вот Ли, в отличие от него, ни за что не осмелился бы на них сейчас. Руки старшего невесомо оглаживают его плечи, спину. Движения его осторожны, но в то же время любопытны, как если бы Феликс был каким-нибудь неодушевлённым предметом, что привлёк его внимание. Ли позволяет ему делать всё, что заблагорассудится, затаив дыхание. Неизвестно, сколько бы он мог простоять таким образом, совершенно потерявшись в ощущениях от приятных прикосновений, если бы его шеи кое-что не коснулось. И это уже явно не руки. Сперва Ли думает, что ему причудилось, но после четвёртого по счëту поцелуя понимает, что это не плод его воображения. Мягкие влажные губы вновь и вновь ласкают чувствительную кожу, разгоняя стаи мурашек по всему телу. Феликс зажмуривается, не веря в реальность, но когда он распахивает глаза снова – Чан по-прежнему здесь, прижимается своим разгорячëнным телом и прерывисто дышит между новыми порциями сладостных поцелуев. Ли не знает куда деть свои руки, точнее знает, но нельзя. Ему до судорог хочется притянуть Бана к себе, обнимать его и целовать до тех пор, пока не заболят губы, однако, понимает, что в данной ситуации он именно тот, кто должен оставаться в здравом уме, чтобы хоть как-то держать всё под контролем. Но с каждым новым касанием старшего это становится непосильной задачей – Феликс словно под гипнозом. Он даёт себе слово: как только почувствует, что они вновь переходят черту, то обязательно найдёт в себе силы оттолкнуть Чана. А пока ведь ничего смертельного не происходит?.. Ли решает пустить всё на самотёк и прислушаться к своим внутренним ощущениям. С уст срывается тихий вздох, когда Чан притягивает его к себе вплотную. Его действия такие неумелые, осторожные, несмотря на опьянение, но и тем не менее довольно уверенные. Так некстати Феликс задумывается о том, что старший до сих пор невинен, и если бы между ними что-то произошло, то Ли стал бы его первым мужчиной. От этой мысли становится так дурно и жарко, что к щекам приливает румянец, а внизу живота характерно покалывает. Вопреки своим истинным желаниям, Феликс предпринимает слабую попытку остановить чужие настойчивые пальцы, приступившие к расстёгиванию пуговиц на его блузке. Но Чан внезапно вырывается и решительно наступает до тех пор, пока младший не упирается в кровать позади. Один лёгкий толчок в плечо – и вот Ли уже лежит на мягкой поверхности, абсолютно потрясённый и растерянный, в то время как Бан неспешно седлает его бёдра. Приятная тяжесть чужого тела туманит голову, и Феликс дышать боится от вида старшего, восседающего на нём, как на каком-нибудь чёртовом троне, властно смотря сверху-вниз. Как бы ему ни было стыдно думать о таком прямо сейчас, Ли просто не может не любоваться фигурой Чана. Она настолько идеальна, что даже не верится в её реальность: чётко прорисованный пресс, напряжённые мышцы мощной груди, крупные вены, проступающие на натренированных руках... Бан будто слеплен самым искусным на всём белом свете скульптором. Мизерные частицы здравомыслия, что ещё остались при Феликсе, взывают к голосу разума. Парень приподнимается в локтях и строго говорит: – Чан, ты не в себе. Что, собственно, никоим образом не отрезвляет старшего – губы его сомкнуты в узкую линию, а холодные глаза опасно прищурены. Ли нервно сглатывает, когда сильные руки крепко хватают его за запястья и укладывают обратно на подушки, теперь уже придавливая сверху весом. – Хватит ломаться, Феликс Ли, – горячий шёпот опаляет подбородок, а грубые мозолистые пальцы гладят кисти. – Будто это не ты пытался со мной переспать, – Феликс чувствует неприятную горечь от неожиданной резкости и даже не успевает сообразить, чем ответить на такое заявление, как Чан продолжает: – Что тебя останавливает теперь? Уже не такой смелый? Не будь Бан выпившим, Ли, возможно, и повёл бы себя иначе, но сейчас он не может чувствовать ничего, кроме обиды и досады: – О чём ты болтаешь? – он смотрит сурово. Тонкие брови сводятся к переносице, выражая возмущение. – Почему заставил думать, что я что-то значу для тебя, если все твои признания в итоге лишь пустой звук? – тон старшего, настолько же порывистый, как осенний ветер за окном, насквозь пропитан болью и предательством. Глаза Феликса поражённо расширяются, потому что, во-первых, он почти поверил Чану, когда тот сказал, что для него ничего значит всё, что происходит между ними. И если бы ему было плевать в самом деле, стал бы он поднимать эту тему сейчас? Во-вторых – разве Ли не был однозначным в своих чувствах к нему? Разве не дал ясно понять, насколько он для него дорог? Неужели всего этого было недостаточно?.. Феликсу так сильно хочется встряхнуть Чана за плечи и буквально закричать ему в лицо о том, как сильно он его любит, чтобы смысл наверняка дошёл и никаких сомнений больше не возникало... Однако, так поступить он не может в силу состояния старшего: – Не говори того, о чëм не ведаешь. Ты не знаешь и половины из того, что у меня на душе. – Ну так расскажи мне! – настаивает Бан, повышая голос. Глаза его начинают блестеть от влаги, а губы неосознанно выпячиваются. Ли догадывается, что старший, вероятно, на такой стадии опьянения, что сам себя не слышит. Не без усилий высвободившись из-под нелёгкого тела, он бросает напоследок: – Я не хочу обсуждать это сейчас. Поговорим, когда ты протрезвеешь. Но не успевает он слезть с кровати, как сзади его обнимают за плечи. Феликс тихо выдыхает, когда чужой холодный нос утыкается в его затылок, пуская вдоль позвоночника приятную дрожь. Руки Чана сжимают его до хруста в рёбрах, и Ли чувствует, как затрудняется его дыхание. В голове невольно возникает вопрос: это алкоголь придаёт Бану столько сил, или Феликс в самом деле так слаб перед ним? Потому что создаётся впечатление, что Чан мог бы с лёгкостью швырнуть его через всю комнату, как какую-нибудь игрушку, и проломить им стену. И Ли наверняка сошёл с ума, но его безумно заводит эта мысль. Объятия слабеют из-за отсутствия отдачи, и Бан издаёт судорожный всхлип, притираясь щекой к крепкому плечу младшего. Ли внезапно начинает чувствовать себя отвратительно, ведь знает, что старший не тот человек, который выпил бы ради развлечения. Его, очевидно, что-то терзает, и Феликс винит себя за то, что не попытался даже понять его. Какая-то его часть отчаянно желает притянуть Чана в объятия и никогда не отпускать, а другая, пока ещё рационально мыслящая, понимает, что старший настолько с ним "открыт" только от того, что выпил. Ли становится грустно от этого осознания. Он прислушивается к голосу разума – берёт горячие руки в свои, перебарывая зудящий порыв поцеловать бледные костяшки, и вместо этого мягко, но решительно отстраняет их от себя, поворачиваясь вполоборота. Феликс поражается собственной выдержке, когда натыкается на влажные грустные глазки и каким-то магическим образом находит в себе силы устоять перед ними: – Чан, мы оба знаем, что ты пожалеешь, поэтому... не надо. По тому, как Бан смотрит на него чуть прояснившимся взглядом, виновато покусывая алую нижнюю губу, на мгновение кажется, что алкоголь выветрился из его головы, но уже в следующую секунду становится ясно, что это не так: – Но... ты нужен мне. – Будь на моём месте Юнхо, ты бы ему сказал то же самое? – Феликс не понимает, зачем говорит это, не задумываясь о том, что может ранить Чана, но едкая ревность даёт о себе знать. Он тяжело вздыхает и, не дожидаясь ответа, тихо заключает: – Оденься, я подожду снаружи, а потом отвезу тебя домой. Ли наконец направляется к выходу, испытывая дикую потребность закурить после всего пережитого, но у самой двери его настигают слова, от которых он не может сделать ни шага более: – Не говори мне о Юнхо, когда ты сам... – Чан почему-то замолкает, а Феликс неверяще оборачивается: – Что я́, Чан? Повисает очень длинная пауза, и когда начинает казаться, что ответа от притихшего старшего не добиться, тот признаётся: – Я видел вас с Сонхва. Минутное недоумение постепенно сменяется на осознание, и до Ли наконец доходит – старший приревновал?.. Даже в мыслях это звучит дико. Медленно, будто боясь спугнуть, Феликс возвращается обратно, чтобы заглянуть в любимые глаза и убедиться в своих домыслах, но Чан отводит взор, а смущение отражается на его щеках ярким румянцем. Ли осторожно приподнимает красивое лицо старшего за подбородок, заставляя того вытянуться и замереть на краю кровати, а потом просит на выдохе: – Взгляни на меня, Чани. Бан повинуется. Если до этого момента мысль о ревности казалась бредом, то сейчас Феликс утверждается в том, что всё именно так, как он предположил. Эта боль в родных карих глазах; резкие неотфильтрованные слова, так несвойственные Бану; причина, по которой он позволил себе выпить и внезапная истерика, которую закатил – всё это было на почве ревности. Наверное, неправильно так думать, но даже мимолëтная мысль о том, что настолько серьёзный и ответственный человек до такой степени потерял самоконтроль из-за Ли, до неприличия приятна последнему. Нежность к Чану, которую Феликс всячески блокировал на протяжении целого дня, рвётся наружу мощным потоком, облачаясь в ласковые слова: – Только ты, Бан Кристофер Чан. Слышишь? Мне нужен только ты. Дыхание Бана сбивается. Ли чувствует, как учащается собственный пульс. Напряжение вновь повисает в атмосфере, окутывая две фигуры плотным кольцом, из которого теперь уже ни за что не выбраться. Неясно, кто тянется первым – прерывистый вздох теряется в ничтожном пространстве, когда пара сливается в обоюдном и таком нужном поцелуе. Чан берёт лицо младшего в чашу из ладоней и блаженно прикрывает тяжёлые веки, стоит сильным рукам наконец обнять его в ответ. Правым коленом Феликс упирается в матрац, внутренне умирая от того, как приятна белоснежная бархатистая кожа на ощупь после долгого воздержания. Как бы дико Ли не желал Бана, он отчаянно цепляется за реальность, напоминая себе о том, в каких обстоятельствах они застряли, поэтому изо всех сил старается не слишком увлекаться. Но у Чана, видимо, другое мышление на этот счёт – и Феликс солжёт, если скажет, что ему это не по душе. Из-за неубавляемого энтузиазма старшего поцелуй из неторопливого и трепетного постепенно перерастает в более глубокий и влажный. Ли пока доминирует, задавая свой ритм – чуть наклоняет голову Бана вбок для лучшего доступа и кружит умелым языком вокруг чужого, следом сминая припухшие сладкие губы. Вкус алкоголя его совсем не отталкивает, напротив, опьяняет, сгущая туман в сознании. А потом до Феликса с опозданием доходит, что старший... повторяет за ним. Поначалу неуклюже и несмело, но чем дальше они заходят, тем сильнее утяжеляется дыхание обоих, становятся громче вздохи, и раскрепощённее – Чан. Несмотря на свою неопытность, он довольно быстро учится, и Ли пока не знает, как на это реагировать, поскольку сложно разобраться с ураганом сумасшедших ощущений, что вызывает в нём этот человек. Феликс бессознательно издаёт беспомощное оханье, когда Бан зубами ловит его язык и слегка стискивает, доставляя каплю боли вперемешку с оглушающим удовольствием. Вся кровь в организме бешеным потоком устремляется на юг, отчего приходится судорожно втянуть носом порцию воздуха, но Чан не даёт ему ни секунды на передышку – мощные руки неожиданно хватаются за его задницу, одним рывком подтягивая ближе. Ли по инерции подаётся вперёд, и теперь уже полностью оказывается на краю изрядно смятой постели. Он немного шокирован напором старшего: в повседневной жизни Бан такой застенчивый и примерный, может быстро смутиться от простого комплимента или невинного поцелуя; то, что он вытворяет сейчас абсолютно не вяжется с его привычным образом. Кто бы мог подумать, то Бан Кристофер Чан может быть и таким?.. Однако, несмотря на свою склонность подчинять партнёра в постели, Феликс с удивлением обнаруживает, что ему нравится происходящее. Ещё несколько мгновений парни продолжают увлечённо целоваться, полностью потерявшись во времени, в пространстве и друг в друге, пока Бан не решает внезапно прерваться. На секунду Ли овладевает паника, ведь он совершенно не знает, чего ожидать от старшего, который не раз за этот вечер успел удивить своей непредсказуемостью. Но все опасения развеваются вместе с тем, как Чан пятится назад, ближе к центру кровати, а потом грубовато тянет к себе Феликса за воротник блузки. Не желая терять ни секунды драгоценного времени, Ли приближается к старшему с целью восстановить утерянный контакт. Однако, Бан уворачивается и, прежде чем Феликс определяется с тем, как реагировать на такой перепад в настроении, Чан берёт его за плечи и настойчиво укладывает на спину, снова занимая место на его бёдрах. В глазах рябит от понимания, что старшему, похоже, понравилась эта позиция. И Ли, привыкший к тому, что обычно в постели ведёт он, а не его, прямо сейчас теряет себя в новых безумных ощущениях. И тот факт, что до такого его без усилий доводит Бан Кристофер Чан – парень с нулевым процентом сексуального опыта, в которого Феликс без памяти влюблён – накаляет ситуацию до предела. Во взгляде Ли заворожëнность граничит с неверием, но желание в чужих глазах практически осязается в воздухе, так что не остаётся ни малейшего сомнения в том, что всё это происходит наяву, а не в каком-нибудь сладком сне. Во рту пересыхает настолько, что, кажется, Феликс смог бы запросто осушить целый океан, но, ограниченный обстоятельствами, он может лишь облизнуть свои губы, чтобы хоть как-то их увлажнить, молча наблюдая за тем, как Чан трепетно берёт его одеревеневшие ладони в свои и несильно их стискивает. А потом тело будто обдаëт крутым кипятком – старший укладывает его руки на свой упругий живот, прикусывая нижнюю губу. Бан наверняка не особо задумывался о том, что делает, всего лишь ища прикосновений, но зато Ли отлично подумал и представил: он мог бы так идеально заполнить Чана собой и почувствовать самого себя, прижав таким образом руку к его хорошенькому животику... Он нарекает себя последней сволочью, укрепляясь в мысли, что всë-таки недостоин старшего – даже его ноготочка. Лицо Феликса загорается от стыда. Если бы Чан узнал, о чём он думает прямо сейчас, несомненно влепил бы ему хорошую пощëчину – и наверное потому что не знает (других причин просто быть не может), старший наклоняется к нему и прижимается губами к открытому участку на его шее. Ли жалко выдыхает, когда торопливые пальцы ловко справляются с оставшимися пуговицами на его рубашке, в то время как мягкие губы продолжают своё путешествие по чувствительной коже. Феликс позволяет себе прикрыть глаза, отдаваясь во власть ошеломительным прикосновениям, пока зубы не смыкаются на его кадыке. Укус несильный – Бан не монстр – но достаточно ощутимый, чтобы доставить маленькую порцию боли, за которой следует вспышка непомерного блаженства. И, чëрт возьми, какие же у него острые клычки. Точно у волчонка. И Феликс определённо сумасшедший, но этот маленький факт о Чане отправляется в копилку фетишей, связанных с ним. Пальцы впиваются в чужие мягкие бока – следующий укус приходится под ключицу, а затем, словно извиняясь, старший зализывает пострадавшее местечко горячим языком. На подкорках сознания маячат опасения, что после таких грубых ласк стопроцентно останутся отметины, однако, последствия – это то, что волнует Ли в последнюю очередь. Если Бан доволен происходящим, Феликс доволен им вдвойне. Ещё какое-то время Чан продолжает эту сладостную пытку, то терзая, то целуя шею младшего, и неожиданно впивается в его губы каким-то диким поцелуем. Ли даже не поспевает за его действиями и всепоглощающей энергией – только и может, что лежать под ним пластом, как зачарованный, и с благодарностью принимать всё, что тот готов ему дать. Но происходит то, что заставляет Феликса окончательно попрощаться со здравым смыслом – Чан плавно прогибается в пояснице, ëрзая на его бедрах. Только в этот момент Ли в полной мере осознаёт, насколько они оба возбуждены, а Бан, как назло, трëтся всё настойчивее, жарко шепча на ухо: – Ты такой красивый, Феликс... Я с ума схожу... Слышать подобное от человека, по которому сам сходишь с ума – это что-то на уровне сюрреалистичных иллюзий или запредельных мечтаний. Феликсу срывает крышу. У него словно открывается второе дыхание, а беспомощный скулёж Бана от очередного наэлектризованного соприкосновения там, внизу, становится последней каплей – недолго думая Феликс принимает сидячее положение и крепче прижимает к себе Чана, подхватив под самые бёдра. Старший издаёт испуганный писк, но машинально обвивает руками его плечи. В красивых глазах намешана целая палитра эмоций, и самая яркая из них – предвкушение. Бан будто только этого и ждал, сразу становясь податливым и послушным в руках Ли, словно маленькая миленькая куколка. С одной стороны, Феликсу хочется затискать его до смерти и укутать в одеяло, но с другой – перед ним Чан, его нуждающийся, соблазнительный и в край возбуждëнный Чани, и Ли просто обязан с этим что-то сделать. Конечно, властный старший это одно из самых горячих явлений, но это всё равно не сравнится с тем, когда доминируешь над ним и имеешь привилегию угождать ему. Феликс жадно рассматривает ангельские черты любимого лица. С каждой секундой любовь всë сильнее разрастается в груди, и это, честно говоря, пугает. Ведь в один день она может просто-напросто разорвать его на куски, больше не помещаясь в теле. Но Ли готов понести любые жертвы, если в конечном итоге Чан будет принадлежать ему. Не найдя в себе стойкости справиться с нахлынувшими волнами нежности, Феликс ласково заправляет за ухо старшего мягкую прядь кудрей – Бан льнëт навстречу тёплой ладони и смущëнно отводит взор. Костяшки пальцев невесомо прикасаются к алой щеке, и Ли разрывается между двумя противоречивыми желаниями – укусить эту бархатистую кожу до следов, или же с трепетом поцеловать, но подавляет в себе их все, прогоняя из головы наваждение: – Чани, ты действительно этого хочешь? У Чана дыхание сбивается к чертям, будто его ударили под дых. Он долго смотрит в глаза Феликса, прежде чем медленно кивнуть. Но Ли такой ответ не устраивает. Он решает немного подразнить старшего, чтобы растянуть этот сладкий момент подольше. Ведь это невообразимый кайф – видеть, как Бану буквально выламывает кости от сумасшедшего желания. Феликс берёт лицо Чана под подбородок, чтобы тот не думал отворачиваться. Подушечкой большого пальца надавливает на серединку нижней плюшевой губы и слегка оттягивает вниз, обнажая ряд ровных белых зубов: – Мне нужны слова, Чан. Ли обещает себе, что если не добьётся от старшего чёткого согласия, то немедленно проведёт красную черту. Но мозг отказывается принимать то, что происходит в следующую секунду... Потемневшими глазами Феликс безмолвно наблюдает за тем, как розовый язычок скользит по мозолистой подушечке ровно перед тем, как палец окончательно исчезает в теплоте чужого рта. Выдох застревает в горле. Болезненно твёрдый член дёргается в слишком тесных джинсах, а ответная реакция не заставляет себя ждать – чужая эрекция туго упирается Ли прямо в область пупка сквозь слои одежды. Будто всего этого не достаточно, чтобы заставить Феликса обезуметь, Чан решает его добить: возобновляет плавные движения, притираясь своей задницей к его паху, старательно посасывая палец у себя во рту. Ли забывает собственное имя, разряды тока прошибают всё его тело, и если Бан не прекратит сию же минуту, он может запросто кончить без дополнительной стимуляции. Судя по всему, Чан решает смилостивиться над Феликсом, освободив его палец с непристойным звуком. Смотрит из-под своих полуопущенных трепещущих ресниц и хрипло просит: – Сделай что-нибудь. Пожалуйста. Приказ отдан, и Ли просто не имеет права ослушаться. Как по магнитному притяжению он подаëтся вперёд, немного жестковато обхватив щëки старшего ладонью, и буквально вгрызается в его приоткрытый сладкий рот ненасытным поцелуем. На сей раз Феликс не оставляет Чану и шанса на самовольность, целуя его так, как давно мечтал сам – глубоко и грязно, отнимая воздух из лёгких и срывая с уст самые прекрасные звуки. Бан, в свою очередь, даже не думает брать инициативу в свои руки, обмякая в сильных объятиях младшего и задыхаясь от переизбытка эмоций. Они оба на грани. Каждый участок тела, где он соприкасается с чужим, буквально пылает, агонизирует и бьёт мелкой дрожью. Феликс ласкает старшего везде, где достанет, нежно гладит по плечам, трогает талию, сжимает мягкие ягодицы, и каждое прикосновение вознаграждается то томным вздохом, то мелодичным стоном, что говорит только об одном – он всё делает правильно. В процессе поцелуя в Ли вдруг просыпается что-то мстительное из-за всех мучений, которым подверг его Бан, поэтому он резко отстраняется, как бы тяжело это ни было в данной ситуации. Чан разочарованно скулит, неосознанно впиваясь короткими ногтями в плечи младшего, но тот лишь задирает голову и с напускным самодовольством бросает: – Всё ещё хочешь продолжить, ангел? Бан почти до крови кусает опухшие от поцелуев губы, утвердительно кивая. Феликс не отдаёт отчёт собственным действиям, быстро расстëгивая ширинку на брюках старшего под просящий взгляд. Он поверить не может в то, что делает – рука минует пояс джинсов, а умелые пальцы скользят между округлых половинок. Рот Чана беззвучно приоткрывается от столь неожиданного действия. Сердце Ли рьяно бьётся о грудную клетку от немыслимости ситуации. Пользуясь смятëнностью старшего, он смелеет, добираясь до сжатого колечка тугих мышц. Феликс не извращенец, но бессмысленно скрывать, что он фантазировал об этом моменте бесчисленное количество раз. И, чëрт возьми, Чан там именно такой, каким он представлял – гладко выбритый, ухоженный, впрочем, как и во всех остальных местах. Ли не может перестать думать о том, чтобы приласкать старшего между ног не только пальцами. От этой мысли закипает мозг. Он слегка давит на дырочку, проверяя реакцию Бана. Тот хмурится, подаваясь бёдрами назад, требуя большего. Феликс же не торопится удовлетворять его капризы, дразняще водя по пульсирующего краю, и пока избегая прямых целенаправленных манипуляций: – Что ты хочешь, чтобы я сделал, Чани? Если не скажешь, я буду вынужден остановиться. – голос звучит на пару тонов ниже от вожделения. Чан молчит, сомкнув губы в тонкую полоску. Процесс напряжённого мышления ясно отражается на его лице, а Ли в душе начинает переживать от неизвестности. С одной стороны, хочется, чтобы Бан оттолкнул его, ударил, заплакал, проявил хоть какую-то эмоцию, присущую привычному Чану, которого он так сильно любит. Потому что происходящее прямо сейчас слишком идеально, чтобы быть реальностью. С обратной же стороны, если всё это действительно происходит не наяву, то Феликс хочет остаться здесь навсегда. Но, к сожалению или к счастью, ответ приходит до того, как он успевает свихнуться – подрагивающими пальцами старший несмело берёт его ладонь в свою и медленно прикладывает к своей груди, при этом не разрывая зрительного контакта. Феликса затопляют океаны чувств. То, как Чан трогательно показывает, чего хочет, стесняясь говорить вслух, не может не вызвать умиления даже в такой момент. Ли позволяет себе слегка смять мягкую тёплую плоть, следя за тем, как потихоньку тает морщинка, пролëгшая было между бровей Бана, выглядящего так, словно он наконец получил желаемое. Феликс усмехается про себя – как мало надо старшему, чтобы почувствовать себя хорошо. И он даже не подозревает о том, каких вершин эйфории может достичь вместе с Ли. Предвкушение сгущается внизу живота, и Феликс широко лижет грудную клетку прямо посередине, срывая с зацелованных уст тихий облегчëнный вздох. Ли шустро вытаскивает руку из чужих брюк и почти сразу возвращает обратно, перед этим обильно смочив слюной указательный и средний пальцы. На кончике языка играет слабый намёк на вкус Чана, и этого достаточно, чтобы сознание омыло новой волной похоти. Феликс не желает больше тянуть и медлить, мучая как себя, так и старшего, поэтому жадно припадает к белоснежной, солоноватой от пота коже, сперва оставляя россыпь лёгких любящих поцелуев на всей доступной территории тела, потому что это то, чего заслуживает Чан. А потом сосредотачивает всё своё внимание непосредственно на груди: дразняще медленно обводит кончиком влажного языка ареолу, прежде чем наконец взять в рот твёрдую бусину. Бан бережно обнимает голову младшего, стремясь слиться с ним воедино. Мокрые пальцы между тем нажимают на сжатый вход, и Ли экспериментально проникает внутрь средним на одну фалангу – Чан жмурится из-за дискомфорта, причинённого внезапным вторжением. В попытке отвлечь его от вещей, происходящих внизу, Феликс принимается интенсивно прихватывать зубами вкусную кожу вокруг соска, оставляя маленькие красноватые пятнышки, которые наутро обязательно станут темнее и заметнее. Судя по отзывчивости старшего, Ли догадывается, что грудь это одна из самых чувствительных зон в его теле, поэтому старается на максимум. Чередуя покусывания с маленькими кошачьими облизываниями, Феликс готовит Чана к тому, что будет после, а именно – сжав мягкие грудные мышцы свободной рукой, он голодно припадает к сладкой выпуклости и сосёт так, будто собирается вытянуть из старшего всю душу. Бан протяжно стонет ему на ухо, больно оттягивая розовые прядки волос у самых корней, а Ли переключается на другую сторону, параллельно любуясь тем, какой ярко-красной и набухшей стала грудь. Мимолëтно отметив про себя, что Чан немного расслабился, Феликс проталкивает палец дальше, почти до костяшки, упиваясь такой пьянящей узостью. В глазах белеет, когда старший сжимает его внутри себя, и если бы вместо пальца был член, то Ли с наибольшей вероятностью мог бы запросто потерять сознание от настолько сильного давления. Феликс думает, что для Чана всё это может быть слишком, поэтому решает перейти от настойчивых ласк к более мягким. Он вновь целует его в губы, на сей раз неторопливо и без языка, и тот почти сразу успокаивается, податливо выгибаясь навстречу и понемногу расслабляясь внизу. Старший прикрывает веки, отвечая на поцелуй со всей готовностью до тех пор, пока дыхание не подводит их обоих. Ли не устаёт восхищаться красотой любимого. Бан в таком отчаянии, не зная куда себя деть от совершенно новых для него ощущений, и это прекрасно настолько, что не жалко умереть прямо здесь и сейчас – Феликс на недолгий миг малодушно закрывает глаза, притираясь кончиком носа к чужому и, не чувствуя былого яростного сопротивления, начинает аккуратно двигать пальцем внутри жаркой узости, будто в бреду шепча в приоткрытые губы старшего: – Как ты себя чувствуешь, Чани? Мёртвая хватка в волосах Ли сменяется на трепетные поглаживания, а на лоб неожиданно приземляется доверительный поцелуй: – Прошу, Феликс, не останавливайся. – Если что-то пойдёт не так, обещай, что дашь мне знать. – мягко, но настойчиво требует Феликс, чувствуя, как сердце бешено бьётся в груди. – Обещаю... Двое влюблённых снова теряют себя друг в друге, целиком и полностью отдаваясь моменту, в котором, сами того не ведая, так сильно нуждались. Ли осыпает старшего комплиментами и похвалой в перерывах между бесконечными поцелуями, что тот и вовсе не замечает, как к одному пальцу сзади добавляется второй. Феликс терпелив, опасаясь навредить Чану, несмотря на то, что сам практически на грани. Заглушает высокие стоны собственными губами, выворачивая запястье в поисках заветной точки. В один момент Бан содрогается всем телом с громким вскриком, не в состоянии справиться с волной удовольствия, прошившей весь позвоночник. Ли приспускает джинсы на его бёдрах пониже, чтобы трение внизу не было болезненным, и через раз давит на тугой комок нервов внутри него. Бархатистые стенки приятно обволакивают сильные пальцы, а от очередного интенсивного толчка зубы смыкаются на веснушчатом плече, вырывая из горла Феликса низкий рык. Чан уже буквально рыдает, заставляя младшего запереживать от мысли, что он делает что-то не так, однако, тот развевает все его сомнения уже в следующую секунду – обхватив горячими ладонями его лицо, Бан сбивчиво шепчет севшим голосом: – Я хочу тебя, а не твои пальцы. Эти слова тяжёлым грузом ложатся на плечи Феликса, резко окуная в действительность. Чëрт возьми, они почти переспали. Раньше Ли никогда не относился к сексу, как к чему-то серьёзному и глубокому. Мог с лёгкостью перепихнуться с человеком, с которым знаком меньше часа и не чувствовать по этому поводу никаких угрызений совести. Секс всегда был для Феликса не больше, чем хорошей возможностью повеселиться и снять накопленный стресс. Но с Чаном всё по-другому с самого начала. Феликс мечтал подарить старшему самый лучший первый раз, чтобы он вспоминал о нём только с положительными эмоциями. Ли хотелось, чтобы это произошло в комфортной обстановке, когда всё необходимое будет под рукой, и, самое главное – когда они оба будут к этому готовы. И от осознания того, что он сам не готов, на глаза наворачиваются непрошенные слëзы. К тому же, их отношения зависли в таком подвешенном состоянии, и Ли даже не знает, что именно испытывает к нему старший. Однако, всё это не отменяет того факта, что Чан всё ещё здесь, доверившись ему целиком и полностью, и смотрит блестящими умоляющими глазами. Он нуждается в нём. Феликс знает, что такими темпами старший долго не продержится, и разрядка ему просто необходима. А для него состояние Чана всегда в приоритете. – В другой раз, малыш... – горький шёпот и короткий извиняющийся поцелуй в уголок губ, которые только и успевают надуться от обиды – свободная рука Феликса ныряет под пояс штанов, уверенно обхватывая твёрдую длину через намокшие боксёры. Застигнутый врасплох Бан охает от неожиданности, дëрнувшись в объятиях младшего, дыхание подводит его, мгновенно затрудняясь. У Феликса немного кружится голова от ощущения жара и тяжести в собственной ладони – Чан большой. Всё существо переполняется самыми разными и дикими желаниями, которые, к великому сожалению, Ли не имеет возможности воплотить в жизнь прямо сейчас, поэтому, крепко сомкнув челюсти, он принимается надрачивать старшему в быстром темпе, чтобы дать освободиться как можно скорее, при этом не забывая работать пальцами сзади. Чан выглядит абсолютно разбитым. Глаза закатываются кверху, а рука накрывает феликсову, сжимая до побеления, пытаясь то ли остановить, то ли заставить поторопиться. Ли зарывается лицом ему в шею, насыщая лёгкие любимым ароматом до отказа, в душе понимая, что ему, вероятно, больше никогда не удастся так сделать. Буквально несколько резких движений хватает Чану, чтобы наконец-то излиться с тихим всхлипом. Феликс в последний раз нежно гладит чужой подрагивающий после мощного оргазма член, прежде чем осторожно вытащить обе руки и любовно прижать к себе разнеженного старшего. Его собственное возбуждение напоминает о себе, всё ещё туго упираясь в ягодицу Бана, и, если честно, Ли готов кончить только от того, как старший обнимает его в ответ за шею, с благодарностью расцеловывая лицо, после чего и вовсе устраивает голову на его плече и, кажется, сразу засыпает. Его уютное сопение заставляет Феликса на секунду забыть о том, что они сделали. Он позволяет себе маленькую слабость остаться так ещё на несколько минут, лениво прижимаясь губами к спутанным кудрям, а потом аккуратно укладывает безвольное тело на кровать и накрывает одеялом. Ли недолго любуется чертами умиротворëнного лица, перед тем как скрыться за дверью ванной комнаты: необходимо привести себя в порядок. После пережитого ему хватает буквально пары движений, чтобы кончить. Ополоснув лицо холодной водой, он вновь возвращается в спальню, к крепко спящему Чану – бедняжка истратил все силы. Внутри Феликса вдруг рождается ненависть и отвращение к самому себе – он не имел права прикасаться к Бану, когда тот пьян. Сейчас, когда сознание больше не идëт на поводу у соблазнов, Ли чувствует себя так, будто он нагло воспользовался уязвимым положением старшего. Совесть душит его, как удав, и Феликсу даже думать не хочется о реакции, которая последует наутро. Он отмахивается от паразитирующих мыслей, оставляя их на потом, и принимается рессеянно собирать вещи – и свои, и старшего – по всей комнате. В кармане жакета, неряшливо сброшенного практически у самого входа, он находит свой мобильный, обнаруживая, что ему никто не звонил и не писал. По ощущениям они с Чаном пробыли в этой спальне целую вечность, поэтому тот факт, что их ещё не хватились, удивителен для Ли. Вечеринка всë ещё продолжается, судя по приглушëнно доносящейся из-за запертой двери музыке, и остаëтся лишь надеяться, что они с Баном были не слишком громкими, чтобы перекрыть шум веселья остальных ребят. Дрожащими пальцами Феликс находит в мессенджере свежесохранëнный контакт и быстро набирает сообщение: 23:39. "Хëн... Нужна твоя помощь". Ответ приходит ровно через минуту: 23:40. Мама-хëн: "В какой вы спальне, малыш? ;)" * * * Сонхва оказался надёжным компаньоном не только на словах, но и на деле – он не стал задавать лишних вопросов, хотя явно умирал от любопытства разузнать о том, что произошло между двумя парнями. Пак принёс телефон и куртку Чана и прикрыл Феликса перед остальными, пока тот выбирался наружу вместе со спящим Баном на руках. Ночная прохлада морозит кожу, заставляя Ли съëжиться и покрепче перехватить нелёгкий груз. Он спешно направляется к своей машине, припаркованной у ворот, а Сонхва волочится следом за ним, тихо проклиная погоду, и открывает для него дверь с пассажирской стороны. – А ну стоять! – за спинами раздаётся запыхавшийся голос и быстрый топот ног вниз по небольшой лестнице на крыльце. Ли и Пак замирают как по команде, будто их поймали за каким-то чудовищным преступлением, медленно переглядываясь между собой. Лицо подоспевшего Хëнджина пышет от ярости. Он дёргает Феликса за плечо, требуя объяснений: – Что, мать вашу, вы творите?! – Хëни, слишком долгая история. – Ли смотрит на друга с надеждой в глазах, пока Чан по привычке причмокивает губами во сне, крепче обнимая его за шею. Эта картина вызывает у обескураженного Хвана ещё больший шок, и тон его приобретает почти истеричный оттенок: – Это же похищение! Отпустите его немедленно, иначе я звоню в полицию! Сонхва громко шикает и затыкает ладонью рот сопротивляющемуся парню: – Не видишь, он спит! Феликс всего лишь отвезёт его домой, вот и всё. Хëнджин отдирает от себя чужие цепкие руки, продолжая возмущаться: – И ты туда же, хëн! От тебя я такого не ожидал... – и переводит встревоженный взгляд на притихшего Феликса: – Скажи, что ты собираешься сделать? Ли тяжело вздыхает. Стоять на месте в таком положении всё труднее, поскольку руки отекают от чужого веса. Поэтому он тихо просит друга, надеясь на его понимание: – Прошу, Хëни, позволь нам сейчас уйти. Я расскажу тебе обо всём попозже и... обещаю, я не причиню ему вреда. Хëнджин долго сморит на Ли сложным взглядом, словно пытаясь найти на его лице намёк на ложь, но безрезультатно – Феликс выглядит искренним, как никогда прежде, поэтому у него не остаётся другого выбора. Молча подойдя поближе, Хван бережно берёт холодную ладонь спящего в свою, чуть сжимая, и наконец изрекает предупреждающим голосом: – Если с Чани-хëном что-то случится, клянусь, Ликс, я убью тебя. Не подведи моё доверие. Пожалуйста...