«— Ну и дыра! И какой дурак поселился здесь?
— Я. Это мой дом.
— О, какая прелесть! Просто чудо! У тебя тонкий вкус. Это не безликая массовая застройка! Хороший валун... Ну очень живописный!»
— Осёл ("Шрек")
Дождевые капли нещадно бьются об окно. Несколько из них падают на подоконник и пол через разбитое стекло. От завывающего ветра в комнате сильно похолодало. Тэхён свернулся в позу эмбриона, зарывшись в плед по самые уши, а по спине всё равно бегут мурашки, ведь рядом с ним больше не лежит Чимин, который грел его всю ночь, разделяя своё тепло. Сейчас Тэхён не может даже подняться. Прошлая ночь забрала у него слишком много сил. Тэхён приоткрывает слезящиеся красные глаза, времени не знает. День, вечер, ночь или ранее утро? Полагается лишь на то, что в комнате светлее, чем было, когда уходил Чимин. Гром продолжает греметь, а гроза сверкать. Раньше Тэхён не любил её, она пугала и приходилось сидеть дома и ждать, когда наконец небо прояснится и выйдет ясное солнышко. А теперь она дарила самое настоящее спокойствие и мнимое чувство безопасности. Природа как будто замирает, а вместе с ней и ходячие, что как будто становятся её частью, засыпая и становясь менее агрессивными. В такие моменты омега благодарит небеса хоть за небольшую защиту, которая стеной дождя отгораживала от внешнего мира и дарила воду. В такие дождливые и тёмные дни Тэхён прижимался к боку Чимина. Они не разговаривали, но тишина эта была совсем не неловкой, а наоборот самой приятной. Появлялась минутка подумать о своём, пока мир, в котором они каждый день стараются выжить, замирает и даёт такую передышку. Правда сейчас Тэхён остался один на один с собой. Тишина здесь и сейчас не придаёт никакого облегчения, лишь липкий страх. Страх, который подкрадывается из-за темных углов, скребётся об входную дверь, смотрит своими наверняка страшными и уродскими зрачками. Наблюдает за ним, ожидая, когда сможет задушить Тэхёна своими щупальцами, заткнув рот, чтобы омега медленно задыхался, захлёбывался в чёрной жиже своих кошмаров, засасывающей глубоко под землю без возможности закричать, позвать кого-нибудь на помощь. Ведь он здесь один. Сознание Тэхёна из-за ниспадающей температуры играет с ним в злую шутку. От этих кошмаров омега жмурится, поджимает ноги и руки плотнее под себя, когда боль опять накатывает волнами. Так и засыпает беспокойным сном, пока его не будет сильный грохот. Сонный Тэхён подскакивает от неожиданности, не понимая, что произошло. Удары в дверь повторяются, отчего он дёргается, прижимаясь к холодной стене. — Тэхён! Тэхён, подойди к двери! Откуда этот человек знает его имя? Сердце замирает, хочется заплакать. Внутренний омега кричит и скулит, его потревожили пока он в гнезде. Тэ не замечает как всхлипывает. Стук прекращается. — Тэхён, ты слышишь меня? Всё хорошо, просто подойди к двери, поговори со мной, — басистый голос стал намного мягче, чуть тише. Его приятно слушать, даже омега внутри затихает. Тэхён слушается и медленно поднимается на трясущихся тонких ногах. Плед не отпускает, идёт по ледяному полу вместе с ним, перебирая и сжимая пальчиками от волнения. — Кто вы? Где Чимин? — голос тихий, хриплый после сна, голова всё ещё кружится. — Здравствуй, я Чонгук. Меня послал Чимин, чтобы присмотреть за тобой. У меня с собой всё необходимое для тебя, так что он доверил мне это. — Где Чимин? — повторно просит. Этот вопрос заставил Чонгука поджать губы. В голосе по ту сторону двери столько надежды, столько мольбы. Конечно, открывать дверь какому-то левому мужику-альфе страшно, особенно в течку, поэтому Чонгук понимает его заторможенность и нерешительность, терпеливо ожидая, когда к нему привыкнут. Но, возвращаясь к вопросу о Чимине... Что ему стоит ответить? Омега и так напуган ситуацией, разве новость о пострадавшем друге не навредит ему? — С ним... всё в порядке. Сейчас он с моим хорошим другом, они направляются к нашему поселению, где есть ещё выжившие, так что не переживай за него, — по сути как таковой лжи нет. Да, Чонгук не рассказал все детали, но и не соврал же. — Мы с тобой переждём грозу, и когда тебе станет лучше, отправимся за ними. Чтобы вы с Чимином вновь встретились. Как тебе идея? Послышался щелчок замка, и дверь лишь слегка приоткрылась. В нос Чонгуку врезалась сильная волна омежьего феромона. "Зелёный чай" — тут же возникло в голове. Маленькая макушка волос стала видна в проёме. Тэхён едва доходил ростом до подбородка мужчины. Когда Чонгук шире открыл дверь, то наконец смог увидеть омегу полностью. Весь маленький, завёрнутый в какой-то тонкий пледик, за который сейчас так отчаянно цеплялся пальчиками на своих плечах. "Совсем ребёнок" успел подумать Чонгук, когда вовремя увидел, как трясутся чужие ноги. Тэхён вскрикнул и начал падать от внезапно опять пронзившей всё тело боли. Большие теплые руки подхватили его так, что своим носиком он проехался прямо по чужой влажной от дождя шее. Запах мяты и лайма пробирался куда-то на подкорку мозга, обволакивая всё внутри и снаружи. Вообще, стоит отметить, что альфа или эта огромная скала перед омегой весь мокрый после улицы, но кожа тёплая. Чон на ходу сбрасывает с себя мокрую куртку, чтобы ненароком не застудить и так замёрзшего Тэхёна, но пара капель с чёлки всё-таки капают на красную щеку омеги. Тот затихает, прижавшись к чужой шее ближе, слушая, что ему говорят: — Тише, малыш. Всё хорошо, — поняв, что младшему вновь стало плохо, Чонгук начал выпускать успокаивающий феромон, чтобы хоть как-то облегчить его боль. — У меня... — Знаю, не переживай, ни за что тебя не обижу, — перебивает Чонгук, перехватывая омегу поудобней. Тэхёна эти слова успокаивают, хотя вроде как он не должен доверять незнакомцу по имени Чонгук, но почему тогда Тэхену так спокойно. — Пол ледяной, а ты босиком тут расхаживаешь. Ещё и заболеть впридачу хочешь, и так температуришь? — в разрез своим отчитывающим словам, Чон поглаживает кудряшки, поощрительно прижимая к своей шее, позволяет уткнуться в неё, жадно вдыхая его феромон. А Тэхён не понимает, как это работает, лишь глубже вдыхает, главное, что помогает и становится легче. Его несут вглубь комнаты, Тэхён чувствует себя таким крошечным по сравнению с большим телом альфы. Словно все заботы исчезли, и вот он как будто снова маленький ребёнок, которого несут спать, перед этим прочитав сказку на ночь, но эти мысли резко останавливаются вместе с Чонгуком. Тэхён вопросительно поднимает голову с поплывшим взглядом. Точно, гнездо. Это самое сокровенное место для омеги, там должно быть всегда безопасно и комфортно. Туда омеги порой не пускают даже самых близких, не говоря уже о незнакомых людях. Чонгук не может позволить себе нарушить эти личные границы вот так просто. Он опускает взор на Тэхёна в своих руках, как бы спрашивая разрешения продолжить идти. И наконец бережно кладет свою ношу после безмолвного кивка омеги. К сожалению, в его состоянии это большее, что он смог нормально сделать, прежде чем снова уткнуться куда-то в основание между шеей и плечом Чона. Альфа поправляет одеяло гнезда, прикладывает руку ко лбу Тэ, хмурится. Тэхёну вдруг захотелось разгладить морщинки на чужом лбу. Ох, эти омежьи инстинкты угодить всем и вся. Чонгук отходит, чтобы закрыть входную дверь. Потом подходит к окну, осматриваясь и чему-то опять хмурясь. Он достает из рюкзака толстую верёвку, начиная привязывать ее к батарее. — Что это? — еле шевеля губами, спрашивает Тэхён. — Это трос, чтобы в случае, если кто-то придёт сюда, у нас был запасной выход. После этого Чонгук садится напротив Тэхёна и достает из рюкзака все вещи и продукты. От вида последнего у Тэ чуть ли слюни не текут, и в животе невольно урчит. Альфа поднимает на него голову: — Давай-ка я дам тебе жаропонижающее, — в руки вкладывает таблетку и бутылочку воды, — закутаю тебя потеплее.., — достает тяжёлый вязаный свитер, на вид очень теплый, протягивает его Тэхену. Омега и не замечает, когда на нём успели оказаться не только свитер (к слову, ещё очень мягкий), но и шерстяные носки, а сверху легла куртка, которую оставил ему Чимин. По словам Чонгука, это всё "чтобы ноги не мёрзли". А этого, как уже успел понять омега из чужих уст, "ни в коем случае нельзя допустить, слышишь, Тэхён". Хотя вот так вот сидеть, как капуста в ста одёжках, очень приятно после сравнительно холодной ночи и одиночества, так что грех жаловаться. — А потом ещё накормлю тебя вкусным супчиком. Как тебе, малыш? — Тэхёну улыбаются так тепло, что хочется согласиться на всё, даже не слушая, как его назвали. Он успевает подвиснуть на чужих чёрных, как смоль, глазах, а когда отмирает, быстро угукает от накатившей стеснительности и отворачивается к небольшой газовой плите, которую достал альфа. Тэ следит за чужими быстрыми и ловкими движениями рук, которые крошат овощи в котелок на огне. Вот уже успела вскипеть вода всё в том же котелке, и ему отливают целую кружку кипятка, где заваривают чай с какими-то травками и ягодками. А пахнет... Они сидят так в тишине, пока Чонгук достает вяленое мясо, нарезая небольшими кусочками. Господи, сколько Тэхён не ел мяса, или это ему так от голода кажется. К слову с приходом Чонгука омеге стало намного лучше. Да, влияние альфы и феромонов на состояние и стабильность омеги очень велико. Вот так вот сидишь рядом, а человеку только от этого уже легче становится. Да и жаропонижающее уже начало действовать. — Сколько вам лет? — решает отвлечься Тэ и познакомиться что ли. В тишине сидеть стало совсем неловко. — Вам?! — А? Что!? Да... — уже менее уверенно. — Я настолько старо и страшно выгляжу? — на омегу смотрят с таким возмущённым удивлением (или злостью, пока непонятно) и холодным взглядом, что Тэ невольно тушуется и уже жалеет, что открыл свой рот. — Ну, эм... Я... вроде как, нет! То есть да, но... не в том смысле, я. Я просто не это... Тэхен бегает глазами по чужому серьёзному выражению лица. Брови густые и черные, как и волосы, сдвинуты вместе, челка немного прикрывает лоб, на котором еле видны тонкие полосочки морщин. Это определенно не возрастные морщины, скорее те, что появляются, когда люди часто хмурятся. Ещё парочку замечает под глазами. Взгляд идёт дальше: по линии острой челюсти, чуть округлому ровному подбородку, крепкой шее, плечам. Тэхен ведь не хотел обидеть на самом деле, лишь проявить уважение, так как альфа напротив явно старше, да и не только в этом дело. Он же вроде как помогает Тэ, заботится. Вот одел в свои тёплые вещи, от которых приятно пахнет мятой и нотками чего-то цитрусового, даже готовит специально для омеги. Правда, когда Чонгук так хмуро смотрит, не сводя с него глаз, становится чуточку, самую малость, страшно от вида большого громилы, что на голову выше и в два раза шире Тэхена. Омега бедный весь сжался под этим ужасным взором, сам не понял до конца, чем провинился, за что стыдно, всё так быстро произошло. Лишь глубже в воротник кофты зарывается да смотрит снизу вверх. Его внутренний омега уже уселся где-то в самом дальнем углу под рёбрами, также без желания высовываться. — Да расслабься, боже, — смех и улыбка напротив заставляют взлететь брови самого Тэ куда-то очень высоко вверх. Он хлопает большими глазами, пока чужие слова доходят и прокручиваются в голове повторно. — Вы... ты. Ты смеялся надо мной? — Омега вытягивает шею и выпрямляется. — Видел бы ты свое лицо. Такой побитый взгляд, я даже подумал, что перегнул чутка. — Чутка?! — Пришла очередь злиться Тэхёну. — Да ты знаешь, как я испугался. Надо было с таким каменным лицом смотреть, а?! Я уже пожалел, что умею говорить. Тэхен останавливает свои возмущения, когда ему протягивают тарелку с супом. — Ой, спасибо, — он глубже вдыхает пар, исходящий из тарелки, а когда подкладывают ещё мяса, он готов простить и забыть всё. Тэхен пробует первую ложку и в блаженстве закатывает глаза. — Это очень вкусно. — Мне двадцать три. — Что? — Ты спрашивал, — альфа продолжает невозмутимо есть, смотря в свою тарелку. Тэхен подвисает, угукает и возвращается к мыслям о восхвалении супа, а потом вдруг выдает. — Мне семнадцать. Ты старше, чем я думал. Чонгук поперхнулся и закашлялся от такого заявления, а Тэхен лишь засмеялся в ответ, пряча глаза за чёлкой. — Эй, ты! Подкалывать меня решил, мелочь пузатая. Ешь давай, пока тёплое, — возмущается старший, хотя сам уже еле держится, чтобы не засмеяться самому. — Хорошо... Аджосси. — Вот же мелкий.***
После еды Тэхён, совсем разомлев, заваливается спать обратно в гнездо. Чувствует, как его гладят по голове, разминая кожу у корней волос, чувствует успокаивающий запах, что исходит от запястья у него над головой. Но сон в итоге получается отрывистый, образы нечёткие и быстрые. Тэ постоянно вздрагивает, просыпаясь, потом опять дремлет. Низ живота тянет ужасно, хочется заснуть крепким сном, но подходящей позы найти не удается. Тэхен уже и подушку взбил, и одеяло под себя подмял. Ничего не получается: только он ложится на один бок, так сразу хочется перевернуться, затем ещё раз, и ещё, и ещё... Омега откровенно начинает раздражаться. Кости лишь сильнее ломает, крутит. Чонгук замечает уж больно долгое копошение и психи. Он вешает свою до этого валявшуюся на полу куртку сушиться на ручку двери, подходит ближе. Тэхён смотрит на него с раздражением и искоркой злости в глазах. Дуется, бурча себе что-то под нос. Альфа наблюдает за тем, как тот с каким-то маниакальным и усиленным интересом и серьёзностью поправляет бортики гнезда: перекладывает вещи, подушку так, как ему надо, складывает плед определенным, известным только ему одному образом. И тут Чонгук понимает. — Молодец! Это очень красиво. Ты очень хорошо постарался, зеленушка, сделал такое уютное гнездо. Тэхён ослышался? Он не понимает, с чего вдруг Чонгук говорит это всё ему. Но после этих слов гнев и раздражение пропадает, на смену им приходит приятное чувство чего-то теплого, разливающегося в груди, как выпитый горячий чай после мороза или грелка, приложенная к груди или спине. Это нечто настолько приятное, что омега даже улыбается одними уголками губ от блаженства. Тэхен переминается, сидя на коленях, не знает, куда деть взгляд и руки, но ему сейчас так хорошо, что это уже не кажется серьезной проблемой. — Как ты себя чувствуешь? Не можешь заснуть, зеленушка? — Почему голос такой приятный, Тэхён готов слушать его вечность. Он легонько кивает пару раз, а сам уже где-то не здесь. Рассудок затягивается пеленой, как вакуум. Знать бы, что это всё, только не сейчас. Тэхён разберётся, только как-нибудь потом. — Полежать с тобой? — снова этот голос; омега уже не разбирает слов, главное успевает уловить вопросительную интонацию, на что кивает, соглашаясь с чем-то, чего сам не знает. Внутренний омега надеется угодить с ответом на вопрос, которого и не услышал. Перед лицом машут рукой, наверное, чтобы вывести его из-под толщи транса. — Тэхён-а, точно всё хорошо? Верх блаженства приходит с чужой большой ладонью на лбу. "Самое прекрасное чувство на свете", — думает омега. Кожа тёплая, пахнет вкусно, невольно слюна выделяется. Тэхён от переизбытка эмоций тяжёлые веки прикрывает, ароматом лёгкие наполняет. Может, это сон? К сожалению, всё хорошее рано или поздно заканчивается. Рука исчезает, а омеге от этого скулить хочется, что он и делает. Хнычет, просит обратно, даже глаза открывает, заламывая бровки домиком. Сначала даже пугается. Неужели и правда сон?! Перед ним никого нет. Неужели Тэхён совсем один в пустой квартире, а это всё лишь злая шутка воображения. Омега издаёт пищащий жалостливый звук, первый всхлип вырывается из самого нутра. Не может быть такого? Неужели Тэ никому не нужен, сидит тут в холодной комнате, брошенный, как надоевшая игрушка или старые порванные ботинки. Валяется больной и на что-то ещё надеялся. И правда, кому он нужен такой беспомощный? Ничего не умеет, даже гнездо сделали за него. Слёзы размывают всё, и вот Тэхён уже в голос плачет. Нет, не плачет — рыдает. Крокодильи слёзы льёт, растирая влагу по красным щекам. Истерика накрывает как цунами, как обратное течение, которое затягивает в бездну мук и страданий. И нет никого, кто бросил бы спасательный круг, кто спас бы. — Ну ты чего, зеленушка? Испугался? — Чонгук подлетает со скоростью света. Тэхён, услышав его голос вновь, тянет руки и громче скулит. — Не плачь, малыш, я же тут рядом с тобой, никуда не уйду. Чонгук прижимает к себе, пересаживая Тэхёна на свои колени, гладит по спине, целуя куда-то в висок. Не ожидал, что если отойдёт за вещами, то вызывает такой сильный эмоциональный скачок. Сам испугался и младшего напугал. А он же ещё совсем крохотный, вон жмётся ближе к теплу альфы, зарывается в шею, ища успокаивающие феромоны. Кислый запах Тэхёна успел пропитать комнату, и Чонгуку от этого больно на душе становится. Он подаёт омеге теплой воды с таблеткой, утирает слёзы рукавами, не перестаёт ворковать на ушко, тем самым усыпляя. Спустя какое-то время Чон ложится прямо в гнезде, сверху на нём умещается Тэхён. Глаза его совсем опухли, лицо покрылось красными пятнами, но омега почти успокоился. Только шмыгает носом, пока слушает размеренное стучание сердца, лёжа на крепкой груди. Чонгук выдыхает, когда Тэ в его руках почти перестает вздрагивать и, наконец, проваливается в сон, успокоившись благодаря феромону альфы. Опасно оставлять течного омегу одного, может произойти такая ситуация, как с Тэхёном. Чон невольно вспоминает напуганные и обеспокоенные глаза Чимина, когда они говорили о младшем омеге. Страшно, что могло бы случиться, если бы Чимин не встретил их. Что, если бы с ним случилось неповторимое, медленная смерть от кровотечения и заражения крови, хотя скорее от рук насильников, которые установили тот капкан. Ужас. А что случилось бы с Тэхёном... От этих мыслей бросает в дрожь. Хорошо, что всё сложилось так, как сложилось. Чонгук дышит усиленным ароматом зелёного чая и слушает размеренное сопение у себя под подбородком. Как только перед ним открылась дверь квартиры, где на пороге стоял Тэхён, у Чонгука непроизвольно клыки от запаха лезли. Внутренний альфа всё то время, пока Чонгук крутился рядом с омегой, весь извёлся, бегал по грудной клетке да по рёбрам когтями водил. Чувствовал, что Тэхёну плохо, но от течного запаха с ума сходил. Хотя Чонгук внешне оставался спокойным, внутри всё горело и взрывалось от напряжения. Слёзы Тэхёна знатно отрезвили внутреннего альфу, заставив лечь смирно и охранять его сон. Чона не интересует, что, возможно, одежда на нём промокнет от пота и смазки омеги, позволяет отдыхать на себе. Главное, чтобы Тэхёну было удобно и спокойно. Чонгук не помнит момент, когда сам начинает клевать носом и засыпает.***
Чимин не любит дождь, да, определенно точно, нет. Не любит слякоть, лужи, грязь, не любит насквозь промокшую одежду и хлюпающие ботинки. Юнги перекинул руку омеги через свое плечо, помогая ему идти, чтобы не напрягать раненую ногу. Чимин, как бы ни был благодарен ему и Чонгуку, искренне не понимает, зачем им проблемы на свою голову. Да, они говорили, что находят выживших и предлагают им присоединиться к ним... Но разве сам Чимин стоит тех жертв и рисков, на которые сейчас идёт Юнги? Делится едой, водой, да ведь он буквально нёс Чимина на спине не меньше трёх миль. Они вышли за пределы города около двух-трёх часов назад. Дорога, по которой шли, то и дело менялась. Сначала они проходили по заброшенным паркам, где было удобно идти по деревянным и каменным дорожкам под деревьями, потом шли по земле через небольшие участки леса. Потом шли вверх по горам, омега успел соскользнуть вниз и ободрать ладони. Затем обратно вниз по крутым склонам. Дождь искренне раздражал. То прекращался, то вновь начинался ещё сильнее. Ветер гнул верхушки деревьев, когда Чимин смотрел на них, задирая голову к небу, чтобы вдохнуть сильно влажный воздух. Само небо сверкало от грозы и грома. Поэтому Юнги выбрал путь через лес, чтобы хоть немного укрыться от дождя, ветра и грозы. Возможно, было что-то ещё, точно было, но об этом Юнги не заикался и не рассказывал. — Я устал. Может, чуть передохнем? — Чимин жмурится от напряжения. Он не хотел жаловаться, но нога болела так сильно, что появлялись белые искры перед глазами. Альфа посмотрел на него, оценивая состояние. Оно оставляло желать лучшего: бледное лицо, промокшая одежда, пот смешался с дождевыми каплями и стекал по вискам омеги. С непривычки и с больной ногой ему было, безусловно, в разы сложнее. Юнги без слов остановился, снимая свой рюкзак и поворачиваясь спиной к Чимину. Тот уже знал, что это значило. Омега, тихо вздыхая, обнял шею Юнги, взбираясь на его спину. Неловко. — Всё в порядке. Нам нужно дойти, пока не стемнело, — Чимин кивает и прикрывает глаза. — Как твоя нога? Пак держит паузу, формулирует слова, прислушиваясь к ощущениям. — Если честно... Не знаю. — Не знаю? — Ноги замёрзли. Стопа болит, но ничего, кроме, не могу сказать. — Нужно будет перевязать, возможно, придётся накладывать швы, — глаза Пака округляются, он не замечает, как перестает дышать. — Прости, но это правда, если тебя это успокоит, я уже накладывал швы один раз, так что можно сказать, почти профессионал. — А ну тогда можно не волноваться. На моей ноге проведёт операцию лучший хирург Кореи, господин Юнги, если мы, конечно, дойдём до операционной. — Ага, кстати, я говорил, что по пути мы можем встретить не только заражённых... — Я прекрасно знаю, что зомби — не самое страшное. Военные, охотники и психи. Да, возможно, я сейчас с одним из них, кто знает, — закатывает глаза, вздыхая. — Или наоборот, — хрипло посмеивается альфа. — На что ты намекаешь? — Может, ты маньяк или какой-нибудь каннибал, который заманил нас с Гуком, притворившись беззащитной омегой, который попал в беду. Отправил моего друга, что покрупнее, к своим сородичам. Они разорвут его, даже косточек не оставят. Ну а самый лакомый кусочек оставил для себя. Да, Чимин, я тебя разоблачил. — Я ожидал чего угодно, например, что ты назовешь меня сумасшедшим, но явно не этого. Даже мурашки от истории побежали. Чимин не врал, как можно таким серьёзным тоном нести какую-то чушь. Тут хочешь — не хочешь, а поверишь первых секунд десять. Чимин вновь смотрит на небо с тучами. Теперь они с Юнги идут в тишине, нарушаемой только звуками природы. Остановок во время пути делают совсем небольшие, только чтобы что-то перекусить и попить. Пока Чимин ел, альфа проверял его ногу. Иногда мазал раны какой-то дурно пахнущей мазью, менял повязку и надевал новые сухие носки, чтобы не занести инфекцию и не дать омеге простудиться. Сразу после путь продолжался. Скорей всего, Юнги торопился успеть до того, как стемнеет, в какое-то определённое место. В одном небольшом лесном участке парни наткнулись на группу заражённых. Те были в спячке из-за дождя и отсутствия еды, покачивались себе спокойно рядом с деревьями. Пришлось делать приличную петлю, чтобы уйти незамеченными. Но, повернув в другую сторону, уже спустя пару минут они вновь наткнулись на заражённых. Чимин начал паниковать. Они окружены в лесу, а лес — ужасно опасное место. Тогда Юнги практически нёс омегу на себе, чтобы быстрее скрыться. В один момент из-за раскатов грома зомби, будучи всё ещё спящим, вывалился сбоку, из-за дерева. Чимин сам не помнит, как молниеносно достал нож и воткнул ходячему прямо в висок. После хруста черепа тело мешком упало под ноги. Тёмная кровь брызнула на лица Юнги и Чимина, залила последнему руки. После этого Мин вытащил из трупа нож, вытерев о траву, и увёл Чимина дальше в глубь леса, где тихо и спокойно, можно переварить случившееся. В следующий раз, когда Юнги вновь перебинтовывал щиколотку, Чимин услышал "спасибо". Всё обошлось.***
Ближе к вечеру они добираются до какого-то парка, как думает Чимин. Опять появляются дорожки для ходьбы, вдалеке местами стоят какие-то декоративные фигуры, камни с текстами, но он не может их разглядеть. Сейчас Чимин и Юнги шли вверх по очередной горе. По поведению старшего Чимин понимает, что они уже чертовски близко. Поэтому можно ещё немного потерпеть боль в ноге. На самой вершине очередного холма альфа останавливается перевести дух и дать младшему отдохнуть. Когда Чимин поднимает голову, тяжело дыша, то видит внизу крыши разных домов и... храмов!? — Это территория монастыря Гванглим, здесь и сделаем привал, — кажется, Чимин счастлив настолько, что не может вспомнить ни одного случая, когда был рад больше, чем сейчас. — Почему мы шли именно сюда? — Потому что, чтобы ты больше вопросов задавал. — А если серьезно? — всё ещё хочется услышать ответ. — Мы часто останавливались здесь раньше во время других выходок. Я хорошо знаю эту местность, поэтому знаю, где лучше переночевать, — Чимин решил не спорить. Подумаешь, вот захотелось человеку переться хрен пойми куда, хрен пойми зачем. Ладно ещё, если бы тут было безопасно, но нет! Ни забора, ничего. Почему нельзя было остановиться где-нибудь на час или два раньше, омега искренне не понимает, но и не возникает. Чимин молча обходит альфу, если попытки прыгать на одной ноге можно так назвать, и медленно спускается вниз. Его и отдых отделяет совсем небольшое расстояние. "Как там говорится, вижу цель, не вижу преград?" В какой-то момент его подхватывают за локти. Чимин возмущается, но Юнги молча указывает на растянутую прямо перед ними леску. Глаза расширяются, омега безмолвно открывает и закрывает рот. Он сейчас только что мог умереть!? — Иди рядом со мной, — голос спокойный, но Чимин чувствует нотки стали, подразумевающие "хватит выкобениваться, слушай меня". Он кивает и держится теперь вплотную. Юнги ведёт его странными обходными путями, постоянно петляя, Чимин лишь оказавшись совсем рядом с ловушками начинает замечать их, но большая часть остаётся для него неизвестной. Не будь с ним Юнги, убился бы тут на первом же метре. Ах да, это почти так и случилось... Наконец они выходят к одному из кирпичных зданий. Когда-то идеально ровный газон больше таким не являлся, клумбы совсем заросли, за цветами и кустами больше никто не следит. И так тихая жизнь церквей теперь совершенно остановилась, погрузилась в вечный сон. Храмов было несколько. Три из них Пак точно успел насчитать. Но здание, к которому они подходили, было другим. Высотой в четыре этажа, отделано красным кирпичом. На стенах тянулись зелёные лозы, их было так много — явно росли здесь уже много лет. На белое каменное крыльцо с колоннами вышел старик с ружьём, перекинутым через плечо. Его тёмное лицо засветилось улыбкой, как только он увидел Юнги. — Ты не один, — хриплый низкий тембр старика, что спускался к ним навстречу и протягивал руку в знак приветствия. — Чимин, это Канхо-щи, Канхо-щи, это Чимин, — они поочередно жмут друг другу руки, и омега кланяется под девяносто градусов. Вблизи мужчина выглядел намного выше, чем казалось раньше, он явно был в хорошей форме, в запахе присутствовали тяжёлые ноты. У Чимина не осталось сомнений, что перед ним альфа. — Я не думал, что здесь кто-то есть, Юнги-хён до последнего не рассказывал, куда мы идём. Вы живёте тут? — Юнги удивлённо наблюдает за улыбающимся Чимином, не ожидая, что он назовёт его "хёном". — Да, присматриваю тут за территорией, лесом, — старик осмотрел мальчика, останавливая взгляд на ноге. — Кажется, ты сильно пострадал, тяжело вам пришлось добираться. — Мне нужно осмотреть его, — Юнги также переводит внимание на ногу омеги. — Донгон-щи внутри? — Да, он на кухне, очень обрадуется, когда увидит тебя, — Канхо снова улыбается. — Не буду задерживать, вы идите, а я пойду в лес. После грозы много дел появилось. — Старик провожает альфу с омегой взглядом и уходит сам. Внутрь Чимина опять заносят на руках. Как бы ни отнекивался и не сопротивлялся, Юнги всё равно видел его состояние, поэтому игнорировал оправдания и угрозы в свою сторону. Вообще, стоит отметить, за этот день, что он провёл в компании омеги, Юнги многое узнал о нём. Например то, что Чимин ужасно упрямый, прямолинейный и немного вспыльчивый. Приходилось каждый раз усмирять его, когда Чимин во время очередного приступа своего взрывного характера начинал выводить Юнги на эмоции, играясь на нервах, как на струнах гитары. Но это быстро прекращалось, и Чимин снова становился милым и покладистым. Юнги не знает, что творится в чужой белобрысой головушке, но эта черта, хоть и не сразу (потому что вначале хотелось рвать, метать и надавать по жопе, чтобы не бесил), показалась всё же интересной, необычной. В общем, вымотал бедного Юнги. А он ведь альфа спокойный и всегда гордился своей личностью хладнокровного человека. Но, кажется, Чимина это не волновало, выводил из себя столько времени, а потом делал своё это невинное личико, как только альфа начинал рычать. Они идут по длинному коридору. После того как Юнги занёс Чимина внутрь, он понял, что раньше это место было гостиницей. Пустой заброшенный ресепшен на входе сейчас был заставлен горшками цветов и растений. Привычной пыли, свойственной всем сейчас покинутым домам, не наблюдалось, просторное помещение казалось таким обжитым и уютным, но Чимин не знает, от чего, может, из-за тех самых разнообразных зелёных растений в красивых горшках или от расставленных везде свечей, что сейчас нет нужды зажигать, ведь пока хватает дневного света. Но Юнги несёт его дальше, проходит столовую, направляясь прямиком на кухню. Кажется, Чимин сейчас подавится слюной от столь приятного запаха и па́ра, валящего из приоткрытых дверей. — Канхо, ты опять что-то забыл? — За плитой к ним спиной стоит старик-омега в фартуке и что-то кашеварит в кастрюле, откуда и идёт этот вкусный запах. Он оборачивается через плечо, и взгляд его тут же меняется. Старик открывает и закрывает рот, глядя на улыбающегося Юнги, потом скользит вниз, к Чимину в его руках. — Здравствуй, Донгон-щи, — Чимин не может не отметить, как расслабился и переменился в лице Юнги. Словно сбросил какую-то тяжесть со своих плеч, хотя Чимин всё ещё в его руках. Такое происходит, когда, например, видишься с дорогим тебе человеком. К ним на эмоциях подбегают и обнимают, начиная расцеловывать щеки Юнги, даже младшему омеге прилетает поцелуй в лоб и макушку. — Я думал, что ещё не скоро увижу тебя. И не называй меня так больше, можно без всех этих формальностей... Где ты нашел такого прекрасного мальчика? И где Чонгук? — Донгон наконец отходит, чтобы дать каждому каплю свободного пространства. А Пак всё не может оторваться от его теплой улыбки и мягких черт немолодого лица. — Вот на Чона обменял. Поднадоел он мне. — Юнги опускает Чимина на кухонный стол и наконец знакомит их с Донгоном. Младший омега пожимает протянутую руку, улыбается в ответ на комплименты. Тут объяснять много не надо, он и так понял, что старик перед ним — муж Канхо. Они разговаривают буквально обо всём, что, кстати, поражает Чимина, ведь знакомы буквально несколько минут, а беседа так быстро затянулась между ними, словно между близкими друзьями, которые после долгой разлуки наконец встретились. В это время Юнги отходит к шкафам, где что-то ищет в многочисленных полках и достаёт аптечку. Донгон с теплом расспрашивает Чимина о дороге и здоровье, пока не слышит шипение со стороны плиты. — Ой, мамочки! — Несмотря на возраст, старший омега со скоростью света убегает орудовать над плитой. — Ну вы пока идите, а я позову вас на ужин.***
Лежа на мягкой и чистой кровати, Чимин наконец выдыхает с настоящим облегчением. Он переодет в пахнущие стиральным порошком футболку и штаны, кожа распарена после горячей воды. Он просидел в ванной не меньше часа, потому что накопленные эмоции взорвались вулканом сразу после того, как Чимин опустился в такую приятную, приносящую облегчение воду. Он давно не чувствовал, как напряжение, не отпускающее его последние недели, исчезло, вот и содрогался от полившихся ручьями слёз, чувствуя, что, если кто-нибудь захочет его позвать снаружи, то омега не выдержит и забьётся в истерике. Тяжесть на сердце и в голове ненадолго ушла на время пребывания здесь, и это настолько выбило дух из Чимина, что он в недоумении злился на себя. Он не должен ощущать этого. Он оставил самого близкого человека, ушёл, не предупредив, а сейчас может позволить себе все эти роскоши, забыв обо всём, что случилось. В своих мыслях ждал, что Юнги придёт и с осуждением в глазах заставит уйти, боялся во время общего обеда с пожилой парой раскрыть свой поганый рот, рассказать этим прекрасным, добрым людям, что оставил близкого человека, и вот сидел и ел вкусную еду в тепле и уюте, пока Тэхён где-то там за стенами, в мире, где зараза захватила и уничтожила человеческое общество. Неизвестно, как он там в таком состоянии. И никакие отговорки в виде Чонгука никогда не станут настоящим оправданием собственной чёрствости... Как омега боялся всех этих мыслей. Но сознание начало покидать его, пелена сна понемногу затягивала тяжёлые веки. Тело одновременно лёгкое, как пушинка, и тяжёлое, как бетонная плита. Чимин пролежал так какое-то время и, скорей всего, уснул бы до утра, если бы не стук. — Ещё раз привет. Извини, если разбудил тебя, но твоя нога... Я пришел обработать. — В дверях стоял Юнги. Чимин, немного замешкавшись, поднялся, потирая воспалённые глаза. Юнги опускается перед ним на корточки, фиксируя раненую ногу у себя на коленях. В очередной раз разворачивает бинты, чтобы дать ноге подышать и обработать её. — Я рад, что нам не пришлось зашивать её, это чудо, что тебе так повезло. Я волновался. Но к врачу всё ещё очень нужно. Омега не знает почему, может, из-за сонного состояния или, может, потому, что начал сходить с ума... В общем, вопрос в любом случае слетел раньше, чем Чимин смог это понять: — Ты пахнешь кокосом? — альфа останавливает движения, вопрос застал врасплох своей неожиданностью. Кстати, не его одного. — А ты пахнешь малиной, разбрасываемся фактами? — Головы так и не поднимает, словно и правда так заинтересован пропитанной спиртом ваткой у себя в руках. — Не знаю, — непонятные вопросы, непонятные ответы. "Господи, что вообще творится в голове?!" — С тобой всё в порядке? — Альфа наконец смотрит в карие глаза наверху. — Ты плакал. — Не спрашивает, а утверждает. Красные глаза говорят сами за себя, а сам Чимин совсем подавленный стал, это точно не усталость. — Я... скучаю и переживаю за Тэхёна... Даже не могу узнать, всё ли у него хорошо. Потому что я его бросил, — опять слёзы, много слёз. Тэхён для него — больная тема, рычаг для платины, держащей Чимина целым до тех пор, пока не потянут за него. Тогда омега рушится изнутри, осыпается пеплом разбитого сердца. Потому что Тэхён один не сможет, потому что он всё еще остается омегой и ребёнком... Потому что сам Чимин без него не сможет. Они друг у друга одни. — А теперь выслушай меня внимательно, Чимин. Ты никого не бросал и не предавал. Тэхён не один, с ним Чонгук, а Чонгук никогда! Слышишь?! Никогда не обидит твоего друга. Альфы бывают разные, но поверь мне, Чимин, Чонгук — человек, которому можно доверить свою жизнь. Он будет защищать до последнего! За всю мою жизнь, а в ней случилось немало, Чон — единственный, кому бы я доверился без малейшего промедления. Я обещаю тебе, что вы с Тэхёном скоро встретитесь и он будет в полном порядке, цел и невредим. Ты мне веришь? — До этого Чимину казалось, что он выплакал все слёзы, но нет... Омега часто-часто кивает, зажмурившись, утыкается в плечо Юнги и снова плачет. Долго, до красных пятен на шее и больной головы. Потому что наконец легко, а Юнги пахнет кокосом. Продолжение следует...