«Когда человек желает убить тигра, он называет это "спортом", когда тигр нападает на человека, говорят о жестокости.»
—Бернард Шоу
Ранним утром дождь наконец прекратился, но холодная сырость осталась в виде капелек на всём, что попало под ливень. Воздух непривычно разряженный, обжигающий лёгкие своей прохладой. В такое время нам обычно хочется побольше полежать под тёплым одеялом, никуда не идти и проспать до самого обеда. А мы продолжаем бороться с самими собой, чтобы успеть опять убежать на работу, учёбу и далее, далее, далее... Течка Тэхёна вступает в самый свой разгар. Желание накрывает с головой, притупляя всё остальное. Всё, только не боль. Она остаётся, не хочет покидать измученное тело, лишь бы подольше поиздеваться над молодым парнем. А ему и без того тошно. Собственный запах пропитал воздух, достиг невозможной концентрации. Если бы не сквозняк, от которого никак не избавиться, можно было бы задохнуться в духоте. Разбитые окна никак не защищают от ледяной измороси. Стены и пол совсем заледенели за ночь. Но Тэхён не чувствует холода. Только красный носик Тэ, что выглядывал из-под плотного одеяла, слегка покраснел. Омега выдыхает облачко пара. Кругом тихо и светло. Лежит неподвижно, наслаждается последними минутами умиротворения, пока внутренний омега не до конца проснулся и не давил на рёбра с целью забрать контроль над телом. Ночью было тепло, потому что прижимали к горячему, как лава, телу. Чонгук Цербером сон омеги охранял всё это время, только к утру успокоившись. Омегу такое не смутило совсем, они не в той ситуации. Находясь в оккупированном Сеуле, и не такое приходилось пережить. До сих пор помнит, как измождённый и голодный делил тепло с такими же абсолютно незнакомыми людьми в сырых подвалах разбитых домов. Как не мог сомкнуть глаз в кромешной тьме, пока где-то над головами не смолкали крики, стрельба. Иногда эти события возвращались в кошмарах, с этим ничего не поделаешь. Можно только попытаться принять произошедшее и двигаться дальше. Кости снова сводит ломка, а голова постепенно тяжелеет. Тэхён пытается ёрзать, насколько ему позволяют остатки сил. Проснулся, а уже устал. Смазка липнет к внутренним сторонам бёдер, стекает на вещи, заставляя ткань намокнуть и липнуть к телу. Так неудобно совсем. Избавиться бы от этих раздражающих ощущений, да только сдвинуться никак не получается. Чонгук от копошения рядом резко поднял голову, нахмурившись, но быстро сообразил, что к чему. Чувствует концентрированный запах, понимая, что опять беспокоит омегу. А тот оглянуться не успевает, как его быстро разворачивают из кокона мокрого одеяла и перекладывают через себя на другую сторону гнезда. Сухой плед натягивают аж до носа, остаётся лишь схватиться за края, чтобы почувствовать на ощупь шершавую ткань. Чонгук, чтобы не смущать, быстрее обтирает чужие ноги, переодевает Тэхена в другие штаны, а сам тянется к стопам омеги, проверить, не замерли ли. Вторая пара носков была точно не лишней. — Хочешь пить? — короткий вопрос и короткий ответ. Чон поднимается с нагретого места, убедившись, что младший точно в тепле, ставит котелок с водой на газ. Недолго полежав так, как его положили, Тэхён вновь продолжает вертеться и тяжело вздыхать. — Что ты, зеленушка, в гусеницу превращаешься? — смеётся альфа без желания обидеть. — Не смейся, это больно! Мне сейчас очень тяжело. — Как зубки скалит, — усмешка не сходит с губ, пока подходит к омеге, который продолжает дуться и бурчать. — Не злись, морщинки появятся, будешь как дед старый. — Не буду, — звучит куда-то в одеяло. — Конечно нет, ты ведь такой хорошенький. — Вот и как на такое реагировать? Сначала обзывается, а потом хвалит, Тэхёну, например, хочется расцарапать альфе лицо, а потом в шею уткнуться. Шею, которая чудесно пахнет. Хочется попробовать на вкус, чтобы запах осел на языке, стал осязаемым. "Тэхён, немедленно успокойся! Это не то, чтобы ты сделал в здравом уме!" Когда живот снова скручивают спазмы, Тэхён начинает громче хныкать. Его сейчас совсем не вода и еда интересуют. Возбуждение, граничащее с весьма неприятными и зудящими ощущениями, уже не удаётся игнорировать. Тэхён, конечно, не пай-мальчик, пробовал трогать себя когда-то, но всё же, давайте на прямоту, он — девственник. Странно впервые так обострённо чувствовать волны жара, дрожью проходящие до самых кончиков пальцев. В придачу к этому омега испытывал сильнейшее смущение перед Чонгуком. Нужно признать, что мужчина рядом напрягал. Не потому, что Тэхён боялся, хотя всё же стоило бы, наверное, но страха как такового не было. Скорее всё то же стеснение. — Твоя температура поднимается. Знаешь, если ты хочешь, я могу уйти в другую комнату, чтобы дать тебе немного личного пространства. — Я не уверен. Не хочу быть один, — Тэхён приподнимается с постели на локтях, бровки заламывает в раздумьях. Предложение звучит очень заманчиво, личное пространство, все дела, но всё омежье нутро протестует. — Я могу перетерпеть, чтобы ты не уходил. Чонгук тянется к горячей щеке, и Тэхен привычно подстраивается под руку, что перебирает ему волосы. Уже знакомый успокаивающий феромон, который исходит от запястья прямо перед омегой, опять обволакивает в пузырь умиротворения и защиты. — Это нормально испытывать возбуждение во время течки, в этом, собственно, её и смысл. — Чон наперёд безошибочно определяет, о чём думает и беспокоится Тэхён. — Я знаю, но это всё равно смущает. Прости, я вроде понимаю, что со мной, но мне сложно справиться со своими мыслями и чувствами. Они как будто не мои... Тяжело объяснить. — Твои желания и чувства сейчас изменены, под её влиянием тебе хочется делать то, чего обычно ты бы даже в мыслях не допустил. А я хочу тебя от этого обезопасить, — альфа отходит, чтобы принести Тэхёну кружку только что заваренного чая и таблетку жаропонижающего. — Для этого я здесь, чтобы оберегать тебя, но при этом обеспечить комфорт и удобства. Просто хочу, чтобы ты знал и помнил это, если вдруг что-то случится или тебе чего-нибудь захочется. Не стесняйся спросить или попросить помощи, зеленушка. Эти слова трогают, и пусть Тэхён всё ещё смущён, он искренне улыбается, получая улыбку в ответ. После этого Чонгук старается впихнуть в него тарелку супа, правда, удаётся всего пару ложек, но Чон рад и малому. Погода постепенно налаживается, даже маленькие птички вылазят на веточки, начиная негромко петь и щебетать выглянувшему долгожданному солнышку. Теперь Тэ лежит, расслабившись, пока альфа наглаживает ему живот. Такое интересное открытие они сделали: от прикосновений и непосредственной близости к коже феромонов омеге становилось намного лучше. Чужие руки теплые, а движения осторожные. Так что Тэ млел от приятных ощущений, греясь под тёплыми лучиками, светящих из окна, и вдыхая приятный запах мяты с лаймом. — Как ты держишься? В том смысле, здесь почти нечем дышать. Ты же альфа. — этот вопрос долго таился в голове омеги. Собственный запах порой давил и надоедал ему самому, так что же тогда творилось с Чонгуком? — Правильно, Тэхён, я альфа, поэтому должен прекрасно справляться с самим собой, если называю себя таковым. Такое заявление не могло не поразить и не заставить восхищаться. Несмотря на возраст, Тэхен, как и большинство его сверстников, уже успел достаточно повидать альф, чтобы сложилось это ужасное впечатление о их дикой "несдержанности" и пошлости, выражаясь поприличней. Даже в судах насилие над омегами оправдывали этой неспособностью устоять перед запахом беззащитных омег, которых выставляли в глазах общественности потаскухами и виновными в случившемся. Тэхёна всегда такие вещи пугали, он и сам носил с собой перцовый баллончик. Страшнее всего то, что когда-то он ему правда пригодился пару раз. А ведь Тэхён даже несовершеннолетний. Из-за этих ужасов и безнаказанности хорошего, да и просто нормального и адекватного альфу очень тяжело встретить. — Это сложно? — спустя небольшую паузу спрашивает снова, — или... тебе правда всё равно? — Ни то, ни другое. Мой внутренний альфа скорее настроен оказать тебе помощь, а не удовлетворить себя. Но ему становится лучше, когда он уверен, что с тобой всё хорошо, даже несмотря на то, что мы едва знакомы. Я уже говорил, мои прямые инстинкты направлены на твою защиту. — Поэтому ты так остро чувствуешь, когда мне становится хуже? — Тэхён вытягивает руки вверх к потолку, играясь с летающими пылинками. — Я рад, что ты каким-то образом сам понимаешь, что мне нужно. Порой даже раньше меня самого, и мне не нужно озвучивать то, о чём не хочется говорить. Пусть омега и не видит, но понимает, когда Чонгук кивает ему в ответ. — Твой сильный запах для меня не проблема. — Чонгук видит, что его ответы понравились Тэхёну, поэтому продолжает. — Возможно, дело в опыте. У моего друга-омеги болезненные течки, поэтому раньше я приезжал ухаживать за ним. От боли он мог упасть в обморок и лежать на полу без сознания, а после — от истощения. Это страшно, поэтому я никогда не оставлял его на время течек одного на протяжении уже долгих лет. — Вы с ним... — Нет, только друзья. Но никого близкого, кроме друг друга, у нас не было. — А семья? — Тэхён рассматривает задумавшегося альфу, тот скорей всего, ушёл в воспоминания. Ответ остаётся не озвученным, но Тэ понимает и без него. Жаль, семью не выбирают. Кто бы что ни говорил, но не всем везёт жить в счастливой и любящей семье. У кого-то возникают конфликты, обиды. Бытует мнение о том, что только от тебя самого зависит, насколько хорошие будут отношения с членами семьи, потому что нет никого роднее них. Тэхён так не думает, хотя всё в семье у него было хорошо до последнего... Однако придерживается мнения, что не всегда семья становится главной опорой и поддержкой в жизни каждого. В жизни вообще мало что так радужно. Порой что бы ты ни делал, как бы ни старался, а люди родные по крови превращаются в незнакомцев или даже врагов. Да, многие обиды и конфликты можно решить и помириться, но бывают другие семьи, где кроме предательства и ненависти друг к другу у людей нет ничего. И как с этим справиться, как исправить, Тэхён не знает. Так же он ничего не знает о Чонгуке и его ситуации, но это не его дело и не ему лезть со своими советами к человеку в душу. Тэхён поворачивается набок, лицом к Чону, утыкается в место под шеей, где приятный аромат с головой окунает в спокойствие. Чувствует, как теплые руки опускаются на спину, забираются под кофту к мягкой коже, продолжая поглаживать и выводить на ней медленные круги. Тэ крутится ещё немного, прежде чем окончательно расплыться лужицей в крепких объятьях. Ещё бы замурчать. Глубоко вдыхая и выдыхая, омега укладывается под самым боком Чонгука, словно хочет в самую кожу к нему врасти и ходить везде, чтобы тёплая кровь на двоих бурлила и сердце для двоих стучало. Готов воздух делить, всё что угодно, на самом деле. Главное — быть рядышком с чарующим цитрусо-мятным ароматом, от которого в голове шестерёнки путаются, да винтики раскручиваются, ломая всю конструкцию в виде Тэхеного здравого ума. Сознание вновь ускользает из рук, возвращая омегу в ставший привычным за последние пару дней сон.***
*Этим же утром*
Сегодня Чимин проснулся сам. Без страха умереть, без мыслей о том, что нужно срочно куда-то бежать и спасаться. А просто потянувшись в мягкой постели, открыл глаза навстречу новому дню с новыми силами. Даже раньше, когда он работал в офисе, Чимин редко мог позволить себе хороший сон без ненавистного будильника в шесть утра. Сидя на кровати, омега сначала даже оглянулся по сторонам, на секунду позабыв, где находится. За окном расстилался утренний туман, неся в себе влажную прохладу, от которой обычно пробивают мурашки по рукам, так что Чимин решил ещё немного понежиться в постели напоследок. Вставать не хочется совершенно. Но когда он это всё-таки решил сделать, остановила одна деталь в виде больной ноги. Не то чтобы всё было очень плохо, но и улучшений было мало. Наступать тяжело из-за опухшей стопы. Раны от острых зубьев затягиваться после вчерашнего марафона не особо собирались, лишь покрылись тонкой пленкой. Спасибо драгоценным тромбоцитам и за это. Нужен был врач. Сегодня чувствовалась сонная нега во всём: вставать не хотелось, двигаться особо тоже. Она накрыла собой, но оставляла приятный осадок, растекаясь по всему телу. На первом этаже, куда спустился Чимин, стоял стойкий аромат чая, вызвав лёгкую улыбку на губах. Юнги сидел в кресле и собирал рюкзак к продолжению их похода. Это зелёного цвета кресло, грязного такого зелёного, ещё и с крупным цветастым узором и истрёпанными углами, особенно на подлокотниках, смотрелось так неуместно в сдержанном интерьере столовой, как бельмо на глазу. Сюда бы на окно поставить побольше тех цветущих растений из холла, чтобы разбавить серые краски. Так это кресло определенно смотрелось бы лучше. Юнги же приветственно улыбнулся в ответ, после опустив взгляд на ноги Пака, выводя того из мыслей. — Где твои носки? — Не надел, а что? — следит за альфой, что встал, уступая свое место в кресле. — Пол холодный, вот что, — возмущался тот. Юнги наблюдает за Чимином, который медленно ступая, осторожно плетется к креслу, затем также не торопясь садится. Шумно выдохнув, альфа ногами пододвигает к парню напротив свои тапки. Взгляд не терпит отказа, как бы неловко Чимин на него не смотрел. Юнги опускается на корточки, чтобы рассмотреть поближе чужие раны. Проводит слегка пальцами рядом, почти невесомо, чтобы не навредить. — Ты так проявляешь доброту и заботу? Всегда хмуро и молча. Мило. — А с тобой по-другому никак. Только отвернёшься, а ты уже в какой-нибудь канаве с разодранными коленками валяться будешь. В лучшем случае. — Неправда, раньше же как-то жил сам и ничего. Цел, здоров, — Юнги на это усмехается, поднимая брови до степени появления морщин на лбу. — Я вижу. Хорошо хоть с руками и ногами, живой остался. — Ладно, почти цел и здоров, — Чимин закатывает глаза и переводит внимание на улицу. Кажется, сегодня опять возвращается жара. К ним заходит Донгон с подносом в руках. Тихонько расставляет на ближайший стол у окна тарелки и жестом подзывает завтракать. — Опять в дорогу, ох, а ведь только вчера приехали, как жешь так! Ай-яй-яй, — омега, переживая за молодых, начал рассуждать вслух, пока наливал им суп. — И ножка больная совсем, ой, Чимина-а, вы поосторожней там. Я вам тут супчика с мясом наварил. Хоть утром обычно и не едим его, вам ещё весь день топать, так что кушайте-кушайте, родные мои. — Опять причитает, — с этими словами входит Канхо и подсаживается ко всем за стол. Альфа в нетерпении потирает руки, вдыхая вкусный запах. Тянется к тарелке с жареной курочкой, но тут же получает по пальцам и злой взгляд мужа. — Это детям в дорогу. Донгон со всей своей внезапной невозмутимостью умело игнорирует все жалостливые взгляды мужчины и фразы о том, что остывшее мясо уже не такое вкусное, как только что приготовленное, и вообще, как можно так издеваться над любимым мужем, кормя его кашей, пока другие наслаждаются супом. — Ешь, от тебя не убудет. От этой маленькой перепалки Чимин пытается укрыть свой смех, продолжая есть, но улыбка остаётся на губах. — Ащ, ну и муженёк мне достался. Голодом заморит. — Чимин, не обращай на него внимания, кушай спокойно, а то этот пердун старый всем уже надоел. — Так ты от меня так избавиться хочешь? Всё понятно теперь. И зачем я тогда к тебе на той дискотеке подошёл, — никак не унимался Канхо. — Околдовал меня. Дай я тебя хоть поцелую. Всем понятно, что ссора эта не всерьёз, а лишь своеобразный способ показать свою любовь, шутливая игра, правила которой пара с удовольствием принимала. От якобы протестов пожилого омеги на порыв любви его мужа даже Юнги пару раз усмехнулся, театрально закатив глаза. Чимин больше не сдерживал смеха. Приятно от мысли, что, несмотря на прожитые многие годы, у этих любящих друг друга людей не пропадали взаимные чувства. Не появилось безразличия, а в моменты, когда старики пылко ругались, глаза их всё равно горели трепетом. Время вместе, кажется, лишь распыляло чувства привязанности и сплочённости. Канхо и Донгон пережили многое вместе, оставаясь такими же счастливыми и неунывающими, словно парочка подростков. Единственное, что изменилось, — огромный опыт за плечами и приобретаемая с годами мудрость.***
Спустя пару часов Чимин с Юнги вновь отправляются в путь. Долгие прощания с новыми знакомыми немного расстраивали Чимина. Донгон давал ему всё новые и новые наставления в дорогу, пока Юнги не заставил их поторопиться. Он, как всегда, был серьёзен и сдержан. Чимину даже казалось, что раздражён. Лишь спустя время их похода, когда для собственных мыслей и раздумий остаётся бесконечный путь вперёд, до омеги начало доходить. Юнги так легче. Не потому, что чувства его черствее заплесневелого куска хлеба или эмоциональный диапазон сродни камню, а потому, что родных людей тяжело отпускать. Для альфы эти люди больше, чем старые друзья или просто уважаемые люди, как бы он не пытался это скрывать. Долгие объятья определенно заставили бы его расплавиться топлёным маслом по тарелке, а мышцы превратили бы в желе. Эмоциональный стресс для него, после которого сложно быстро отойти и восстановиться. Это и было причиной его отдаленности от всех. Переживал всё в одиночку. Вспоминая себя и свои слезы при малейшем упоминании о Тэхёне, Чимин наконец понял альфу. Вот такой он человек, этот Мин Юнги. Правда ли ему так легче? Очередная еловая веточка хрустит под ногами. Чимин проходит рядом с одной из небольших елей, проводя рукой, тянет пушистую ветвь за собой. Капельки воды, немедля летят вниз за Чимином и Юнги, заставляя съёжиться от прохлады. Чимин тихо хихикает, убирая руки за спину, будто ничего и не было, но тут же спотыкается, почти падая на колени. Юнги быстро реагирует, уже натренированный неуклюжестью омеги, тянет за шкирку на себя. Чимин шипит от неприятных резких ощущениях в стопе, но в один момент возвращается в вертикальное положение. Теперь неловко улыбается, не зная, что делать. "ПЕРЕВЕСТИ ТЕМУ! Срочно перевести тему! А собственно... о чём говорить-то?" Чимин прокашливается, прочищая горло от неизвестно откуда взявшегося волнения. Взгляд мечется по всему вокруг, цепляясь за всё и одновременно ничего. "Может, попросить Юнги рассказать о себе? Или это будет грубо и неуместно?.." Тяжело. Социальные навыки омеги за эти полгода конкретно так пострадали. Невозможно два слова связать. В отличие от него, Юнги, кажется, держится лучше. Выглядит расслаблено, можно было бы сказать, отстранённо, но это не так, судя по его моментальной реакции на падение Чимина. Омега снова ловит себя на том, что конкретно так опять пялится сканирующим взглядом на альфу. Тот идёт ни слуху ни духу, спокойно себе впереди, оглядывается кругом, следя за их безопасностью, но на Чимина больше не смотрит. Подсознательно знает и слышит, как тот шагает следом. Может, Юнги — интроверт или что-то такое. Может, и не нужны ему разговоры с омегой, с которым просто идут до поселения. Он словно неразгаданная загадка для Чимина, как нераскрытая тайна, спрятанная в тёмном сундуке за пятьюдесятью замками и одной каменной маской. Интересно. Они шли рядом, каждый вглядываясь в мрачные деревья, когда альфа, пытаясь начать разговор, нарушил молчание: — Всё в порядке? — М? В плане? — Чимин про себя выдыхает. Можно свалить весь груз ответственности за диалог на душу Юнги, и это не могло не радовать. — Ты громко дышишь, и я буквально чувствую твой запах напряжённости и лёгкого страха. Я бы списал это на то, где мы находимся, но ты не тот человек, которого испугает дорога в лесу. — Юнги оборачивается и ждёт, когда Чимин догонит его, чтобы идти рядом и разговаривать тихо. — Я всё ещё омега. И ты не можешь делать обо мне какие-то выводы, мы почти не знакомы. — Лучшая защита — нападение. А почему он защищается? — В этом вся проблема. Мы почти ничего не знаем друг о друге. Так ты не сможешь довериться мне, а я не буду знать достаточно, чтобы вовремя защитить или положиться на тебя. — Да, ты прав, — тон Чимина моментально сходит на грустный. Больше нет смысла тянуть. — Это будет полезно, я рад, что для тебя это тоже важно. Юнги ободряюще берет Чимина за руку, чувствуя, как неловкость понемногу уходит. Чимин похож на ёжика с острыми иголками, которыми он защищается от всех, выставляя колючую броню. Но Юнги нашёл подход, пригладил каждую иголочку, смягчая тон. — Тогда ещё раз. Мин Юнги, двадцать шесть лет, помогаю поселению, в котором живу, чем могу. В основном строю дома или выхожу на вылазки и походы. Родителей, братьев, сестёр — никого нет. Родители умерли ещё до... всего этого. Тогда я ещё работал в строительной компании. Вот ведь пригодилось. Слова быстрой мелодией слетают с губ Юнги. Лес становится всё гуще из-за стоящих вплотную кустов и молодых деревьев. Альфа подбирает толстую палку с земли и лёгкими движениями проходится ей впереди себя, чтобы самому ненароком не наткнуться на ходячих, лежащих в этих самых кустах или высокой траве. Чимин держится вплотную к спине мужчины. Теперь настала его очередь. — Пак Чимин, двадцать три года. Сначала попал и остался в лагере оккупированного Сеула, потом мы с Тэхёном оттуда сбежали, дошли до Соннама. Раньше работал бухгалтером в типичном офисе, но, кажется, все эти бумажки совсем бесполезны. — Семья? Юнги поднимает Чимина на руки, чтобы спуститься по склону. Так быстрее и не надо перенапрягать травму. Заглядывает в омежьи глаза, не слыша ответа. — ... — Извини. — Ничего. Альфа налету хватает каждую эмоцию, промелькнувшую на чужом лице. Опускает на ноги, подтягивает повыше слетевшие с плеч омеги лямки небольшого рюкзака. — Когда твой день рождения? — Юнги, ты серьезно? — Чимин скептически осматривает ухмылку мужчины. — Абсолютно. — Как говорится, лицо кирпичом, попа квадратом. Даже если не говорится... — Мы ведём себя сейчас, как дети ясельной группы, которых мамы впервые отдали в детский сад, и им приходится мириться с мыслью о том, что ближайшие свои года они проведут в обществе таких же орущих... — Ты куда разогнался так? Юнги останавливает этот нескончаемый поток слов, откровенно смеясь над поведением омеги. — Даже если так, когда твой день рождения? Мой — девятого марта. Омега закатывает глаза так высоко, что почти видит свой вскипевший мозг. "Детский сад, ясельная группа". — Я правда должен отвечать? — После утвердительного мычания понимает: — отвертеться не получится, придется отвечать на бесполезные вопросы. — Тринадцатое октября. Всё! Доволен? — Теперь да. Видишь, это было совсем не сложно. Настала твоя очередь спрашивать то, что хочешь узнать. — Расскажи мне о... — Младший тянет губы трубочкой, задумываясь о вопросе, и радостно восклицает, когда что-то приходит на ум. — О Конхо и Донгоне. Почему они остались жить одни, а не в поселении, хотя вы хорошо знакомы? — Я думал, ты спросишь что-нибудь обо мне. Что ж, видимо, я не настолько важная персона. — Сам догадался. На радостное подмигивание от Чимина Юнги только смеётся и наигранно строит олицетворение величайшей обиды и скорби от своей неудачи. Омегу такое только веселит, он задирает подбородок выше, вкладывая в жест всё свое величие и безразличие к "каком-то простом и не интересном альфе". — Канхо и Донгон, — тянет имена Юнги, копаясь в воспоминаниях о близких, — они всю свою жизнь провели в тех местах. Канхо работал охранником церквей, Донгон — поваром отеля рядом. Посвятили себя друг другу и работе. А с появлением заражённых... Донгон рассказывал, что их дом сгорел после землетрясения от пожара. Тогда же всё горело, помню сам, весь Тэгу был в дыму от них. — Да, Сеул тоже. — Получилось как-то безэмоционально и сухо, будто не переживал когда-то из-за тех же пожаров. Видимо, все краски жизни в Сеуле стёрлись от последних дней, проведенных там. — Так они и решили остаться в отеле. Тогда ещё всё тоже разрушено было, и церкви все, и парк, и отель. Несмотря на то, что старики, они почти сами восстановили отель, мы, конечно, тоже помогали после знакомства, привозили, что надо. Но уже не столь значительно по сравнению с проделанной ими работой. Сейчас Канхо приступил восстанавливать храм рядом, думаю, ещё вернусь в следующем месяце помочь. — Ясно. И всё же, как вы познакомились? — Намного банальней, чем ты думаешь. Просто наткнулись с Чонгуком на них, точнее, на ловушки. Канхо чуть не убил меня в первые двадцать секунд, когда увидел. Но я здесь с тобой, и мы идём с полными сумками еды Донгона. — Улыбается альфа. Воспоминания и правда радостные, пускай он и не думал так в те первые двадцать секунд.***
Проходит ещё время, и они приближаются к подножью высокой скалы. Чимин веселеет, ведь его ждёт необходимая передышка и вкусный обед, приготовленный любезным Донгоном. Но с каждым шагом улыбка сходит с лица, а аппетит пропадает. Тянет скорее проблеваться от появляющейся картины перед глазами. Облокотившись на острые камни скал, свисал труп. Его руки раскинулись в стороны, принимая неестественную позу, держались где-то на прогнивших обрубках верёвок, где-то были просто пережаты камнями. В этих местах кожа успела слезть до кости. Сама она давно почернела. В животе осталась огромная кроваво-чёрная дыра. Оттуда вытаскивали часть каких-то органов, превращая полость живота в месиво. Но ниже смотреть было ещё страшнее. Суставы коленей выкручены до такой степени, что коленная чашечка одной из ног торчала наружу. — Боже, — единственное, что смог выдать из себя омега, осматривая полностью пропитанную кровью землю и пятна разводов на камнях. Он прикрыл нос и глаза от ужасной вони. Пока парень остался стоять в нескольких метрах от тела, не осмеливаясь подойти ближе, освободил дорогу к телу старшему. Юнги молчал, лицо серело с каждым неторопливым шагом. Мужчина снова походил на себя. Стеклянные глаза упёрлись прямо перед собой в когда-то живого человека, что теперь гнил над сырой землёй, так и умерев в страшных муках. — На нём... Нет одежды. — Да. — Ужасающая правда заставила пошатнуться, как от приговора. Чимин, обессилев, отшатывается на шаг. Одно произнесённое слово Юнги... Они без лишних слов и времени поняли друг друга. — Его... — Да. Пытали, издевались и.., — на продолжение сил не хватило. От напряжения Мин трёт глаза рукой, с тяжёлым вдохом отходит в сторону отдышаться. Тяжело смотреть на измученное миниатюрное тело. А Чимина конкретно трясёт. Готов задыхаться от подступивших слёз. Омега не замечает, как оседает на холодную землю. Слышал о всех ужасах, что творят люди, но никогда в жизни не доводилось стать свидетелем таких последствий. Такой же омега, как сам Чимин. Сколько ему было? Что, если это и вовсе был не смышлёный подросток? Погиб от жестокости и бесчеловечности подонков, что возомнили себя выше, сильнее, важнее. Теперь их мир кишит подобным смрадом тварей, которых и близко нельзя назвать альфами, ни то, что людьми. Омеги для подобных — ничто, мусор под ногами, разменная монета, возможность получить выгоду и удовольствие. На такое не способны даже зомби, которых все называют монстрами-убийцами. А правда ли они хуже людей? Юнги подходит к Чимину, чтобы поднять того с мокрых камней. Совсем рядом течёт горная речушка, куда он и подводит омегу. Тот наклоняется умыться, руки дрожат. Совсем не из-за холодной воды. Юнги перехватывает их и кладёт к себе на колени, сам умывает Чимина. Альфа достаёт воду из рюкзака, отпивает, чтобы успокоиться самому, давая и младшему. Бутылку приходится придерживать, потому что Чимин сделать что-либо сам сейчас не в состоянии. Тот слезами заходится, пусть и пытается быть тише, заглушить себя. От увиденного сердце рвёт на части и задохнуться хочется. — Нам нужно уходить. — Юнги даёт время успокоиться, но дорогу нужно продолжать. Омега на него взгляд полный боли поднимает. Пальчики сжимают штанины на чужих коленях, тянут просяще. — Мы просто уйдём, мы не можем, — смотреть на мертвого омегу страшно, но Чимин пересиливает себя, глядит со всем сожалением и тоской. Будто сам сделал такое с безобидным омегой, отняв жизнь. За незнакомого человека как никогда раздерающе горько. Оставить измученного так навсегда, даже после смерти не дав душе покоя, в голове звучит немыслимо. Нужно сделать хоть что-то. — Пожалуйста. — Чимин, мы не можем. Ты и так слаб, впереди огромный путь. Даже просто похоронить его займёт много времени, сил и может стоить нашей с тобой безопасности и, возможно, жизни. Из горла выходит сорванный хрип, Чимин шмыгает носом, сильнее жмурится, а слёзы прекратить не получается. Альфа тянется обнимать его, качает молча в объятьях, не переставая следить по сторонам. Готов защитить, пока Чимин доверился ему. — Как они могли так с ним. Что плохого он... Истерика погладила тело младшего окончательно. Все эмоции, все переживания слились в единый поток, прорывая плотину. Всё, что таил в себе, вырвалось куда-то в плечо Юнги. Гнилой запах встал поперек горла. Этих событий уже не забыть. Юнги без слов поднимается вместе с омегой. Самому больно на душе от металлического привкуса на языке, от омежьего запаха кислой малины и от покинувшей этот мир невинной души. Чимин разбился на кусочки, увидев страшные вещи, которые творят вокруг. Даже сделать ничего нельзя, нужно идти, идти и ещё раз идти. Но даже этого будет мало. Заражённые. Они в любой момент могут появиться откуда не ждёшь. Чимину бы сейчас выплакаться, да только опасно даже дышать. Поэтому альфа утирает слёзы и придерживает за плечи. Без лишних утешений и собственных соплей, но с теплом. Потому что по-другому нельзя, с Чимином строже никак. Никакие крики и жёсткие слова не помогут. Омега только разобьётся окончательно. А Юнги чувствует, Чимина разбивали не раз. Продолжение следует...