ID работы: 10470968

Лифтофобия

Гет
NC-17
В процессе
146
автор
Размер:
планируется Макси, написано 379 страниц, 28 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
146 Нравится 150 Отзывы 12 В сборник Скачать

Глава седьмая – А взоры здесь дикие

Настройки текста
      Филологический факультет всегда побеждал во всех соревнованиях, смотрелся ярче всех на концертах.       Так было ровно до того года, пока не пришёл наш выпуск.       Сказать, что мы были совсем потерянные — ну, на первом курсе Серёга пытался показать всем фокус(кто вообще показывает фокусы?!), и у него всё повыпадало из карманов, а дальше думайте сами…       Вот уже подходил к концу второй курс, наш факультет проиграл и пропустил всё, что только можно, а некоторые преподы до сих пор чего-то ждали от нас.       В этот день ничего не предвещало беды:       Шла обычная наискучнейшая пара по теории литературы, где заикающийся препод уже третий раз подряд пытался выговорить слово «диалект», а студенты занимались кто чем — Димас рисовал в тетради голую бабу, сидевший рядом Антон осторожно подглядывал за этим, Кэт чуть ли не спала, облокотившись на руку, я на третьем ряду спал так и вовсе положив голову на парту, сейчас казавшуюся такой сладкой…       Вдруг дверь открылась — внезапно, будто скример в фильме ужасов — и внутрь вошёл Владимир Владимирович, который сходу бросил:       — У меня объявление.       — Д-да р-р-рад-ди…, — попытался было сказать наш литературовед, но Владимирович на него даже внимания не обратил.       Встав у доски, с ноткой гордости в голосе он сказал:       — Через неделю у нас концерт, приуроченный к великому празднику девятого мая. Так как вы — филологи, самое главное звено нашего факультета, то и организацию концерта также решено поручить вам.       Ну что? Кто жаждет защитить честь университета?       Естественно, ответом ему была тишина.       Издав тяжкий вздох — видимо, дань соболезнования нашим родителям за таких вот конченых нас, — гандон Владимирович добавил:       — Да, если концерт пройдёт успешно, участвующие смогут получить автомат по моему предмету.       Почти со всех сторон тут же начали подниматься руки.       Я только приходил в себя после внезапного пробуждения от сильного толчка сидевшего рядом Серёги, как заметил, что впереди меня Кэт с Машей на всякий случай подняли аж четыре руки.       И Серёга вовсю тянет руку…       Эх, сообразить бы, что тут, собственно, происходит.       Не дав мне этого сделать, Серёга просто схватил мою руку и, несмотря на мои сопротивления, тоже поднял её.       — О, и Воронцов тоже подтянулся, — ухмыльнулся Владимир Владимирович, — это правильно, уж для тебя-то этот автомат последний шанс хотя бы на что-то.       — Что, Воронцов, сломился под общественным давлением? Эх, слабачок, — подъебал меня Димас, сидевший от меня через Антона, и бывший единственным, кто не поднял руку.       Я попытался отбить атаку и негромко сказал:       — Ну да, лучше уж, чем как ты единственному рвать жопу напрямик, когда все смогли обойти.       — А я не зависим от общественного мнения, — подмигнул мне одногруппник, — и за мою жопу не бойся, из нас двоих это не я по гей-клубам ходил.       Я предпочёл гордо проигнорировать это, ровно как и заметную усмешку Кэт.       Я вообще изо всех сил старался игнорировать её существование после того унижения несколько дней назад, когда мне пришлось встать на колени, так что идея с совместной подготовкой к концерту мне не шибко понравилась.       Но деваться уже было некуда.       Совсем скоро мы составом всей нашей группы — за исключением Димаса, разумеется, что не могло не радовать — заняли места в зале Дворца Культуры, прикреплённого к нашему универу.       В огромном пустом зале большинство группашей расселись на скамейке, а те, кому не хватило места, принесли стулья и сели перед нами.       Кэт как раз таки была в числе тех, кто сел на стул, как истинная чсв-шница поставившая его в самом центре.       Я как мог пытался игнорировать её существование, залипая в телефон и даже не отводя от него взгляда, но вот эти её извечные бесящие:       — А давайте добавим ещё массовое сражение… а ещё можно гимн патриотический в конце… а ещё…       Ну не мог я этого терпеть, понимаете! Не для себя ведь, для народа!       — Слушай, а чё ты раскомандовалась вообще? — возмутился я, — тебя вообще-то главной никто не назначал.       — Я, между прочим, идеи предлагаю… в отличие от тебя, — воинственно отмахнулась она.       — Угу, а нам потом проигрывать и страдать на экзамене из-за твоих глупых идей? Тут, между прочим, и без тебя театральные мастера есть, я вот в школе такие роли на концертах отыгрывал, все остальные классы неудел остались!       — Ага, и кого же ты там играл, бревно? — усмехнулась Кэт, и сидевшая рядом Маша поддержала её смешками.       — Нет… умирающего, — честно признался я.       (Эх, золотые времена… я лежал и дрыгался, в жюри думали, что мне в самом деле нехорошо, и даже потом сказали, что мне надо было отдельную награду дать, в отличие от класса, якобы певшего под фанеру, где у них движения губ даже близко не совпадали)       — Ещё лучше, — подъебала меня Кэт, после чего шлёпнула себя ладонью по оголённой ляжке для звонкого хлопка, — хорошо, давайте проведём голосование, кто будет лучшим руководителем. Такой-то вариант тебя устраивает?       Я чуть помялся, но всё же кивнул.       Уж в честной голосовалке я её разъебу!       А потом мы стояли перед повешенным старостой плакатом с результатами голосования, и все внимательно выискивали свои имена.       Я с трудом теснился в первом ряду с Кэт, Машей, Серёгой, Антоном и прыгавшей за нашими спинами невысокой старостой.       Маша произнесла с победоносной улыбкой:       — Поздравляю, Кэт, у тебя больше всех голосов.       Ха, подумаешь!       Я даже отвернулся, не в силах скрывать неприязнь на своём лице, когда Кэт с улыбкой посмотрела на меня.       — Ой, Лёш, как это ты так умудрился набрать меньше всех голосов?       — Да это жульничество какое-то! — взъелся я в ответ, снова проверяя списки и пытаясь найти ошибку, — Серёг, а ты за кого голосовал?       — За себя.       — Чего?! Да так ведь… так ведь нельзя вообще!       Кэт рассмеялась:       — Поздравляю, мы чуть было не сделали руководителем человека, который даже правила не знает. Читать-то хоть умеешь?       — Ой, да заткнись ты.       Не в силах больше выдерживать ни её тупые шуточки, ни смех остальных одногруппников, я зашагал к дальнему концу скамейки, потому что не хотелось сейчас ни с кем разговаривать.       Ещё спрашиваете, чего я не хотел заниматься подготовкой к концерту совместно с этой сучкой!

***

      Ладно, по-настоящему умный человек отличается от окружающего его стада тем, что способен признать собственную ошибку.       Вот Кэт сто пудов бы так не смогла, да и Маша, и Серёга, и вообще никто из них.       А я действительно просчитался — но не в том, что я не очень хороший руководитель, это бред, а в том, что голосовали-то эти самые тупые люди! Ну чего было от недалёких умов ожидать, одно слово — пролетариат.       Теперь вся власть была в руках Кэт, и чтобы получить нормальную, запоминающуюся роль, а не какое-нибудь дерево, а то знаю я её характер, я переступил через гордость и пошёл к ней.       Не сразу, конечно, а на следующий день.       Саму одногруппницу я нашёл уже внутри Дворца, в огромном пустом зале с большой сценой и кучей кресел.       Кэт сидела в почти пустом первом ряду, по крайней мере, в полном одиночестве, где, закинув ногу на ногу, задумчиво пялилась на вордовские листы с написанным от руки сценарием.       Сев рядом, я выдавил из себя:       — Привет.       Вместо ответа она просто лишь махнула рукой, даже не отрываясь от листов.       (Вот это я понимаю, человек полностью погружён в работу!)       — Слушай, я подумал, чего нам, двум талантливым людям, ссориться? Мы же совместными усилиями можем куда более хороший концерт замутить. Ну, есть для меня приличная роль?       — Не переживай, сыграешь ты своего умирающего, всех поразишь.       — Ну блин, Кэт, ну какого умирающего! И вообще… да отвлекись ты от этого сценария! — Я с силой вырвал у неё листы.       — Да отдай ты!       — Да блин, это недостойно хорошего организатора — у тебя такой актёр есть… мне вообще, между прочим, врач в больнице как-то сказала, что у меня лицо медийное, — с обидой добавил я.       Кэт это, правда, только насмешило.       — Лёш, вот куда вот ты лезешь? Мы вообще-то будем с иностранным факультетом соревноваться, так что я хочу прям текста на немецком добавить, ты ж в этом полный ноль.       — Так я выучу, — давя чувство обиды, парировал я, — у меня знаешь какая память, если меня правильно мотивировать!       Задумчиво поглядев вперёд, она помолчала несколько секунд.       Затем вдруг коварно ухмыльнулась, и мне это уже не понравилось.       — Хорошо, – кивнула она, — получишь ты свою главную роль. Всем запомнишься.       Ну а дальше я стоял на сцене в немецкой форме… с зачёсанными набок волосами… с небольшими нарисованными усиками под самым носом…       И ВООБЩЕ Я БЫЛ ГИТЛЕРОМ!       Я просто стоял посреди сцены с окаменевшим лицом, до сих пор не веря в реальность происходящего.       Нет, ну я чего угодно от неё ожидал, конечно, но это уже перебор…       Где-то в дальней части сцены мялся Антон в форме фельдшера, к которому уже приставал Серёга в форме советского солдата, с муляжом автомата.       — Ну чё, Антох, прям как в аниме, да? — не мог отцепиться он.       — Серёг, да заткнись ты, — шипел на него Антон, — чё ты до меня доебался, я не дрочу на мужиков в аниме!       Тем временем на передней части сцены Кэт объясняла Маше:       — Ты будешь тут в углу с микрофоном стоять, и сразу переводить все их немецкие речи на русский. По-моему, идея отличная, чтобы иностранный факультет обойти.       В это время Серёга тыкнул автоматом в задницу Антона, в шутку обозвав при этом пидарком, и Антон, у которого, похоже, начались какие-то флешбеки из школьной жизни, агрессивно затопал ногой и затараторил помирающему от смеха Серёге:       — ДА СЕРЁГА, БЛЯ, ДА ЧЁ… ДА ЧЁ ТЫ ВООБЩЕ ТАКОЕ НЕСЁШЬ?! КАК МОЖНО БЫЛО ВООБЩЕ МЕНЯ, МЕНЯ И ПИДАРАСОМ НАЗВАТЬ! Я ВООБЩЕ НИСКОЛЬКО НЕ ПИДАРАС, ТЫ БОЛЬШЕ ПИДАРАС, ЧЕМ Я, А Я ВООБЩЕ НЕ ПИДАРАС, Я НАТУРАЛ, ПОНЯТНО? Я ТОЛЬКО О ДЕВУШКАХ И ДУМАЮ, НУ НЕ ВСЁ ВРЕМЯ ДУМАЮ, НО ДУМАЮ, И О ГОЛЫХ ДЕВУШКАХ ТОЖЕ ДУМАЮ!       — Антон, Антон, успокойся! — поспешила к нему Кэт, — давайте без межнациональных оргий, хорошо?       — Кэт…, — всё ещё возмущённым голосом попытался подозвать я её.       — А ты давай учи текст, — брюнетка без объяснений всунула мне сценарный лист с текстом, благо, написанным русскими буквами, и стала дальше заниматься организацией, — Лео!       Чего?!       На сцену и впрямь вышел Лео с гитарой, который вообще не из нашей группы.       Даже он в форме обычного советского солдата, а не как я!       Она чё, не могла мне роль Сталина хотя бы дать?       Естественно, остановив Лео, я спросил:       — А ты тут чё вообще делаешь?       — Я его позвала, потому что он на гитаре хорошо играет, — объяснила подошедшая к нам Кэт, уверенно скрестившая руки на груди.       — А я-то почему Гитлер?!       — Да, точно, а я смотрю, на кого ты похож, — заржал Лео, а я лишь закатил глаза.       Посмеявшись вместе с Лео, Кэт пожала плечами и ответила:       — Ну ты же хотел запоминающуюся, сложную роль.       Возмутиться я не успел, потому что на сцену поднялся зашедший с визитом Владимир Владимирович, при котором вся шумиха сразу стала на уровень тише.       Остановившись прямо около нас, он довольно произнёс:       — Репетиция в самом разгаре, смотрю, это хорошо… Воронцов, ты чего это, во враги народа записался?       Я прекрасно видел, как Лео с Кэт с трудом сдержали рвущиеся из них смешки, пока я кипел от негодования.       С сильным хлопком положив руку мне на плечо, Владимир Владимирович обратился к нам троим:       — Я вам прямо скажу: на концерте будет серьёзная комиссия, так что никаких проблем быть не должно. Иначе полетят головы.       Для большей атмосферы последнюю фразу он произнёс таинственным шёпотом, и почему-то глядя прямо на меня.       Так, будто бы я в самом деле Гитлер.       Скажу честно: стало не по себе.       — Вы не волнуйтесь, — своеобразно заступилась за меня Кэт, — всё пройдёт по высшему разряду.       — Надеюсь, Катюш, надеюсь.       Ещё пару секунд поглядев на нас и погладив брюнетку по плечу, урод Владимирович двинулся к выходу.       — Работаем в усиленном режиме! — потребовала Кэт, хлопая в ладоши.       Пока я пытался осилить непонятные мне слова, она собрала массовку из десяти одногруппников, половина из которых были в советской форме, в их числе и Серёга, а половина в немецкой.       — Как только услышите хлопушку, — говорила она, — всё по сценарию, бежите друг на друга, немцы помирают.       У нас ещё и спецэффекты в виде хлопушек будут…       Лео начал наигрывать на гитаре одну и ту же мелодию, и от всего этого голова шла кругом.       С трудом осиливая этот текст, я подошёл к Маше попросить помощи, как читается.       (Ох, как же стрёмно в костюме Гитлера)       Половину объяснений Маши я пропустил, потому что уставился на находившуюся в другой части сцены Кэт.       Она объясняла старосте с хлопушкой в руках:       — Как я махну рукой, взрывай хлопушку. Только тогда, когда я махну рукой, понимаешь, у нас нет столько хлопушек, чтобы каждый раз взрывать.       — Да поняла, поняла, не дура уж.       — Ты меня вообще слушаешь? — начала щёлкать у меня перед носом пальцами Маша.       — Йа, йа, — пробубнил я на немецком, и сам зашагал к Кэт.       Брюнетка остановилась посреди сцены, скрестив руки на груди и тяжело выдыхая.       Встав рядом, я понял, что уже готов был пойти на любые унижения, даже умолять, и попросил как можно вежливее:       — Слушай, Кэт, ну дай мне, пожалуйста, другую роль, ну не могу я Гитлера играть.       — Что, наш великий талант оказался липой? Годится только умирающих играть? Добро пожаловать в массовку.       — Да блин, да у меня прадед на войне воевал! Как вот я и Гитлером буду?       — Ага, не тот ли, который год прятался, а потом отважно шёл с ножом на гомосеков? — Пародийно ответила девушка.       — Да нет, это дед, прадед у меня…       — Ну?       — Ну, он в первом же сражении в плен попал, — неохотно ответил я, — потом из двенадцати концлагерей пытался убежать, и каждый раз его ловили. А затем его уже казнить собрались, и тут Америка второй фронт открывает, ну он потом год с медсестрой куражил… а затем сталинские репрессии на военнопленных, и он фамилию поменял, чтоб от Сталина спрятаться…       Кэт не удержалась и рассмеялась.       Я же не знал, от чего больше сгорать со стыда — за свои истории или за то, что стал Гитлером.       — В общем, какие герои, такой и внучок, — ухмыльнулась брюнетка, облокотившись на моё плечо, и издевательски добавила, — кстати, так уж получилось, что твой милый дедушка оставил мне свой деревенский номер…       — И-и-и что? — это мне уже ой как не нравилось.       — Ну я и сообщила дедушке, что внучок его главную роль в пьесе играет, и он теперь настроен обязательно приехать.       — Ну ты и…       — Ну? — Кэт с интересом посмотрела на меня.       Моё лицо теперь уже без каких либо стеснений выражало боль.       Я с большим трудом выдавил из себя:       — Прекрасная дама, так бы и расцеловал тебя.       — Да уж обойдусь, — цокнула одногруппница языком.       — Да вот ещё сама просить будешь! — крикнул я ей вслед.       Кэт лишь отмахнулась от меня рукой, вслед за чем… раздался взрыв хлопушки…       — САША, ТЫ ЧТО?!       — Так ты ж махнула!       Русские и немецкие солдаты рванулись в бой.       А я уже совсем скоро говорил по телефону с дедом, оравшим в трубку своего старого «домашнего» телефона с проводом.       — Да дед, да не надо никуда приезжать, не будет тут ничего такого… в смысле, мама тоже придёт?!       Кажется, мои глаза выпучились в этот момент настолько сильно, что вот-вот полезут из орбит.       Кэт, я тебя просто ненавижу.       Вот теперь мне реально пиздец.

***

      Долгие и мучительные дни подготовки к этому главному позору в моей жизни… унизительное нахождение в костюме Гитлера…       Уже весь универ знал, что во Дворце Культуры завёлся Гитлер.       Как-то на паре я уснул, и Димас пририсовал мне ручкой усики, а я потом, ничего не понимая, под смех одногруппников вышел так отвечать к доске.       — ОТСТАВИТЬ НЕОНАЦИЗМ В МОЕЙ АУДИТОРИИ! — вопил старый препод, пока все укатывались со смеху.       И вот уже завтра долгожданный для всех кроме меня день.       — Ребят, ну соберитесь, столько времени готовились! — пыталась замотивировать всех стоявшая в самом центре сцены Кэт, — хотите, чтобы Владимирович вас всех за это в жопу трахнул?       Стоявшая рядом с Машей староста с досадой на лице отметила:       — В жопу он трахает жёстко…       Маша удивлённо на неё уставилась, и староста поспешила оправдаться:       — Ну, я в смысле… это метафора!       Она захихикала, кося под полную дурочку, и Маша предпочла не углубляться в этот вопрос.       В очередной раз оттараторив текст, которого я даже не понимал, я уселся рядом с Лео, проверявшим струны на гитаре.       — Я после такого концерта вообще на улицу не выйду, – выдавил я.       — Слушай, а может просто Владимировича напоить чудо-самогоном из моей деревни? — Лео поднял бутылку, стоявшую по другую сторону от него, — мне родня прислала, знаешь, как моего деда от этого кроет, три дня в лесу на волков охотился. А это ведь у нас даже волков в лесу нет…       Я лишь слабо усмехнулся. Настроения не было от слова совсем.       Лео же эта идея показалась настолько гениальной, что он даже подозвал Катю, и предложил то же самое.       — Боюсь, если ты так сделаешь, то экзамен будешь сдавать у него уже после военкомата, — отмахнулась она, — Лёш, а ты чего приуныл? Вон как уже текст шпаришь, может, тебе в Германию после концерта уехать?       Я лишь оскалил зубы, изображая злого волка, и Кэт, которую это повеселило, двинулась за кулисы.       — Она точно меня хочет, — в очередной раз отметил я.       Впрочем, раз это действительно так, чего бы не воспользоваться шансом?       У неё же сейчас такая возможность хотя бы пару минут побыть Евой Браун.       В гримёрной Кэт поинтересовалась у одногруппницы, купила ли та краску, как она просила, в ответ на что одногруппница показала ей старый чемоданчик.       Кэт уже хотела было открыть её, но одногруппница вовремя её остановила.       — Э, э, только на концерте, и направите на сцену. А то как откроешь, так она сразу и вылетит.       — Ладно, Антону это поручим, — одобрительно кивнула Кэт.       В этот момент в гримёрку зашёл я, начавший в дверях дожидаться, пока эти две курочки накудахчутся.       Как только одногруппница отошла, я сразу обратился к ней, сказав, что её там Маша звала… срочно…       Так мы с Кэт и остались одни.       — Ну что, у тебя есть отличная возможность уединиться в бункере с Адольфом Гитлером, легендой войны.       — Ага, и эту возможность я с удовольствием упущу… как и любая адекватная девушка, — издевательски подмигнула мне Кэт, опёршись задницей на стол позади себя.       — Ой, да ладно тебе, ты мне вообще должна за то, что я согласился роль Гитлера играть, — я гордо выпрямился, остановившись перед ней.       — То есть это ты согласился? — девушка усмехнулась, — а мне что-то помнится, как ты меня слёзно умолял поставить тебя на главную роль, а потом сам же стал ныть, что не сможешь.       У Кэт всегда был такой стальной и уверенный взгляд, как будто бы она во имя всеобщей справедливости постоянно стебалась надо мной... но при этом огребал-то за это именно я!       Мне пришлось на время прикусить губу, чтобы из меня не вырвалось что-нибудь гадкое, за что потом пришлось бы извиняться.       — Да блин, да у тебя у самой-то вот нормальная роль, а я… Гитлер.       — Ну что ты, зай, злодеи же такие возбуждающие, — промурлыкала она, будто приближаясь ко мне.       Ладно, это мой шанс.       Я потянулся, чтобы поцеловать её, но Кэт вовремя успела отбежать в сторону.       Довольно ловко отбежать.       Скрестив руки на груди, она пожала плечами и, снова включив сучку, начала гнуть свою линию:       — Хорошо, если тебя так не нравится, я могу Серёжу попросить, махнётесь ролями. Он и по-немецки лучше тебя говорит.       — Ой, да мечтать не вредно, да Серёга в жизни не согласится!       — Я согласен! — прокричал Серёга.       Ну и крыса, конечно…

***

      Это была самая тяжёлая ночь в моей жизни.       Я очень долго не мог уснуть, постоянно заходил с телефона в вк, думая, уж не написала ли мне сейчас Кэт, извиняясь за своё поведение, и попросила бы меня выступить, раз я такой хороший Гитлер…       Потом мне снилось, как Серёга выступает на сцене, как отыгрывает Гитлера, как подходит к Кэт и целует её у всех на глазах, а все аплодируют…       (Ну это было выше моих сил)       На следующий день я проснулся весь в судорогах, меня трясло от обиды за то, что ещё только должно случиться.       От Кэт я всё-таки получил сообщение, уже позже, часов в двенадцать:       «Ну и где ты?»       Я как мог пытался долго игнорить её, при этом показывая, что я онлайн, но меня хватило самое большее на три минуты.       Затем я настрочил максимально сухой ответ, вкладывая в него как можно больше обиды:       «Ну так Серёга же заменит, зачем мне приходить?»       «Как хочешь», только и написала Кэт.       Вот так вот.       Да пофиг ей, ну что с неё взять? Вот будешь тут умирать в полном одиночестве, а она и не подумает вспомнить.       Через несколько минут — которые я потратил на то, чтобы выйти покурить на балкон — заметил ещё одно сообщение от неё.       Сердце сразу застучало, и я прочёл: «Не боишься, что Владимирович потом на куски порвёт?»       И снова от меня:       «Как будто кому-то не похуй будет»       Да всё равно она не скажет, что ей не похуй.       (Да потому что ей похуй)       Кэт прочла и уже не ответила, я минуту ждал, пять, десять.       Потом просто перестал ждать… ну ладно, не перестал, ещё полтора часа проверял сообщения через каждые пять минут…       С большой толикой обиды в груди улёгся на кровать, отвернувшись к стене, и стал думать — ну и что, что я веду себя как истеричка?       А Кэт себя типа нормально со мной ведёт, да?       Вот сейчас будет всё как во сне — Серёга хорошо выступит, да что там, блестяще выступит, он же, как Кэт выразилась, лучше меня по-немецки шпарит, фашист хуев, потом все будут ему аплодировать, он подойдёт к Кэт и поцелует её…       Фу, как мерзко!       (Но он же давно ждал такого шанса, вон как лапал её во время танца)       Ну нет, с таким я мириться попросту не готов!       Поглядев на часы — если доеду за час, то ещё успею на концерт — я рванулся одеваться.       Вот ещё и посмотрим, кто сегодня её засосёт.       Кто из нас больше Гитлер!       Тем временем Лео шёл со стаканом по Дворцу Культуры, но его почти вовремя остановила Кэт.       — Лео, чё это у тебя… стой, ты что, реально… вот Лео, ты совсем долбоёб, или как?       — Ну-у…, — Лео как в школе задрал глаза в потолок, как будто там был ответ.       В этот момент к ним подошёл Владимирович в своём привычно синем костюмчике с галстуком, поправив который, признался студентам:       — Ух, напряжённая тут обстановочка с комиссией. Дайте-ка мне водички.       Не успела Кэт даже рот открыть, как препод выхватил у Лео из рук стакан и залпом выдул его.       У брюнетки округлились глаза при виде этого зрелища.       «Вот теперь точно пиздец», пронеслось у неё в голове.       А затем глаза округлились уже у развеселившегося преподавателя.

***

      Ох, если бы я хотя бы раз полностью прочёл написанный моей потенциальной девушкой сценарий, или хотя бы разок глянул полноценную репетицию, то, возможно, знал бы, что массовка поёт гимн не только в начале нашего концерта, но и в середине постановки.       Если бы я пришёл на пару минут раньше, заметил бы выступающего на сцене Серёгу в костюме Гитлера, и понял бы, что я опоздал.       Но нет, я впопыхах забежал в концертный зал и издалека увидел, как на сцене наши одногруппники напевают советскую песню про войну, в самом центре стоит Кэт, а потому решил, что выступление только началось.       А значит, у меня ещё есть шанс обойти Серёгу!       Я уверенно зашагал между рядов, пройдя мимо сидевших с краю моей семьи с дедом.       — Лёша, ты куда? — громко прошептал дед.       — Спасать концерт! — гордо бросил я ему.       Во мне было столько патриотизма в тот момент от мысли, что я за свою родину стану Гитлером, что я не обратил внимания ни на ржущего в одном из передних рядов Владимира Владимировича, ни на Димаса, перешёптывающегося с девушкой из параллельной группы.       Прямо как в каком-то кино, мой ускоренный шаг очень скоро перешёл на бег, поскольку я боялся опоздать.       Эх, даже тут тупая случайность сыграла против меня — ведь только что снявший костюм Гитлера Серёга зашёл в туалет, а я проскочил мимо, даже не заметив его.       В гримёрной находился один лишь Антон, пялящийся на костюм фельдшера и подумывавший, а не подрочить ли, пока никто не видит…       Но тут забежал я, и он отскочил в сторону, тут же отказавшись от этой мысли.       — Ты…, — только было начал он, но я жестом показал ему закрыть рот, и начал быстренько надевать на себя форму Гитлера.       — Маркер! — скомандовал я.       Пока Антон аморфно оглядывался по сторонам, я понял, что так дело не пойдёт, и нужно срочно брать ситуацию под свой контроль.       «Должно быть, маркер вон в том старом чемоданчике, не зря же он тут лежит»       — Стой! — в последнюю секунду крикнул Антон, но было уже поздно.       Вместо одних усов я раскрасил всё своё лицо и даже верхнюю часть формы, когда несмываемая краска синего цвета окатила меня и растеклась по ебалу.       — БЛЯЯЯЯЯЯ!!! — проорал я.       (Да я теперь просто Аватар какой-то)       Сердце стучало как ненормальное.       Что же делать, что же делать?       Спокойно, не время отступать, я же Адольф Гитлер, а Гитлер бы не отступил!       Отыскав-таки маркер, я всё равно пририсовал себе Гитлеровские усы, на которые, кажется, никто уже и не обратит внимания, и на бегу бросил Антону:       — Не запоминай меня таким!       Хор как раз закончил песню, когда внезапно я выбежал на сцену.       Никогда не забуду этот момент позора:       Я в костюме Адольфа Гитлера, покрытый синей краской, с криво нарисованными поверх неё усиками, стою перед огромной толпой, и Кэт смотрит на меня, выпучив глаза.       — О, АВАТАР! — выкрикнул Димас с первого ряда, и почти весь зал взорвался от смеха.       Кроме, конечно же, моей семьи, которая в тот момент испытывала дикий стыд за меня.       Но отступать было поздно, так даже живее получится!       Я крикнул на почти чистом немецком:       — Ихн бин Гитлер, ласс унс мит дэм верхор бегинен!       Дёргающимся от непонимания происходящего голосом Маша в углу сцены заговорила перевод в микрофон, находившийся в трясущейся руке:       — Я Адольф Гитлер, начинаем допрос…       Зал одновременно и умирал от смеха, и испытывал полное непонимание.       Со всех сторон слышалось:       — Так другой же был!       — Их там что, клонируют?       — КТО-ТО НА ПОВТОР НАЖАЛ! — громче всех крикнул Димас, вызвав новую волну хохота.       Интересно, если я сейчас очень-очень сильно поверю в Бога, каков шанс, что я провалюсь сквозь пол от стыда?       Обдолбанному Владимиру Владимировичу тоже захотелось что-то выкрикнуть, вот хоть что-нибудь, и из его уст вылетело:       — ПОШЁЛ РЕКТОР В ЖОПУ! Ой, а кто это сказал?!       Всё ещё веря, что с концертом далеко не всё потеряно, Кэт смотрела в зал и улыбалась, а сама медленно начала приближаться ко мне, и шептать:       — Ты совсем придурок, ты чё творишь?       — Тебя спасаю от этого извращенца Серёги… давай, говори, скорее, текст, я знаю, что делаю!       — Какой же ты дол… РУСЛАНД ВИРД ТРОЦДЭМ ГВИНЕН!       Маша чуть не выронила микрофон из руки, но всё равно перевела:       — Россия всё равно победит.       (Кажется, такой волны смеха не было даже в Камеди Клабе)       — Так уже же победила по сюжету! — громко заметил задыхающийся от смеха Димас, — чё, третья мировая уже?       Громче всех заржал Владимирович.       Но самое трешовое было ещё впереди…       Углядев из-за кулис, что тут творится полный беспредел, Серёга взорвался от негодования, обиды и ревности разом, и, не особо обдумывая своих действий, побежал в гримёрную переодеваться.       Костюма Гитлера тут не было, поэтому он схватил первый попавшийся костюм — фельдшера у Антона.       Разумеется, заметивший это анимешник сразу завопил:       — Серёга, блять, ты чё творишь, это мой костюм!       — Нет, это я, я теперь Гитлер!       — Серёга, отдай!       Одновременно на сцену залетели и Серёга в костюме фельдшера, и Антон, находившийся в одних трусах, потому что уже начал было переодеваться.       Зал смеялся уже с такой силой, что провалиться от стыда сквозь пол хотел уже не только я, этого хотели все.       Серёга, пытающийся делать вид, что он не идёт на дно, что всё под контролем, громко заявил:       — Ихн бин Гитлер, ласс унс мит дэм верхор бегинен!       Я понял, в какую жопу мы попали.       Маша вся побледнела, икнула от испуга, но перевела:       — Я Адольф Гитлер, начинаем допрос.       Судя по реакции зала, это смело можно включать в топ-10 самых смешных шуток в мире.       Я весь уже не просто посинел, кажется, я ещё и позеленел, и покраснел от злости — куда этот чурбан лезет — и просто начал громко выкрикивать свой текст.       Одновременно со мной то же самое стал делать и Серёга.       К сожалению, половина текста попросту вылетела у нас из головы, и мы наобум кричали какие-то случайные фразы. Ничего было непонятно.       Маша предпочла просто зажмуриться и закрыть уши руками.       Кэт как можно незаметнее прикрыла лицо ладонью, чтобы никто не запоминал её участия в этом балагане, пока Антон дёргал Серёгу за костюм, пытаясь стянуть его.       — Да заткнитесь вы! — первой не выдержала Кэт.       — Да ты аватар, а не Гитлер! — кинул мне предъяву Серёга.       — А ты вообще врач! — не остался я в стороне.       — Я не врач, я фельдшер!       Тут уже и Антон, и без которого проблем хватало, в одних трусах шагнул вперёд, и гордо заявил:       — Это я фельдшер!       Будто очнувшаяся после сна Маша совсем запуталась в творившемся хаосе, и инстинктивно перевела это на немецкий:       — Дас бин ихн санитатэр!       Димаса в первом ряду уже пришлось стучать по спине, потому что он задыхался от смеха.       Только сейчас, когда мы с Серёгой и Антоном толкали друг друга в стороны, до Кэт дошло, что надо делать — она махнула рукой в сторону, за кулисы, чтобы механики закрыли кулисы.       Как назло, по всем законам подлости, именно сейчас их заело, как механик не дёргал за верёвку.       Зато староста восприняла это как знак, и взорвала последнюю хлопушку.       Вслед за этим из разных частей сцены, и слева, и справа друг на друга рванули русские и немецкие солдаты, половина из которых вскоре попадала.       — Да что вы творите-то?! — выкрикнула Кэт, и, не дождавшись от Маши перевода, запуталась, и сама перевела, — вас тус ду!       — Переводчик сломался! — продолжил комментировать Димас, и снова начал задыхаться.       Такого шоу он явно не ожидал.       Кэт потянула меня за руку, чтобы утащить со сцены, и уж не знаю, чем я руководствовался, но в тот момент я почему-то посчитал, что эпизод самый что ни на есть подходящий, и схватив её за щёки, потянулся, чтобы поцеловать.       Но тут же схлопотал по яйцам коленом… снова…       — Бля-я-я-я…, — раздалось жалобное блеянье от падающего на колени меня.       Мой дед решил, что больше не может этого терпеть, и воинственно зашагал к сцене.       Лео же, пытаясь хоть как-то разбавить напряжение, заиграл на гитаре, что, правда, вызвало ещё больший приступ смеха у всех зрителей.       Под его непопадающую в ноты от волнения игру занавес наконец-то заработал и закрылся тогда, когда уже было поздно.       Вскочив со своего места, шатающийся из стороны в сторону Владимир Владимирович возопил:       — БРАВО!       И захлопал в ладоши, а вслед за ним и все остальные.       — ТЫ ЧЁ, БЛИН, ТВОРИШЬ?! — набросилась на меня Кэт, крепко схватив за волосы.       У меня даже слёзы из глаз пошли от боли.       — Ай, да пусти ты, пусти!       С трудом отцепив её руку, я встал, всё ещё держась рукой за свои болящие яйца, и огрызнулся:       — Ты мне и так уже по яйцам зарядила, тебе мало, что ли?       Сил уже не было терпеть.       — Я сейчас снова заряжу, чтоб не повадно было!       — Да ты достала уже! — наступал я в ответ, — у меня с тех пор, как ты тут появилась, одни только проблемы… я из-за тебя и на коленях стоял, и чуть из универа не вылетел, а тебе всё мало, да? Ты только и делаешь, что стебёшься! Я вчера со всей душой, нормально, по-человечески просил, а ты выбрала с Серёгой тут засосаться!       — Чего?! Да ты чё несёшь вообще?! Ни с кем я тут не засосалась бы… и вообще, это не твоё дело! Ты кем тут себя возомнил?!       — Я… я… да никем, — обида взяла верх.       Кэт со злостью уставилась на меня, но в этот раз я выдержал этот взгляд.       Так хотелось её, эту суку… эту суку… так…       Ай, даже слов нет.       Занавес заглючил, и снова раскрылся, и все зрители аплодисментами встретили просто стоявших на месте нас.       Вскоре, правда, отвлеклись на начавшего блевать в центре зала Владимира Владимировича.       — Поздравляю, Лёш, — с презрением шепнула мне Кэт, — ты снова облажался.       Она зашагала за кулисы, а я так и стоял под сотнями взглядов, камерами, в костюме Гитлера, весь в синей краске, которую теперь хуй смоешь, и сгорал со стыда.       Понимал, что моя жизнь, кажется, закончена.       Ну-у… может, всё не так плохо, а? Зрителям же вроде понравилось…

***

      А после, на сессии мы с Кэт сидели в разных частях аудитории, и с максимально недовольными лицами сдавали экзамен Владимира Владимировича.       Впрочем, его сдавали все, и Димас каждый день по десять раз с довольным видом твердил нам, что он единственный ничего не потерял.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.