игра должна потерять одного игрока
Блум не дергается, не плачет в подушку и вообще не проявляет эмоций — шквал осуждения, насмешек, злорадства, а порой и непристойных предложений в этот раз оказался куда сильнее, чем в прошлый. Девочка-подкидыш теперь уже никого не интересовала. Теперь из уст в уста передавались сплетни о рыжей нимфоманке, запавшей на Беатрикс. Сначала Блум не могла даже смотреть в глаза своим соседкам — после той ночи её топила головная боль и похмелье. А потом накрыл стыд — жуткий, отчаянный, ни с чем не сравнимый. Словно кошмар, воплотившийся в реальность — правда во снах она, совсем обнаженная, была окружена толпой, улюлюкающей и тыкающей пальцами. Тут же её потайные желания озвучили на всю школу — раздели не тело, а душу, и это оказалось куда хуже. Видео удалили спустя два часа, после того как Питерс его увидела — Стелла устроила настоящий разнос и кидала жалобы с завидной регулярностью. Или правообладатель внезапно ограничил к нему доступ, Блум предпочла не выяснять. Внутри она не умирала, слишком уж буйный у нее для этого нрав — первые дни по комнате летали и разбивались фарфоровые статуэтки, заточенные карандаши протыкали разбивались о стену, а потом каким-то чудесным образом (подозрения падали на Аишу) появился внушительных размеров круг, в которые с тем же остервенением Блум метала дротики. Это был весьма эффективный способ, потому что достаточно выматывал — до ноющей боли в кистях обеих рук и попадания в яблочко даже спустя часа непрерывного действия. Ей понадобилось пара дней, чтобы оправиться — или так, по крайней мере, она показывала на публику. Гордо поднятый подбородок, насмешка на подкрашенных губах, свежий дерзкий аромат парфюма — Питерс чуть щурится в ответ на смешки и грубые предложения и отвечает емко, словно оставляет пощечины словами. — Эй, Питерс, а меня ты не хочешь? — Да хоть будь ты единственным живым существом на планете, даже не взглянула бы в твою сторону. — Потому что больше по девочкам? — Потому что у меня есть вкус. Парень злиться и краснеет, ведь гвалт смеха обрушивается теперь против него, а Питерс язвительно тянет губы в подобии улыбки. То, как она просит о том, чтобы её поимели, слышала едва ли не вся школа, чего ей еще терять? Хотя, кое-что потерять стоило бы. Потерять зависимость от человека, которому она вложила в ладони свое доверие, хотя прекрасно видела, как на чужих руках увиваются змеи. Она просто заплатила за свою наивность, не более того.***
Беатрис огрызается на каждого, кто шепчет что-то о Блум, мечется от собственной беспомощности и не знает, как подойти и хотя бы просто извиниться. Скорпион ужалил самого себя, ну надо же, какая ирония. Она наблюдает на безопасном расстоянии и буквально чувствует Питерс — её отчаяние и желание исчезнуть с лица земли первое время, стыд, что смешался с кровью, злость и какую-то беззащитность, что ли. Но уже спустя несколько дней Питерс улыбается открыто и белозубо, смеется также громко, как и раньше и мажет взглядом равнодушно мимо любого, кто пытается её как-то задеть. Как-будто контрольный выстрел Беатрикс пролетел мимо. Вот только фея воздуха никогда не промахивается, и она сама об этом прекрасно осведомлена. Как и о том, что вся эта напускная веселость лишь маска, под которой Блум прячет боль. Из-за неё, из-за Беатрикс. И от этого в разы паршивее — лучше бы Питерс подошла и накричала на неё. Или ударила на глазах у всех — так было бы проще, куда проще им обоим. Но Блум лишь равнодушно мажет взглядом мимо её лица, как делает это со всеми остальными.***
Беатрикс приходит на место своего первого поражения на закате — ветер хлещет по щекам, путая волосы и нагоняя мрачные тучи на горизонт, не позволяя насладиться теплыми лучами уходящего солнца. Облака словно крадут цвет — вместо золотистого желтого лучи становятся бледно-лимонными, трава блекнет, а голубизна неба превращается в серое месиво. Блум сидит к ней спиной, обхватив руками колени и смотрит вглубь леса, как зачарованная. Фея воздуха специально старается подойти шумно, но Питерс ни вздрагивает, ни оборачивается, словно потеряла слух в то же мгновение, когда на поляне появился кто-то лишний. Теперь уже лишний. — Прости меня, — слова звучат так жалко и не к месту, что Беатрис хочется поймать их в воздухе и запихнуть обратно в рот, лишь бы они не звучали сейчас. Блум поднимает голову и смотрит на неё снизу вверх — Беатрикс отмечает про себя, что цвет её глаз словно выцвел с их последней встречи и внутри что-то болезненно сжимается. Она опускает голые колени в траву и касается плеч Блум — шепчет горячо, сбивается и путается в простых словах, пытаясь донести одну простую вещь — это не игра, правда не игра, и Беатрикс чертовски жаль, что все так вышло. — Не прикасайся ко мне больше, — ветер шумит в ушах, но тихий голос Блум рвет перепонки. Рыжая мягко, но настойчиво отцепляет пальцы извиняющейся девушки от себя и поднимается. Беатрикс кажется, что кто-то стоял сзади и проткнул ей легкие — своеобразная вендетта за свершенное. Иначе почему ей нечем дышать? — Блум, я… — Ты победила. Я думала, что люблю тебя, Беатрикс. Теперь я смотрю на тебя и не чувствую ничего, кроме неприязни. Поэтому не прикасайся ко мне больше. Блум уходит, а Беатрикс пытается дышать, впиваясь пальцами в землю и выворачивая травинки вместе с корнями. Беатрикс победила.