ему 16 лет.
— Значит, ты уверен, что моё самое счастливое воспоминание — это тот день, когда мама забрала меня из детского дома?.. — Разве может быть иначе? Не вижу ни единой причины, чтобы было что-то ещё. — …Но ты ошибаешься, хён. Не только этот день. Хёнджин вальяжно откидывается на спинку стула и щёлкает ручкой, хмуря брови. Младшему нравится смотреть на него в любом виде: рабочем, домашнем, повседневном. Чонин ощущает восхищение и какое-то непонятное чувство, щекочущее рёбра изнутри, по отношению нему; совсем не влюбленность — точно не она. Чонину уже давно не тринадцать или четырнадцать, и он вполне может сказать про себя, что достаточно взрослый. По крайней мере, чтобы не думать тем, что ниже пояса, а головой. Старший узрел его не в самом лучшем виде и знает о нем то, о чем Ян бы предпочёл никогда ему не говорить, но это не имеет значения. Хван Хёнджин особенный. Он словно с каждой встречей становится всё больше далёким и недосягаемым, а пропасть между ними вопреки возрасту лишь увеличивается. Чонин будто бы пытается бежать, а лишь откатывается назад или вовсе стоит на месте, пока он идёт вперед. Это вселяет страх перед будущим, потому что восемь лет между — не шутки. — Какой тогда? — Их всегда было два. С первым угадал, но есть ещё тот, в который ты напугал меня до чёртиков. Мне казалось, что ты реально спасешь меня от *Тыквоголового или хотя бы попытаешься. Наверное, тогда я понял, что тебе на меня не наплевать, и ты меня любишь. Знать об этом было… короче, приятно было так думать. Я стал нужным кому-то впервые по-настоящему. Хёнджин усмехается, снова принимая нормальное положение. Теперь он сидит спиной, но Чонин знает, что разговор ещё не окончен. — Ты просто стал избалованным маменькиным сынком, — бодро шутит он, несмотря на практически бессонную ночь. — Надо тебе, чтоб тебя любили направо-налево. Совсем распустились нынешние детки. У Чонина в голове пробегает гораздо быстрее, чем он вообще успевает обдумать: «На сегодняшний день мне хватит только тебя». И от этой мысли становится по-настоящему не по себе, потому что былое и то самое постыдное всё равно всплывает наружу. — Все мне не нужны, хён. У меня есть семья и друзья.***
К четвёртому дню пребывания большую часть времени наедине Чонин наглеет. Хёнджин привык смотреть телевизор в одиночестве (разве что в компании чипсов или безе, приготовленном мамой) и в темноте — так гораздо лучше. Особенно атмосферно делать это поздней осенью или зимой, потому что день короткий, а уж если запахнуть все шторы, то полный крутяк, но. Когда под боком вместо подушки детское тельце, периодически ерзающее, это немного раздражает. Впрочем, Хёнджин бы хотел прогнать младшего, но ему банально лень. Выслушивать после сопли и слёзы, объясняться перед сестрой, которая должна прийти минут через десять-пятнадцать — зачем?; хотя, наверное, Чонин и в самом деле не настолько раздражающий, а Хёнджину просто нужно придумать для себя оправдание. — Хён, оставь мне, пожалуйста. — Обойдешься, — старший без зазрения совести собирает пальцем последние крошки, не оставляя ничего Яну. Если с такого возраста злоупотреблять всякой не полезной штуковиной, то можно к двадцати заработать гастрит или язву. Хёнджину мама до сих пор не разрешает часто есть фаст-фуд и пить много газировки (хотя как будто он не делает это тайком). В общем, как хороший (уже) дядя Хёнджин обязан запрещать что-то младшему. Ну, ещё это прикольно. Кое-какая власть чувствуется, что ли. Ещё один плюс в копилку нежданного появления Чонина в том, что Хёнджин больше не самый младший в семье, которому указывают постоянно, что и когда он обязан делать. — Но ты же ешь. Хёнджин кривляется, копируя тон Чонина и строя рожицу: — Но ты же ешь. Молчи, умник. Иначе ночью к тебе придёт Тыквоголовый и сожрёт твой желудок, а после высосет мозг через ноздрю. Понял? Глаза Яна расширяются. Он нервно вытирает ладонь о домашние шорты и быстро-быстро кивает. Наверняка ведь потом получит за то, что испачкал — не сильно, но всё равно. Сестра в нём души не чает, однако прекрасно понимает, что слишком баловать и закрывать глаза на некоторые вещи нельзя. Хёнджин тихо хохочет, скрывая смех кашлем. Даже такой необычный ребёнок, как Чонин, верит в монстров под кроватью и прочие страшилки. И старший практически уверен, что и в Санту он тоже верит — вот умора. Пока растерянный Чонин сидит ровно и смотрит в одну точку перед собой, привычно зажевав нижнюю губу, Хёнджин достаёт из кармана телефон. Мысль приходит так же внезапно, как и Чонин среди ночи оказывается на полу. Это сравнение забавляет. Разумеется, в комнате без света фотография получится ужасной, но общие очертания Яна точно будут видны — на большее друг может и не рассчитывать. Ликс должен быть счастлив, что он всё-таки сдерживает данное обещание, а не переводит в шутку или «не считается». Хван наводит камеру и сделает одну фотографию, тут же отправляя её. «Приёмыш Ян Чонин в нормальной среде обитания. Приятно познакомиться.» — Хён, он правда съест мой желудок? — Правда. — Честно-честно? — Конечно. Тыквоголовый предпочитает ужинать теми, кто ест много чипсов и сухариков, а ещё обманщиков и мелких воришек. Они самые вкусные, — и наклоняясь к уху младшего, с наигранным чавканьем добавляет. — Ням-ням. Плохие детишки — это лучший ужин. Чонин вновь сглатывает. «Тогда передай этому милому Чонину, которого почти не разглядеть, что мне тоже приятно. И не обижай его, хён. Он же маленький.» — Хён? Хёнджин просыпается из-за того, что кто-то легонько хлопает его ладонью по лбу. Старший часто-часто моргает, трёт кулаками глаза, искренне надеясь, что показалось. Но возле кровати действительно стоит Чонин с той самой лисичкой под мышкой. Вид у него явно не того человека, который проснулся среди ночи — не ложился ещё даже. Чёрт возьми, а про эту игрушку Хёнджин уже забыл давно. Он даже не думал, что Ян вообще мог спать с ней или типа того; кажется, о Чонине он знает меньше, чем думал прежде. — Ты чего тут забыл? — Меня сегодня точно съедят. Хён, я не хочу жить без желудка, — Ян хнычет, словно вот-вот расплачется. — Как же я буду?.. Что мне без желудка делать? Хёнджин от такого заявления приподнимается на локте, мысленно со вкусом проматерившись. Дёрнуло его запугивать малышню. — Господи, мелкий, я же пошутил. Тыквоголового не существует, и жрать тебя никто не собирается. Иди спать, а? Не занимайся ерундой. Хёнджин лёг в кровать после полуночи, и лишь только из-за того, что срубало жёстко. Переписка с симпатичной одноклассницей это прекрасно, сомнений нет, но уж точно не в состоянии полусонного овоща. Тем более Хёлин первая предложила выйти из сети одновременно, а завтра (уже сегодня) или в субботу вечером погулять вдвоём. Хёнджину пока что тринадцать, и ему очень нравится идея встречаться с кем-то. Особенно с девушкой вроде Ким Хёлин, которая порой скидывает свои фотографии в полный рост: в отражении зеркала или когда подруга сфотографировала на фоне чего-то красивого. И да, Хёнджин подумывал о том, что если у них всё-таки получится, можно заняться сексом. В мыслях это кажется чем-то по-настоящему взрослым, классным и таким жутко крутым. Какому парню хочется остаться девственником до совершеннолетия и фактически носить знамя позора? Хёнджин не относит себя к настолько ущербным; он симпатичный — вот так-то. — Нет, хён, — Чонин отчаянно мотает головой, будто бы совсем не слышит того, что шепчет ему дядя. — Я крал из полки, куда мама убирает конфеты, которые покупает. Брал без разрешения карандаши у тебя из стола, когда хотел рисовать. А ещё это я треснул кружку. Она у меня нечаянно упала в раковину, честное слово. Я просто… Йерин может ликовать, потому что лично Хёнджин впервые слышит от младшего, как тот называет сестру мамой, а чониновская новая бабушка, наверное, может облегчённо выдохнуть. Всё-таки прогресс есть, несмотря на его медлительность, — но есть же. — Захлопнись, Чонин, — перебивает старший и принимает вертикальное положение, зачесывая пальцами непослушную чёлку. — Сейчас я провожу тебя до кровати, и ты уснёшь. А если будешь ныть всю ночью или разбудишь свою маму, то хрена с два я ещё хоть раз буду смотреть с тобой телевизор. Понял? Надеюсь, что да. Только сопли вроде тебя верят в то, что чудища взаправду есть. И вообще, самое большое чудовище — это человек, — чересчур умно и как-то по-философски заканчивает Хёнджин, слабо толкая младшего в спину прямиком к двери. — А если он всё-таки придёт, то ты прибежишь меня спасать? Боже, это какое-то издевательство. Ян упрямо не слушает то, что он говорит, смотря через плечо. — Прибегу. Иди, давай. Не обоссысь только от страха — позор на века. Чонин не сопротивляется, лишь крепче прижимает игрушку к груди.***
— Подумаешь, — отмахивается Феликс, хохоча. — Теперь твоя подружка — лягушка. — Оборжаться, ахуеть как весело. Хёнджина смешки друга злят. Надо было Хёлин заболеть ветрянкой. В субботу утром ей вдруг стало плохо. Девушка объяснила своё самочувствие аллергической реакцией, а в понедельник и вовсе не пришла на учебу. Хван в какой-то степени и рад, что свидание не удалось, но неприятное послевкусие осталось. Кажется, не судьба. — Не так уж сильно она тебе нравится. Переживешь, хён. «Что правда, что правда», — думает Хёнджин. Вот только именно её он окучивал несколько месяцев, а сейчас все старания будто бы коту под хвост. Теперь единственная ассоциация с Хелин — это болото, переполненное ярко-зелёными лягушками, и зуд по всему телу. Каникул будто бы и не было. С Чонином, признаться, не так уж и плохо, однако он ещё совсем мелкий. Вот какие общие интересы могут быть у подростка и совсем детсадовца-дефис-бывшего сироты? Сложно придумать что-то стоящее, кроме просмотра мультиков, которые подходят и взрослым, и детям, или ужастиков (Чонин всё равно закрывает глаза или прячет голову под подушкой). И о девчонках не поговоришь, в приставку не поиграешь, потому что в любом случае выиграешь. — Какие планы на Рождество? Мы вот полетим в Кэрнс. Какая-то очень дальняя родственница пригласила на вечеринку в честь помолвки. Привезу тебе сувениры и ещё чего-нибудь. Хёнджин ничуть не удивлён. Родители Ликса любят путешествовать, а фактически родина папы — святое. В прошлом году они посетили Сидней, а после на пару дней слетали в Афины. Хёнджину пришлись по душе оливки; одну из нескольких баночек он съел в одиночку. Быть может, когда Хван начнёт зарабатывать самостоятельно и, конечно, станет старше, он тоже начнёт путешествовать. Но пока что особого желания нет. Из его семьи лишь сестра когда-то давно была в Великобритании по работе. — Не знаю, — честно отвечает Хван, пожимая плечами. — Дома, скорее всего. А сестра хотела своего сыночка свозить куда-нибудь. В Тхэбэк — мол, пусть увидит горы и леса, или же в Пусан, потому что там море, песок. Ты знаешь, что деньги у неё есть, так что не проблема. — А ты и рад бы сплавить их, — Ли закатывает глаза, подразумевая Чонина и Йерин. — Если только капельку. — Подарочек хоть подгони пацану. Приятно же будет.