***
Хёнджин возвращается около полудня уставшим и немного раздраженным из-за духоты во время поездки и Феликса, который фактически отлежал ему плечо. Хван тысячу раз пожалел, что сел возле окна, а не рядом с проходом. Дома пахнет супом на говяжьем бульоне (какой кошмар) и почему-то жареными луковыми кольцами. Запах настолько раздражает крылья носа, что хочется чихнуть, а к горлу подступает тошнота; возможно, не стоило покупать хот-дог на остановке возле автозаправки. — Блять, — одними губами говорит Хёнджин и затаскивает тяжёлую сумку в дом. Мама и приёмыш наверняка пошли гулять, а папа и Йерин на работе. Хёнджину уже просто хочется пойти наверх и завалиться на кровать. Никого видеть желания нет, как и желания вообще что-либо делать, — лень. *Wispa поверх подушки. Такого в заначках не было точно. И у родителей нет привычки делать что-то подобное, как и у сестры.***
Хёнджин никогда не умел ладить с детьми, тем более настолько маленькими. Попросту не удавалось идти на контакт (хотя Хван ещё ни разу в жизни не попадал в подобные ситуации), а строить из себя глупую няньку, которая делает голос писклявым и наигранно кривляется уж очень не хотелось. Казалось, что становишься ещё тупее сопливой малышни. Эти каникулы обещают длиться целую вечность. И Хёнджин не знает точно: это мама и сестра такие умные, что взяли отпуски как раз перед тем, как он должен уйти «на покой», чтобы Чонин не оставался один дома аж больше месяца; или это его жизнь за что-то наказывает и всё происходящее — случайность, сотканная из последствий некоторых поступков? Очень удачно, класс просто. Если приёмыша всё-таки не возьмут в детский сад, то следующий на очереди папа. Все почему-то должны плясать под мелкого, который даже освоиться-то за это время так и не сумел. У Хёнджина возник план. Просто потрясающий план: отдать ребёнку свой старый набор лего, завалявшийся почему-то в углу большого шкафа в гостевой спальне, что (уже не) пустовала из года в год, или же включить после обеда детский канал. У него были свои дела; у какого подростка в тринадцать их нет? И уж точно Хёнджин не собирался тратить драгоценное время (почти) в одиночестве на того, с кем всё равно не будет близок, — ну хоть ты убейся. И «соскучился» от Йерин совсем ничего не значит, нет-нет-нет. Впрочем, Хёнджин так всерьёз думал. Ровно тех пор, пока Чонин не сел рядом, выпрямив спину и сложив ладони на коленях. Выглядело это странно, но ещё хуже было то, что младший чего-то от него ожидал, а сам молчал. Пять минут. Хёнджин демонстративно перещелкивает каналы (потому что на Discovery реклама), незаметно поглядывая на Яна. После пятьдесят второго всё начинается заново, но Хван довольно упрям. Двадцать четыре минуты. «Разрушители легенд» подходят к концу, как и хёнджиновское терпение. Младшему уже самому неуютно — ерзает, периодически чешет острую коленку, вздыхает, но продолжает молчать и делать это. У Чонина была привычка. Одна из множества вредных, и было вполне объяснимо откуда все они и почему. Но кое-что не оставляло старшего равнодушным всегда, потому что Чонин делал это, когда думал. Чёрт возьми, Хёнджин готов отдать голову на отсечение, что в этом маленьком котелке постоянно кипели мысли. Варились и булькали, как мамин рис в старой кастрюльке, так что Хёнджину казалось, будто бы он вот-вот услышит характерный звук и даже почувствует запах. Но самое ужасное заключалось в том, случалось такое в то время, когда он находился рядом. Мама и сестра либо не замечали, либо специально молчали и надеялись на такое взрослое «перерастет». Но Чонин ни слова никому не говорил о том, что думает. К Йерин просто обращался на вы, зато отца пару раз называл «дед»; а маму всё это умиляло. Кажется, сестра вскользь упоминала, что младший до трёх лет жил со своим дедушкой, а после его смерти, соответственно, отправился прямиком в детдом. Но Ян не просто кусал. Он зажевывал нижнюю губу настолько, что та полностью скрывалась за передними зубами и верхней губой. В эти моменты он слышно то ли пыхтел, то ли сопел, машинально сдувая чёлку со лба, и для Хёнджина это выглядело… неприятно. В уголке рта у Яна чуть-чуть скапливалась слюна, а сам он выглядел дурачком — таких показывают в телевизионных программах. В общем, приятного на вид здесь было мало. Тридцать одна минута. Либо старшего уже глючит, либо слюни уже всё-таки потекли. Проблематично смотреть в телевизор и одновременно на Чонина, чтобы не упустить что-то важное. Что именно — не важно. — Слушай, — не выдерживает Хван. — Ты или говори, или иди к себе в комнату, потому что я из-за тебя чувствую себя идиотом. А я далеко не идиот. Ладно. Сказано было грубовато, но зато правдиво. Пусть младший привыкает и к тому, что обычные люди сторонятся тех, кто ведёт себя как-то иначе; ему будет полезно преподносить себя как человека не из детдома. Если уж он часть хёнджиновской семьи, то пусть не позорит их никогда в жизни — благодарен должен быть. Ян молчит с минуту, но потом необычно спокойно спрашивает: — О чём мне говорить? Как будто бы Хёнджин знает. — Дети любят трещать без причины, вот и ты начинай. Например, расскажи о детдоме. Мне интересно, что там и как, — а вот и нихуя. Хёнджину абсолютно плевать — тотально просто. И он спокойно может в этом признаться не только себе, но если это поможет мальку, то пожалуйста. От шума абстрагироваться Хван в случае чего вполне в состоянии; Феликс научил частично фильтровать ненужное. Ян Чонин умеет удивлять. Своим детским упорством, ответами, которых не ждёшь и, разумеется, своим появлением как таковым. — Мне тут… тут хорошо, хён. Там очень плохо было. — Тогда тебе надо сказать об этом своей маме, чтобы не обижать её. Имею в виду, что тебе хорошо у нас дома и всё тебе нравится. Ей будет приятно. — Хорошо, скажу, — послушно кивает Чонин и как-то по-серьёзному поджимает губы. Хёнджину хочется спросить правда ли то, о чём писала сестра, но в итоге не решается. Да и сладость во второй раз на одном и том же месте — такое себе совпадение, а настоящими провалами в памяти он не страдает. Но Йерин вполне же могла приврать, да? — Ты мультики любишь? — кивок. — Тогда будем смотреть «Планета сокровищ». Начнется скоро.