Пустой стол

      Уилл заглушил двигатель, припарковавшись в квартале от дома Ганнибала. Ни в одном из домов не горел свет, окна же первого этажа Ганнибала лучились золотом. Фасад не был украшен рождественскими гирляндами, но Уилл и не ожидал чего-то такого. Перед самим домом он не заметил других машин, похоже, и рождественского званого ужина Ганнибал не устраивал.       Уилл почти переборол твёрдое желание немедленно развернуться и поехать обратно, когда до него всё же дошло, насколько ужасной изначально была идея приехать сегодня к Ганнибалу. Это было слишком навязчиво и неуместно. Но было уже поздно. Вместо этого он вылез из машины с бутылкой вина в руке и побрёл к дому.       Беспокойство скрутилось в тугой узел в груди, но он успокоил себя мыслью, что минутная неловкость окажется худшим, что могло бы произойти, а Ганнибал уже видел его в куда более неловком положении, чем это.       Он постучал.       Ганнибал открыл дверь в длинном белом фартуке и с закатанными до локтей рукавами. На лице его застыло выражение искреннего удивления.       — Уилл. Что-то случилось?       Уилл протянул ему вино.       — Тебе не обязательно быть вежливым, — сказал он. — Если хочешь, чтобы я ушёл, просто скажи.       Ганнибал отступил в сторону, придерживая для него дверь. Уилл последовал за ним на кухню и поставил бутылку. Он окинул взглядом стойку, заполненную посудой, плиту с тремя кипящими кастрюлями и сковородкой под крышкой и приподнял брови.       — Я значительно сократил количество рецептов, — объяснил Ганнибал. — Но еды всё равно будет слишком много, — он передал одну кастрюлю Уиллу. — Там есть блюдо, зелёное. Наполни его этим, пожалуйста. Двенадцать блюд для двенадцати апостолов. Это традиция там, где я родился, — продолжил Ганнибал, когда Уилл сделал, как он велел.       — Ты делаешь это каждый год?       — Нет-нет. Должно быть, только последние лет двадцать, — он замолчал, и что-то густое и коричневое с деревянной ложки в его руке капнуло в кастрюлю. — Да, полагаю, ровно двадцать лет, — он улыбнулся Уиллу, но улыбка очень быстро затухла. — Это может показаться чем-то мне не свойственным.       — Пахнет потрясающе, — честно признался Уилл. Он понятия не имел, что перекладывал в зелёное блюдо, но был бы более чем счастлив это съесть. — Итак, Литва?       — Дерево выдало меня?       Уилл кивнул. Он только мельком заметил ель, когда они проходили мимо столовой, но такие же соломенные украшения он уже однажды видел раньше. Когда расследовал одно из дел, хотя и не собирался об этом говорить.       — Они… принадлежали твоей семье?       — Боюсь, именно эти куплены через интернет. Из детства у меня ничего не осталось, — он поставил на стойку ещё одно блюдо. — Не мог бы ты отнести это на стол? Мы почти закончили.       Вес наполненных едой блюд приятно ощущался в руках, в тусклом свете от них поднимался горячий пар. Он отнёс их в столовую и на секунду застыл на пороге. Стол был сервирован на пятерых: пустая тарелка во главе стола для Ганнибала и ещё четыре в противоположном его конце, каждая со свечой на ней.       Он поставил блюда и медленно вернулся на кухню.       — Я не вовремя. Ты должен был сказать…       Ганнибал покачал головой, не поднимая глаз.       — Нет, я действительно рад, что ты здесь. Едва ли они составят мне хорошую компанию. И кого ещё я мог бы пригласить отужинать с мертвецами?       Уилл не смог удержаться от невесёлой улыбки.       — Забавно. Потому что правда.       — Там в шкафу есть ещё тарелки, если ты… За столом ещё есть место.       — Думаю, очень скоро за ним станет довольно тесновато.       — По традиции приборы ставятся для тех, кто не может присутствовать, или же для тех, кого ты потерял в минувшем году. Признаю, для меня прошло несколько дольше, чем год.       Уилл взял две тарелки. Одну для матери, которую никогда не знал, а другую для человека, которого убил. Ему не хотелось, чтобы Гаррет Джейкоб Хоббс сидел за этим столом, но, возможно, лучше было пригласить его, чем позволить выбрать место за ним самому.       Остальные блюда они принесли вместе. Ганнибал не стал спрашивать, для кого Уилл поставил приборы, просто добавил на каждую тарелку свечу.       — Сколько? — спросил Уилл.       — Сорок лет. Почти день в день.       Ганнибал зажёг все свечи и молча разложил еду по тарелкам. Он не представил блюда. Уилл не заметил в нём ни следа привычной гордости, которая обычно сочилась из него, даже когда он подавал к столу что-то незначительное вроде чашечки кофе. Какое-то время звон столовых приборов и тягучий плеск разливаемого по бокалам вина был единственным звуком, раздающимся в столовой.       — Что побудило тебя приехать сюда сегодня вечером? — спросил Ганнибал. — Я считал, ты предпочитаешь уединение.       — Предпочитаю. Обычно. То же я было подумал про тебя.       Ганнибал улыбнулся ему поверх бокала.       — Так и есть. Обычно.       — Верно. Так что я ем?       Ганнибал жестом указал на блюда: сельдь с морковью, грибные клёцки, какое-то печенье. Уилл быстро сбился, мало понимая, где что, и предпочёл просто слушать. Попробовав печенье, Ганнибал выглядел слегка разочарованным.       — Думаю, либо нужно печь их чаще, либо не подавать совсем, — произнёс он.       Уилл фыркнул.       — Да нормальные они. Мне нравятся. А что случилось со всем мясом? Обычно это же девять десятых всего, что ты готовишь.       — Боюсь, ещё одна традиция. Никакого мяса, молочных продуктов или яиц. К счастью, только на одну ночь.       — Это всё равно вкусно. Когда я был ребёнком, на Рождество у нас обычно были разогретые на скорую руку полуфабрикаты. А у тебя на столе всегда было это?       — Всегда. И даже больше. Мама с бабушкой начинали готовить ещё накануне.       Всегда. Пока всех их не стало. Если так, то сорок лет назад Ганнибалу было не больше десяти.       Ганнибал поднял бокал.       — За тех, кого больше нет с нами.       Уилл поднял свой бокал, и, пока они пили, его не покидало чувство, что он почти может видеть лица всех почивших, собравшихся вокруг стола. Лицо Гаррета Джейкоба Хоббса с его окровавленной изрешечённой пулями грудью. Лицо своей матери, распухшее и бледное, когда её выловили из Миссисипи всего через две недели после его рождения. Он видел мать и бабушку Ганнибала, а рядом с ними, должно быть, сидел его отец.       Уилл колебался с последним, пока не увидел, как единственное присыпанное сахарной пудрой печенье почти сливается с белоснежной тарелкой. Кто-то совсем маленький. Прикинув навскидку, Уилл бы сказал, что младшая сестра. Он не стал расспрашивать. Не сегодня.       — Спасибо, — смущённо поблагодарил он. — За… за всё это. За то, что позволил мне остаться.       На мгновение Ганнибал взглянул на него.       — Пожалуйста, — сказал он. Серьёзно и официально. — Всегда пожалуйста.