Хорошо под небесами,
Словно в лодке с парусами,
Вместе с верными друзьями
Плыть куда глаза глядят.
По дороге с облаками,
По дороге с облаками
Очень нравится, когда мы
Возвращаемся назад.
Детская песенка
Тассельхоф взобрался на до боли знакомый камень в приподнятом настроении, насвистывая лёгкую детскую песенку и лукаво поглядывая на хоббита, пытающегося устроиться внизу с трубкой в зубах, такого забавного, чутка неуклюжего, яростно пыхтящего, и уже такого родного, будто знакомого с детства. Наконец устроившись на привычном насесте, кендер стал вспоминать ворох дел минувшей зимы и наступившей весны, а их было немало к вящему удовольствию полурослика. Сегодня они, к примеру, ездили в Дейл посмотреть, как ведётся работа по восстановлению разрушенного давно драконом города. Уже на подступах к возрождающемуся Дейлу им в нос ударил запах молодого, только срубленного дерева и краски, и до того был этот запах приятным после увиденного ими запустения, что все спутники переглянулись и улыбнулись. На пути им попадались рабочие, занятые каждый своим делом, которые приветливо махали им руками и кричали, кричали, кричали, будто вместо гномьего короля, к ним приехал поглядеть на их работу сам король Бард. Дети выглядывали из окон недостроенных домов, матери, скорее для порядка, шикали на них и пытались стащить с подоконников, боясь как бы они ненароком не вывалились; другая ребятня, игравшая во дворе, выбегала на улицы и восхищённо смотрела вслед, в душе мечтая стать похожими на них. Тассельхоф воодушевлённо приветствовал всех встречающихся на пути и не забывал говорить приятные и добрые слова, а иногда и незлобно подшучивать. Вскоре обнаружили и самого Барда — он вдалеке от центра города, на окраине, где ещё высились руины, укладывал камни для будущего строения, формируя фундамент здания, в самой обыкновенной крестьянской одежде: домотканой старой серой рубахе, подкатанных льняных штанах и в замызганных, повидавших не одну топь, кожаных сапогах; по-простецки протирая рукой пот со лба, его короткие каштановые волосы трепал шаловливый, подобно кендеру, весенний ветер. Он и не думал о том, что королю непристойно заниматься подобной работой, а просто трудился для удовольствия и во благо своего народа. Это вызывало уважение и среди гномов, и среди полуросликов. Видно было, что Бард был своим человеком в отличие от эльфийского короля, который никогда бы ни снизошёл до такого. Он случайно увидел их и тоже поздоровался. — О, Бард! — кендер сиял, как начищенный пятак. — Сколько лет, сколько зим, дружище! — И вы тут, хитрецы-взломщики. — рассмеялся бывший лодочник и потрепал их по макушкам. — Да, вот тружусь… — Класс! Какой у вас будет красивый город! Жаль, что я его не увижу. — и Тас заметил, как все удивились, и решил развеять их сомнения. — Я решил через несколько дней отправится домой. — Ну, как домой. Туда, где сейчас Карамон и жрица. — он не знал почему мысль об отъезде пришла ему в голову в такой радостный погожий весенний денёк. Что-то, словно пробудило его ото сна. Непоседа понял, что задерживаться тут больше нельзя — жезл починен благодаря стараниям гномьих умельцев-мастеров, а значит пришла ему пора и честь знать. Знатно-то он нагулялся по равнинам, лесам и горам Средиземья на многие годы вперёд, но даже и этого было маловато. Но он уповал на то, что ещё когда-нибудь сюда вернётся и обязательно изучит каждый уголок этой дивной страны, облазит все странные места и познакомится со всеми добрыми народами. — Что ж было приятно с тобой познакомится, Тас. — и король с уважением пожал ему руку. — Счастливых странствий, полурослик! Пусть тебе дует попутный ветер! — А тебе счастливого правления. — припечатал он. — Я к тебе ещё загляну в гости. — решил не расстраивать он приятеля. Тем временем к Барду подошли бывшие принцы, нонешние короли-под-Горой Фили и Кили, которые не растеряли ещё ребяческого задора и с интересом осматривали стройку. — Тас, а это ты взаправду? — удивлённо спросил хоббит. — Ага. Ты ж помнишь, что меня там ждут опасные приключения, чёрные маги, Бездна, белая жрица, подвиги, сама Всебесцветная и Карамон, который никак без моей помощи не протянет. Да и как говорят у нас, в Кендерморе: «В гостях хорошо — а дома лучше.» — У нас в Шире тоже примерно так и говорят: « Дом, милый дом!». — Вот есть же что-то родственное в нас! — воскликнул кендер и легонько хлопнул хоббита по плечу. Но хорошие времена начались только весной. Зимой под Горой было холодно и необустроенно, в пещерах теснились сотни гномьих беженцев, прибывших со всех сторон Средиземья, как только узнали об освобождение Горы от дракона. Гномы как могли пытались быстрее наладить быт, и их женщины им старались посильно помочь, и даже дети взяли в руки топоры и кирки, работая без устали, но Гора долго находилась в разрушенном состоянии под драконьим игом, и чтобы всё стало, как при Троре, надо было работать и работать, но гномы были усердными и трудолюбивыми, так что можно было сказать, что этот момент наступит скорее, чем предполагается. Полурослики тоже были рядом и выполняли нехитрую, но нужную работёнку, чтобы не чувствовать себя бесполезными нахлебниками. Приходя в отведённую для них пещеру, они чуть ли не валились от усталости и напряжения, но постепенно привыкли, и начали за чашкой чая обсуждать совместные мемуары. — А я вот настаиваю, чтобы дракон был внушительней. — говорил Тас. — Как тот, которого я встретил в парящей гробнице гномьего короля Дункана, в которую меня взял Флинт, или это я сам пошёл… Неважно. О, это был славный дра… мамонт, примерно такой же славный, как Пирит — дракон Фисбена, или тот золотой, на котором мы с Флинтом летали. — Ну не знаю. — обычно отвечал Бильбо. — Дай тебе волю, ты бы писал о том, как круто с ним разделался! Как ты один смог пронзить его стрелой. — Неа. Я всё-таки бы про Барда упомянул, как-никак он мне помог. — и кендер широко улыбался. Споры продолжались недолго — примерно через пятнадцать-двадцать минут полурослики сладко сопели, видя добрые сны. Но было и событие, омрачившее их пребывание под Горой. Это были похороны Торина Дубощита. Тогда казалось, что сами камни скорбят по своему королю, неслышно грохоча что-то на своём языке. На них собралось множество жителей, в туннелях образовались заторы, так сильно народ хотел попрощаться со своим новообретённым и быстропотерянным Королём-под-Горой. Все присутствующие плакали, даже самые суровые воины не могли сдержать слёз, вдовы причитали, царедворцы вспоминали подвиги покойного. Полурослики стояли в стороне и с грустью глядели на гроб, сделанный из дуба, в котором лежал их друг, пусть и сотворивший для них зло и попросивший в конце прощения. Толпа замолкла, едва с лестницы древнего храма, посвящённого Махалу, спустился жрец в зелёной мантии и с серебрившийся в свете факелов бородой. Он неслышно запел на неведомом гортанном и странном для друзей наречии, и все обратились в слух. Затем он прочитал молитву на том же языке и к гробу подошла вся их компания во главе с новоизбранными Королями-под-Горой, включая Гэндальфа. Они попрощались с покойным и пожелали ему счастья в загробном мире. Жрец закрыл Торину глаза, и Даин положил в гроб тот самый прославленный в боях щит, и Гора будто бы замерла, прощаясь со своим сыном-освободителем. А потом пришла весна и принесла с собой избавление от печалей и неожиданные радости. Их труд окупился и жизнь потихоньку налаживалась. В отстраиваемую столицу прибыли иноземные купцы, приехали послы других держав и привезли с собой богатые товары и необходимые инструменты. В кузнях не переставая пылал огонь, плавился металл для будущих творений, камень на камень складывался и превращался в добротные дома, дети носились по туннелям, играя в салочки и прятки. Это заметили полурослики, когда прогуливались по пещерам в свободное время. Не преминули они зайти и в сокровищницу, которая манила всех проходимцев, и в которую они могли входить и без королевского дозволения. Довольные прогулкой, Тассельхоф и Бильбо длились впечатлениями. Кендер размежил веки, явно придремав на тёплом валуне. Выбора у него не было — только вернуться обратно, подсказывал неведомый голос внутри. Видимо и вправду пора. — Да… Я всё-таки решил после праздника отправиться обратно. Ветер зовёт меня в путь. — И мне уже надобно в Шир, в родную нору. Небось, Саквиль-Бэггинсы её за это время разграбили и унесли мои чудесные серебряные ложечки, доставшиеся от матушки. — запричитал хоббит. — У тебя есть серебряные ложки? Я что-то не заметил. — сказал Тас, вспомнив, что одна из них у него в карманах какой-то сумочки. — Да, это просто ужасно! Надеюсь, Гэндальф поможет мне! — Жаль, я не могу помочь тебе. — О, Тас, я представляю как бы ты распугал добропорядочных хоббитов, и как долго они бы перемывали мои косточки, мол якшаюсь со всяким сбродом. О, эти надменные чопорные лица! И полурослики засмеялись, представив лица добропорядочных хоббитов.***
— О, моя госпожа, я принёс радостную весть! — в тёмный зал быстро вошёл эльф с чёрными волосами и поклонился сидящей на троне Такхизис. Драконица лениво взглянула на него из-под полуопущенных век. — Молодец, Нуитари. — она удостоила своего сына кивком головы. — Если б не то предательство, я бы никогда в тебе не сомневалась, сын мой. Бог магии наигранно всплеснул руками, будто сожалея об этом: — Моя госпожа, я сейчас пытаюсь искупить перед тобой вину. — тихо ответил он. На его лице на секунду мелькнула ухмылка. — Я верю. Когда я захвачу Кринн и это Средиземье, я обязательно сделаю тебя принцем двух миров. — Спасибо, матушка, вы так добры. — Нуитари льстиво улыбнулся, а потом посерьёзнел. — Так вот о чём я хотел сообщить, госпожа. Помните того кендера? — Хорошо ж он у меня кровушки попил не хуже Маджере. — презрительно отозвалась Всебесцветная. — Я внушил ему мысль о том, что надо возвращаться и он согласился. — Прекрасно, очень прекрасно. А теперь перейдём к более насущным вопросам. — и перед эльфом появилось из ниоткуда кресло, а в громоздких подсвечниках на стенах ярко вспыхнули свечи. — Маджере вот-вот откроет врата. После разговор Нуитари медленно вышел из зала и он, растворившись в воздухе, исчез, как исчезало всё в Бездне. Перед ним широко раскинулась пустыня с барханами и манящими оазисами, где блуждали потерявшие при жизни покой и не сумевшие нормально упокоиться души; над землёй расцветал бледно-розовый рассвет, который никогда не превратится ни в день, ни в закат, где-то вдалеке виднелось огромное дерево, похожее на дуб, непривычно смотрящееся на фоне бесконечного песка. Нуитари щёлкнул пальцами и оказался в Палантасской башни. Здесь его никто б не смог обнаружить: ни мать, ни друзья, ни ещё какие-либо родственники, тем более Даламар, оставленный присматривать за Башней, с уважением относился к своему покровителю, на которого был похож, как две капли воды. Бог вынул из потайного кармана чёрной, расписанной на рукавах золотыми рунами, мантии Око Дракона, которое он с ловкостью кендера в базарный день умыкнул у Всебесветной. Внутри шара закружилась цветная дымка, начали мелькать силуэты — шар пытался подчинить своей воли, но не на того напал! перед ним был сам Бог чёрной магии. Он словно в трансе зашептал слова заклинания, раскачиваясь из стороны в сторону, ведя ментальный бой с драконом, обитающим внутри Глаза. Наконец Нуитари смог его одолеть. — Соедини меня с Куруниром! — приказал он злому дракону. Неслышной тенью за его спиной появился Даламар. Тёмный эльф подслушивал разговор божества и мага, опёршись на стену и скрестив руки, с безмятежным выражением лица. Нуитари делал вид, будто не видит Арджента, и спокойно продолжил беседу. — Здравствуй, маг. — сухо поприветствовал бог. — Здраствуйте, господин. — если бы Глава Белого Совета мог поклониться, он бы обязательно б это сделал из-за желания выслужиться перед этим сильным божеством. — Всё в порядке? — Почти. Бард-лучник убил из своего арбалета Смауга и стал королём. — начал вываливать он ворох новостей на уже знающего обо всём Нуитари. — Затем произошла битва между гномами, людьми, эльфами и орками Некроманта… — и он рассказал о том, о чём и ваш покорный слуга в предыдущих главах. Поглощающая Тьма начал хмуриться, явно недовольный выходкой Некроманта и обеспокоенный тем, чтобы это не навлекло на них проблем. — Передай своему «другу», — а он знал, что Саруман служит ещё и ему. — Что такие рискованные авантюры недопустимы. Не хватало, чтобы всё раскрыли прежде времени. — Господин, никто и не подозревает ни о чём, наверное, только Олорин может что-то знать, но не волнуйтесь — он нам не помеха. — лебезил Саруман. — Олорин? Он может представлять для нас опасность? — Нуитари в удивление выгнул бровь. — О, Олорин, старый пройдоха, ничего не умеет делать кроме как якшаться со всякими полуросликами и гномами. Но он верно и преданно служит тем за морем, кто прислал нас сюда, и мне кажется, что у него одно из Трёх эльфийских колец. — Саруман словно запнулся, почему-то побледнел и спустя минуту продолжил. — Нет-нет, он не представляет для нас никаких опасностей, во всяком случае, если понадобится, я могу разобраться с ним. — Надеюсь, ты не врёшь. — в тоне бога магии чувствовались нотки угрозы. — Как я смею, господин! — заверил его ещё раз белый волшебник. — Мне почти удалось привлечь на свою сторону Теодена — короля Рохана. У него хорошие кони и он может обеспечить ими наше «небольшое» войско. — Хорошо. Я буду каждую неделю ждать от тебя новостей. — и Саруман пропал и внутри Ока вновь заклубился белёсый дым. — Повелитель, что это значит? — изумлённо спросил Даламар. — Это значит, что мне понадобится твоя помощь, Арджент. — как ни в чём не бывало ответил Нуитари. — Ты будешь помогать мне, а не Тёмной Госпоже, как ты думал.***
Сегодня в подгорных чертогах впервые зазвучали весёлая музыка гномьих и людских менестрелей и смех. В этот день по старинке отмечали праздник весеннего равноденствия, а в этот год и праздник Воссоединения народов. Гномы, эльфы, люди вместе веселились, позабыв о давних обидах. Звонко стукались друг об друга деревянные кружки с элем и вином под тосты с обещанием самой крепкой дружбе и с заверениями, что больше никто не будет обижаться друг на друга. Толпа по этому случаю была огромная — в такой легко потеряться маленькому полурослику, поэтому Тас и Бильбо вцепились друг в друга. Они почти не говорили — это были их последние часы в этом месте, а кендера в этом мире. Скоро придёт время прощаться, оттого они были грустными и задумчивыми. — Да, Тас, жаль, что тебе пора. — иногда вздыхал хоббит. — Ничего не поделаешь. — разводил руками кендер. И эти минуты тягуче текли, но вот наконец к ним подошёл маг. — Пора. — сказал он им, и полурослики отправились в комнату за давно собранными вещами. «Вот уже некоторое время я не слышу Флинта. Почему? Раньше он общался со мной каждый день.». — невольно в спешке подумал Непоседа. — Тас, ты всё? — прервал его размышления Бэггинс. — Ага. — и кендер окинул комнату прощальным взглядом. На полу была постелена шкура какого-то зверя, в уголке стоял тот самый стол, на котором они пытались писать мемуары, рядом стояли две небольшие, почти что детские кровати. — Всё, пошли. Они медленно двинулись по тоннелю, пытаясь запомнить каждый камень, каждую его трещинку и попрощаться с этим удивительным местом. В одной из пещер их ждали друзья и Гэндальф. Гномы стояли рядом с небольшими сундучками с сокровищами, предназначавшимся для Бильбо. Они не хотели, чтобы полурослики покидали их гостеприимные чертоги, но смирились и взамен взяли обещания с них, что они ещё вернутся. — Пока, Тас. — грустно сказал хоббит. — Мы с тобой крепко подружились и мне жаль расставаться с тобой, ты стал мне как брат. Надеюсь, у тебя найдутся время и возможность заглянуть ко мне в Нору на поздний ужин. — подмигнул он Тассельхофу. — Для тебя у меня всегда есть время. Прощайте, друзья. — и кендер обнял всех по очереди. Затем он активировал брелок, перед этим превратив его в жезл, и прошептал магические слова. — Пока! — закричал он, когда открылся портал, засасывающий его неведомо куда. — Не поминайте лихом!***
Карамон в ужасе наблюдал за братом. Он пытался открыть врата, рядом с ним была Крисания, которая не хотела мешать чёрному магу, хотя говорила, что не допустит этого. Белая жрица, будто околдованная, невидящим взглядом следила за происходящим. — Рейст! — воскрикнул он с надеждой. — Остановись! Ты не знаешь, что сейчас творишь! — Я знаю, всё знаю в отличие от тебя, брат. — гневным тоном произнёс маг. — Это то к чему я шёл долгое время. Никто больше не посмеет смеяться или издеваться надо мной, ведь я стану Богом! — глаза Рейстлина вспыхнули таимой до этого злобой. — О, братец, как долго я находился в твоей тени и как мне это осточертело. Кармамон — герой, Карамон то, Карамон сё, а меня как будто и не было. — полным ядом тоном продолжал он. — Как будто это не я остановил Такхизис, не дав ей выйти из своего заточения из Бездны. Глупые людишки! Как мало им надо, чтобы сотворить себе кумира. И тебя я тоже ненавижу, Карамон! Ты сильный, тебя все любят, а мне остаётся быть в твоей тени и получать перешёптывания за спиной в лучшем случае, а в худшем тычки и издевательства. Тебя все любили с детства, тогда как надо мной смеялись. И то, что я убил тебя на Испытании, о то вовсе не ради задания, я бы и так тебя убил, чтобы ты мне не мешался. Я умней, я лучше тебя, я достоин быть Богом! — под конец тирады чёрный маг стукнул со всей силы посохом об пол и побледнел от волнения. — Рейст, Рейст, как ты можешь такое говорить? — в ужасе прошептал силач. — О, я и не всё тебе рассказал. Но, прочь! — завопил он, когда Карамон стал приближаться к Вратам. — Прочь! Уходи! Забудь обо мне! Мне уже ничто не поможет и меня ничего не спасёт! — ещё сильнее крикнул Рейстлин. Воин застыл, когда до него дошёл смысл сказанных магом слов. Он хотел его убить и он может его убить прямо сейчас. Маджере всегда с любовью и заботой относился к младшему брату, что вызывало у того лишь раздражение и ненависть. Маг сильно завидовал своему брату, мечтая избавиться от его опеки. Поняв это, Карамон почувствовал, что последняя ниточка связывающая близнецов оборвалась. Они больше не чувствовали друг друга. Это ранило воина в самое сердце, он никогда не испытывал такой душевной боли, даже когда умерли мать и отец. Тем временем Рейстлин начал произносить заклинание. Белая жрица, словно фарфоровое изваяние, замерла около ступенек к Вратам. Послышался странный звук, будто с потолка что-то обвалилось. — Обана! — сказало это что-то. — Я как раз попал в нужное время в нужное место. — кендер встал с пола, отряхнулся и проверил на порядок содержимое сумочек и карманов. — Тас! — радостно завопил Карамон. — А я думал, что навсегда потерял тебя. — Ага, сейчас, потеряешь тут меня. — с деланным бахвальством произнёс он. — Но что творит Рейстлин? — поинтересовался он,с любопытством осматриваясь вокруг. И тотчас драконьи головы, которыми были украшены Врата ожили и запели, внутри них заклубился разноцветный туман и всё заверте… Астинус не успел дописать последнее слово, как в его скромную келью вошла статная женщина в чёрных доспехах. Тёмные волосы развевались за её спиной, её глаза горели пламенем Бездны. За ней еле поспевал Бертрем. — Мастер, я не мог удержать её. Она рвалась к вам. — извиняющимся тоном пролепетал тот. Летописец понимающе хмыкнул. — Не беспокойся, Бертрем. Можешь идти. И только когда за прислужником закрылась дверь, Астинус произнёс: — Здраствуй, Тёмная госпожа. Это ещё не конец истории. Это только начало пути.