Сэми
— Ади пропал! — я врываюсь в кабинет учителя почти по-хамски. — Я не хотел пугать Мими, но вам сказать должен! Долго держал в себе эту страшную мысль, давал ситуации шанс: ещё немножко и увижу, ещё денёк и появится. Но его нет. Нигде. Геральд шуршал пакетиками с травами, собирая их из своего ящика куда-то, и теперь по-странному затаился. — Он не появлялся в школе три дня, — я прошагиваю внутрь класса, не замечая того, что застал взрослого демона врасплох, и расхаживаю туда-сюда: так легче балансировать тревогу внутри себя. — Я проверял его комнату в общежитии, прошёлся по любимым местам, даже заглянул в бар: он исчез, учитель! Геральд разворачивается на меня, спуская с рук это неожиданное появление и то, что твержу про бар, в который ученикам вход запрещён. — Сэми... Не успевает объяснить: я продолжаю суетиться, прямо как заведённая юла. — Мы должны объявить о пропаже! У вас есть знакомые сыщики? — пальцами тру уставшие глаза: я не спал всю ночь. — У вас точно есть, вы ведь живёте уже лет двести, не меньше! Демон выпрямляется в теле и терпеливо наблюдает за тем, как звуки извергаются из моего рта, опережая попытки подумать. Хотя "Геральд" и "терпение" — штуки несовместимые, но учитель искренне старается. — Ади не пропал, — заявляет он, глядя на меня неморгающим взором. Только сейчас я замечаю в нём нечто отдалённо напоминающее скорбь, будто бы дело плохо. У меня спирает воздух в лёгких, прежде, чем он успевает произнести: — Кое-что случилось. Мне это не нравится. Мне это очень не нравится. — Что? — от испуга голос дырявый и дрожащий. — Что с Ади!? Затянувшееся молчание омрачает мои мысли окончательно. Молчание — сущий враг для парня с тревожным расстройством, вроде меня. Оно заставляет мозговые извилины додумывать ситуацию, а, если я додумываю сам, то обязательно прихожу к самому худшему варианту событий! А потом в класс вваливается Мими. В самом прямом смысле этого слова. Влетает, будто на бегу, с грохотом распахивая дверь и едва ли не скользя по паркету. — Ади пропал! — выдаёт она, ничуть не церемонясь, словно мой близнец. — Я не хотела пугать Сэми, но... Девушка резко замолкает, увидев меня рядом с Геральдом, который порядком подустал от внезапных "гостей". — Но мне сказать должна? — демон продолжает фразу за Мими и поднимает обе брови. Повторяет то же, что произнёс я пару минут назад. Беспардонная подруга строит подозревающий прищур и позу "руки по бокам", будто застала нас за непотребствами: — О чём это вы двое шушукаетесь? Странно, но её появление слегка разрядило обстановку. — Шушукаетесь? — Геральду явно не нравится подобранное слово, но отчитывать не берётся, лишь раздражённо цокает ртом. — Так ты тоже искала Ади? — я складываю мозаику в голове. Друг с другом мы с Мими вели себя максимально хладнокровно. Сделали вывод, что Ади заболел, и только. Я не хотел пугать её, она не хотела пугать меня. И вот мы здесь... — Искала и даже спускалась в ад к поместью Князя Обжорства: там пусто, слуги тоже исчезли! — Не может быть, — я хватаюсь за голову, глядя в одну точку. Пальцами сжимаю свои и без того растрёпанные волосы. — Их похитили, украли! Если до этого я был просто напуган, то сейчас и вовсе теряю контроль над собой. — Кто? — Мими тут же подхватывает панику. Она легко внушаема, как и я. — Какие-то бандиты или, не знаю, может, НЛО? — я расхаживаю туда-сюда ещё стремительней, чем прежде. Щёлкаю двумя пальцами, указывая на подругу, когда резко вспоминаю: — Помнишь, мы смотрели человеческий фильм про это? — Ужас, — демонесса почти готова разреветься. — И как нам теперь быть? Я судорожно прокручиваю в голове, чем закончился тот злополучный фильм про пришельцев, похитивших часть города. Как людей-то спасли? Вроде бы конец там был не очень, и... — Замолкните оба! — звонкий голос Геральда раздаётся эхом по кабинету, а крупная ладонь грохочет по столу. — Что за бредни вы несёте, совсем очумели? Мы с Мими вздрагиваем. — Поместье опустело, Ади нигде нет: о чём ещё нам остаётся думать, позвольте узнать? — возмущается девушка. — Его отца не стало. Учитель произносит эту новость слишком внезапно. — Вельзевул мёртв, — он подавленно опускает взгляд в пол: видимо, сам не до конца ещё смог принять произошедшее. Мёртв? Как это мёртв? Прям совсем? По-настоящему? — Н-но...Как... — Мими беспомощно пятится назад, пока её поясница не упирается о парту, стоящую позади. — Князя Обжорства больше нет? Я шокирован не меньше. В потускневших глазах Геральда нахожу подтверждение тому, что понял информацию верно, без надумываний и преувеличений. У Ади ведь был только отец, больше никого. Да он же теперь... — Это что же... Ади совсем один остался? — я сжимаю ладони в кулаки, ощущая давящую боль в груди и очевидное пощипывание в глазах. — Почему он ничего не сказал? Почему не пришёл к нам, я должен был быть рядом в такой момент! "Мы" и "я" путается в неконтролируемой цепочке слов, и с дуру чуть было не выдаю наш с Ади главный секрет. — Ему нужно оправиться, — Геральд совершает тяжёлый вздох. — Будьте терпимее. — А почему же его тогда дома нет? — задаёт справедливый вопрос демонесса. — Вельзевул позаботился. Предоставил убежище для Ади и остальных слуг, прежде, чем покинул мир, — учитель ловит наши любопытствующие взгляды и опережает назревающий вопрос: — Я не знаю, где они сейчас. Постойте... — Убежище? — вздрагиваю всем корпусом, ощущая новую волну тремора. — Но от кого им прятаться? Есть у Геральда одна привычка: в моменты, когда позволяет себе сболтнуть лишнего, о чём мгновенно жалеет, он кривит губы. И прямо сейчас я наблюдаю за тем, как на суровом лице демона нижняя губа плотно смыкается с верхней, а уголок рта ползёт вниз. Бинго! — Вы что-то скрываете, — твержу заговорчески, пока дверь в кабинет в очередной раз не распахивается. — Учитель Геральд! — на пороге стоит Дино. Ой. А он здесь какими судьбами? — Да вы издеваетесь, — Геральд изнурённо потирает виски и даже саркастично усмехается. — Дай угадаю: Ади пропал? — Нет, пропал мой отец, — Дино держится по-взрослому решительно, когда проходит внутрь помещения. А он молодец, вписался в нашу чумную компашку потеряшек, как родной. Ещё и Мими с пеной у рта влезает зачем-то: — Ангел Фенцио пропал? — умудряется подскочить к учителю и схватить его под локоть: лишь бы навести кипиш. — Но ведь вы говорили, что он лишь временно отсутствует! Как много шума, настоящий кавардак. Будто неумелая пародия на глупый ситком, где творится полная неразбериха. — Перестань трогать меня, Мими, — демон огрызается. Ему бы помедитировать немного, окунуться в мир асан для обретения внутреннего покоя и умиротворения. Я слышал, что люди так делают. Впрочем, у всех свои методы. Я вот начинаю подсчитывать, сколько ещё раз в этом классе прозвучит слово "пропал". За последние десять секунд насчитал уже три. — Почему вы не расскажете, куда делся мой отец? — парень твёрдо стоит на своём, не обращая внимания на весь этот хаос. Сразу видно: натура бойкая. — Если он пропал, то так и скажите! Четыре. — Фенцио не пропал, — демон вот-вот взорвётся из-за количества юнцов, требующих от него чего-то. А я бессмысленно и бестолково ставлю галочку: пять. — Тогда где он? Дино требовательно глядит на Геральда. Геральд — на меня, будто я могу чем-то помочь. Ну нет, не смотрите на меня так! Так уж вышло, что лишь нам двоим известно о произошедшем с Фенцио. История не из приятных, и Дино она точно не понравится. Сломя голову, я несусь по опустевшим школьным коридорам, чтобы поскорее добраться до ребят. Они пошли играть в очередную настолку, которую Мими раздобыла в мире людей. Ну а мне, как самому невезучему, пришлось задержаться в школе. Наверняка уже начали без меня! Заворачиваю за угол, мысленно ворча на ситуацию, а ситуация решает задержать меня ещё сильнее: я в кого-то врезаюсь. Здорово врезаюсь, от импульса даже валюсь назад. Сижу на попе, хлопаю глазами, а кругом ещё и странные звуки, будто бы на пол сыпется что-то мелкое и твёрдое. На долю секунды ловлю себя на мысли: а не мой ли это копчик крошится на детали? Судорожно осматриваюсь: на полу лежат разноцветные камни. Так это всего-лишь камешки! Глаза поднимаю наверх. На того, из-за кого пропущу момент изучения инструкции к игре, которую обычно печатают на разрисованных, ярких бумажках, и всю игру буду просить ребят зачитать её ещё раз. На меня сверху-вниз глядит знакомое угрюмое лицо. О нет... — Учитель Фенцио, — сдержанно киваю головой в знак приветствия. В ответ — игнор. Мужчина выглядит взвинченным и потрёпанным, а ещё максимально отталкивающим. Но я вроде как парень воспитанный, поэтому начинаю собирать выпавшие из карманов ангела камни: серый агат, малахит, нефрит, чёрный опал. Последний довольно редкий. — Ого, это же... — хочу уже удивиться столь ценному экземпляру, но мне не дают. — Не трожь мои вещи, — ворчит Фенцио, выхватывая из моих рук свою "драгоценную" собственность. Прикоснуться ко мне — полное фиаско для кого-то, у кого есть секрет. Ведь я тут же убеждаюсь в том, что знал итак: передо мной воришка. Можно сказать, мой дар порой эволюционирует. Я читаю окружающих существ на расстоянии, но прикосновение усиливает эту способность десятикратно. Не всегда. И всё же сейчас как раз тот случай. Мужчина замечает неладное в том, как я застыл, пялясь в одну точку. Он не находит идеи лучше, чем развернуться и поскорее уйти отсюда. Я медленно поднимаюсь на ноги. Язык мой — враг мой. Промолчать не удаётся: я ведь так и знал, а мне никто не верил! — Это были вы, — уверенно и твёрдо произношу в спину Фенцио. — Вы забрали энергию Вики в ночь Кровавой Луны. Воришка тормозит. Воришка застигнут врасплох. Воришка съёживается, боясь повернуться ко мне обратно. — Агат, малахит, нефрит и опал...Это ведь основные компоненты для обряда похищения чужой энергии. Так же, как и...— я набираю воздуха в лёгкие, ощущая давящую тяжесть от мерзкого воспоминания. — Жертвоприношение. Которым чуть было не стал я сам. Мне кажется, что после услышанного учитель должен быть пристыжен, но он вдруг издаёт кислый смешок, оборачиваясь на меня. — Мелкий всезнайка, — обзывается сквозь зубы и начинает с не скрытой угрозой шагать ко мне. — Ненавижу таких как ты: одарённых уродцев, считающих, что им дозволено везде совать свой нос! — Не подходите, — предупреждаю, опасливо пятясь назад и выставив перед собой обе руки. — Я позову на помощь, если вы не остановитесь. Предостережения обезумевшему ангелу не страшны. Да и в округе — никого. Ему окончательно срывает башню: меня резко вдавливают в стену и начинают душить. — Нужно было прикончить тебя ещё тогда, в ночь Кровавой Луны! — шипит он, пытаясь избавиться от меня прямо здесь. — И я бы прикончил, если б не тот беловолосый чёрт из табакерки! Я пытаюсь схватиться за руки, что вцепились в моё горло, но всё бестолку: от недостатка кислорода тело ватное, любые хватательные рефлексы теряются. Возможно, в этот раз Фенцио удастся довести своё дело до конца, и я реально помру. Уйду в мир иной, так и не поиграв с ребятами в Уно. А потом спущусь к ним грустным призраком. Буду заботиться об Ади, иногда пугать: должно же быть хоть какое-то веселье в жизни одинокой заблудшей души, верно? Но судьба решает распорядиться иначе. — Убери руки от моего ученика! — вдруг раздаётся грозный бас. Геральд молниеносно оказывается за спиной у Фенцио. Единым рывком оттаскивает его от меня за шкирку, а потом наносит офигенный хук справа. Прямо в челюсть. Фенцио на полу. Почти нокаутирован: ему каким-то магическим образом удалось остаться в сознании после столь клёвого удара, и теперь он напуганным зверьком отползает назад. Я скатываюсь по стенке, пытаясь отдышаться, но не могу отвлечься от захватывающего блокбастера, что разворачивается прямо на глазах. — Геральд, ты всё не так понял! — шипит седовласый, пытаясь оправдаться. — Мальчишка первый напал на меня! Ага, конечно, сдался ты мне. — Враньё, — Геральд зол, ошарашен, растерян: не так уж часто можно застать своего коллегу-препода за попыткой убийства ученика. — Я всё слышал. Весь ваш разговор. Он стоит живым щитом между мной и воришкой на случай, если тот снова решит напасть. — Ты предал устои школы, покусился на жизнь детей, — демон замолкает от того, что происходящее не укладывается в его голове. — Да что с тобой не так, чёрт возьми!? Озлобленная тень падает на недовольное лицо ангела. — Тебе не понять, тебе всегда всё доставалось легко и просто, — брюзжит он, пытаясь подняться с колен и выпрямиться в теле. — Ты не знаешь, какого это: зубами прогрызать себе путь! Геральду есть, что ответить. Он совершенно не согласен, но разве имеет смысл спорить с обиженным на жизнь подлецом? — У тебя ведь сын, — выдаёт еле слышно. Лишь констатирует факт, желая понять, что творится в голове у Фенцио. — Как твои поступки отразятся на нём, ты подумал? — Мой сын бездарен! — Ангел срывается на крик. Становится ясно: там, в голове, тёмная яма без единого светлого проблеска. — Ему никогда не принести почёт в семью, и у меня больше нет времени уповать на него. Геральд сжимает кулаки от возмущения. Я не так уж тесно общаюсь с Дино, но даже мне услышанное причиняет дискомфорт. — Убирайся, — учитель проявляет снисходительность: после всего этого он должен сдать Фенцио директору школы, но дарит шанс сбежать. — Убирайся и не смей больше появляться здесь. Я всего-лишь тяжко вздыхаю и почёсываю макушку, напряжённо надувая щёки. Ну и денек... Геральд хмурит брови. Его "бесконечное" терпение уже давно трещит по швам, и я понимаю, что он вот-вот выдаст всё с потрохами. Прямо в лоб бедному Дино, который только рад внимать. Но узнать подобное столь внезапно, да ещё и в присутствии посторонних ушей — полный мрак. Геральд ведь выскажет всё в самой грубой форме, церемониться не станет. Да после такого парень ещё сотню лет будет в себя приходить! Я что, единственный, кто понимает это? Похоже, что да, ведь учитель начинает рассказ: — Твой отец оказался полным... — Я сам! — заставляю демона замолкнуть, выпаливаю резко и необдуманно. Чуть позже я обязательно об этом пожалею. Взгляд перевожу на парня с завязанными в хвост светлыми волосами: — Эй, Дино, ты же свободен сегодня вечером? — натягиваю неловкую улыбку, переминаясь с ноги на ногу, словно дурак. — Поговорим? Какой же идиот. Ведь рассказчик из меня ничем не лучше Геральда. Дино кивает. Я тоже зачем-то. Вот и договорились. — Погодите-ка, — тонкий голосок Мими заставляет вспомнить, что она тоже присутствует здесь. Девушка всматривается за спину Геральда и тычёт в него пальцем с длинным ноготком. — А что это за рюкзак вы прячете под ногами? Рюкзак? Мы с Дино косимся ровно туда, куда указывает дьяволица. Действительно рюкзак: большой и уже набитый вещами. Кажется, в него Геральд складывал свои побрякушки, когда я ворвался. — Учитель, вы что, — Мими сразу строит своё предположение. — Собрались в поход? Геральд сдаётся: он пойман с поличным. Губы — до безобразия кривая полоска. Вот-вот раскроется очередной секрет. Он запрокидывает голову назад, измученно потирает лицо и смиренно произносит свою коронную фразу: — Свалились же на мою голову, сосунки.Люцифер
В адском трактире шумно и душно. Каждый второй — недоброжелатель. Карманники, мелкие аферисты и прочий сброд общества собираются вместе, чтобы отвести душу. Увеселений здесь хоть отбавляй. У входа расположилась шайка игроков в покер. Чуть дальше — парочка запойных пьянчуг, что охотно ведутся на охмурения дьяволиц, желающих продать своё тело подороже. Мы сидим в самом дальнем углу. Моя компания на сегодня: несколько отцовских стражников. — Зовите сюда девок! — один из них уже порядком накидался. Он громко ставит опустошённую пивную кружку на деревянный стол с жирными разводами. Всё здесь отдаёт гнилью. — Точно, приятная компания не помешает, — сразу подхватывает другой и украдкой глядит на меня. — Господин Люцифер, скольких из присутствующих здесь дам вы желаете оприходовать? Видать, совсем надрался, если смеет спрашивать у меня подобное. — Ни одной. Я отвечаю кротко и безучастно, допивая напиток цвета тёмного пшена. Я отвечаю честно, невзирая на то, что женщин здесь хоть отбавляй, на любой вкус. Мне безразлично. Даже глядеть на них не интересно. Помешался, сошёл с ума или просто повзрослел, но в каждой встречной я ищу черты лишь одной девушки. И её здесь нет. Как и равных ей. Разваливаюсь, посильнее откидываясь на спинку стула. Взглядом исподлобья то и дело мелькаю к скучающему мужскому силуэту, одетому в чёрную мантию неподалёку от нас. Завидую ему: сидит один, никто не докучает. — Слыхали новость? — мои спутники продолжают вести фоновую болтовню. — Жители поместья Вельзевула сегодня устроили прощание с усопшим. Мышцы шеи напрягаются, когда звучит знакомое имя. Где-то за соседним столиком раздаются звуки бьющегося друг о друга стекла и пьяные возгласы. Лучше бы мне слушать их бесконечные тосты. Всё, что угодно лучше, чем это: — Интересно, с кем прощались: тело то в канаве! — Заткнись. — Да и кого вообще приспичило устраивать поминки по нему? Пальцы крепче сжимают ручку от кружки. Языком провожу по передним зубам, прикрывая хищный оскал. Мрачным взором вновь скольжу вбок, желая отвлечься: фигура в мантии всё ещё у барной стойки, лицо прикрыто капюшоном — полное инкогнито. — У него ведь остался сынок и кучка преданных слуг, — отвечают с насмешливым презрением. Ехидничают. Смеют считать себя лучше того, кто был величественнее всех их вместе взятых. — Не понимаю, почему Владыка и с остальными жителями поместья не прикажет разобраться? — следует смешок третьего. — Наш старик совсем отупел! Последнего умника тут же толкают локтем, намекая на то, что пора замолкнуть. Поздно. Щелчок — и я за его спиной. А его морда с грохотом прибита к столу моей ладонью. Все кругом затихают, пялясь на это славное "представление". — У Владыки есть и более важные дела. А вот за то, что ты сболтнул сейчас, ему следует разобраться именно с тобой, — гневно цежу сквозь зубы, наклонившись ближе к уху этого ублюдка. — Думай, что несёшь в моём присутствии. По поверхности стола, в которую всё ещё вдавливаю чужое лицо, растекается небольшая алая лужица: кое-кто разбил нос. Грубо отпускаю, позволяя выпрямиться. — Я забылся, господин Люцифер, приношу свои извинения! — провинившийся услужливо падает в мои ноги, держась за кровоточащий орган обоняния. Так и есть: здесь сгнило всё. Начиная с Владыки Ада и заканчивая его собственной стражей, что охотно чешет языками за его спиной. Он сам взрастил своё окружение. Всё это — последствия его же поступков: каков правитель, такова и прислуга. И я, конечно, побыл бы ещё немного в компании этих гиен, но меня приглашают выйти: незнакомец в мантии, на которого позарился в очередной раз, головой указывает в сторону двери. Отлично, давно хотел проветриться. Шагаю прочь, обхватывая губами сигарету, толкаю дверь, закуриваю. Во дворике трактира кипит ночная жизнь: шум-гам и громкий смех. Улицы пропитаны надоедливым адским дымом, небо — зловещая алая пелена. Морщу нос и гляжу наверх. Забавно: я рождён в стенах ада, пропитанных кровью и тьмой, но мечтаю лишь о том, чтобы ещё раз подняться к свету. Как она там? Чем занята? — В небо смотрят те, кому есть о ком скучать, — рядом звучит размеренный мужской голос. Чёрная мантия стоит подле меня и точно так же глядит ввысь. На мой скверный взгляд он с дерзкой улыбкой подстраховывает себя: — Так говорят. Теперь я могу увидеть лицо, что было скрыто тенью мешковатого капюшона. Тот продолжает: — Поговаривают ещё, будто бы Сын Сатаны обзавёлся дамой сердца: раньше щеголял то с одной, то с другой, а теперь его и не видать совсем. Я бы усмехнулся, всё то всем известно, но лишь спокойно выпускаю дым: — Слухам верят лишь глупцы. Мистер инкогнито смотрит на меня внимательным изучающим взглядом. Ярко-жёлтая радужка глаз броско выделяется на фоне его молочно-серой кожи лица. Прежде мне доводилось видеть его только в учебниках истории становления ада. Там он изображён длинноволосым искусителем со змеёй на плечах. Сейчас каштановые волосы зализаны назад и не достают даже до плеч. Из-под чёрной мантии виднеется лёгкая шёлковая рубашка с орнаментом под змеиную кожу. С виду не дать больше тридцати. — Значит, сменил имидж, — я не удивлён: было бы странно, если б он не явился выполнить свою клятву. — Верно, Астарот? Скандалист и мятежник, ярый обожатель людей. Единственный и неповторимый Герцог Ада, с позором лишённый титула за предательство Сатаны. — Иду в ногу со временем, — он пожимает плечами. — Я был удивлён, когда увидел, как много всего поменялось, пока гнил за решёткой по прихоти твоего отца. — Прихоти? — холодная ухмылка и вновь погружаю своё же лицо в табачный дым. — Ты пытался убить его, чтобы заполучить трон. Астарот несогласно отворачивается, разглядывая двух пьяниц, что пытаются подраться неподалёку от нас. — Это глупая байка, которую придумал он сам, — колючий взор жёлтых глаз обратно на меня. — Слухам верят лишь глупцы, разве нет? Безучастно поднимаю брови, отдавая должное за острый язык, и тоже оборачиваюсь на пьянчуг, не поделивших что-то. Я вполне мог бы поверить в услышанное: отец — тот, кто разрушил жизнь Астароту, а не наоборот. Дружба способна трещать по швам всего-лишь от крепкого градуса в крови. Что уж говорить о случае, когда у одного из товарищей протухшая душа? — Хотя о смерти его я уповаю до сих пор, — нотки голоса в речи демона отдают неподдельной ненавистью.— Вот только трон не имеет для меня никакого значения. — И что же тогда имеет? Угловатое лицо опускается ниже, тёмный взгляд исподлобья блестит жаждой мести. Демон не успел нормально отъесться, после многовекового заточения, поэтому сейчас состояние его тела можно назвать худощавым. — Расплата, — произносит и вновь расслабленно улыбается: меняет тему. — С клинком я, конечно, погорячился, но тогда не было времени на раздумья. Не уверен теперь, что и сам смогу достать его оттуда, куда упрятал. Органы слуха напрягаются до предела. Живо рассказывай! — Этим займусь я, — неважно насколько тяжело это будет: я поклялся. — Твоя задача лишь сообщить место. Астарот ловко подмечает нетерпение, бурлящее во мне. Он осматривается по сторонам и говорит тише прежнего. — Ответь только на один вопрос, — голову заинтригованно в бок. — Зачем? Демон и сам застывает в ожидании моих слов. Для него это не менее важно, он почти фанатично надеется на верный ответ. Я выпрямляюсь в спине, а взгляд устремляю вдаль. Причин слишком много, но самая главная: — Мне есть кого защищать. — Значит и шанс тоже есть. Это место ни за что не отпустит того, чьи помыслы грязны, — удовлетворённо кивает сам себе и тут же мрачнеет. — Но даже если отпустит, нет гарантии, что ты выберешься прежним. Я тяжело вздыхаю, ведь окончательно теряю способность ожидать какой-либо информации. — Достаточно предостережений, говори где он. Астарот раздумывает пару секунд, затем медленно склоняется в реверанс, а перепончатым тёмно-серым крылом прикрывает нас обоих, чтобы пресечь чужие попытки прочесть по губам. Пока его лицо опущено вниз, он давит еле слышным шёпотом всего одно слово: — Лабиринт. Мои глаза вспыхивают от удивления. Ответ на вопрос, ради которого пришлось пожертвовать двумя жизнями, был так близко всё это время. Астарот выпрямляется как ни в чём не бывало. На лице простая просьба: теперь ты знаешь правду, не подведи. — Не в моём характере прислуживать кому-то, — он глядит на меня с немым сочувствием. — Но если ты выберешься, я посвящу себя тому, чтобы помочь тебе. — Я выберусь, — твержу грозно и упрямо: меня раздражает это злосчастное "если". — А в помощи не нуждаюсь. Астарот намеренно игнорирует последнюю фразу, совершая шаг обратно ко входу в трактир. — Ищи меня на улицах, — он посильнее накидывает капюшон на голову, чтобы вновь скрыть своё лицо. — Здесь повсюду мои глаза и уши. Верно, Герцог Ада потерял свой авторитет среди высших сословий, зато обрёл его же в низах общества. Когда я появляюсь на кладбище, ночной воздух объят бледным туманом. Время — заполночь, и я не нашёл занятия лучше, чем проведать могилу Вельзевула, о которой услышал сегодня в трактире. И, хотя тело его покоится в месте, совершенно не похожем на это, я просто не мог не придти. Напротив небольшого мраморного надгробия прямоугольной формы, на корточках сидит подавленный силуэт. Мне не нужно всматриваться в туман, чтобы прознать, кто это. Рубашка цвета тёмного графита заправлена в чёрные брюки. Медно-рыжие волосы ранее были уложены вбок, но теперь помялись: торчит здесь с начала церемонии. Окольцованные пальцы обхватывают почти опустошённую бутылку джина. В груди щемит и режет. После всего, случившегося между нами, находиться здесь — абсурд и дерзость, поэтому почти щёлкаю в пальцы, но меня застают врасплох: — Останься, — произносит, не глядя. — Я не разболтаю, что встретил тебя. Голос — точёное лезвие ножа. Пьяный, ледяной и безжизненный. Он шмыгает носом один раз, ставит стеклянную бутылку на землю, упирается ладонями о колени и, шатаясь, поднимается на ноги. Разворачивается. Смотрит. Стоя друг напротив друга у могилы того, кто почти являлся символом нашей дружбы, в этой молчаливой темноте мы походим на врагов. Не знаю, что читается на моём лице, но лицо Ади выражает боль. Глаза покраснели, челюсти плотно сжаты. Вечно весёлым и непоседливым, он никогда прежде не выглядел так. Я знаю, какого это: наблюдать за серией трагических смертей, попутно теряя себя самого. Знаю и всё равно не могу подобрать нужных слов сейчас. Зато Ади может: — Как жизнь? — осуждающий тон ощутимо режет пространство, взгляд прямой и воинственный. — Любопытно, сколько дней должно было пройти, прежде, чем ты вспомнил бы обо мне. Режет не только тон, но и слова. Беспощадно, прямо по живому. Он прав: я здесь злодей, настоящий предатель. Когда не стало моей матери, Ади не отходил от меня ни на шаг. А вот я запросто оставил его нести своё тяжкое бремя в одиночку. — Сейчас меня волнуют лишь интересы Владыки Ада, — остаётся только отыгрывать свою жалкую роль. — Мне нет дела до всего остального. — Враньё! — демон переходит на крик, сжимая руки в кулаки. — Я не идиот, я знаю, что вы с моим отцом были в сговоре! Почему ты притворяешься, будто это не так!? — он резко замолкает, пытаясь вернуть самообладание. — Над чем вы двое работали? Ради чего он погиб? Ты не должен знать об этом. Ты захочешь участвовать, чтобы поквитаться. Слепое желание отомстить превратится в попытку сразиться с Сатаной и закончится твоей смертью. Я этого допустить не могу. Так что быть мне злодеем до самого конца: — А ты совсем не изменился, — вышагиваю ближе к демону, встаю почти вплотную и рьяно отчеканиваю каждую букву: — Всё продолжаешь строить иллюзии на пустом месте. Рот — дурной механизм, твердит до ужаса жестокие вещи, но глаза — зеркало души. Молит ли мой взгляд о прощении в этот момент? Должен. От услышанного Ади замирает в попытке вдохнуть воздух, измученно потирает лицо, а затем досадно усмехается: — Знаешь, что бесит меня больше всего? — он говорит тише, глядя в пустую точку. — Не то, что ты строишь из себя сообщника Владыки Ада, не то, что умалчиваешь о причинах смерти моего отца, — взор зелёных глаз резко встречается с моим. — А то, как легко ты отказался от меня тогда. Вот оно, то самое незримое клеймо: виновен. Отказался, оттолкнул. Отец выпотрошил из меня все попытки сопротивляться его воле: дружба — мерзейшая слабость. Только вот, насколько "легко" это было — навсегда останется моим перед тобой секретом. — Ты прав, было легко, — на лицо надеваю наглую улыбку. И улыбка эта сейчас — величайшая ложь из всех. Омерзительная до тошноты ложь. Для пьяного Ади она становится последней каплей выдержки: он разъярённо кидается на меня, валит наземь и наносит грубый удар по лицу. То ли от резкой боли, то ли от накалённой обстановки, я точно так же теряю выдержку. Мы сцепляемся буйно и неистово, точно два мальчишки, поругавшихся за игрой: волочаемся по земле, отхватывая друг от друга удары. — Хватит уже быть задницей! — орёт Ади, пока я блокирую его кулаки.— С каких пор ты стал таким мудаком!? — У меня схожий вопрос! — хватаю за шиворот и перекатываюсь наверх. — С каких пор ты стал таким неугомонным прилипалой!? — Я прилипаю к своему другу, который совсем берега попутал! Ади цепляется за меня точно так же, только сменить нижнюю позицию теперь уже не может: он много выпил, потому эта драка даётся ему тяжелее. — Мы давным-давно не друзья. — Считаешь, я такой бесполезный, что не достоин даже знать правду? — и всё же для простого пьяного паренька он держется огого. — Почему из-за тебя я должен чувствовать себя пустым местом!? Почему не расскажешь, что происходит!? Вот ведь заладил! — Потому что не хочу потерять и тебя тоже! — внезапно выкрикиваю чёрт-те что и тут же застываю. Плотно сомкнутый кулак резко тормозит прямо перед веснушчатым лицом рыжеволосого. Отпускаю, устало валюсь рядом: карты раскрыты, продолжать смысла нет. Дальше сидим в тишине, пытаемся отдышаться: я осмысляю сказанное, Ади — услышанное. Иметь того, с кем можно разделить радость — неплохо. Иметь того, с кем можно разделить боль — настоящий дар. Моя вина в том, что я лишил тебя последнего. Первым начинает Ади: — Мой девятый день рождения, — он тянется к забытой бутылке с джином, делает глоток, протягивает её мне. — Мы играли в нашем поместье, я тогда упал и... — И разбил вазу, — продолжаю за него, принимая бутылку. Терпкий алкогольный напиток приятно смачивает горло и подогревает живот. — Не просто вазу, — рыжеволосый задумчиво улыбается впервые за всё это время. — Папину любимую вазу из Греции. Что было дальше, помнишь? Помню, конечно. Тонны детских терзаний и водопады слёз: "Отец меня убьёт!", "Он заставит меня склеить всё по кусочкам!". В те годы нелепый пустяк казался нам настоящим концом света, катастрофой вселенского масштаба. Нас и по-одиночке можно было нарицать стихийным бедствием, а вдвоём — тем более, поэтому казусы случались часто. Бывало и наоборот: казусы теряли свои масштабы именно потому, что нас было двое. В тот раз я захотел свести твои риски к нулю. И соврал, что сам разбил вазу. Сразу после — неприятный разговор с разочарованным Князем Обжорства, парочка наставлений о том, что к чужим вещам нужно относиться бережней, тёплый взгляд мудрых серо-зелёных глаз, каким смотрят на нашкодившего ребёнка. К его реакции я отнёсся с пониманием: Вельзевул никогда не был мелочным и не стал бы отчитывать просто так. — Ваза и впрямь была его любимой, — я рассматриваю каждую из букв на надгробии, что образуют целое имя, которое, как оказалось, имело немалое значение в моей жизни. — Я не об этом, — Ади мотает головой в сторону. — Ты взял вину на себя, ты всегда всё берёшь на себя. Молчу, пытаясь понять, к чему ведёт разговор. — Я имею ввиду: может хватит? — демон поворачивается на меня. Его взгляд не выдаёт больше ни единой обиды. — Позволь помочь тебе. Исключено. — Это только моё дело, — тяжело обрезать на корню, когда на тебя смотрят столь преданно. — Не твоё...Чем бы ни было, это не только твоё дело! — и снова громкие тона, только теперь уже без гнева. Простая попытка достучаться. — Если из-за этого не стало моего отца, то оно и моё тоже. Мы перестали общаться в детстве, росли порознь, и всё это время я с уверенностью полагал, что внутри себя Ади остался таким же, каким был. Но Ади, которого я вижу теперь — другой. Он повзрослел. — Ты поможешь, если доверишься мне сейчас, — я мягок, во мне тоже ни капли гнева. Простая попытка уберечь. Демон совершает громкий вздох и отворачивается: понимает, что этот спор ни к чему не приведёт. — Он бы посмеялся, — добрым взглядом указывает на надгробие отца. — Над чем? — Мы подрались на его могиле, — морщит нос и потирает щёку с явно назревающим синяком. — Да, — согласный кивок и грустная усмешка. — Точно посмеялся бы. Я и сам нехило помят: наверняка, разбита бровь. Поделом мне. — Ну так что решаем, — Ади вдруг становится по-смешному деловым: ему всё итак ясно, но хочет услышать от меня лично. — Мир? Он протягивает мне руку и ожидает реакции. В приветливом взгляде немой вопрос: Я твой друг? Скорбь никуда не делась. Она ещё долго тяжким грузом будет висеть на его плечах. Но сейчас он хотя бы немного походит на себя прежнего: Ади нуждался в этом разговоре. Я принимаю рукопожатие, не колеблясь ни секунды: — Мир. Ты всегда им был Полюбуйся, Вельзевул: мы подрались на твоей могиле и уладили всё здесь же. Пора расходиться: мне предстоит грёбаный лабиринт, будет глупо лишить себя сна перед этим. Ади тоже понимает, что пора прощаться: — Хотя бы намекни, — он произносит это почти отчаянно, когда я поднимаюсь на ноги. — Дай мне шанс, Люцифер. Неугомонный прилипала — всё же довольно точное описание для него в подобные моменты. Раздумываю недолго, оценивая, что именно мог бы рассказать, чтобы утешить любопытство товарища. "Я намерен лишить Сатану жизни, этим вопросом мы и занимались с твоим отцом" — звучит опасно и рискованно. Но ведь шанс заслуживает каждый. — Стишок про царя-шарлатана знаешь? Ничего особенного: простой набор рифм, который все мы учили в детстве. Жил да был царь-шарлатан, В замке танцевал он. Громко песни напевал, Горестей не знал он. Свои песни запивал Он напитком алым. И шута к себе позвал, Чтобы подпевал им. Шут за пазухой носил Колбу с ядом терпким. И в бокал его налил Попаданием метким. Ну а царь наивен был И не ждал обмана. Чуть вино он пригубил — Нету шарлатана. — Знаю. Значит, поймёшь. — Я тот самый шут.