I
Гермиона Грейнджер — героиня войны — сидела сейчас в каком-то недорогом маггловском баре, который сильно недотягивал до оценки «нормальный», пытаясь забыться и отгородиться от последствий войны. Она буквально задыхалась от навязчивого внимания со стороны прессы и просто волшебников. Она устала… Она была на грани… По окончании всех событий эйфория от победы длилась недолго: суды, дача показаний, интервью, незнакомые люди, которые все время пытаются вторгнуться в твое личное пространство. Все это сильнее накаляло обстановку. После всего пережитого получила в итоге ночные кошмары и сильное моральное истощение. Она практически перестала спать, а если и ложилась, то только после пачки антидепрессантов и пары бокалов вина, иначе ее душил холодными, костлявыми пальцами страх, который садился ей на грудь и пожирал крупицы воли к существованию. Последнее время Гермиона стала намного реже видеться с друзьями, и дело было не только в ней: всем нужно было больше личного пространства, меланхолия поглотила их. Появилась тревожность, которая перетекала в нервозность, и это состояние отключило в ней желание жить. Медленно погружаясь в вязкую, страшную, всеобъемлющую депрессию, которая забиралась под кожу и скреблась своими ноготками, заставляя расчесывать покалеченную до кровавых ран руку, Грейнджер начинала терять себя. Ее стали пугать закрытые двери, особенно к которым она сидела спиной. Гермиона всегда старалась выбрать угол в комнате, из которого без труда сможет просматривать все помещение, а если это сделать не получалось, то она постоянно держала ложку в руках, легко отражающую происходящее, или выбирала любой другой способ. В заведении было душно и накурено, по стене ползла трещина, прикрытая какой-то дешевой репродукцией сомнительного качества, но это не могло замаскировать полного уродства, которое выглядывало из-за картины. Над потолком у бара было замызганное зеркало, через него Гермиона легко следила за ситуацией вокруг, в основном поэтому она выбрала это неоднозначное заведение. Возле входа все еще виднелись темно-бордовые пятна засохшей крови от недавней потасовки. Пепельницы на столах стояли переполненные, давленые окурки небрежно рассыпались вокруг, на каких-то были видны следы от помады. В туалете смердело мочой, и там постоянно толпились ночные бабочки, которые в перерывах между работой пускали себе героин по вене. Это место было грязное как в прямом, так и в переносном смысле. Грязное место, грязные люди, грязные мысли… И вот она здесь попивала коктейль с каким-то очень красивым названием, которое не запомнила, наслаждалась одиночеством в толпе людей, надеясь не умереть от какой-нибудь страшной венерической болезни, если губы коснутся стекла, и периодически посматривала на отражающую поверхность над потолком, чтобы следить за происходящим вокруг. Гермиона никого не знала, ее никто не трогал, но все прекрасное рано или поздно имеет свойство заканчиваться. — Что за краля? Познакомимся, малышка? — из мыслей ее так по-свински вырвал молодой мужчина, решивший, что дама скучает и ее срочно нужно спасти от одиночества своим присутствием, которого она явно не желала. От него сильно несло алкоголем, но он был очень хорош собой — достаточно приятный, чтобы провести с ним ночь, и достаточно пьяный, чтобы этого не делать. — Меня это не интересует, — она кинула на него слишком быстрый оценивающий взгляд и вернулась к листовке, которую рассматривала последние полчаса. Мужчина сдаваться не планировал, неуклюже завалившись на стойку рядом с ней; аромат душного дыхания послышался резче. — Не ломайся, куколка! Давай я куплю тебе еще один коктейль и ты подумаешь, идет? — Девушка же сказала, что ей неинтересно! — знакомый голос вывел ее из транса и даже заставил обернуться на смутьяна, а не оценить ситуацию через зеркало, неприятная дрожь прошлась по телу от вибрации его тембра. — Малфой?! — брови уползли высоко наверх, из-за чего на лбу появились морщинки, огромные карие глаза еще больше расширились и округлились, она слегка приоткрыла рот. Гермиона слишком громко произнесла его имя, на них начали оборачиваться люди и перешёптываться о происходящем. — Грейнджер, — намного сдержаннее поприветствовал он ее, просто послав легкий кивок. Студеный взгляд лениво пробежался по ее телу, вызывая неудобное жжение. Он оказался непривычно холодным, куда-то испарилась вся его импульсивность и неумение спокойно сидеть на заднице. Даже манера речи изменилась: он говорил четко, коротко и ясно, словно пытаясь побыстрее отделаться от собеседника и снова погрузиться в свой покой. Совершенно не спеша его тело очутилось рядом с ней, пресекая контакт с незваным гостем; мужчина только улыбнулся и с трудом удержался на ногах, отступая в сторону. — Пардоньте! Не знал, что мадмуазель занята! Хорошего вечера, господа! Если дама передумает, то я вон за тем столиком, — незнакомец отвесил шуточный поклон для леди и протянул руку Малфою в знак примирения. Гермиона внимательно за этим наблюдала, ожидая, что сейчас начнется шоу, но ничего не произошло. Он просто пожал руку в ответ и улыбнулся. Именно улыбнулся — не ухмыльнулся, а улыбнулся по-доброму, умиротворяюще. На это было неприятно смотреть: он делал не то, что она от него ожидала. Малфой разрывал ее шаблон, который не должен был подвергнуться сомнению никогда. Где-то в голове что-то назойливо засвербело, реальность искажалась вокруг нее, заставляя Гермиону чувствовать себя лишней в этом моменте. — Я думаю, тебе уже пора, друг, — Драко хлопнул нерадивого ухажёра по плечу легко, будто это что-то само собой разумеющееся, задержав руку немного дольше, чем того требовала ситуация. Без противной манеры растягивать слова его голос звучал даже приятно. В школе он часто кривлялся своей неприятной рожей, сейчас же все мышцы его лица находились в странном покое, словно восковая маска совершенно чужого человека прилипла сверху. — Без проблем, парень! Уже ухожу! Неудавшийся ухажер поднял конечности вверх в знак полной капитуляции и удалился прочь петляющим шагом, нарвавшись на официантку. Малфой присел за барную стойку, брезгливо салфеткой отодвинул чей-то пустой стакан, всего на мгновение вернув на положенное место неприязненно сморщенный нос, и заказал себе виски. Его бесцельный взгляд был устремлён куда-то на стенд с напитками. Он не повернулся к Гермионе, даже когда кожей ощутил прожигающее душу внимание с ее стороны. Мерзавец выглядел хорошо, насколько это было возможно после войны и заключения в Азкабане, стал, может, чуть бледнее и менее затравленным, чем она его помнила на последнем суде пять лет назад. Кажется, еще он стал немного выше, хотя это ей могло и показаться, они очень давно не сидели рядом, как будто целую вечность. Все, что было «до», осталось в ее другой жизни, которую прожила совсем другая версия ее «я». Его глаза скользили по разноцветным стеклянным бутылкам перед ним и возвращались назад к стакану, снова и снова замыкая этот порочный круг. Драко был тут лишним, пространство трещало по швам вокруг него, искажаясь в агонии невозможности, слишком наглаженный и чистенький для подобной дыры, совсем сюрреалистичный персонаж. — Что ты здесь делаешь? — первой нарушила давящую тишину Гермиона, ее взгляд неприлично бегал по Малфою, словно он какой-то диковинный зверек, чувство тревоги усилилось рядом с ним. Она не понимала, что он мог тут забыть, это настораживало, паранойя дошла до критической точки. — Очевидно, то же, что и ты! Пытаюсь напиться! — он всего на краткий невесомый миг встретился с ней глазами, за один глоток допил виски и заказал еще — он и правда отчаянно пытался надраться, по-другому и не сказать. Было слишком заметно, как Малфой избегал зрительного контакта, Гермиона бы заострила на этом внимание, если бы ей не было настолько все равно. — И как успехи? — голос прозвучал резко, но и милой перед ним она быть не собиралась, так что обоих это устраивало. Навязчивый страх постоянной опасности и голос, который нашептывал ей на уши, не давал расслабиться и отвлечься от соседа, в реальность которого она не до конца верила. — Бывало и лучше, а твои? — он отпил напиток, и мышцы горла сократились, проталкивая жидкость; тонкие губы растянулись в отталкивающей усмешке, настолько фальшивой, что череп Гермионы зачесался изнутри. Она следила за каждым движением его тела, в основном за руками. Его чертовы руки всегда должны быть в поле зрения. Кисть изящно опустилась в правый карман пиджака, и Гермиона не могла видеть, что он там делал. Ее дыхание замедлилось, она мгновенно напряглись, сжав палочку под свитером, и уже приготовилась к бою, когда Малфой достал платок и протер свой стакан от каких-то только ему видимых пятен. Она успокоилась и сделала глоток. — Так же! Мне кажется, он безалкогольный! Со стороны она выглядела немного дерганой, но в целом нормальной. Гермиона осознавала свою проблему и всеми силами пыталась удержаться над водой, чтобы не утонуть в бездне психоза, но хитрющий змееныш продолжал мельком задерживать на ней глаза, словно знал правду. Покрутив коктейль в руке и с легким раздражением отставив тот в сторону, ей удалось чуть-чуть расслабиться, она воровато пробежалась глазами по зеркалу и развернулась, чтобы наверняка удостовериться, что там никого нет, но все же вернула внимание к старому знакомому. Драко взял стакан и отлил немного обжигающего виски, не касаясь края ее бокала своим. Гермиона размешала напиток соломинкой и сделала несколько глотков. Определенно, стало лучше — горькая жидкость приятно окутала ее душу. Она могла испытать необоснованную паническую атаку, если не имела возможности просто обернуться, но мысль, что ее могут отравить, ей даже в голову не пришла. Она заказала еще один такой же коктейль и двойной виски, немного отпила содержимое и вылила огненную жидкость, размешивая адскую смесь. — Твой воздыхатель удалился с какой-то более сговорчивой дамой, пожалуй, я лучше пойду. Доброго вечера, Грейнджер, — он говорил медленно, тихо, снова неприятно растягивая слова, и казался заторможенным, в то время как она слишком резко дергалась. — Малфой, постой! Наверное, я должна тебя поблагодарить, — она развернулась, чтобы иметь возможность смотреть ему в глаза, ей это было необходимо, где-то на подсознании ее уже начинало раздражать, что он избегает контакта. — Не стоит, у меня были корыстные мотивы, — Драко произнес это еще тише, его взгляд бегло скользнул по ней, задержавшись на глазах всего на долю секунды; от ее пристального наблюдения он сразу же нервно сглотнул и с ленивой медлительностью его губы опять растянулись в этой отталкивающей усмешке, от которой тонкая девичья кожа по всему телу натягивалась и зудела. — Посиди со мной, мы можем даже не разговаривать, — ей нужно было оставить его в поле своего зрения, иначе она не смогла бы расслабиться оставшийся вечер, если это было возможно в ее состоянии. Он должен был находиться в периферии ее обзора. Пугающий, странный взгляд задержался на ней, пока хозяин принимал решение; сухой глоток оцарапал нежную кожу горла, прежде чем голосовые связки завибрировали, выпуская хриплые звуки на волю. — Наоборот, я хотел с тобой поговорить. Но теперь мне уже это не кажется хорошей идеей. — Все отлично, расслабься и пей свой дерьмовый виски. Я не против твоего общества. — Виски и правда дерьмовый, — он ухмыльнулся и вернулся на стул рядом с ней. Малфой опять медленно потянулся в карман, и она в очередной раз напряглась, он достал блистер с таблетками и проглотил одну. Брови Гермионы вновь подпрыгнули вверх, неестественно быстро, она сильно удивилась, он снова искривил пространство вокруг себя, словно это был пластилин. — Ты пьешь маггловские таблетки? — Покупка каких-либо зелий вызывает кучу вопросов у Министерства, мне нужно разрешение буквально на каждый вздох. — Ты же отличный зельевар, в мэноре должна быть уйма ингредиентов для этого. — Почти все изъяли, и для сложных зелий нужна палочка, ее у меня тоже забрали на весь срок домашнего ареста. Мне запрещено колдовать… пока что, — он говорил спокойно, без истерик, без сожаления и возмущения. Он принял смирение с любым действием по отношению к своей судьбе извне. Он был слишком вежливый, почти апатичный, совершенно безэмоциональный и неестественно спокойный. Заторможенность Малфоя и отсутствие палочки позволили Гермионе расслабиться в его обществе если не полностью, то приближенно к этому состоянию. Они сидели молча, думая о своем. Гермиона должна была, как ей казалось, чувствовать неловкость, но она не чувствовала ничего, совсем ничего, кроме тревоги, которая всегда фонила в голове. Ни одна из эмоций не была ей доступна сейчас, полное равнодушие к миру и своему существованию. Она думала о своих ощущениях от проявленного дружелюбия Малфоя — это было хорошо и нехорошо одновременно. Правильно и неправильно в один и тот же момент времени. Возможно, Гермиона даже была рада его встретить, и в то же время его присутствие вызывало неприятные позывы в желудке. Мимо них проплыла жрица любви, которая задержала внимание на привлекательном блондине — такой клиент мог щедро вознаградить. Хорошо скроенный темно-синий костюм и дорогие часы говорили о нем намного больше, чем ему хотелось. Она провела пальчиками по его плечу — от одного края до другого, — призывая обернуться. У них завязался разговор, в который Гермиона не очень вникала, она смотрела только на его движения. Драко был расслаблен и легко улыбался. Он смотрел девушке в глаза, не избегая и не отворачиваясь; неизменной осталась только его медлительность. Судя по огорченному лицу юной особы, та осталась ни с чем. Малфой вернулся к своему увлекательному занятию по рассматриванию бутылок, расположение которых он, вероятно, уже выучил наизусть. — Ты сказал, что помог мне из корыстных побуждений. Из каких именно? Что такой человек, как ты, мог забыть в подобном месте? — После заключения я стал терпим к таким местам и людям в целом, раньше мне, наверное, стало бы дурно, — отрешенно ответил он, глубоко блуждая в мыслях, а потом опустил глаза на бокал в своей руке и мягко улыбнулся. — Это не ответ на мой вопрос, — Гермиона повернула голову в его сторону, что не осталось незамеченным. Его плечи незначительно напряглись, рука с бокалом зависла у рта, словно Драко пытался на что-то решиться и никак не мог определиться с выбором. Бледные пальцы стиснули прозрачное стекло, темная жидкость в один глоток исчезла в нем, и впервые за вечер серые глаза смотрели прямо на Гермиону. — Это часть терапии, один из моих кошмаров напрямую связан с тобой, я давно собирался поговорить, но ты всегда окружена людьми. Мой врач считает, что это необходимо для нашего дальнейшего прогресса. Возможно, я немного следил за тобой в последнее время. — Немного следил? — она изогнула бровь и ухмыльнулась, но не повернулась к нему. — Что за терапия? — Доктор Шильц помогает мне, знаешь, после всего… После тюрьмы я не мог вернуться в мэнор. Не мог переступить порог собственного дома, мне казалось, что, как только я войду, все окажется сном, и он, и его Пожиратели снова будут там. Я не могу спать в поместье — где угодно, только не там. Я спал, даже пока сидел в Азкабане, было тревожно за свою жизнь, но не настолько, когда в моем доме жил он. — Не слишком ли много интимных подробностей ты мне раскрыл? — Мой врач считает, что я должен проговаривать все с непосредственными участниками инцидента. Тебе стоит тоже к нему сходить. И если ты позволишь, то я бы оплатил твои сеансы. — Ты совсем не изменился, Малфой, пытаешься купить искупление перед собственной совестью? — Я просто хочу с тобой поговорить. — Как скажешь! — Но если ты… — Я не хочу вести эти бессмысленные разглагольствования! Я полностью в порядке и прекрасно себя чувствую! Скоро будет самый прекрасный день в моей жизни, о котором мечтают все девочки. Я полностью, безгранично, прекрасно счастлива! Ясно?! — Ты повторила слово «прекрасно» три раза. Счастливые люди не ходят по таким сточным канавам и не контролируют с маниакальной зависимостью все через грязное зеркало под потолком. — Тебе-то откуда знать? — Оттуда, откуда и тебе все это известно, — и снова эта омерзительная улыбочка легла на его лицо. Они смотрели друг на друга с яростью, Малфой выглядел так, словно терял терпение. Взгляд… Что-то не так было в его глазах… Озлобленные, колючие, прохладные… упрекающие… Этот мелкий Пожиратель на полставки упрекал ее в нежелании бороться, кто бы мог подумать. — Доктор Шильц, значит. Он иностранец, я о нем не слышала? — Он маггловский психотерапевт узкой направленности. — И как, интересно, ты ему объяснил возникновение Магической войны? — Мы не касаемся общих фактов, только мои личные переживания. У меня есть консультант, который помогает мне интегрировать мои рассказы в маггловскую реальность. — Классно быть богатым, что я могу еще сказать… Время приближалось к полуночи, в баре набралось много народу — видимо, вся нечисть выползает после двенадцати. Становилось сложнее дышать, в помещении было душно и стоял едкий запах пота. Малфой медленно снял пиджак и очень аккуратно повесил его на спинку стула, каждое движение было чётким и размеренным, будто все выполняла машина, а не человек. И он был чертовски медлительным — Гермионе захотелось вскочить, вырвать эту синюю тряпку из его рук и уже упокоить, наконец. Было достаточно тяжело сдержать порыв, заторможенность Драко действовала ей на нервы. Она собиралась прикрикнуть на него, но он закончил расправлять свою вещь и уселся на место с чувством выполненного долга. Теперь в идеально выглаженной рубашке он смотрелся еще более неестественно, белая клякса в грязной луже. Гермиона услышала аромат его парфюма — Малфой даже пах дорого, несмотря на место вокруг, прогнившее до основания. Его пальцы правой руки опустились на барную стойку из не очень качественного лакированного дерева и начали ритмично постукивать. Длинные, тонкие, ухоженные, они будто отмеряли секунды, медленно опускаясь в одном и том же ритме. Он положил вторую руку поверх и крепко сжал, успокоив нервный тик. Драко глубоко вздохнул, посмотрел куда-то за невидимый горизонт и достал еще одну таблетку, которую сразу же запил виски. Это была какая-то другая таблетка из другого кармана. Через минут десять его дыхание замедлилось еще сильнее, и он повернулся к Гермионе, смотря ей прямо в глаза. — Ты слышишь голоса, Грейнджер? Время между ними почти остановилось, все звуки стихли, будто люди вокруг были только фоном в каком-нибудь дешевом фильме, и их отключили из прихоти. Она сконцентрировалась на глазах; несмотря на его медлительность, зрачки метались из стороны в сторону очень резво. Он изучал ее, подстраивался под нее, искал в ней искупление. Гермиона щелкнула по бокалу короткими ногтями и опустила взгляд на свой напиток. — Пока нет, только навязчивый шепот внутреннего голоса, — она отпила коктейль и повернула голову под неестественным углом. — А ты, Малфой, слышишь голоса? — Уже нет, — он задержал на ней свои недоверчивые серые глаза, — только навязчивый шепот внутреннего голоса. То, что они поняли друг друга, пугало и в то же время дарило облегчение. Люди всегда сбиваются в стайки по интересам, так проще существовать. Они все были больны сожалениями и чувством вины за то, что выжили. Каждый по-своему был наполнен темными демонами, которые выползали, стоило только закрыть глаза и остаться наедине с собой. Монстры, скребущие под коркой черепа, всегда были рядом. Драко и Гермиона встретились где-то посередине своего личного ада, вот только он шел к выходу, а она погружалась во мрак. Сейчас это остро ощущалось. Он был наполнен горечью пережитого так же, как и она. Даже будучи по разные стороны в этой бессмысленной войне, с разными целями, на выходе они получили одно и то же. Пожираемые изнутри, одинокие в своих скитаниях, маленькие сломанные люди. Ей хотелось, чтобы Малфой вскочил, ухмыльнулся, обозвал ее и повел себя максимально по-идиотски. Хотелось, чтобы он был тем придурком из ее невинных воспоминаний. Это было бы правильно! Это было ей необходимо! Но мужчина рядом с ней был не таким, он был больным, озлобленным и уставшим. Этот незнакомец вызывал сочувствие, словно зеркало, в котором отображалась ее собственная душа, ее непрожитая, покалеченная жизнь. Это был совершенно чужой ей человек, вызывающий симпатию к себе, и в тоже время она понимала, что это просто Малфой — заносчивый мерзавец с чересчур раздутым эго. Только вот эго сдулось, и от заносчивости не осталось и следа. Он был рядом с ней такой понимающий и ненавязчивый, смотрел на нее глазами побитой псины и готов был если не на все, то практически на любой поступок, чтобы успокоить свою совесть. Гермиона поднялась со своего места и оказалась совсем близко к нему, его запах стал сильнее, он окутал ее со всех сторон. Малфой развернулся к ней всем телом, она придвинулась еще и уже стояла между его ног. Ее лицо ничего не выражало, кроме покоя, по щекам медленными маленькими струйками потекли слезы, капельки стали сыпаться, словно порванная нитка жемчуга. Гермиона прикусила нижнюю губу до крови, пытаясь успокоить вырвавшуюся бурю. Она смотрела ему в глаза и не могла понять, что с ней происходит. Драко запаниковал, начал искать салфетки, чтобы помочь ей, его дыхание сбилось, грудь стала неритмично и рвано подниматься. Тонкая бумага быстро промокала и приходила в негодность, но он снова и снова повторял это действие. Разгоряченное лицо обжигало его холодные пальцы. Ее глаза сильно покраснели, а нос распух. Она отвела взгляд и стала бродить им по стенам, бутылкам, потолку и полу, лишь бы не встречаться глазами с Малфоем. Он ухватил ее за кисти, но она скинула его руки и просто уткнулась лицом в его грудь, периодически всхлипывая. Он растирал ее плечи, боясь сделать что-то не так. Она давно не плакала, и сейчас из нее лилось все сгнившее дерьмо, которое бережно хранилось внутри. Гермиона обняла его, еще крепче уткнувшись ему в грудь, и он расслабился, заключив дрожащее тело в крепкое кольцо. Она почувствовала острый подбородок на своей макушке, когда Драко встал и окружил Гермиону собой с ног до головы, уткнулся своим носом в мягкие волосы и стал так по-отечески поглаживать ее спину, пока она слюнявила его рубашку, которая стоила, наверное, дороже этого бара вместе со всеми людьми. Всё ее внимание сконцентрировалось на биении его сердца, ритм был размеренный и успокаивающий. Постепенно всхлипы стали реже, слезы перестали течь. Драко был не такой маленький, как ей показалось изначально. Он был крупным, не таким большим, как Рон, но и не меньше Гарри. Его забитый вид, а точнее, взгляд сыграл с ней злую шутку. Полноценный взрослый человек с крепкими руками и навязчивым желанием вести себя по-мужски, исправляя ошибки, глядя им в лицо, убаюкивал ее своими объятиями. Он хотел закрыть старую главу своей жизни и никогда больше не стоять на перепутье, вымаливая у старухи с косой лишний вздох. И для этого ему нужна была Грейнджер, желательно с комплексом матери Терезы, всепрощающая и все понимающая чистая душа, но это была бы утопия. По факту он получил то, что получил: уставшую и разбитую мученицу, которая не то чтобы простить была кого-то не в состоянии, а даже разобраться не могла, за что конкретно нужно прощать. Малфоя охватили противоречивые чувства, хотя после выпитых таблеток его совершенно ничего не должно было беспокоить. Безграничная радость и щемящая тоска от ее порыва — эти эмоции плескались в нем, как волны в бушующем океане, которые бились снова и снова о скалы, кружились в диковинном танце где-то внутри, в центре еще пока живой души. Он разрушил момент своим слишком глубоким вздохом. Гермиона отстранилась от него, вытерла лицо еще дрожащими руками, осушила до дна его бокал с чистым виски. Не сказав ни слова, удалилась в дамскую комнату, с трудом пробираясь сквозь плотную толпу вокруг.II
В туалетной комнате было прохладно из-за раскрытых настежь окон, сигаретный дым был не такой резкий, запах мочи почти не ощущался. Возле окна стояли три жрицы любви предбальзаковского возраста с ужасной боевой раскраской на лицах и о чем-то весело судачили. Гермиона своим появлением нарушила эту идиллию, женщины притихли и стали наблюдать за ней. Она как попало собрала волосы в пучок и несколько раз окатила лицо холодной водой. Кожу неприятно жгло перепадом температуры, отчего Гермиона еще больше раскраснелась. Бумажных полотенец, естественно, в наличии не оказалось, лишнюю влагу она стерла ладонями и уставилась на себя в зеркало. Ужасное, опухшее, незнакомое лицо таращилось на нее из отражающей поверхности. Одна из женщин подплыла к умывальникам, достала ярко-красную помаду и стала выводить четкие контуры губ, искоса наблюдая за незваной гостьей. Гермиона глубоко втянула воздух, выдохнув остатки истерики, и с вызовом посмотрела прямо в глаза пережженной блондинке, что стояла рядом. Женщина не отвела взгляд, а, наоборот, получив отклик от Гермионы, развернулась к ней и с материнской заботой произнесла такие правильные слова: — Все хорошо, деточка? — ее голос был как мед — сладкий, но не приторный, совершенно не подходящий такой внешности и месту. — Да отстань ты от девчонки! Видишь же, что ей плохо! — прозвучал грубый, прокуренный женский голос у окна. Вторая женщина, уже с темными волосами, была значительно мельче своих подруг, в зубах у нее была не совсем сигарета — такая дешевая самокрутка из утренней газеты. Блондинка закатила глаза, покачала головой и ласково улыбнулась, заполняя своей добротой все пространство вокруг. Она плавно провела рукой по спине Гермионы и задержала руку у нее на плече, по коже поползла мелкая дрожь. Это было так странно: получить чуточку добра от незнакомца в этом богом забытом месте. Даже опустившись на самое дно, женщина осталась настоящим человеком. Девичьи глаза снова заслезились, губа задрожала, Гермиона с придыханием вздохнула, вибрируя от переполняющих чувств, которые, как она думала, были ей недоступны. — Не нужно плакать, ангел мой! — снова голос блондинки проник в самое естество, даря покой и надежду. Она стерла своими шершавыми пальцами одинокие слезинки с раскрасневшихся щек и откинула выбившуюся прядку назад. — Давай, подруга! Ничего в этой жизни не стоит твоих слез! Тем более, когда тебя поджидает такой красавчик! — улыбаясь произнесла третья женщина, огненно-рыжая бестия, самая молодая из всех, но самая дерзкая. Их работа не терпела конкуренции, дамы были на любой вкус. Каждая была яркой и не похожей ни на кого. Они выживали как могли, подбирая объедки со стола жизни. — Если ты от него залетела, а он не хочет этого ребенка, то тряси с него как можно больше! Пусть раскошелится как следует! Такой пижон может и квартирку тебе прикупить! Правильно говорю, девочки? — рыженькая красотка спрыгнула с подоконника и обошла их, встав по другую руку от Гермионы и завладев вниманием всех в помещении. — Точно! Точно! — заулюлюкали остальные в один голос, подтверждая житейскую мудрость коллеги. Гермиона улыбнулась. Мысль, что она залетела от Малфоя, была такой нелепой и абсурдной, но в глазах группы поддержки открывала большие возможности для юной девицы. Все проблемы этих женщин сводились к неправильно выбранным мужчинам, что и привело их в свое время на панель. Конечно, он выглядел в их глазах как принц, сошедший с обложки журнала, не было ни одной женщины в этом баре, которая бы его не заметила. Только вот он не был принцем из красивой сказки… Во всяком случае точно не из сказки про Гермиону. — Так что давай, затянись, малышка! Дурь — лучшая в городе, я угощаю! — брюнетка протянула свежую самокрутку, которую Гермиона приняла с сомнением. Она еще не пробовала никаких наркотиков, но была в курсе, что это такое. Всего от одной затяжки внутренности обжег горький дым, который в тиски сжал горло. Неконтролируемый кашель поглотил ее всю, сдавливая в неприятном напряжении грудь. Кто-то из женщин дал ей воды, посыпались советы, как лучше затягиваться. Она с трудом смогла привести дыхание в норму, и ей тут же снова сунули косяк. Второй раз было проще, она просто сдержала кашель, запив его водой. Никакой разницы в своем состоянии Гермиона сначала не заметила, но после пятой или шестой затяжки тело расслабилось и стало словно пушинка, все проблемы отошли на задний план. Лицо болело от улыбки, которую нельзя было сдержать. Женщины смеялись вместе с ней, помогая Гермионе привести себя в порядок. Кто-то из них нанес ей легкий сдержанный макияж, изменив лицо до неузнаваемости. Прическа тоже претерпела изменения, у женщин были с собой даже щипцы для завивки, которыми они сделали ей красивую укладку. Гермионе нравилось ее отражение, что бывало крайне редко, она почувствовала себя достойной короля, как часто говорила бабушка, которая привила ей любовь к чистоте и порядку. Малфой стоял немного дальше дверей, облокотившись на стену, чтобы не мешать постоянно проходящим людям. Он потерял надежду, что Гермиона когда-либо выйдет из этого туалета, порывался несколько раз туда зайти и проверить, все ли в порядке, но в итоге решил, что ей просто нужно время. Она дотронулась пальчиками до его плеча, и Драко медленно перевел свои серые глаза на нее. Он сразу отпрянул от стены, выпрямившись, и немного сдвинулся, встав перед Гермионой; на напряженном лице быстро бегали глаза, оценивая масштаб катастрофы. Она выглядела слишком хорошо для полностью расстроенного и разбитого человека, который убежал в слезах. Он не сразу понял, что изменилось, но выглядела она намного привлекательнее. Вот только улыбка на ее лице была совсем не здоровой. — Все хорошо? — Я обкурилась с проститутками, а после они помогли мне привести себя в порядок. Все просто чудесно! — В этой комнате? — он указал пальцами на дверь туалета и как-то недоверчиво на нее посмотрел, Гермиона невозмутимо кивнула в ответ. Драко пробежал по ней глазами, а потом по туалетной двери, но вслух уточняющих вопросов больше не задал. Гермиона отпихнула его и направилась к выходу из бара. Малфою ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. На улице было намного легче дышать, ночной ветер легко перебирал его короткие волосы, он вдохнул полной грудью. Только теперь они осознали, насколько были пьяны. — Ты хочешь домой? — ее голос прозвучал совсем тихо, Гермиона обернулась и уставилась на Драко. Блестящие карие глаза смотрели на него с вызовом. — Да не особо… — За углом гостиница, а в номере есть мини-бар. Не хочешь составить мне компанию? — Думаю, это немного слишком, тебе лучше отправиться домой и поспать. — Пошли, я обещаю, что не буду приставать и посягать на твою невинность, — Грейнджер улыбнулась ему впервые за годы их знакомства, необычная эмоция проскочила внутри. Наваждение быстро рассеялось, но оставило после себя приятное послевкусие. Его безразличные глаза не хотели прекращать смотреть на неожиданно нежную девушку напротив, пришлось приложить усилие, чтобы поднять их к непроглядно черному звездному небу. Что-то давно забытое вяло шевельнулось в груди, но сразу же спряталось в самые темные и заковыристые уголки души. — Давай я лучше провожу тебя домой! — Я живу в Норе, ты готов привезти меня в логово Уизли? — Ну, я пьян и под кучей психотропных таблеток, так что, думаю — да! Сегодня ведь отличный день для самоубийства! — Малфой сдавленно рассмеялся, продолжая смотреть вверх, наслаждаясь легким ветром, облизывающим кожу.III
Комната была удручающей и отталкивающей, как все гостиничные номера. Совершенно холодное, бездушное помещение встретило своих новых постояльцев. Гермиона скинула сандалии и камнем упала на кровать, та немного просела под весом ее тела. Мышцы приятно расслабились. Малфой уже нашел мини-бар и выставил все содержимое на кофейный столик рядом с безобразным бордовым креслом, которое совершенно не подходило под общее настроение комнаты. Грейнджер еще немного повалялась, резко подскочила, взяла со стола маленький пузырек — по-видимому, с водкой — и осушила его до дна. Горечь напитка растеклась во рту, обжигая горло; Гермиона поморщила свой маленький носик и прикрыла рот ладонью. Драко внимательно посмотрел на это безобразие, как-то неоднозначно вздохнул, но проделал то же самое. Они оба были уже сильно захмелевшие. Это привело ее в неописуемый восторг, она начала издавать какие-то нечленораздельные звуки радости и кружить по комнате, вскинув руки к потолку. Гермиона заприметила в углу стереосистему и мигом организовала для них ненавязчивое музыкальное сопровождение. Он следил за ней очень тщательно, без каких-либо ярко выраженных эмоций на лице, пока она танцевала свой дьявольский танец. Малфой был холодный и отстранённый — такой же, как эта комната. — Грейнджер, я бы хотел тебе кое-что сказать… Знаешь, я… это… Нет, то, что произошло… — Хватит! — она повысила голос, и температура в комнате понизилась сразу на сотню градусов, от ее беззаботного веселья не осталось и следа. — Я просто хотел сказать… — Я знаю, что ты хочешь сказать, и я не хочу сейчас об этом говорить. Она подошла к нему, все тело напряглось, он заметил, как ее челюсть сжалась, и можно было различить скрежет зубов. Малфой не смог сидеть, когда она с таким вызовом на него смотрела, он тоже поднялся и напрягся. Его руки ему мешали, он не знал куда их деть — то ли скрестить на груди, то ли сцепить за спиной. Драко несколько раз ими нервно мотнул и в итоге просто убрал в карманы брюк. Хоть он сейчас и возвышался над ней почти на голову, под таким пристальным взглядом он почувствовал себя мальком в океане ее смешанных чувств. В глазах Гермионы был гнев с горькой примесью отчаяния. Ей все сложнее удавалось балансировать, идя по натянутому канату правильности. Малфой закашлялся и отвел от нее глаза, цепляясь за все, что было в этой комнате: за ужасные золотые портьеры, за грязный бежевый ковер, за слишком большой шкаф из темного дерева. Каким-то невероятным образом Драко все же смог найти в себе силы посмотреть в опасные карие глаза, и слова, что весь вечер застревали в горле, как рыбья кость, сами собой вырвались на волю: — Мне правда жаль, что тетя Белла с тобой это сделала, и я был не прав, когда оскорблял тебя. Я прошу прощения от лица всей моей семьи за то, что произошло. Он сглотнул, во рту все мгновенно пересохло и появилась неприятная горечь, как от микстуры, которую давала мама в детстве, только теперь матери не было рядом, чтобы провести теплой ладонью по спине и поцеловать в мокрый лоб на сон грядущий. Рядом была только Грейнджер — сломанная, подавленная и остервеневшая, готовая крушить и ломать все вокруг себя. Он не извинялся, он просил прощения, и в голове его роились мысли, заметила ли она разницу? Драко удерживал зрительный контакт лишь из-за того, что боялся, что ему не хватит мужества вернуть к ней глаза, если он их сейчас отведет. Гермиона прыснула в него нервным смешком, театрально закатила глаза, несколько раз помотала головой и, потеряв всякий интерес к собеседнику, продолжила танцевать свой танец дождя. Ее глаза были прикрыты, она повернулась к Малфою спиной, медленно двигаясь в такт музыке. Но его чертовы слова, произнесенные дрянным языком с видом побитой псины, вертелись в голове. Она остановилась и глубоко вздохнула, плечи опустились и тело обмякло, Гермиона слегка повернула голову в его сторону. — Ну как, стало легче? Малфой так и стоял в полном напряжении, готовый в любой момент сбежать из этой душной комнаты. Он совсем не шевелился, мысленно отсчитывал секунды, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы сохранить видимость своей нормальности. Тяжело было сдерживать крик собственной души… Тяжело было не схватить Гермиону за руки и не затрясти ее, пока она не произнесет вслух, что в этом всем нет его вины… Тяжело было не упасть на колени и в слезах не молить богов об отпущении… Ему было безумно тяжело держать свое тело, такое неподъемное и чужое… — Да не особо, — Драко произнес слова на тихом выдохе, весь его организм будто врос в старый паркет, он стал частью этой абсурдной обстановки вокруг, совершенно лишний и бесконечно потерянный за стенами этого номера. — Я ощущаю, что застряла в пузыре! Ничего не чувствую, ничего не хочу, ни к чему не стремлюсь. Возможно, когда-нибудь я осознаю смысл твоих слов, но пока мне нечего тебе ответить. — Я понимаю… Малфой медленно опустился в кресло и выпил сразу две бутылочки с чем-то очень крепким. Все внутри жгло, пальцы снова начали дрожать, он потянулся за блистером с таблетками, но Гермиона его остановила. Драко расслабился и убрал таблетки на место. На его лице появилось что-то вроде подобия улыбки, кривая усмешка вперемешку с кислым привкусом собственной никчемности. Вроде как он здесь, говорит с ней, но заветного освобождения он не получил. Демоны в голове только с новой силой заскреблись под костьми черепа. Грудь сдавила какая-то невидимая сила, и стало тяжело дышать. Каждый взгляд на Гермиону сопровождался хриплым звуком из его нутра, Драко пытался вместить в легкие весь кислород комнаты, чтобы успокоить паническую атаку, которая уже поглощала его и смердела мертвецкой обреченностью. Таблетки почти перестали действовать, каждое плавное движение в такт незнакомой музыке приносило ему физическую боль, легкие были в ледяном огне, горячо сжимаемые раскаленными клешнями вины. В голове мелькнула мысль, что он может просто свернуть ей шею и сразу избавить от мучений их обоих. Ее шея была совсем тонкая, он мог обхватить ее пальцами одной руки, Драко почти представил, как расширяются ее глаза в предсмертной агонии, когда живот скрутила резкая боль и снова появился во рту кислый привкус собственной никчемности. Он пытался вести себя достойно, пытался измениться, переосмыслить собственное существо, но весь прогресс задавила всего одна неправильная мысль. Слабость… Трусость… И разочарование в собственном неустойчивом «Я» прошлись по нему, совершенно не жалея. Грудь сдавило сильнее, мышцы живота напряглись, пуская резкие болевые импульсы. Он задышал значительно чаще, но это не помогало, его тело уже при жизни начало жариться на адском костре. Драко закрыл глаза, пытаясь справиться с припадком всеми силами. Таблетки были совсем рядом, его спасение лежало в правом кармане пиджака, он потянулся за ними, но тут же резко отдернул руку. В голове зашумели тысячи его собственных голосов: «Слабый, слабый, слабый! Никчемный! Сдохни!». Руки затряслись, все тело задрожало. Он снова и снова сглатывал, но сухость в горле не проходила. Драко ощутил кожей лица легкие касания, паника медленно стала уходить. Когда он поднял веки, то встретился с теплой корицей в глазах. Гермиона изучала его, у нее были безумно холодные пальцы, которыми она водила по горячей коже его лица, оставляя невидимые ожоги. Она была к нему ближе положенного, он услышал нотки ананаса в ее дыхании и крепкого дешевого виски. Гладкая загорелая кожа переливалась разными оттенками под тусклым светом лампы. Она была опасно привлекательной, Драко никогда не считал ее красивой, но сейчас она выглядела слишком сексуальной, будто все ее феромоны ополчились против него, завораживая его, соблазняя, заставляя их греховно пасть в этом душном номере отеля. Грязные мысли вскружили ему голову в этом грязном месте рядом с грязной женщиной, которая своими когтями беспардонно выковыривала из его души грязное естество. Она, не закрывая глаз, коснулась его губ, он прикрыл тяжелые веки и задержал дыхание, тело снова сжали огненные тиски, причиняя фантомную нечеловеческую боль. Гермиона облизала его нижнюю губу и легонько прикусила, потянув на себя, губы Малфоя нервно дернулись в ответ, все еще мечась между падением и взлетом. Она положила свои ладони поверх его на подлокотнике кресла — он и забыл об их существовании, пока она не коснулась его рук — теперь они стали тяжелыми и плохо контролируемыми, так и порывались схватить ее и усадить на колени. Гермиона снова вернула свое внимание к его губам и нежно провела языком по верхней мягкой плоти, его веки еле заметно задрожали, он все еще не дышал. Весь этот момент был невероятно короток и слишком долог одновременно, прошли миллиарды тысячелетий, рождались и умирали миры за этот короткий промежуток времени, а вместе с вселенной погибал и он со своим никому ненужным контролем. Гермиона замерла и перестала его касаться, и он сразу распахнул глаза в каком-то лишнем разочаровании, он все еще не дышал. Малфой бессознательно дернулся к ней навстречу всего лишь на миллиметр вперед, но этого было достаточно, чтобы она привстала с пола и обхватила его шею, соединила их тела в нечестивом поцелуе. Он выдохнул все свое напряжение ей в лицо и непростительно сладко ответил на поцелуй. Волны приятного наслаждения, перекатываясь из стороны в сторону, забегали по душе и телу. Драко крепко обхватил запястья на своей шее, стягивая их вниз. Он уперся лбом в ее лоб, кожа была влажной и прохладной; не открывая глаз, Драко попытался воззвать к своему и ее рассудку. Его нельзя было назвать высокоморальным человеком, и в любой другой ситуации он воспользовался бы моментом, но не с Гермионой Грейнджер, не с человеком, который кричит в его голове, стоит ему только закрыть глаза. Она всего лишь одна из множеств других его проблем, не такая значимая, но вполне ощутимая. — Ты пьяна, не стоит этого делать, — Малфой то ли прошептал, то ли прошипел слова, которые совсем не хотел говорить, потерся гладковыбритой щекой о ее бархатную кожу и с неприкрытым сомнением выпутался из цепких рук. Когда он поднялся на ноги и отошел от нее, комната начала плясать перед глазами, желудок скрутило, организм пытался вытолкнуть наружу то немногочисленное содержимое, что в нем было. — Неужели я совсем не дотягиваю до твоего уровня? — издевательский смешок резко ударил по перепонкам. — Боишься замараться? — она смотрела на него не моргая, и в глазах танцевали бесы. Гермиона насмехалась над ним, молча высмеивала рассыпавшиеся идеалы. Он злобно поджал губы, но сдержал ответную колкость, на которую так сильно нарывалась леди. Грейнджер нашла его слабое место, и никак нельзя было ей проиграть или показать, что давила она там где надо. — Дело не в этом, завтра ты об этом пожалеешь. Я не подхожу на роль парня на одну ночь для тебя. Гермиона, как дикая пантера, в один прыжок преодолела расстояние между ними, горячее дыхание еще сильнее пьянило его разум. Она играла с ним, словно испытывала его выдержку, желая добиться своего, чтобы вкусить сладкую победу, совсем маленькую и незначительную, но все равно победу. Дрожь ее тела и слишком громкий стук сердца все больше поглощали в свой плен. Его собственный пульс колотил набатом по вискам, заглушая все вокруг, кроме неприятного ощущения потери контроля над ситуацией. Коварная искусительница ни на миллиметр не отступала, прижимаясь все ближе к нему. Она почти просочилась в его плоть, сделав их единым целым. — А я думаю, вполне подходишь, — тихий шепот дьявола отравил его сознание окончательно. — Грейнджер! Давай я провожу тебя домой, — последняя попытка на спасение перед погружением в бездонную пропасть. Глупое желание ухватиться за несуществующую нить перед смертью не спасло его. — У тебя уже стоит, заткнись и не порть момент, — прошептала она ему в губы и снова их облизала медленно, влажно и горячо. Он нехотя ответил на поцелуй, отчаянно пытаясь справиться с искушением, но Гермиона уже запустила свои шаловливые ручки в его брюки. И он сорвался, так по-человечески просто прижал пьяное тело к себе, заключив ее в крепкое кольцо. Кажется, он фантазировал об этом в школе или нет… Теперь уже невозможно вспомнить: война стерла большую часть светлых воспоминаний, оставив после себя выжженную пустоту, отшлифовав по завершении коркой боли, страха и странной обреченности. Голова кружилась, а вместе с ней и комната, их обоих немного штормило, но он крепко держал Гермиону, не давая ей упасть. Малфой легко проник под футболку, медленно ведя руки вверх. Неприлично просто расстегнув лифчик и нежно дотронувшись до груди, прижал мягкое тело второй рукой ближе к себе. Она сдавленно выдохнула и простонала ему в рот. Он целовал ее губы, ее щеки, ее скулы, ее шею… Его горячее дыхание обжигало кожу, посылая тысячи бабочек к низу живота. Гермиона его мягко оттолкнула, немного отстраняясь назад. Драко не сопротивлялся, он сразу поддался ее воле, пытаясь собрать остатки контроля в надежде, что она одумалась и сейчас остановит всю эту вакханалию. Но Гермиона только расстегнула джинсы, стянув их с себя, а после и свитер с футболкой, лифчик упал сам, так как держаться ему уже было не на чем. Он сделал от нее шаг назад, его волосы пребывали в жутком беспорядке, виной которому являлась непосредственно она. Драко растер красное лицо рукой, провел по волосам, отвел безумный взгляд, потом снова вернул его к ней, что-то простонал и подлетел. Легко поднял ее, снова утонув в сладком поцелуе, и бережно опустил на постель. Ей просто хотелось найти утешение после всего хаоса, что творился в ее душе, так же, как и ему. Пуговицы на рубашке неприятно царапнули девичью кожу, когда он навис над Гермионой, вдавливая ее в матрас. Малфой снова показался ей крупнее, стоило только закрыть глаза. Это была какая-то непонятная оптическая иллюзия, дурацкая способность выглядеть меньше своих размеров, или просто сыграло ее предвзятое отношение к нему. Он держал свое тело на локтях у ее головы, стараясь не сильно к ней прижиматься, нежно целуя искусанные губы. Одна его рука медленно блуждала по боку разгоряченного тела, крепко сжимая, но не причиняя боли. Гермиона чувствовала его желание и возбуждение, когда поднимала бедра ему на встречу, но он не срывался, как животное, не спеша мучил ее. Они были полными противоположностями: ей хотелось ускориться, а ему — замедлиться. Эти неторопливые, томные движения кружили ее голову в танце над обрывом, не давая погрузиться в сладкую истому полного наслаждения. Драко медленно опускался по скуле, оставляя после себя тысячи мурашек, он продвигался к тому самому заветному месту за ушком, от которого у нее сносило крышу. Он не коснулся его, изучая ее тело, но дыхание задело именно то, что было нужно, гортанный стон вырвался из ее груди, и тонкая ткань белья намокла еще сильнее. Она нуждалась в грубом и жестком трахе, чтобы забыться, но Малфой был мучительно нежным в постели, это было совсем не то, чего она ожидала от этой осознанной ошибки. У каждого есть такая ошибка, которую непременно нужно совершить, чтобы понять ценность того, что у нас есть. Отступать уже было некуда, и она утонула в нежности, которой он ее окутал. Гермиона не сразу заметила, что с него исчез пиджак, только когда Драко отстранился от нее, чтобы стянуть с себя рубашку через голову. Хоть его руки и тряслись, движения были четкими, заученными. Малфой легко расстегнул манжеты и несколько верхних пуговиц, потянул за задник воротника, и верхняя часть его тела оголилась. Он был намного худее Рона, единственного мужчины, которого она видела обнаженным так близко. Она приподнялась, одной рукой упершись на кровать, а короткими ногтями второй руки провела по гладкой коже от горла до низа живота. Малфой прикрыл глаза и немного откинул голову назад, громко засопев в ответ ее действиям. Запястье Гермионы неправильно выгнулось на мягком матрасе, и по инерции тело начало падать, он поймал ее машинально, подхватив под спину горячей рукой. Его ладонь покрыла почти все пространство от плеча до плеча, прожигая кожу, как раскаленное железо. Проворные руки обвили его шею, и он смог придвинуть ее ближе к себе. Даже не касаясь его кожи, она ощутила жар, который вырывался из глубин наружу. Еще один жадный поцелуй, и ее влажное прохладное тело прилипло к нему, заставив Драко прорычать что-то на только ему понятном языке. Мягкая девичья грудь приятно прижималась, вытесняя все ненужные мысли из головы, оставляя после себя только одурманенную пелену. Он глубоко вдохнул аромат ее тела и уложил Гермиону на кровать. Они неотрывно наблюдали друг за другом, явно наслаждаясь картинами перед собой. Их глаза блуждали, исследуя и запоминая каждый миллиметр нового, запретного, неизученного. Она скользила по его рукам, немного приподнимаясь, чтобы захватить как можно больше его плоти, дотянуться как можно дальше. Малфой качнулся ей навстречу, заставив ее вскрикнуть. Острая металлическая пряжка ремня уперлась ей прямо в обнаженное бедро. Он легко щелкнул пальцами и вытянул ремень, тут же расстегнув брюки. Лбом оперся в ее плечо, его кожа тоже была влажная, но горячая. По сравнению с температурой ее тела он просто полыхал. Этот огонь жег, но не обжигал, выжигал пустоту внутри, заполняя ее животными инстинктами и похотливыми желаниями настолько грязными, что она никогда бы не позволила себе даже думать о таком вне этого пространства и времени. Драко поднял голову, и их глаза встретились — влажные и серые, немного прикрытые свисающей светлой челкой. Оба замерли, в головах загудели мысли, что это все ошибка, что это все неправильно. Карие глаза Гермионы немного расширились, и они одновременно подались навстречу друг другу, чтобы утонуть в океане бушующих чувств, которые были намного сильнее правильных мыслей. Этот поцелуй был страстным, и Малфой впервые был настойчивым, требовательным, по-настоящему ненасытным, как самое дикое животное. Он прижался к ней, и Гермиона наконец почувствовала весь вес его тела — тяжелый, осязаемый и такой реальный. Алкогольный туман в голове сменился пеленой жажды чего-то большего. Необходимость быть еще ближе к нему толкала ее хрипло стонать от прикосновений, которых было недостаточно. Он терся о ее бедро, обнажая и свои такие же желания перед ней. Рука скользнула между их телами, и длинные пальцы легко проникли под белье, его веки прикрылись, и Драко завибрировал на ней, когда коснулся влажного естества, выдохнув из себя все без остатка. Гермиона все время подавалась ему навстречу, шарила руками по телу, не зная, за какое из тысячи ощущений ухватиться, тихо и громко стонала на ухо, в то время как он целовал ее почти везде. Она провела ногтями по волосам и шее, он напрягся, уткнулся в ее плечо и начал бессвязно рычать: — Прошу прекрати… не надо… прекрати… Грейнджер, прекрати… Но Гермиона своим одурманенным мозгом не понимала, что конкретно нужно прекратить. Шепот лишь больше разжигал желание тереться об него, прижиматься и ласкать. Все стало понятно, когда Драко снова напрягся и что-то горячее, намного крупнее пальцев проникло внутрь ее тела — очень медленно, с протяжным выдохом. Он замер и быстро задышал, когда достиг конечной точки; перевел мутные глаза на нее и опустился к губам, очень нежно целуя. Второй толчок был резким, немного болезненным. Гермиона могла думать только о том, что все было совсем не как с Роном, — настолько по-другому, хотя занимались они тем же самым. Удовольствие от непростительной близости с этим человеком только сильнее возбуждало. Он был с ней то неистово нежен, то забывался и становился резким и диким. И все завертелось по кругу. Гермиона быстро сообразила, как это работает: легко можно было догадаться, что виной его перепадов была она сама. Натягивать поводок и отпускать было вовсе не сложно — трудно в это поверить, но Малфой оказался совсем ручным…IV
Из глубокого сна, в который Гермионе впервые за долгое время удалось провалиться, ее выдернул навязчивый стук в дверь. Кто-то безбожно тарабанил по тонкой доске, пытаясь нарваться на страшное проклятие. Голова загудела, и к горлу подступила тошнота — ощущения были сродни тому, если бы ее переехал автобус, причем дважды, и он был бы полон пассажиров. Когда она более или менее пришла в сознание, то поняла, что голова болит намного сильнее, чем ей изначально показалось: та просто раскалывалась на миллион частей, отдавая резкими импульсами в виски и периодически вызывая приступы тошноты. Слипшиеся распухшие веки совсем не хотели открываться. Гермиона заворочалась и натянула на голову подушку, вытолкав холодными ногами Рона, чтобы он проверил, кто пытается вторгнуться в их личное пространство. Он вздрогнул, когда ледяные стопы коснулись его горячей спины, мышцы напряглись, но он не отпрянул, а только вяло зашевелился, не в силах резко дергаться от навязчивых и надоедливых толчков. Уизли на удивление быстро проснулся и даже не начал на нее ворчать. Кровать прогнулась, он встал, и Гермиона услышала, как зашуршали брюки и легкие босые шлепки двинулись в сторону незваного гостя. Дверь заскрипела, и совершенно чужой голос произнес: «да?», остатки сна мгновенно испарились. Гермиона украдкой выглянула из-под подушки и увидела полуголого Малфоя, стоящего к ней спиной и разбирающегося с проблемным посетителем. Он пошарил по карманам, достал несколько купюр и слишком резко захлопнул дверь. Зевая, потягиваясь и растирая лицо, он вернулся в кровать, скинул брюки и улегся рядом с Гермионой на спину, нащупав под одеялом ее самую мягкую часть. Всего один раз проведя по нежному бедру, он ровно засопел, очень легко погрузившись в сон; его тело почти не было прикрыто и можно было заметить, как ритмично вздымается грудь, рот немного приоткрылся, а бледные ресницы слегка подергивались. Обрывки воспоминаний замелькали перед глазами, голова закружилась сильнее. Казалось, что она никогда больше не сможет уснуть после этого кошмара. Лежать в одной постели с Драко Малфоем было уже чересчур для ее израненного сознания, а горькие воспоминания о том, что инициатором еще и была она сама, совсем не помогали успокоиться ее совести. Вина перед собой и перед Роном легла тяжелым грузом на грудь — даже не легла, а рухнула с высоты небоскрёба на ее безупречное чувство справедливости. Единственно, что не терпела Гермиона Грейнджер, — это несправедливость; конечно, она извратила значение собственном видением, и то было очень далеко от истины, но у нее было четкое понимание того, что делать нельзя. И вот как раз спать с другим мужчиной перед собственной свадьбой было немного не комильфо, если выражаться помягче. Угрызения совести заполнили всю пустоту души, Гермиона и забыла, что значит чувствовать, и от этого все ощущались очень ярко, переливаясь всеми горькими оттенками ада внутри, а воспаленный мозг только больше подбрасывал обвинительных мыслей в пользу ее никчемности. Она пыталась найти себе оправдание, но так и не смогла, потому что депрессия не может служить оправданием ни для какого поступка, тем более, для предательства. Гермиона пыталась вздохнуть, но в комнате как будто закончился кислород, она шевелила челюстью, как рыба на суше, отчаянно пытаясь ухватиться за эфемерную реальность, которая звонкими пощечинами хлестала ее по лицу. Из уголков потемневших глаз покатились маленькие слезинки. Десятки разных чувств роились внутри, как улей пчел — такие яркие и забытые, совершенные и полноценные, будто в душе открылся шлюз и все они, плескаясь и шумя, вырвались наружу, сбив с ног. Когда ей удалось взять под контроль всю эту ужасную процессию, до нее донесся отголосок смутно приятного ощущения тепла рядом с собой. Ее мозг кричал, что это Малфой, который ужасный человек, не заслуживающий подобного отношения к себе с ее стороны, мерзкий, противный мальчишка. А тело предательски помнило каждое прикосновение, каждый вздох, каждый влажный взгляд взрослого мужчины. Ущемленное подростковое эго маленькой девочки ликовало внутри: человек, ставший причиной множества ее детских комплексов, так сильно желал ее тело. Малфой, который всегда задевал ее, подковыривал, выискивал в ней несовершенства, этой ночью делал слепо все, чего она желала. Шептал ей удивительно нежные вещи, которые она никогда не слышала раньше. Даже теперь, во сне, он все еще ее касается, и Гермиона не была до конца уверена, понимает ли он, с кем сейчас находится, но по большому счету это было не так и важно. Она перекатилась на бок, чтобы тихо улизнуть из кровати, но Малфой повернулся вслед за ней. Вокруг него все еще стоял густой ареал алкогольной дымки, запах которого заставил ее желудок сжаться в неприятной полусудороге. Он соединил их обнаженные тела и уперся ей в спину возбужденной частью своего организма, а рукой огладил бедро, живот и ухватил горячей ладонью мягкую грудь, царапнув указательным пальцем сосок. Что-то приятное защекотало внизу живота, когда его дыхание коснулось кожи шеи с задней стороны, мелкие прыткие мурашки побежали вниз по позвоночнику. И тело само, без спроса, подалась к нему на встречу, улучив маленький момент сомнительного счастья, увлажнив ее, сделав полностью готовой снова ему отдаться. Малфой во сне замурлыкал и потерся носом о шею, ее волосы щекотали его лицо, но он был слишком изможденным, чтобы что-то с этим сделать. Снова несколько раз вжался в нее бедрами, став значительно тверже. Его рука опять задвигалась, теперь в обратном направлении к низу живота. Гермиона не позволила ему проскользнуть между ее ног, и он что-то злобно промычал, продолжая сопеть под ухо. Она попыталась выпутаться, и Малфой крепче прижал ее к себе, еще и закинул на нее ногу. — Грейнджер, хватит мельтешить, давай еще поспим чуть-чуть, пожалуйста. — Я не мельтешу, а пытаюсь сбежать, пока ты спишь. — У тебя хреново получается, нужен новый план, — его хриплый полушепот был облечен в задорный смешок, и он немного откашлялся, чтобы голос не звучал как скрипучие петли на старой двери. — Я работаю над этим. Малфой убрал руки и ногу, давая ей возможность уйти, если она хочет. Гермиона села на край кровати, и вся комната завертелась, к горлу подступила тошнота, тяжелая голова требовала снова опуститься на подушку. Она качнулась вперед в попытке встать, но тело совершенно не слушалось, ни на миллиметр не оторвалось от матраса. Драко покрасневшими полуоткрытыми глазами наблюдал за ее бесполезными попытками, аккуратно провел ладонью по обнаженной спине и за талию потянул к себе. Грейнджер легко поддалась его предложению, свернувшись клубочком под боком. — Мы все еще пьяны, тебе нужно поспать, — его голос снова захрипел, неприятно ударив по пульсирующим вискам. Драко не стал ее смущать и снова прижиматься всем телом, просто просунул руку под голову, а вторую опустил на живот. Она сама развернулась к нему лицом, впервые встретившись с ним глазами после пробуждения. Гермиона была прилично помятая, тушь размазалась по лицу, сделав из нее грустного Пьеро. Неестественно бледное лицо припухло, и кожа приобрела слегка зеленоватый оттенок. Волосы свалялись и имели неопрятный вид, будто она не мыла голову несколько дней. Малфой облизал большой палец и попытался стереть черные разводы под глазами, тушь оказалась хорошей, качественно прилипшей к коже, но ему все равно удалось ее убрать. Они внимательно смотрели друг на друга, не выдавая ни единой эмоции даже мускулом лица. В какой-то момент реальность ускользнула, и каждый погрузился в сумбур своих мыслей, наблюдая за другим, словно из-за стекла. — Хорошо… — Драко разорвал повисшую тишину своим еле слышным шепотом, Гермиона вопросительно вскинула бровь, и ему пришлось объясниться, — хорошо, что ты не пытаешься меня проклясть или физически наказать. Он улыбнулся и повертел шеей, косточки приятно захрустели, из груди донесся глубокий выдох наслаждения вместе с ядовитым алкогольным амбре. Гермиона не разделяла его задора: помимо плотских желаний, которые он в ней будил, было еще омерзительное чувство вины, наглухо забетонированное в груди, неприятно давящее на все внутренности. Она опустила глаза на его острый подбородок, на нем уже появилась легкая щетина, потом на шею и грудь. Он не был таким истощенным, как ей показалось вчера, он был нормальным. С его телом происходили какие-то непонятные метаморфозы. Они оба лежали боком, и его плечо заметно возвышалось над ней, на груди виднелись четкие линии мышц и совершенно не было волос, может, там затесались парочка белых волосков, но их было сложно заметить. У него было мягкое тело, совсем не костлявое и очень горячее. Рука была приятно тяжелой, мышцы красиво сокращались, когда он ладонью оглаживал ее спину, медленно проводя вверх и вниз мягкими подушечками пальцев. У него были действительно очень красивые руки, Гермиона провела ладонью по трицепсу или бицепсу — чему-то точно из этого — и под ее пальцами они сократились, превратившись в камень. Малфой наблюдал за ней сонными, уставшими глазами, все еще блуждая где-то очень далеко от этого мира в своих темных мыслях. — Ты не жалеешь об этом? — ее шепот нагло вторгся в важную цепочку его мыслей, которые разлетелись в стороны, не давая больше за себя ухватиться. — Это чисто женская фишка, мужчина никогда не жалеет о сексе, даже если он закончится его безвременной кончиной, — Драко снова улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку, но ей было совсем не до смеха. Гермиона сдавленно хихикнула, больше нервно, и напряглась еще сильнее, ее плечи пытались встретиться, она максимально сжалась, подтянув одеяло к груди, пальцы побелели от давления. — У тебя кто-то есть? — в шепоте ее слов можно было различить непонятную надежду, внимательные карие глаза широко распахнулись, а дыхание еле заметно участилось. — Нет, я не связан отношениями, — сухой спокойный тембр пустил колючую обиду по внутренностям, что обвивала ее, словно усыпанные лозы шипами. Драко наблюдал за ней внимательно, прекрасно понимая, к чему она ведет. Гермиона мгновенно погрустнела, ее лицо побледнело еще сильнее и глаза заслезились. — Ты переживаешь о Уизли? В уголках глаз появились маленькие слезинки, которые она пыталась сдержать, поджав губы. Гермиона отвернула лицо и прикрыла глаза ладонью, которая предательски дрожала на весу. По щеке покатилась слеза, короткий всхлип разорвал давящую тишину. Ее рот открылся, и губы задрожали в немой истерике. Малфой молча наблюдал за ней, не зная, что можно сказать, кроме того, что она облажалась… Серьезно облажалась… Это была суровая правда, которую понимал даже он, хотя Драко никогда не задумывался об их отношениях, но о свадьбе слышал, как и весь магический мир. Не нужно быть особо одаренным, чтобы понять, что ее будущий брак основан на взаимной симпатии, так как Уизли больше нечего ей предложить, кроме себя. Она лежала рядом с ним, сжираемая сожалениями, больная и разбитая, но эта картина не вызывала в нем ни единой эмоции. Абсолютно ни одна струнка души не была задета, и что-то неправильное было в этом. Его мозг все понимал, все причинно-следственные связи были проведены, но внутри была полная тишина. Совсем недавно эмоции разрывали на части, не давая нормально ни спать, ни есть. Тревога, нервозность, те же сожаления, страх — все они исчезли, оставив после себя пустую оболочку, как будто кроме них в нем больше и не было совершенно ничего. Стало жутко не по себе, ему срочно была необходима какая-то точка опоры, что-то, за что можно было ухватиться в этой реальности. Малфой стянул с нее одеяло, тихо подполз и прижался потным лбом к груди, прерывисто дыша. Гермиона все еще всхлипывала и вибрировала, ему пришлось обхватить ее руками и прижать к себе, чтобы прочувствовать реальность до конца. Несмотря на тишину внутри, его тело реагировало, как при панической атаке. Дрожь передалась и Грейнджер, их обоих колотил озноб, время замерло, и теперь он четко понял смысл ее слов, когда она сказала, что находится в пузыре. Это было необычно, и к этому легко можно привыкнуть. Полное равнодушие ко всему намного лучше мельтешащих сожалений, которые выедали его изнутри. Она положила ему ладонь на голову и стала оглаживать, иногда перебирая пальцами короткие волосы. Его тело постепенно расслабилось, ее всхлипы утихли, она сама подалась ему навстречу, обвив руками голову, уткнувшись в макушку лицом. Неестественно маленькая женщина в его руках полностью пропиталась им. Драко слышал от ее кожи свой запах вперемешку с женственностью, и это успокаивало. Они пытались вжаться друг в друга настолько, насколько это только было возможно, причиняя физическую боль, хватаясь за единственную опору, чтобы не потерять себя окончательно в глубоких водах психоза. Малфой после всего дерьма в своей жизни запретил себе жалеть о чем-либо. Никогда и ни за что — это стало его непреложным обетом перед собственной совестью. Он старался делать даже то, чего боялся, чтобы потом не пожалеть, что не смог поступить иначе. Отчаянно поддерживая иллюзию, что он сам теперь контролирует свою жизнь. И это привело Грейнджер в его постель, двоякое, странное чувство не покидало его, эмоции стали возвращаться к нему, находясь где-то вокруг тела, а не в нем. Она расплакалась перед ним, позволила ему высказаться, запретила пить таблетки и напоследок откровенно соблазнила его. Последняя часть ее дьявольского плана была самая приятная, это заставило Драко улыбнуться своим мыслям. Он будто увидел ее под другим углом: молодая, вполне привлекательная девушка, особенно соблазнительная, когда низко нагибается, чтобы что-то поднять. Она как маленький чертенок бегала по комнате, собирая свою разбросанную одежду, совсем не грязная и не развратная. Комната тоже была вполне приличная, даже чистая, правда мебель старая, и у того, кто ее обставлял, явные проблемы со вкусом, но здесь было уютно. Последние лучи уходящего дня пробивались сквозь распахнутое окно, заливая волшебством все вокруг. Сейчас, впервые за очень долгое время, у Драко не скреблись кошки на душе. Он был расслаблен, ему было хорошо, он был невероятно горд собой, что ему все-таки хватило мужества попросить прощения у Гермионы Грейнджер. Она подошла к нему на цыпочках, как-то все время переминаясь с ноги на ногу, то смотря в глаза, то отворачиваясь. У нее на языке явно что-то крутилось, но она никак не могла из себя это выдавить. — Ну, вот и все, ты готова? — его голос прозвучал как-то странно в собственных ушах, но было необходимо что-то сделать, иначе она так и стояла бы перед ним целую вечность. — Да, — она опять замялась. — Послушай, я была бы очень признательна, если бы это все осталось только между нами. Ты не против? Ему стало неприятно от вопроса, он не стал бы распространяться об этом как минимум потому, что хотел жить. А будем откровенными: против двухметрового, разъяренного Уизли шансов было маловато, учитывая то, что у Малфоя даже палочки не было. Да и это не по-джентльменски, все-таки его воспитание не полностью было токсичным, кое-какие правильные вещи родители все же смогли привить. — Не беспокойся, я ничего никому не скажу, сегодня отличный день для самоубийства, но, к твоему счастью, у меня еще есть неоконченные дела. Стоило им переступить порог номера, Гермиона тут же аппарировала, оставив Малфоя наедине с собой…