ди(о)нис.

Макс просыпается резко и неожиданно. Через окно на него глядит луна – наливная и глупая, хочется плюнуть, а лучше сразу обоссать в лучших русских традициях. Макс просыпается от того, что кто-то трётся головой о его бок. Он аккуратно поворачивается и почему-то видит Дениса. Похоже на какую-то сложную игру, когда нужно срочно что-то делать, но что – неизвестно, а подсказок в углу или внизу экрана нет. Денис тычется носом и губами куда-то в район рёбер. – Дэн, – голос от сна сиплый и тихий, – ты что делаешь? Денис, кажется, не слышит. У него тёмные и словно стеклянные, совершенно невидящие глаза. – Денис, – Макс резко разворачивается лицом, – ты чё, таблетками своими передознулся? Алё, гараж, – он машет ладонью перед лицом замершего Дениса, – слышишь меня? Приём! Макс слегка бьёт Дениса по горячей щеке, чтобы пришёл в себя, но Денис хватается за запястье и прижимается к нему лицом. Теперь это всё напоминает странный сон, после которого просыпаешься с влажным пятном на штанах. Но вот такое Максу ещё точно не снилось. – Денис, блять! – Макс крепко держит его голову перед собой, – что за хуйню ты сейчас творишь?! Приди в себя, сука, – на этот раз пощёчина уже сильнее, Макс даже начинает переживать, что может кого-то разбудить, и потом ведь не объяснишь, что происходит. – Мне плохо, – наконец шепчет Денис, – мне так плохо, пиздец. – Да понял я уже, что плохо. Чё случилось? Денис почти готов завалиться назад, он в каком-то коматозе пялится то ли в окно напротив, то ли на лицо Максима – в темноте не разберёшь. – Плохо, хуёво просто, – Денис снова цепляется за руки Макса и сбивчиво тараторит ему на ухо, – я сдохну сейчас, так плохо, мне надо, понимаешь, надо... Он горячо дышит куда-то в шею, влажными губами жмется к ключице и короткими ногтями снова цепляется за запястья, предплечья, плечи, спину, придвигаясь всё ближе и ближе. – Да чё ты делаешь, еблан?! Спермотоксикоз резко начался? – Макс с трудом отталкивает Дениса от себя, тот в ответ царапает ему спину и живот, – иди подрочи, блять, а ко мне не лезь. Вообще больше не подходи. Макс демонстративно отодвигается подальше на матрасе, почти сползая на ковер. – Ну как ты не понимаешь... Тебе же всё равно, а мне надо,– Денис почти умоляет, ещё немного и действительно встанет на колени. – Что тебе от меня надо? Скажи, что. тебе. от. меня. надо, – Макс чеканит слова, от напряжения начинают дрожать руки. Денис – изваяние из слоновой кости, мечта древнегреческого скульптора периода архаики – становится на колени. Пульс начинает стучать в висках, когда он складывает ладони в молитвенном жесте. Имя Денис первоначально являлось народной формой имени Дионисий или Дионисиос, которое означает "принадлежащий Дионису" – богу виноделия и веселья, оргий, религиозного экстаза. Макс думает, что религиозный экстаз – отличное оправдание тому, что сейчас у него стоит так, как не стоял ещё ни разу в жизни. – Максим, мне надо, чтобы меня выебали. Денис всё ещё стоит на коленях, сцепив руки перед собой, и от контраста того, что он говорит, и того, что делает, в глазах всё плывёт. – Да ты больной на всю голову. Даже в темноте в глазах Дениса читается "ты не представляешь, насколько". Больше Макса ничего не держит – он опрокидывает Дениса на матрас и наваливается на него всем телом. Денис судорожно горячий, у него мокрый рот, а волосы ближе к шее пахнут молоком, ладаном и отчего-то вином. Макс сжимает зубы на его плече так, что сводит челюсть. Дениса хочется разорвать на части, как критяне разрывали живого быка, разыгрывая страсти и смерть Диониса. Дениса хочется. Макс ведёт носом по чужой шее, по впалой щеке. Денис загнанно дышит, за волосы оттягивает голову Макса от себя: – Если ты меня поцелуешь, я откушу тебе язык. Денис громко вдыхает, когда рука Макса начинает спускаться ниже. Когда пальцы будто бы небрежно залезают под бельё и останавливаются на головке, Денис ахает. Макс стягивает трусы с Дениса и входит насухую одним пальцем. Хочется делать Денису больно, чтобы заткнулся, чтоб сам себе язык откусил и не улыбался больше так. Хочется разбить ему лицо, его тупое асимметричное лицо, самого его разбить хочется, только бы никогда больше не видеть. Денис почти вскрикивает, жмурится и сминает в кулаке одеяло, но отодвинуться не пытается. – Напишу про тебя статью, – Макс прижимается губами к его уху, – напишу, что ты жопу подставляешь первому встречному и даже не ноешь. Шлюха, вот ты кто, так и напишу. – Лучше напиши, – Денис облизывает пересохшие губы, – что ты используешь боль как инструмент контроля, потому что по-другому не умеешь. В отместку Макс добавляет второй палец, Денис шипит и кусает его в плечо. Утром, скорее всего, будет синяк. Если утро, конечно, наступит. – Я же говорю, тебе просто нравится делать людям больно, – Денис смотрит на него так, будто раскрыл, будто понял всё от начала и до конца. Беззвучный смех застывает на краях приоткрытых губ. – А ты человек разве? – Максим за волосы дёргает голову Дениса на себя, – да ты кто угодно, только не человек. Мразь ты, сука ебаная, притащил нас в эту дыру. Неделю уже выехать не можем, блять. Денис тяжело дышит и царапает чужую спину. – Тебя не отпустит, пока ты сам не захочешь. – Да что ж ты так много пиздишь, – Макс снова пытается зажать рукой горячий рот, но Денис начинает вырываться и ворочаться. Макс кладёт ладонь ему на горло. Под пальцами нервно дёргается кадык. – Ещё хоть слово, и я тебя придушу. Денис улыбается. Куда бы не приходил Дионис, он всюду учил людей выращивать виноград, но всегда ему сопутствовали безумие и насилие. По одной из версий, он сводил с ума тех, кто отвергал его и не признавал в нём бога. Макс добавляет третий палец. Денису очевидно больно, но он не отстраняется, только разводит шире худые ободранные колени. Луна путается в разметавшихся по подушке волосах Дениса, переливается белым светом. Похоже на нимб. В ледяном мерцании Денис хрупкий и мраморный, Денис прекрасный, как Вакх с картины Караваджо. И как всё прекрасное, его хочется разрушать. Максим убирает пальцы и резко входит. Денис тугой и горячий, как кипяток, Денис обжигающий, и именно поэтому к нему тянет, как тянет на огонь мотылька. У Дениса в глазах блестят жемчужные бусины слёз. – Ты такой узкий, пиздец, – Максим наклоняется к его виску, сдувает со щеки тёмную ресницу, – как целка. Толкается на пробу. Денис инстинктивно сжимается и пытается отодвинуться, но Макс одной рукой держит его за бёдра, облапывает выпирающую тазовую косточку. Денис стройный, его, кажется, можно сломать напополам, если постараться. Максим сильнее сжимает пальцами чужую шею. У Дениса немного закатываются глаза, а с губ срывается задушенный вскрик, когда Максим начинается двигаться рвано и быстро. Всхлипнув, Денис кончает себе на живот, когда Макс уже готов передавить ему сонную артерию. Утверждать Дионисийское начало — значит признавать и понимать ту роль, которую играет в жизни боль и смерть, приветствовать весь спектр ощущений от жизни до смерти, от боли до экстаза, включая травматический опыт. У Дениса бешеные зрачки почти на всю радужку и влажные слипшиеся ресницы. Макс смотрит на него и понимает, что ему самому осталось совсем чуть-чуть, ещё минута максимум. Макс (у)ничтожен. – Как же я тебя ненавижу, сука, – снова прижимается к чужому виску, – ненавижу, тварь, это из-за тебя всё. – Ненавидишь? – Денис запрокидывает голову, пытаясь отдышаться, – да ты жить без меня не сможешь, еблан. Мне можешь пиздеть сколько угодно, вот только себя не обманывай. От себя не убежишь, Макс. Макс просыпается резко и неожиданно. Над ним стоит Соня – в одной только майке на тонких бретельках и шортах. За окном белое марево утреннего тумана, открытая форточка хлопает от ветра. – Вставай, сейчас завтракать будем. – Ещё пять минуточек, – Макс трёт глаза, пытаясь прийти в себя. Соня серьёзно смотрит своими прозрачными глазами и уходит тихо, словно и не было её. И ночи этой тоже не было – одеяло Дениса лежит аккуратно, нетронуто, будто никто и не спал там вовсе. Ну и чёрт с ним, кому ерунда не снилась, бывает. За столом с Соней Макс чувствует себя неуютно, будто оскверняет святыню одним своим присутствием. Макс вообще чувствует себя неуютно здесь, надо бы сходить к Козлову и попросить у него машину хотя бы до железнодорожной станции, а там куда угодно. Можно даже не в Москву. – Я пойду, – Макс вскакивает из-за стола, лишь бы побыстрее уйти, – воздухом свежим подышу. И в самых дверях сталкивается с Денисом. У него мокрые волосы и красные от утреннего холода щёки. Сука. – Доброе утро, – Денис протискивается в комнату и берёт со стола железную чашку с дымящимся чаем, – как спалось? – Отлично. – Не заметно. Ты под утро вообще очень нервно спал, ворочался постоянно. Всё нормально? – Денис участливо разглядывает Максима. – Да какая разница, хули ты прицепился? – Макс просто хочет уйти, убежать, исчезнуть, хоть отшельником в лес умотать, – кошмар приснился, с кем не бывает. – Что ты сразу заводишься, я просто спросил, – Денис отпивает чай и смешно обжигает губы о кружку, – а вообще, если тебя это беспокоит, я могу номерок одного отличного психолога дать, он реально профи. – Нахуй мне психолог, я и так нормально живу. Макс думает, когда Денис уже наконец отвяжется со своим психологом, почти переступает порог дома как слышит: – Ну как ты не понимаешь, с подсознательными страхами нужно бороться. От себя не убежишь, Макс. Максим не видит, но готов поклясться, что Денис улыбается.