Солнце, лето и первая любовь

Первые дни в Москве были особенно тяжелыми. Софа чуть ли не целые дни проводила, лёжа на кровати. Она уже не могла плакать, слёзы словно закончились. Внутри зияла дыра и некуда было выместить скопившуюся горечь. Во снах ей виделись рыжие волосы, ярко контрастирующие с белой подушкой, шершавые руки, трогающие тело. Софа просыпалась в холодном поту, она путала реальность со сновидениями. От осознания собственной слабости и никчёмности было тошно. Мама всерьёз начала беспокоиться о Софе и уже хотела вызвать врача, но девушка остановила её, сказала, что это всего лишь лёгкое недомогание, и что скоро всё снова вернётся в норму. И на следующий день всё и правда вернулось в привычную колею. Софа стала выходить на улицу, разговаривать с родителями и даже пыталась улыбаться. Именно тогда девушка и вспомнила про заветную бумажку с номером телефона. Дрожащими пальцами Софа крутила диск на телефонном аппарате, набирая номер. Сейчас она сможет снова услышать Василисин голос, по коже пробежали мурашки. После нескольких гудков на том конце ответили, и из трубки раздался искажённый, слегка дребезжащий голос, в котором с первой секунды можно было проследить знакомые Василисины интонации. — Алло? — Вася? — взволновано позвала Софа. — Это я, — отвечал искажённый голос. — Привет, — Софа улыбнулась, хотя знала, что Вася не увидит предназначенную ей улыбку. — Я думала ты уже забыла про меня, — из-за помех Василисин голос казался глухим и хриплым. — Ты обещала позвонить мне как только ты будешь в Москве. — Знаю. Мне просто нездоровилось, — Софе было стыдно за то, что она не позвонила сразу. — Я скучаю по тебе. — Я тоже очень сильно по тебе скучаю, Софа. — Ещё я тебя люблю, — произнесла девушка шёпотом, почти касаясь губами пластмассовой трубки. — Я обещала, что буду напоминать тебе это каждый день. — Я помню, — Софе казалось, что она может почувствовать Васину улыбку через разделяющие их километры телефонных линий. — Я не могу с тобой сегодня долго болтать, у меня полно дел. Прости, Софа. Надо Верку к школе готовить и маме помогать… — Тогда давай созвонимся завтра. Только давай не терять связь, будем писать и звонить друг другу, пока это будет возможным. До свидания! — До скорого. Связь оборвалась. Софа вернула трубку на место. Повинуясь непонятному желанию, она присела на пол и устало облокотилась головой о тумбочку, на которой стоял телефон. Жаль она не могла передать всё, что она чувствовала, словами. Никогда она не сможет уместить всё, что хотелось сказать Василисе, в обычный телефонный разговор. Но зато она снова могла услышать её голос, хоть и звучащий так прерывисто и глухо в трубке телефона. Они стали созваниваться каждый день: подолгу болтать о всяком, смеяться над смешными происшествиями, случившимися с друг другом за день. С началом учебного года их общение никак не изменилось. Софа всегда находила время написать Василисе проникновенное письмо, полное недосказанных чувств, ведь она никогда не писала о них открыто. Ей казалось, что кто-то сторонний может вскрыть письмо и прочитать, а чувства всегда были для Софы чем-то личным и сокровенным. Но ближе к середине года им стало катастрофически не хватать тем для разговоров. Они стали всё больше и больше отдаляться от друг друга, потому что общение на расстоянии не было таким же, как общение в живую. Софе хотелось видеть Василису, касаться её. Они были слишком разными, и у них было так мало общих интересов. Летом наедине друг другом они в основном целовались, обнимались, трогали друг друга и занимались ещё некоторыми другими вещами, более непристойными, показывая тем самым те чувства, которые нельзя описать словами. Без этого было сложно. Писать Софа стала теперь только для галочки, а звонки вскоре сошли на нет. Это угнетало, но ничего поделать было нельзя. Двадцать третьего декабря Софа отправила последнее письмо. Оно будто бы ушло в пустоту, не получив никакого ответа. Софа не забывала о Василисе, но она, как бы отошла на второй план в Софиной голове. У девушки были свои друзья, проблемы и переживания в Москве. Своя жизнь. И эта жизнь шла дальше в своём суетливом городском ритме. К сожалению, следующим летом Софа не поехала к бабушке. В июне она сдавала экзамены, которые сильно влияли на её будущее. В стране происходили перемены. Старые устои уходили, давая дорогу новым. Это был несомненно переломный момент в истории. Софа поступала во ВГИК. Экзамены давались ей трудно, и она несколько раз ходила на пересдачи. Стать актрисой было её самой главной мечтой ещё с детства, и девушка изо всех сил старалась исполнить её. И она поступила. Это была такая радость для Софы и её семьи. В переживаниях и беспокойных подготовках к дальнейшему обучению в университете, она стала забывать про Василису и то, как сильно ей хотелось снова приехать к бабушке в деревню, чтобы увидеться с ней. В августе Софе стало стыдно. Подгоняемая виной, она отправила письмо Васе, но на него снова никто не ответил. Софа пыталась и звонить, но в трубке слышала лишь гудки. Она отчаялась. Но начало учебного года не дало ей зацикливаться на этой проблеме. Учиться было сложно. Строгие преподаватели не давали прохода, заваливая заданиями и замечаниями. Учёба заслонила остальные Софины проблемы. Она изо всех сил старалась усердно заниматься и получать хорошие оценки, чтобы в будущем стать известной актрисой, как она всегда мечтала. *** Осень постепенно окрашивала листья деревьев разными цветами, природа медленно увядала. Студентка четвёртого курса Всероссийского государственного университета кинематографии имени С. А Герасимова София Сперанская шла по залитой солнцем улице. Мимо проезжал старый облезлый трамвайчик, шумно гремя по рельсам. По тротуару рядом с ней шли люди, каждый человек спешил по своим делам. Софа шагала по улице и радовалась солнечному сентябрьскому дню, она улыбалась желтеющим деревьям и случайным прохожим. Сегодня был её первый полноценный спектакль, и он прошёл удачно. Софа была рада своему успеху. В общем потоке людей шла ничем не выделяющаяся женщина. С обеих сторон её за руки держали дети-двойняшки — мальчик и девочка. У них были такие же рыжие волосы, как и у матери, и они что-то наперебой втолковывали ей, улыбаясь и заливисто смеясь. Женщина тоже улыбалась. Её улыбка была доброй и ласковой. Улыбка матери, обращённая к своим детям. Женщина была одета в длинное клетчатое пальто, а на её голове с рыжими волосами, доходящими до плеч, красовался аккуратный бежевый берет. Неужели это она? Эту улыбку Софа не перепутает ни с чем. Будто почувствовав на себе Софин взгляд, Василиса подняла голову и встретилась с ней глазами. На её лице промелькнуло узнавание. Они несколько секунд сверлили друг друга взглядами, не веря встрече. В сознании Софы промелькнуло навязчивое желание подойти к ней, но она подумала, что теперь их ничего не связывает, кроме одного лета и странных чувств, испытываемых друг к другу. Теперь у Василисы есть своя семья, дети, и Софа не имеет права мешать ей. Маленький рыжеволосый мальчик слегка дёрнул мать за рукав пальто. — Мамочка, кто эта тётенька и почему ты на неё так странно смотришь? Василиса вздрогнула. Она хотела уже отвести взгляд, но потом улыбнулась, и Софа поняла, что эта улыбка предназначена ей. В её карих глазах отчётливо читалось: «Прощай». И это было Василисино последнее «прощай».