Неделю спустя…
Ниффти проснулась в 6:30 и как ни в чем не бывала, быстро привела себя в порядок и сразу же взялась за свое любимое дело. Она активно прибиралась в отеле, начиная с вестибюля и кухни, не испытывая никакой усталости. Спустя полчаса работы, Ниффти уже решилась взяться за второй этаж, но её отвлек стук в дверь. Одноглазая уборщица за секунду подбежала к входным дверям и отворила. Её глаз в шоке округлился, когда увидела на пороге Бога. Он, смотря на грешницу сверху вниз, приподнял свою шляпу в знак приветствия — Доброе утро, Наоко. Ниффти забыла о своей гиперактивности, снова услышав свое настоящее имя… Но через миг, она взяла себя в руки. — Ох, доброе утро, Бог, я не ожидала вашего прихода! — Неделя прошла, и я пришел, чтобы обучать Шарлотту. — О божечки! Так она же ещё спит! Я пойду и… — Не нужно, Наоко. Я знаю, что моя Внучка работала до поздна. Пусть ещё поспит, для обучения она должна быть в хорошем расположении духа. — Правда? Ну тогда, ладно. — Можно войти? — О, да, конечно! Проходите! Бог прошел в отель, слегка наклонившись и придерживая свою шляпу, как в прошлый раз. Осмотревшись, Он вновь обратился к Ниффти. — У вас есть кухня? — Конечно, идите за мной. Ниффти провела Создателя Вселенной до прибранной кухни отеля. — Отлично постаралась. — Ох, спасибо конечно, но ничего личного, просто я делаю свою работу. — С улыбкой ответила уборщица. — А твоя одержимость порядком объясняется твоей страстью или же последствием твоей душевной травмы, полученной при жизни ещё в детстве? Ниффти удивленно взглянула на Бога. — При жизни ты убила только двух женщин, но при этом ты не испытывала никакого удовольствия, интереса или же чувства вины, у тебя просто не было знаний о морали. Более того, твое психическое состояние серьезно пострадало, после одного инцидента, произошедшего с тобой в 1938 году в Японии. Переломный момент настал через двенадцать лет, когда ты перебралась в Америку, где в швейном магазине, тебя приняла Мэри. И когда Линда стала издеваться над тобой, ты ножницами вспорола ей грудь, пролив её кровь на свои волосы. — Линда… Она была плохим другом. И Мэри тоже оказалась плохой, когда она толкнула меня, вонзив ножницы в грудь, а шкаф упал на меня. — Мэри толкнула тебя, потому что испугалась, думая, что ты нападешь на неё тоже, ведь ты не понимала, что совершила убийство, которое пугает людей. Но тебе ещё следует понять, что Мэри, после твоей смерти, сразу осознала, что натворила и пыталась тебя спасти, но было поздно. — Объяснял Бог опустившись на колено и положив руки на плечи Ниффти. — Твои шансы на искупление огромны, главное исцелить твой разум, Наоко. — Но как я могу это сделать? — Шарлотта может тебе помочь… Кстати о ней, поможешь мне приготовить для неё завтрак? — Да. Секунду, вы умеете готовить? — Поинтересовалась она. — За миллиардов лет можно многому чему научиться. Ниффти, захихикав, согласилась помочь, и Бог приступил к готовке. Через пол часа, когда Бог замешивал тесто для суфле, на кухню зашел Хаск с бутылкой дешевого алкоголя и выпустил глаза, увидев Всевышнего. — Доброе утро, Хоукинс. — Спокойно произнес Он, не отвлекаясь от дела. Хаск пришел в ступор, услышав свое настоящее имя, а сколько воспоминаний всплыли перед его глазами. Спустя минуту, Хаск смог прийти в себя, но был очень взволнован, не отводя взгляд от Бога, который стоял в фартуке, без шляпы, и готовил с улыбкой. — Не думал, что доживу до момента, чтобы увидеть Господа в фартуке. — Можно и не такое увидеть. Хаск в кое-то веки сам усмехнулся и уже хотел пригубить к горлышке бутылке. — Алкоголь не принесёт тебе никакого облегчения, а лишь усилит твою душевную боль. — Предупредил Всевышний. — Говорите, что хотите, но я буду пить сколько захочу, лишь бы заглушить воспоминания о том через что я прошёл. — Воспоминания о Вьетнамской войне? Или о потере родной семьи? Упоминание о семье пробудили в Хаске воспоминания о тех, кого он потерял очень давно, что бутылка в его руке чуть не выпала. — Грейс? Бетти? и… — Бенджамин. Да, твоя жена, дочь и младший сын — все они в Раю и находятся под крылом моей дочери — Задкиэль. — Сказал Он, разогревая духовку. — А они участвовали в ежегодной Чистке? — Настороженно спросил Кот. — Нет. За Чистку отвечают подопечные моего сына — Азраэля. И эти подопечные — бывшие солдаты, когда-то защищавшие свои страны от захватчиков. Ты тоже мог бы стать Экзорцистом, если бы не ушел в запой. — Проговорил Бог, смазывая форму для суфле. Слова Бога вывели Хаска из себя. — А что мне ещё оставалось, кроме бухла?! — Громко сказал он. — После того, как моя семья погибла в автокатастрофе, мне больше нечего было терять, а моя жизнь стала бессмысленной. Если бы я узнал об этом ещё на войне, то не уходил бы, а нашел бы там свою смерть! — Попасть под обстрел, по своей воле — это чистое самоубийство. Вот если бы тебе приказали и ты бы погиб при исполнении — это было бы жертвой, достойной Рая. Но, увы, это судьбе решать, а не Мне. — Сказав это, Бог вылил тесто в форму. — Разве вы не одобряете насилия? А то что-то я начинаю сомневаться в ваших словах. — Конечно, я не одобряю насилия. Это отвратительно. — Тогда как бывшие солдаты смогли попасть в Рай, если они при жизни убивали на войне? — Это хороший вопрос. Вот в чем дело. Всё зависит не только от души, но и от разума человека. Если он проявляет насилие больше по своему желанию, получает от неё удовольствие, и при этом не находит в себе силы, чтобы её побороть, то он подается искушению, что загрязняет его разум, и делает его душу грешной. Но если человек совершает насилие не по своей воле, а по приказу, испытывая при этом отвращение и раскаяние, то в этом случае он — исполнитель, проявляющий верность и защиту, и виноваты лишь те, кто первыми отдают приказы своим исполнителям. Ты же, Хоукинс, не хотел принимать участия в войне и оставить свою семью, переживая за них, но тебе не оставили выбора, поэтому ты тогда был невиновен, потому что ты лишь исполнял приказы, и ты мог быть прощен, если бы не употреблял алкоголь в большем количестве и не жульничал в покере, проявляя чревоугодие и зависть. — Воспоминания о войне не давали мне никакого покоя, я надеялся, что приду домой и найду утешение в своей семье, но то, что их не стало, лишь всё усугубило. После этого я находил утешение только в алкоголе и азартных играх, а когда я в них проигрывал, то от этого мне было хуже, поэтому я и начал жульничать. — Проговорил Хаск, облокотившись об столешницу. — Но всё это в итоге привело тебя в Ад. Однако у тебя есть второй шанс в этом отеле, чтобы ты смог очиститься. — Бог вытащил что-то из кармана своего мундира и положил на столешницу, рядом с Хаском. — Нет сомнений, что ты сделаешь выбор. Хоукинс обратил внимание на вещь, что положил Всевышний, и сразу оцепенел. Это было бриллиантовое кольцо его жены. Положив бутылку на столешницу, Хаск взял кольцо в руки и начал её рассматривать, вспоминая те дни, которые он провел со своей семьей. — Грейс… — Прошептал он. Хаск с кольцом в лапах ушел из кухни, Бог же смотрел на него с нежной улыбкой и, взглянув на бутылку дешёвого бухла, убрал её подальше в сторону, возвращаясь к готовке. — Какая трагичная история произошла с моим другом Хаском… Или я должен был сказать… Хоукинс. — Послышался голос с радио-помехами позади Всевышнего. Аластор всё это время наблюдал с широкой улыбкой, по-прежнему скрываясь в тени, но как только Хаск покинул кухню, то тут же вышел из мрака. — Был бы я обычным грешником, знающий тебя, как безжалостного Повелителя, то удивился бы, как письмо твоей матери могло так сильно на тебя повлиять. — Бог положил форму с тестом в разогретую духовку. Улыбка Аластора уменьшилась, скрыв зубы, но не исчезала. — Должен признаться, я поражен, что мать мной гордится, несмотря на то, что я убивал при жизни. — В голосе Ала было скрытое удивление, на что Бог повернулся к нему. — С тобой не всё так однозначно, Аластор. Причиной, по которой ты встал на путь грешный, была месть за убийство твоей матери, когда тебе было уже восемнадцать лет. За год ты смог выследить убийцу и отнять у него жизнь, но это тебя не остановило, а побудило в тебе желание убивать других. Однако твой разум был не настолько загрязнен, ведь ты прекрасно осознавал, что делал, у тебя был свой кодекс чести, да и жизни ты забирал только у тех, кто, по твоему мнению, этого заслуживал. А когда наступил «Биржевой крах», то это ухудшило твоё состояние, когда ты наблюдал за происходящим. — Для меня, это было развлекательное зрелище, потому что это итог того, что бывает, когда человеческая жадность заходит так далеко. Однако это совершенно не тот ответ, который я хотел бы услышать. — Я лишь напомнил тебе, что сделало тебя таким. Твоя мать — Эбигейл всегда наблюдала за тобой после своей смерти, она знала твои мотивы и отнеслась к тебе с пониманием. Она не злилась, потому что ты не трогал невинных. И хоть ей не нравилось насилие, которое ты совершал, но тем не менее Эбигейл всегда тебя любила, каким бы ты ни был. Её любовь и доброта просто не знали границ. Вежливая, умная, никогда не отчаивается и находит силы, чтобы держать искреннюю улыбку на лице. Такую женщину можно считать поистине идеальной. Пусть ты и грешен, Аластор, но ты очень похож на неё. Столько про тебя она мне рассказывала. — Вам? Вы с ней общались? — Проявил удивление Радио-ведущий. — Всё куда интереснее. Когда твоя мать вознеслась в Рай, она за несколько месяцев сделала столько работ, что ангелы сбились со счету. Такого усердия и трудолюбия я ещё не у кого не видел, как у неё, даже выходные почти не брала. В итоге она поднялась до уровня Ангела-силы, а через 10 лет стала Серафимом — самым высшим ангелом. — Неужели? — Именно. Эбигейл смогла достичь такого уровня всего за несколько лет, в то время как другим ангелам понадобились бы столетия. Твоя мать — одна из немногих, кого я взаимно уважал. Эбигейл также знала о твоей репутации в Аду. Несмотря на жестокость, она была горда тем, что ты смог подняться выше, став одним из Повелителей Ада за одну ночь. При чем с такими успехами ты смог заслужить ешё и уважение моего падшего сына. — Люцифера? — Да. — Ха, не ожидал такого от своей матушки. — Усмехнулся Аластор беззлобно. — Настоящие родители никогда не отвернутся от своих детей. Я рад тому, что после прочтения письма ты решил теперь искренне помогать моей внучке с отелем, чем развлекать себя, скрывая подвох. Что ещё больше радует, так это то, что у тебя ещё есть возможность очистить свою душу. — Почему вы думаете, что я вдруг решусь встать на путь искупления? — Я не думаю, это тебе решать. Но я скажу вот что… Ты считаешь, что тебя невозможно изменить, потому что у тебя слишком много грехов, и в душе одна лишь тьма, но это не так… Ты до сих пор следуешь своему кодексу чести, остаешься вежливым и порядочным, хоть это и сомнительно. — Бог приложил указательный палец к груди Аластора, что тому не понравилось, но старался себя сдерживать. — В твоей душе всё ещё осталось что-то человеческое, что и дает тебе такую возможность. Поэтому, если ты решишься, Эбигейл будет ждать тебя, чтобы обнять. Аластор без резкости в движениях убрал с себя руку Господа и ушел ни проронив ни слова. К этому моменту суфле в духовке было готово.***
Через час Бог приготовил завтрак и принялся накрывать на стол, как на кухню зашла Чарли в пижаме, потирая глаз и зевая. — Доброе утро, Шарлотта. Знакомый голос моментально ободрил Чарли и заставил открыть глаза. — Дедушка! Что?.. Что ты здесь делаешь? — Накрываю на стол, завтрак готов. — Когда ты пришел? — Сегодня в семь утра. Неделя прошла. Чарли сразу вспомнила обещанное Богу. — Ох, Деда, прости я забыла о тренировке! — Ничего страшного, я же знаю, что ты работала до поздна. Тут нет ничего серьезного. Мы с тобой только ознакомимся, как будем проходить тренировки, это займет только час. Тренироваться мы будем всего пару месяцев, не больше. Чарли вздохнула с облегчением, при этом удивляясь тем, что Бог делал. — Пока я накрываю, можешь переодеться, если не хочешь тренироваться в одном только халате. Чарли в миг залилась краской от стыда, ведь кроме халата и мягких тапочек на ней ничего было. — Я сейчас! Чарли так быстро выбежала из кухни, что не заметила, как оставила на полу еле горящие следы. Всеотец над этим слегка посмеялся и продолжил накрывать на стол.А тем временем Ниффти, Хаск и Аластор задумались о словах Бога.