Усы, лапы и стальные бубенцы

      — Мать вашу, Тейлз, Хайналь, нельзя же так пугать!       Именно это я услышал в первый момент, когда очнулся. Если бы у меня осталось тело, то по нему пробежала бы дрожь, однако… Почти сразу удалось понять, что физическая оболочка исчезла. У меня пропали руки, ноги и даже голова. Создавалось впечатление, будто я превратился в бесплотное существо — призрака, который по какой-то причине не смог уйти на покой. Это вызвало внутри волну страха, которая почти снесла меня, оставив беспомощно трепыхаться в водовороте эмоций. Лишь на остатках силы воли мне удалось взять себя в руки. Я постарался вспомнить, что предшествовало пробуждению здесь, еще даже не понимая, где именно очутился, и вдруг внутри меня всё оборвалось.       Мир с оглушающим треском разлетелся на осколки, ведь…       Я умер.       Там, на Тенрю, я перестал дышать и мое сердце остановилось. Судя по всему, целителям не удалось ничего сделать, чтобы сохранить мне жизнь. Даже сейчас я ничуть не сомневался, что они приложили все усилия, однако, к сожалению, не смогли совершить невозможного. Вероятно, магическое ядро не выдержало нагрузки и раскололось. Оно разрушилось, а потому погиб и я. Даже для обычного человека магическое ядро являлось важным органом, без которого он не мог жить, а уж для меня — существа, фактически состоящего из волшебства, оно и вовсе составляло основу всего. Каждый скол на нем отражался на теле, и мне следовало прекратить использовать магию в бою на Тенрю еще в тот миг, когда на нем появились первые трещины.       Вот только я не сделал этого.       Я всё повторял себе, что должен был продержаться еще минуту — еще секунду! — ведь в противном случае могли погибнуть сотни человек. Мне казалось, что ситуация с каждым разом становилась хуже, а потому нельзя было всё бросать, передавая бремя командования другому. Я считал, что никто не мог справиться с управлением дивизии лучше меня, ведь из тайного совета лишь мне удалось уцелеть. Лишь я мог в полной мере реализовать наши планы, выбрать, опираясь на воспоминания о многочасовых переговорах, наиболее оптимальные исходы и решить, чем стоило пожертвовать на этот раз. Даже понимая, что организм уже достиг предела, я всё равно заставлял себя идти вперед. В тот момент это казалось самым верным решением из всех.       Насколько оно было верным сейчас, когда я осознал, что умер, сказать было гораздо сложнее.       Словно в злую насмешку, жизнь начала проноситься перед глазами именно сейчас, после смерти, а не за миг до конца. Предо мной стали появляться воспоминания, причем самые ранние. Первый свет, увиденный после темноты яйца. Первая улыбка Нацу, которую он подарил мне. Первый счастливый смех, прокатившийся по рядам согильдийцев. Первое задание, на которое мы пошли с Лисанной. Первое осознанное заклинание, старательно выученное мной. Первая рана, полученная в бою. Первая награда, на которую я купил для Нацу большой кусок мяса. Первое ощущение счастья и спокойствия, которые мне подарила гильдия. Всё это поднялось во мне, не то пытаясь приободрить, не то стараясь погрести под слоем горечи. Какими бы счастливыми ни были все эти воспоминания, они окрасились в темный цвет грусти, ведь я умудрился всё это потерять.       Больнее всего становилось от того, что невозможно было ничего вернуть. Из посмертия не было пути назад. Оставалось лишь плавать в море сожалений и печали, бесконечно перебирая в голове воспоминания и думая, когда можно было провести с близкими больше времени, а когда следовало позаботиться о себе. Невольно появлялись мысли о том, что Хайналь с самого начала знал, к чему всё шло. Когда я вывалился в Хранилище, окончательно растеряв силы, он уже всё понял, а потому принял решение, как действовать дальше. То, что он с невиданной для него нежностью, принялся успокаивать меня и даже обнимать, было ярчайшим доказательством этого. В любой другой ситуации он ни за что не показал бы себя с этой стороны, а предпочел бы остаться холодным, расчетливым генералом. Однако на пороге смерти он решил полностью раскрыться и… защитить меня.       В первую очередь от правды.       Изнуренный битвой и тяжелыми ранами, я абсолютно не понимал, что происходит. Во мне лишь кипело желание выплеснуть чувства: рассказать о печалях и страхах, и Хайналь стал тем, кто мог выслушать это. Он спокойно воспринял мой всплеск эмоций, даже помог мне почувствовать себя в безопасности. Вероятно, это было нелегко, учитывая, что уже в тот момент наше подсознание начало рушиться. От дальних уголков Хранилища к самому центру — оно принялось обваливаться в пустоту. Даже сейчас я не мог представить, что чувствовал Хайналь, одновременно держа меня на руках и видя, как смерть подбирается всё ближе.       Хайналь сделал всё, чтобы я ни о чем не догадался и спокойно уснул. И у него прекрасно вышло. До тех пор, пока я не очнулся здесь, у меня не проскочило даже отдаленной мысли о том, что финал жизни оказался настолько близко. Это было одновременно приятно, ведь он постарался огородить меня от ужаса смерти, но и невероятно больно, ведь он взвалил на себя такую ношу.       Из-за этих мыслей я всё сильнее начал погружаться в пучины горя. Если бы у меня осталось тело, я сжался бы в комочек и закрыл лицо руками, заплакав. Мне было больно. Безумно больно осознавать, что всё закончилось вот так, резко и безвозвратно. Я всего лишь хотел добиться спокойной жизни для себя и близких людей, наполнить их дни радостью и беззаботностью, оградить от ужаса смерти и потерь. С того дня, когда Культ впервые ворвался в наши жизни, передо мной появилась цель всех защитить. Я больше не хотел видеть, как дорогие мне люди сгорают в огне войны, как Рик, Лисанна, Аки и Юки, Джуди… Именно поэтому я так отчаянно бросился в бой против Айзека и его Культа. Именно поэтому не мог пустить всё на самотек.       Вот только в конце концов неправильно рассчитал собственные силы. В погоне за мирной жизнью для всех, я погубил себя.       Было грустно думать о том, как согильдийцы отреагировали на мою смерть. Наверняка, кто-то из них не смог сдержать слез, кто-то принялся искать способ вернуть меня к жизни, а кто-то наотрез отказался принимать суровую правду. Я знал, что они всегда дорожили мной. Это прослеживалось в каждом слове и жесте, обращенном ко мне. Друзья переживали за меня, особенно в последнее время, когда Айзек начал подсылать убийц. Согильдийцы не единожды предупреждали меня быть осторожнее и предлагали свою помощь. Более того, видя, насколько я изматывал себя во время подготовки к битве на Тенрю, многие из них взялись меня опекать. Люси, например, подарила мне пушистый мягкий плед. Мира всегда держала наготове пару горячих блюд, если бы я вдруг надумал поесть. Мастер с готовностью принимал управление ситуацией на себя, когда мне требовался отдых. А Нацу следил, чтобы я каждую ночь отправлялся в кровать хотя бы на пару часов.       Я всегда отмечал такие моменты краем подсознания, занося их в особый стеллаж, предназначенный исключительно для гильдии, однако… никогда не замечал их в моменте, отдавая предпочтения другим, более важным, делам. Теперь же, лишившись всего, я вспомнил о Хвосте Феи и внезапно понял, в насколько прекрасной гильдии мне довелось вырасти. Несмотря на то, что я до сих пор не знал, где были мои биологические родители, а единственным знакомым представителем моей расы долгое время являлась Шарли, я никогда не чувствовал себя сиротой. У меня была семья из Хвоста Феи — шумная, сплоченная, родная. Я вырос среди них, думая о каждом, как о самом близком человеке на свете. Наверное, именно поэтому мне так хотелось их защитить.       Именно поэтому было так больно всё потерять.       Наверное, самым ужасным, что я мог представить, думая о своей смерти, становилась реакция Нацу на это. Мысли о том, что он мог почувствовать, окрашивались в кромешно-черный цвет. Самым позитивным исходом, который удавалось придумать для него, становилась полная амнезия. Лишь в том случае, если бы Нацу забыл обо всем, моя смерть не коснулась бы его сердца. Быть может, в пылу борьбы он даже не заметил бы, что какой-то кошак умер где-то в полевом госпитале. Для него на первый план вышли бы иные мысли, такие как принятие нового себя и поиск своего создателя — Зерефа. Завершив бой с Мард Гиром, Нацу просто покинул бы Тенрю, начав новую жизнь, и ничто в нем не дрогнуло бы, получи он информацию о потерях во время битвы с Культом.       Во всех остальных случаях его реакция становилась непредсказуемой и разрушительной. В прошлый раз, когда я попал в Эдолас, он едва не сошел с ума от горя. Согильдийцы позже рассказывали, что он пропал на некоторое время и многие небезосновательно предполагали, что он отправился сводить счеты с магами, пробудившими Зверюгу. Теперь же, когда он стал ЭНДом, а его сила возросла на порядок, сложно было представить масштаб разрушений, которые он мог учинить. Ослепленный эмоциями, Нацу вполне мог сравнять Тенрю с землей. Более того, учитывая, что он, фактически, стал демоном от него могли все отвернуться. Даже согильдийцы. Раны на их сердцах были еще слишком свежи, а ненависть к творениям Зерефа — слишком сильна. Тешить себя надеждами, что они сразу могли принять нового Нацу, я не мог.       Отсюда вытекала новая причина для печали. Мы с Нацу часто обещали друг другу, что всегда будем рядом. Что бы ни случилось, какая бы беда к нам ни пришла, мы могли рассчитывать друг на друга. Из всех людей в мире, только в нем я был уверен и только ему мог доверить все тайны и раскрыть все карты. Нацу отвечал тем же. Он доверял мне, как никому другому, а потому без колебаний принимал все мои планы, какими бы безрассудными они ни казались. Многие годы для нас существовал один четкий, незыблемый догмат:       Даже если бы весь мир ополчится на нас, мы остались бы рядом друг с другом. Навсегда.       Вот только я нарушил догмат. Умер. Бросил Нацу одного, своими же руками уничтожив его прошлую жизнь.       Погружаясь в пучины уныния всё сильнее, я едва сумел уловить момент, когда едва не переступил точку невозврата. Мне оставалось сделать всего шаг до того, чтобы окончательно опустить руки, перестав бороться. Боль и сожаления из-за смерти настолько захватили меня, что я даже не заметил, что почему-то продолжал мыслить. Даже после исчезновения тела. Я всё ещё мог осознавать себя и мир вокруг, принимать решения и строить планы о том, что делать дальше. Точно в раннем детстве, когда я только-только вылупился из яйца, внутри меня вспыхнула аксиома:       Я мыслю, следовательно, я существую.       Эта мысль, точно хлесткая пощечина, помогла собрать себя по осколкам и склеить в нечто, напоминающее прежнего меня. Я знал, что уже не мог вернуться в реальный мир, к Нацу, однако на каком-то инстинктивном уровне принялся искать другие способы вновь встретиться с ним. Одним из них могла бы стать попытка избежать попадания в Круг или же запечатать свои воспоминания, таким образов попытавшись сохранить их. Вот только не было никаких гарантий, что это могло сработать. Впрочем, даже настолько шаткий и непродуманный план был лучше, чем ничего. Однако действовать всё равно было рано, ведь в пучине самобичевания я совершенно забыл изучить обстановку вокруг.       Пространство перед мной представляло собой безжизненную туманную пустошь. Здесь не было ни солнца, ни луны, ни неба. Всё вокруг окрасилось в печальный серый цвет. Тишина заполняла каждую частичку этого странного места, и создавала ощущение абсолютной изоляции от реального мира. Я не знал, чем именно было это пространство — посмертным пристанищем неупокоенных душ или перевалочным пунктом перед отправлением в Круг. В любом случае, нахождение здесь угнетало, а одиночество тисками сжимало душу. Единственным, что выбивалось из общей серой картины, становилось темное здание, едва видневшееся впереди. Оно напоминало большой старый зáмок, огороженный забором. Если бы я увидел его где-то в Фиоре, то точно решил бы, что внутри обитали призраки хозяев. Возможно, мне стало бы неуютно находиться там, и я поспешил бы уйти. Однако здесь — посреди пустоши — почему-то показалось, что зáмок оставался единственным безопасным и спокойным местом. Можно было даже сказать, родным.       Я инстинктивно потянулся к нему, но тут же ощутил, что кто-то одернул меня. Лишь спустя миг удалось понять, что это сделал Хайналь. Если бы у меня было тело, я бы закричал от радости, ведь совершенно перестал чувствовать его, очнувшись здесь. Мне показалось, что он пропал — растворился в тумане без следа, а потому я оказался в посмертии один. Осознать ошибку на сей раз стало очень приятно, и я тут же забросал его мысленными образами, в которых отразил всю гамму чувств, которая переполняла меня. Несмотря на то, что Хайналю было невероятно тяжело вновь умирать, а потому он даже не смог сразу проявиться, он принял всё без возражений и даже ответил, наполнив нашу связь спокойствием и уверенностью. Пусть даже они были напускными.       С его появлением рядом, чувство одиночества притупилось. Я выдохнул с облегчением, ведь смог с кем-то разделить свой страх. Более того, появилось ощущение, что я мог спрятаться за ним, как за каменной стеной, и Хайналь обязательно защитил бы меня. Наша связь немного изменилась — она не стала слабее или сильнее, просто перешла на другой уровень. Раньше я всегда чувствовал, что Хайналь находился где-то в шаге позади меня. Он мог поменяться со мной местами или выкинуть меня в подсознание силой и занять ведущую роль. Однако сейчас он стоял рядом, на одном со мной уровне, только немного в стороне. От нормальных людей нас отличала лишь крепкая связь, которая, точно толстая паутина, привязывала нас друг к другу, практически сливая в единое целое.       — Я понимаю, что вы шокированы, но, может быть, всё-таки обратите на меня внимание?       Я вздрогнул бы, если бы у меня оказалось тело, и резко развернулся. Как это удалось сделать, не обладая ни руками, ни ногами, ответить было сложно. Как и осознать, каким образом я умудрился сохранить возможность видеть и слышать, если представлял собой бестелесную сущность. Мысли тут же завязались морским узлом, стоило задуматься над этим, ведь в принципе осознать себя в виде души почти не удавалось. Это казалось неправильным и противоестественным. Похожие ощущение испытывал и Хайналь, что немного удивляло. Я думал, что он уже проходил через такое, когда умирал в прошлый раз. Однако, судя по всему, он был не менее озадачен, чем я.       — Шинигами, я полагаю, — сказал он, первым догадавшись, как можно было сделать это без рта и языка. — Вы выглядите иначе.       — Это мое истинное воплощение, — Шинигами ухмыльнулся и махнул рукой в нашу сторону. — А вы всё ещё выглядите странно. Даже по моим меркам.       — Не более странно, чем пейзаж вокруг.       — Туше, — Шинигами пожал плечами и бросил взгляд на чернеющий вдали зáмок. — Идите за мной. Не стоит задерживаться.       Он обошел нас и широким шагом устремился вперед. Мы с Хайналем перебросились мысленными образами и последовали за ним. Я постарался не думать, как именно пошел без ног, и просто доверился интуиции, чтобы снова не свернуть себе мозг в попытках понять, как это удается. Шинигами, кажется, собирался объяснить нам, что происходит, но явно планировал сделать это в замке. Мне показалось, что он выглядел обеспокоенным, и это заставило напрячься. Если в первый момент, когда я увидел его, у меня проскочила мысль, что это он мог направить нас сюда, вскоре она исчезла. Больше было похоже на то, что Шинигами не планировал это делать и сам не ожидал, что так случится.       Как бы то ни было, нам ничего не оставалось, кроме как идти за ним. Вскоре мы подошли к зáмку, и Шинигами взмахом руки распахнул ворота. Он прошел через них с уверенностью хозяина здания, и мы с Хайналем снова обменялись мнениями на этот счет. Изнутри зáмок выглядел намного красивее и уютнее, становилось очевидно, что его строили с любовью и заботой. Каждая комната, которую мы проходили, сияла чистотой, и в ней хотелось остаться подольше. В картинной галерее, которую мы прошли, почти не замедляясь, на огромных полотнах оказались запечатлены какие-то события. В черноволосом юноше, который там появлялся, удавалось узнать Шинигами. Вероятно, это была история его жизни.       — Итак, располагайтесь, — сказал он, приведя нас в просторную гостиную. Точно по мысленному приказу, в комнате зажглись свечи и вспыхнул камин. Шинигами опустился в кресло, а мы вплыли на диван, не весть как расположившись на нем без тела. — У нас есть немного времени, — продолжил он, прислушавшись к чему-то. — Думаю, у вас есть несколько вопросов. Задавайте.       — Где мы? — первым делом выпалил я.       — У этого мира нет названия, — ответил Шинигами. — Он является моим карманным измерением, находящемся вне пространства. Обычно я здесь отдыхаю после работы в других мирах и выбираю, куда двигаться дальше. Сейчас это наиболее близкая точка к владыке Анкселаму, в которой может побывать обычный смертный.       — Почему мы оказались здесь? — спросил Хайналь. — Судя по вашему лицу, этого не было в планах.       Шинигами кивнул.       — Верно, — он задумчиво потер подбородок. — Я не просто так говорил, что защищу Тейлза и не дам ему умереть. Это действительно было моей целью, ведь сам владыка Анкселам обратил на него свой взор. По сути, это равнялось неуязвимости на поле боя. Я буквально должен был стать его телохранителем и сопроводить от начала боя до конца. Что бы ни случилось, я должен был удержать его душу от перемещения в Круг, но…       — Но? — протянул я, когда пауза затянулась.       — Но ты всё-таки умер, — Шинигами развел руками. — Я не знаю, как это могло произойти на Тенрю, когда основательница вновь обрела силу. Ко всем хвостатым феям должно было вернуться благословение, а, значит, смерть не могла до вас добраться. Однако в какой-то момент я почувствовал, что вашу душу буквально выдернуло из тела…       Шинигами замолчал на миг, и я не смог сдержать рвущийся на язык вопрос.       — Но почему вы так хотели защитить меня? Только из-за интереса Анкселама ко мне?       Шинигами покачал головой, бросив на меня взгляд. Я напрягся, разглядев в его глазах множество разнообразных эмоций, и внезапно оробел. Едва ли Шинигами не смог скрыть истинный чувства, скорее, наоборот, решил позволить мне полностью разглядеть их. Там оказалось и сожаление, и нежность, и меланхолия, и грусть, и тоска по былому. Создавалось впечатление, будто в сердце Шинигами долгое время жил кто-то, очень похожий на меня, а потому он постарался помочь мне, опираясь на образ из своих воспоминаний. Я давно заметил, что его не так волновала судьба Хайналя и он сам, хотя мы, по сути, составляли две грани одной сущности. Задав вопрос, я невольно зацепил личную тему. Из-за того, какие чувства всколыхнулись в душе Шинигами, начало казаться, что он не станет отвечать. Опустит эту тему, ограничившись говорящим взглядом. Однако я ошибся. Несколько секунд спустя Шинигами начал говорить.       — Когда-то давно я отправился на перерождение, которое должно было омолодить мою душу. Из-за того, что Зереф сломал Круг, я потерял память и совсем забыл, кем на самом деле являюсь, — сказал он. — До того, как владыка Анкселам смог найти меня, я успел прожить больше двадцати лет. Последние годы я, как и вы, провел в Хвосте Феи. Там мне повезло встретить Нацу и Хэппи из моего мира. Нас связали настолько прочные узы, насколько это вообще возможно. Они стали для меня самыми близкими и дорогими людьми.       — Что с ними стало? — тихонько спросил я, кожей чувствуя разрастающуюся тоску Шинигами.       — С Нацу ничего не случилось, — ответил он. — В моем мире он тоже стал демоном, а потому забыл о таком понятии, как смерть. Когда приходит время, он возрождается в Сердце Пекла, а потому ничто не может заставить его покинуть мир живых.       — Но Хэппи из вашего мира… — догадался я, когда на несколько минут снова воцарилась тишина.       — Да, — кивнул Шинигами. — Несмотря на то, что мы пытались найти способ продлить ему жизнь, ничего не вышло. Хэппи отправился на перерождение, и я лично сопроводил его в новую жизнь. Должен сказать, это было отчасти правильным решением, ведь всей его семье в какой-то момент предстояло пройти через Круг.       — Семье? — переспросил Хайналь.       — У них с Шарли родилось четыре милых котенка, — Шинигами улыбнулся, но с ноткой грусти. — У них оказался удивительный талант к предсказаниям и невероятная скорость полета. А еще они переняли от Хэппи его жизнерадостность.       Он вздохнул, на миг погрузившись в воспоминания, но вскоре вынырнул из них и резко кивнул.       — Вот так, — сказал он. — С тех пор, как мой Хэппи ушел, я начал искать его версии в других мирах и приглядывать за ними. Мне хотелось помогать им при случае, даже если они сами никогда не замечали этого. Я знаю, что ты не являешься тем Хэппи, которого я знал, а твой Нацу не является тем Нацу, с которым я прошел огонь и воду. Однако мне всё равно хотелось по мере сил поддержать тебя, прикрыть там, где никто другой не мог этого сделать. Именно поэтому узнав о Культе, я решил остаться в этом мире подольше и понаблюдать за битвой. Я хотел сделать всё, чтобы ты остался цел и, наконец, смог зажить нормальной, спокойной жизнью.       — О… — я растерялся и замялся, не зная, что сказать на всю эту историю. — Спасибо.       — Было бы за что, — Шинигами невесело усмехнулся. — Мне всё-таки не удалось уберечь тебя.       Он отвел взгляд, и между нами снова повисла пауза. Мне стало неуютно находиться в такой обстановке, поэтому я быстро придумал следующий вопрос.       — То есть это не обычная практика — оказаться здесь после смерти? — сказал я, попытавшись изменить тему для разговора. — Судя по всему, обычно люди умирают по-другому.       Шинигами явно оценил попытку, а потому кивнул, чуть улыбнувшись.       — Верно, — сказал он. — Как правило, души инстинктивно переносятся в Круг сразу же, как отделяются от тела. Не существует никаких промежуточных зон и прочего. В случае, если душа по какой-то причине оказалась сильно привязана к миру живых, она остается в нем в бестелесной форме и бродит так до тех пор, либо пока не превратится в монстра, либо пока я не направлю ее в Круг напрямую.       — Я тоже не помню, чтобы попадал куда-то после смерти, — сказал Хайналь. — Когда я умер в прошлый раз, то просто заснул, а затем уже очнулся в теле Хэппи, когда он пытался отстоять Магнолию.       — Если честно, я удивлен вашим появлением здесь не меньше, чем вы, — Шинигами бросил взгляд куда-то вверх. — Но я не в силах ничего изменить.       — А чего мы ждем? — спросил я, взглянув в том же направлении и увидев только обычный потолок.       — Полагаю, владыку Анкселама, — сказал Шинигами и, почувствовав наш шок, добавил. — Ничего другого придумать не удается.       Мы с Хайналем переглянулись бы, будь у нас тела, но за неимением этого обменялись мысленными образами. У меня довольно быстро сложилась картина, что именно могло произойти, но она казалась настолько невозможной, что напрочь отрицалась рациональной частью сознания. Вероятно, Шинигами думал примерно в этом же ключе, а потому не спешил делиться мыслями. Он только поглядывал куда-то вверх, раздумывая о чем-то, и иногда окидывал взглядом комнату. Обычно люди так делали, когда намечали пути отступления, но это было странно, учитывая то, где мы оказались. Едва ли Шинигами требовалось найти выход из собственного зáмка в мире, который он мог считать своим домом.       Как бы то ни было, нам оставалось только ждать.       Я в который раз убедился, что самым большим страхом любого разумного существа становилась неизвестность. Когда минуты растягивали на часы и ожидание тисками сжимало душу, воображение начинало рисовать ужасные картины будущего. Причем одна была хуже другой. Из водоворота мыслей невозможно было вырваться, а потому тревожность возрастала до невообразимых размеров. Даже Хайналь не мог избавиться от нее. Я чувствовал, что он тоже был взволнован, пусть и старался не показывать этого. Ему было так же жутко находиться в зáмке Шинигами, в ожидании неизвестно чего, как и мне. Мы оба хотели оказаться, где угодно, но только не здесь. Однако покинуть это место не представлялось возможным.       — Не забудьте поклониться, — вдруг сказал Шинигами, одним слитным движением поднимаясь на ноги.       Если бы у меня было сердце, оно подскочило бы к горлу. В один миг всё вокруг переменилось: я ощутил, как нечто внеземное появилось рядом с нами. Его сила была настолько огромной, что мысли о сопротивлении и побеге растворились, не успев до конца сформироваться. Хотелось лишь одного — упасть лицом в пол, признавая силу и величие Бога. Алый свет пролился откуда-то сверху, и мне краем глаза удалось заметить, как Шинигами склонился перед ним. Меня дернул вниз Хайналь, который оказался более устойчивым к воздействию потусторонней силы. Насколько позволяла бестелесная оболочка, я дернулся и будто припал на одно колено. Алые лучи буквально пронзили меня насквозь.       — Юный защитник Жизни и Смерти, — прогрохотало со всех сторон. — Я доволен проделанной тобой работой.       Если бы Хайналь ни поддержал меня, буквально слившись со мной, я не смог бы выдержать давления. Взгляд божества заставлял каждую частичку моей души содрогаться. Я понимал, что он мог по прихоти стереть меня из самой ткани бытия, и для этого ему не нужно было даже шевелить пальцем. В человеческом мире нечто подобное привело бы к непредсказуемым последствиям, однако здесь, в зáмке Шинигами, можно было действовать без ограничений, ведь пространство было отрезано от других миров. От этого становилось жутко.       Я едва нашел в себе силы пискнуть.       — Для меня… это большая честь…       — Повелитель, — Шинигами поднял голову к свету, стараясь перетянуть его внимание на себя. — Могу я узнать, почему вы забрали эту душу из тела? Я думал, он заслужил жизнь.       Алый свет сместился на него, и я ощутил, как давление в разы уменьшилось. Захотелось рухнуть на пол, растекаясь по нему бесформенной лужей, однако Хайналь на каком-то глубинном уровне встряхнул меня. Он буквально заставил меня встать прямо, удерживая от падения, и только благодаря ему я смог собраться с силами. Некстати в разуме появилась мысль, что, если одно присутствие Бога оказывало такое влияние на неподготовленного человека, его гнев должен был вовсе стереть его в порошок. Вероятно, душу могло попросту разорвать на куски.       — За достойные поступки должна быть награда, — ответил Анкселам. — За преступление — наказание.       Перед нами появился какой-то бесформенный, черный сгусток, вопящий в агонии. Он извивался, непрерывно меняя форму, и истекал кровью. Шинигами ничуть не удивился, увидев его, зато мы с Хайналем едва не лишились сознания, узнав искалеченную душу.       — Айзек заслужил наказания, — сказал Шинигами четко, будто вынося приговор. — Он будет находиться в череде страданий, бесконечно умирая, но не попадая в Круг, — затем он изменил тон на более мягкий. — Какую награду вы приготовили для этой души?       Алый свет вновь сместился на нас, и я вжался в Хайналя.       — Разделение, — прогрохотал Анкселам, и Шинигами обернулся, бросив на меня быстрый взгляд.       Я почти не услышал, что он сказал дальше, ведь меня в буквальном смысле вывернуло наизнанку. Неведомая сила схватила меня одной рукой, а Хайналя — другой. В следующую секунду нас рвануло в разные стороны, и на миг показалось, что от меня ничего не останется. Связь между мной и Хайналем натянулась, как струна, грозя оборваться в любой момент. Она истончилась, превратившись из толстого каната в нить, однако всё-таки выдержала. Разделение прошло жестче, чем я мог представить, и гораздо быстрее, чем ожидалось. В один момент нас с Хайналем превратили из смешанного сгустка двух личностей в разных людей, связанных на тесном уровне. Мы застыли рядом друг с другом, еще не до конца осознавая, что произошло, и не понимая, как именно всё случилось.       Анкселам, не дожидаясь, когда мы придем в себя, пронзил нас алыми лучами и прогрохотал:       — Служите мне верой и правдой, защитники Жизни и Смерти, и получите мою милость, — а затем сместил взгляд на Шинигами. — Верни их в мир живых, и как следует привяжи души к телам. Это и будет их наградой.       — Да, повелитель, — Шинигами низко поклонился. — Как вам будет угодно.       Затем алый свет пропал так же неожиданно, как появился. Я всё-таки рухнул на пол, одновременно пытаясь осознать себя, как отдельную личность, и привычно забросать Хайналя потоком мысленных образов. К счастью, каждое послание дошло до него без проблем, и он незамедлительно ответил. Несмотря на то, что связь истончилась, мне всё равно удалось почувствовать его настоящие эмоции. Хайналь оказался так же растерян, как я, и от этого почему-то становилось немного легче. Я чувствовал, что был не один. Даже разделение, о котором мы раньше мечтали, не изменило того факта, что мы остались близкими друг для друга. Родными, как настоящие близнецы.       — Такого даже я не ожидал, — выдохнув, сказал Шинигами, вытирая пот со лба. — Вы действительно сумели впечатлить владыку Анкселама, раз он решил лично разделить вас на две души. Думаю, у Зерефа тоже получилось бы сделать это, но далеко не так мягко и эффективно.       — Это было мягко? — воскликнул я, ощущая еще большую путаницу в голове, чем раньше.       — Поверь мне, — ухмыльнулся Шинигами, а затем потер руки. — Так, раз с этим закончили, предлагаю не задерживаться и вернуться в реальный мир, пока никто не натворил глупостей из-за вашей смерти. Все оставшиеся вопросы обсудим позже. Согласны?       Нам оставалось только кивнуть. Несмотря на то, что я был полностью сбит с толку произошедшим, перспектива вернуться к друзьям и Нацу манила. Сотни вопросов, возникших в голове, пришлось отложить на неопределенное время, но меня это не сильно взволновало.       Гораздо больше впечатляло произошедшее. Встреча с самим Анкселамом, пусть и мимолетная. Разделение с Хайналем на две души. Полученный второй шанс на жизнь. Ради этого действительно стоило бороться…