Жизнь на краю мира

Норд сглотнул и с небольшой испариной на лице впился взглядом в маску мага, чувствуя, как по спине бегут мурашки и медленно в желудке переворачивается вверх дном ужин. — Да, мой господин? Маг сложил руки за спиной и чуть нагнулся к лицу своего подчинённого, очевидно, сквозь прорези маски , заглядывая тому в глаза. — Всё уже давным давно закончилось. Почему ты трясешься? — Тан, я не привык видеть... Такое. И все эти звуки, Талос, помилуй, да вы слышите его стоны? Вы видите, как он мечется на этом..этом, каменном алтаре? Прошу вас, дайте мне избавить его от мучений или сами перережьте ему глотку, но только не заставляйте меня и дальше слушать его вопли! Хускарл резким движением закрывает собственные уши плотными перчатками из кожи и вертит головой в стороны, плотно зажмуривая глаза. — Не могу, не хочу больше его слышать. Секунда тянулась за секундой, но Колдер так и не почувствовал новых звуков, ничего кроме собственного биения сердца. Он неторопливо раскрывает сначала один глаз, а следом и другой. Бесцветные радужки сужаются под светом целебной магии и вскоре золотые искры и ленты воздуха стихают, растворяясь белой дымкой в воздухе. — Что? Что вы делаете, тан? Маг неторопливо поворачивается обратно к своему Хускарлу и открывает вид на уже развязанного, спокойно спящего изгоя. — Как видишь, я сделал так, чтобы воплей никто не слушал по дороге до Морфала. Да и ты стоял скрючившись целых 15 минут, а за это время уже мог бы сгонять и подстрелить еду - как никак я не вижу тут бессмертных и сытых людей, так что... Твоя задача ясна, Колдер? Норд, может умом и не претендовал на звание мыслителя, но и совсем туп не был, словно Фаркас, когда увидев впервые колдуна, решил, что тот слабак и не сможет прописать в лицо целебных пиздюлей, в ответ на усмешки. Маг бесшумно ухмыльнулся воспоминаниям, в то время как Колдер, гулко выдохнув, вновь глянул на спящего изгоя и дерганно кивнул, что бы метнуться прочь, подхватывая с зелёной густой травы лук и меч. Видно ума хватило, чтобы догадаться о своей задаче. В следующие секунды хускарла и след простыл, из-за чего на минуты воцарилась тишина, лишенная нытья воина и стонов изгоя, которому обратно вживили сердце. Холодная маска драконьего жреца безразлично оглядела успокоившеся тело с мирно поднимающееся грудной клеткой. Рука облачённая в белую с голубыми чешуями перчатку - легко коснулась кожи воина и аккуратно провела прямую линию от ямочки между ключицами до точки биения живого сердца. Мысленно довакин благодарил себя за выдержку и наличие маски. Ведь сегодня он впервые применил знания, подаренные ему Ворожеями и воспоминаниями жреца Морокеи - а именно знание, что процесс вживления семени Вереска вместо сердца – обратим. Но отнюдь, Дова не смотрел сейчас на свою работу, не думал он о своем таланте или о том, что избран небом, чтобы стать великим драконом, что принесёт мир на земли Скайрима. Дова думал о том, как использовать полученные знания во благо, но небо молчало. Зачем-то оно даровало ему встречу с жрецом и даровало ему его воспоминания, его второй лик. Кеган глубоко вздохнул и прикрыв глаза лишь на секунду, увидел очередную вспышку воспоминаний драконьего жреца.

***

В ушах свистит ночной ветер, ноги удивительно быстро несут уже не молодое, но крепкое тело и в миг над ухом свистит стрела, спустя мгновения знаменующая прощальный вопль мелкого оленя, что беспечно прыгал по ночному полю, следуя пути лунных мотыльков. Колдер падает ниц перед тушей со стрелой в шее и одним звучным ударом кинжала лишает дар Кин жизни. Эбонитовый подарок Тана словно нож по маслу, режет тушу и пускает кровь с нитями мяса наружу. Руки норда цепко выхватывают самые сочные части мышц оленя и складывают в грубоватый кожаный мешок. Воин не знал сколько прошло времени, пока он охотился за слишком резвым рогатым, но точно знал, что уже скоро наступит рассвет — на горизонте совсем незаметными мазками, начали являться средь серо-синего неба зелёные тона, Поросшее мхом у верхушек гор небо, постепенно просыпалось и вскоре проснется и вся живность вокруг, пора было торопиться и возвращаться к тану. Мышцы уже давно налились тяжестью, а светлые очи желанием сомкнуться. Пухлые уста улыбнулись надвигающемуся новому дню и в согревающем чувстве радости, прошептали благодарность – Колдер любил рассветы и больше всего любил то, что они несут с собой. И все было бы хорошо, если бы вместе с солнцем через десятки минут не раздался близь места, где оставил тана хускарл, драконий рык, знаменующий начало поединка двух Дов.