Сердце, которого он не чувствовал до этого, гулко заколотилось у него в груди. Ему показалось, что эхо ударов раскатилось по всему коридору, и у него заложило уши. Он обеими руками прикрыл сердце, пытаясь заглушить его. Однако это ведь не собачья пасть, и потом, даже если держать обеими руками пасть истошно лающей собаки, — всё равно будет слышно её рычание. - "Призрак Оперы"
Как сон, прошло два месяца. Наперекор своим собственным страхам, я стала выходить из привычной зоны комфорта. В одно пасмурное ноябрьское утро, смотря в окно на непогоду и собирающиеся серые тучи, я вдруг осознала: иногда стоит просто так, на пробу перевернуть весь мир вокруг себя. Ведь жизнь не вдохнуть полной грудью, не опробовать на вкус и не впитать с кожей, если сидеть все время в своей тесной раковине. Мысль эта помогла мне начать куда проще смотреть на вещи, окружавшие меня. Ссора с мамой по телефону не казалась мне концом света и не пробивала на непрошеные, детские слезы, а порванные как-назло колготки перед первой парой не портили настроение, даже к спорам, возникающим у меня с Сакурой — а поверьте, они тоже были! — я относилась более приземленно и смешливо. Например, подруга в комнате умудрилась посеять свою флешку с архивными фотографиями. Ничего удивительного! Ведь ее полочки вечно ломятся от огромного количества женского барахла, которого она не разбирает неделями. Конечно, легче ведь спихивать на меня свою рассеянность. Ах, ну и Харуно! Злилась ли я на нее? Никак нет! Во мне открылось второе дыхание, некий поток энергии. И на мир вокруг мне хотелось смотреть через призму смеха и неприличного сангвинизма. Я хотя бы училась этому, видела в этом острую необходимость. Училась у друзей задорным шуткам, черпала из книг и фильмов. Старалась окружать себя тем самым общением, которое наполняет и воодушевляет. Я жила жизнью обычной студентки, той самой студентки, которой всегда втайне мечтала стать. Я посещала университетские занятия в окружении стайки подруг, гуляла после пар по паркам и магазинам, слушая музыку или аудиокниги в наушниках, пару раз даже ходила на артхаусные выставки с Сасори и Дейдарой, где мы часами разглядывали психоделическое искусство, пытаясь найти скрытый смысл в деталях. Я делилась с Акасуной и Тсукури личным, зная наверняка, что лишним оно не будет. А иногда я молчала. И молчание между нами было таким же нежным и чувственным, как и наша дружба. Я старалась открывать себя новому. Занималась внеклассной деятельностью, помогая Хинате готовиться к зимнему спектаклю, где она выступала в роли сурового режиссера-постановщика. Кто бы подумать мог, что кроткая Хьюга вобрала в себя и качество отличного сценариста? Не зря говорят: хороший человек — хорош во всем! К слову, она по-прежнему продолжала встречаться с Узумаки. И их отношения росли и крепли на глазах всех одногруппников, а еще на глазах быстрорастущих подписчиков ее инстаграм, куда Хината по возможности выставляла совместные фотографии со своим парнем, не забывая добавить душевную подпись: «только мой», «навсегда», «с тобой я дома». Вот они вместе держатся за руки на фестивале фейерверков, на другой фотографии Наруто дарит ей скромный букет белых роз, а она краснеет в смущении... Жажда обладания подобным, исключительно редким и честным счастьем породила нелестные слухи и насмешки над самой доброй парой нашего университета. Но Хината стоически выдерживала давление извне. Если отношения Хинаты и Наруто, Темари и Шикамару, Сакуры и Какаши мне казались чем-то созидательным и мирным, с чего действительно стоило брать пример, то вот то, что происходило на наших глазах между Неджи и Ино Яманака, не могло не ошеломлять своей абсурдностью. Неджи Хьюга с его чрезвычайно раздутым эго, да простит меня Хината, оставался все таким же невоспитанным мудилой. Теперь правда в придачу к золотой ложке в заднице, безлимитной мастеркард, позволяющей щедро удовлетворять свои больные страсти, и прямого контакта со всеми барыгами Токио, он получил еще и готовую-на-все-всегда-и-везде Яманака. Что только творится в ее дурной голове? Разве что желание быть «с лучшим». Человеческая натура насквозь порочна. Неджи и Ино долбились в десна на каждом углу, они терлись друг о друга за каждым поворотом, они скандалили чуть ли не каждую перемену, обильно поливая друг друга помоями в лучших традициях «заводного апельсина». Их отношения походили на быстрорастущий и угасающий смерч. И стоило только Ино отвести взгляд своих голубых глаз в сторону, Неджи не отказывал себе в кобелином удовольствии подмигнуть какой-нибудь милашке-первокурснице, надеясь, наверное, на быстрый «всунь-высунь». Что уж говорить еще? Лицемерие, привитое воспитанием! Неджи Хьюга, по праву главного мудака университета, стал желанным объектом для многих девчонок, не знающих его уродливой натуры. А все потому, что Учиха Саске исчез со всех радаров... Дьявол переменчив. Саске изредка появлялся в университете. Но каждый его приход был для меня настоящим испытанием на прочность. Меня трясло и лихорадило, я не могла сидеть на месте от дурноты, противного волнения и стресса, который никак не проходил. Иногда в аудитории меня душили приступы паники: в глазах темнело, руки холодели, а сердце билось в горле и висках. Было больно и до ужаса тошно смотреть на Учиху после всего. Его же собственный дух не справлялся с пережитым потрясением, с тем, что сотворил с ним Итачи. Он его просто уничтожил. Чутье мне подсказывало, что с Саске что-то происходит, и это «что-то» не предвещает ничего хорошего, никаких положительных изменений в жизни. Теперь он был словно бы бомбой замедленного действия. Хотя, быть может, это всего лишь надуманные страхи однажды запуганной им девочки. Вскоре Саске сняли гипс на правой руке, ссадины зажили, оставив лишь маленькие шрамы на высохшем, испитом кошмарами лице. Он вновь сел за руль своего ягуара. Однако, его выдержанный образ красавца менялся слишком быстро в кардинально противоположную сторону: Саске теперь больше походил на гниющий изнутри, ходячий труп, под личиной которого были лишь черви из моих кошмаров. В таком виде Саске стал удручающе-безобразен. Но это не сделало его слабее. Будучи раненым животным, он стал еще опаснее и злее, так мне подсказывало мое сердце. Испытав полный распад, он сделался худощав и болезненно бледен, вдобавок под уставшими глазами круги все больше и больше приобретали ртутно-синий оттенок. Во мне он вызывал теперь никакое не очарование, а сплошное отвращение. А ведь раньше я рисовала его в необычайном свете... Я и правда когда-то любила его? После того раза в общежитии, когда братья чуть не сцепились на моих глазах, Саске больше не подходил ко мне, не проявлял какого-либо интереса, не смотрел даже в мою сторону. Я словно бы полностью исчезла для него из жизни. Наверное, это и правда стало так. Ведь у него вновь появилась Карин. Непоколебимая репутация Карин — «королевы университета» — с фатальной стремительностью летела вниз. Теперь она ходила лишь бледной тенью за сияющей Ино, похожей на куклу барби, которой у меня никогда не было. Одержимая лишь «прада» и селфи, Яманака упорно не замечала душевный упадок своей лучшей подруги. В те дни, когда Саске не приходил в университет, Карин сидела с опущенными, красными глазами. Казалось, она давно уже выплакала все слезы. Погруженная в свои мысли, балансируя постоянно на грани тихого эмоционального срыва, она не замечала происходящего вокруг нее. Мы с Сакурой стали замечать, что порой Карин странным образом неестественно, неконтролируемо потряхивало. Она была какая-то одуревшая и вся трепетала, ее челюсть ходила туда-сюда, словно бы Карин испытывала сильную ломку. Она нуждалась в дозе. Наркотики, господи, великий ужас! Я не испытывала наслаждения за лицезрением подобных страданий. Но мне не давал покоя какой-то темный интерес. Саске теперь встречается с Карин? Они снова вместе? Они... спят вместе? Употребляют? Он ее целует так, как некогда целовал меня? Шепчет ей те самые слова, которые когда-то принадлежали только мне? Саске ведь наверняка все время врал мне, говоря, что Карин для него никто. Больные мысли неприятно давили на сердце. Зачем ворошу прошлое? Иногда я просто не могу остановиться... Как же я ненавижу тебя, Саске. Небось встречался с Карин, употреблял с ней, а потом переключился на меня, такую глупую девочку с розовыми очками и открытым сердцем, а когда со мной ничего не вышло, то снова вернулся к той, которая готова, похоже, принять тебя любым. А может ты и не расходился с ней? Держал на привязи возле себя все это время? Поделом. Пошел ты, Учиха Саске. Пошел ты! Пошел ты! Да, я человек, и я тоже умею гневаться. И лучшая борьба с неконтролируемым гневом и тупыми наваждениями — физические нагрузки до седьмого пота. Эти два месяца три раза в неделю я ходила в университетский спортзал. Да, да, именно туда, где тренировалась наша футбольная команда, состоящая из красавчиков-амбалов с разных курсов. Первое время было боязно и очень стеснительно, ведь девушек в зале была лишь скромная единица, но я поставила перед собой четкую цель: моей натуре нужна была строгая дисциплина. Я хотела стать сильнее. А занималась я спортом и тягала эти тяжеленные гантели под прямым руководством Хидана — нового капитана футбольной команды. Признаться честно, наше общение с Мацураси перестало быть таким теплым и дружеским, каким можно было некогда похвастаться. Скорее, оно сделалось сухим и несколько формальным. Он ничем не выделял меня перед другими своими маленькими протеже, даже лишний раз взгляда на мне не задерживал. Помогал выполнить упражнение, мог наругать за неправильную стойку или злобно рыкнуть на нас всех, дабы утихомирить, но ничего более. Было ли мне досадно? Совсем немного. Но лишь потому, что мне не хотелось с ним вот так вот глупо терять общение, уж после всего вместе пережитого! После всего, что нас связывало. Но и сукой быть не хотелось. Как девушка, я четко чувствовала, что он целенаправленно избегает всякого внеклассного контакта со мной. Оставалось лишь вынашивать в себе хрупкую мечту, что однажды тепло обязательно вернется в наше общение, но сейчас ему просто нужно... время? А может он просто больше не хотел провоцировать Итачи. Ах, мой Итачи. Мы по уши были влюблены друг в друга. Одним только своим присутствием в моей жизни он дарил мне счастливейшие дни. Его щедрость в отношениях со мной не знала границ. Мы ходили на свидания в самые разные места: обедали в кафе после пар и ужинали в ресторанах, он водил меня в музеи, на выставки и в кино. Мне стало нравиться выбираться «в люди» вместе с Учихой, и я скромно принимала все его ухаживания и широкие жесты. Но больше всего мне по душе было проводить с ним время наедине, вдали от чужих глаз. Такие моменты я ценила сильнее всех, ведь он по-настоящему открывался передо мной, позволяя быть рядом. Сложно передать столь пронзительное чувство наслаждения, когда ты знаешь, что такой он только с тобой — потакает твоим девчачьим глупостям из мужской сентиментальности. При всей неистовости своей натуры с тобой он спокойный, изумительный, настоящий. Это были воистину мирные два месяца. Итачи ни разу не сорвался, ни разу не разгневался и не опечалился, хотя порой после личных встреч с Мадарой он затихал на долгие часы, уходя в свои собственные мысли. Но я готова была заласкать его сердце в любви и радости. Моя дурашливость не позволяла ему надолго впадать в уныние. А еще Итачи, как и обещал мне в ту ночь в общежитии, дав своё мужское слово, начал ходить на терапию к врачу, но со мной процессом лечения и результатами не делился совсем. Не готов был. Никому не рассказывал о том, что два раза в неделю посещает психиатра, который помогает ему бороться со вспышками гнева, и даже пьет рецептурные препараты. Это было его личное дело, его собственный секрет. Пусть так. Итачи часто приглашал меня к себе домой, где мы смотрели фильмы на диване, баловались и обсуждали всякие глупости под остывающий чай с мелиссой. А порой я задерживалась у него «еще на чуть-чуть» и оказывалась уже в кровати, где теряла всякий стыд перед ним и его похотью. Мы подолгу целовались, обнимались и были так нежны. Я позволяла ему. И, представьте себе, у нас не было секса. Ни разу за два месяца Учиха не притронулся ко мне в том самом смысле, в каком я так нуждалась. Хотя мы опасно нарушали границы, порой и обнажались друг перед другом. Я бесстыдно текла под ним и готова была принять его в себя, если бы он только захотел завладеть мной. Я всячески соблазняла его и видела, как он покорно соблазнялся, но потом какой-то долбанный голос в его голове говорил ему, что еще рано, что я не готова, что я еще слишком мала для этого с ним. Чертово здравомыслие. И Итачи с горящим смущением в глазах намеренно отдалялся, боясь меня ранить вновь. И так по новой. Порой это было слишком невыносимо. Не стоило мне сердиться на него. Он много работал. Много, это когда пропадаешь на смене по четырнадцать часов подряд. Я не навязывалась, часто его не беспокоила, «не выносила» ему мозги. Поражалась лишь тому, как он умудрялся совмещать учебу на последнем курсе, работу и личную жизнь. При этом в свободное время я совершенно не мешала ему заниматься своим хобби — чтением книг. В зимние вечера, когда я оставалась у него ночевать, очарованная негой, я засыпала на его груди под колючим пледом, пока в комнате светила прикроватная лампа, а мой Итачи, погруженный в книгу, безмолвно читал, лишь беззвучно шевеля своими прекрасными губами. — Что ты читаешь? — Шекспира. — Снова? — тихо возмущалась я, борясь со сном. Отелло, Макбет, Ромео и Джульетта, Гамлет. В ответ он лишь заботливо целовал меня в висок, убаюкивал и вновь погружался в поэмы. Было в них что-то, что сильно цепляло моего Итачи, в чем он находил свое собственное, никому еще не ясное успокоение. Но все же, порой мне так сильно хотелось согрешить с ним, послать куда подальше эту чувственность и всякую нежность и просто оседлать его сверху, ублажить этого хищного зверя. Сесть на него и его каменный член. Дьявол, как же сильно порой мне хотелось трахнуть Итачи Учиху. Пленка застряла в аппарате. Итачи щелкнул перед моим лицом пальцами, не отвлекаясь от дороги: — Милая, ты когда так залипаешь и уходишь в себя, я начинаю переживать. Какие мысли приходят в твою светлую голову? — Я-я просто рада, что каникулы начались, — посмеялась я, нагло слукавив. Божеее, я опять залипла в одну точку со своими фантазиями. А ведь все началось с того, что я смотрела на жилистые руки Учихи, держащего руль машины. Хватит. Всему своё время. Итачи загадочно хмыкнул: — Если навигатор меня не подводит, то твой дом... — За соседним поворотом! — засияла я, заерзав на сиденье его машины от предвкушения, завидев знакомую улицу. Маленькие магазинчики, сувенирные лавки, наш с Изуми любимый книжный, а ещё забегаловка, куда мы сбегали с отчимом и сестрой пировать гамбургерами и молочными коктейлями втихую от мамы. Все окна были освещены разноцветными гирляндами, улицы украшены к предстоящему празднику. Меня пробрала такая ностальгия! Я же сейчас увижусь со своей семьей! Впервые за четыре месяца увижу маму и папу! И сестренку Изуми! Итачи повернул в нужном направлении, и мы заехали на территорию нашего дома. Неубранный снег сразу заскрипел под колесами его машины. Не успел Учиха окончательно затормозить и заглушить двигатель, как я уже отстегнула ремень безопасности и поспешила выйти, прихватив с собой подарки, заранее купленные в столице. На улице было морозно, иней сразу поцеловал меня в щеки, а холод забрался под свитер, щекоча. Я выдыхала горячий пар изо рта, восторженно озираясь по сторонам. Отчий дом! Зимой всегда темнеет рано. На улице давно зажглись высокие фонари на бетонных столбах, отдавая желтым светом, в небе кружили маленькие снежинки, приземляясь мне на макушку. Совсем слабый снегопад ничуть не удручал. Наоборот, я ощущала, что попала в сказку. Я вернулась домой! Учиха неспешно вытащил с заднего сиденья машины несколько тяжелых пакетов из универмага. Он посчитал, что негоже приходить в гости с пустыми руками. Тем более, что я пригласила его отпраздновать Рождество со своей семьей. Можете себе представить его чувства? Ведь сейчас я буду знакомить Итачи со своими родственниками... Я сама, помнится мне, перед встречей с Мадарой Учихой жуть как нервничала, места себе не находила! Но о дяде Мадаре я уже тогда была наслышана. И слухи эти были не самыми лестными, а местами и очень пугающими, словно бы списанными с какого-то бульварного триллера. Убийства-мафия-вендетта. Мои родители... они другие. Да и сам Мадара оказался совсем иным. Люди его положения могут похвастаться разными богатствами, но таким большим сердцем — лишь единицы. Лучась от счастья, я легонько толкнула плечом Итачи, вверяя этим жестом уверенность. А он, высокий, статный, надушенный одеколоном и такой весь из себя серьезный, немного растерялся, стоило нам подняться по деревянным ступенькам и нажать на звоночек. Искусственное щебетание птичек за дверью ознаменовало всех гостей о нашем прибытии. И нам открыли. — Рен дома! — крикнула всем моя тучная тетка, подтягивая гостей к главному входу. Сперва я увидела лишь своего отца. Отчима, если быть точнее. Забыв обо всем на свете, потеряв даже дар речи, я порывисто обняла папу. — Звездочка моя, — он ответил на объятия родительским теплом, погладив меня по голове. От него пахло можевеловым элем и очагом. Наверное, они затопили камин! Одетый в простые хлопковые штаны и традиционный свитер с глупыми оленями, который для него связала моя бабушка, его лицо украшала неизменно добрая, обнадеживающая улыбка. Я дома, я в безопасности, и все у меня будет теперь хорошо! — Проходите скорее, закрывайте дверь. Не будем впускать сквозняк. Вот и вторая тетя подошла, и друзья семьи подоспели ко входу. Всем хотелось меня обнять и потискать. Господи, сколько гостей оказалось сегодня в нашем маленьком доме! — Как выросла детка! — Да не говори, совсем большая! А ведь махонькая какая была! — Как быстро дети растут, я не могу, ох! Родственники меня обступили со всех сторон, я даже растерялась на мгновение, пока не услышала любимый звонкий голосок: — Рен! Моя маленькая сестра, перепрыгнув несколько ступенек за раз, выскочила с лестницы, налетела на меня, кинувшись на руки. Я закружила ее от восторга, расцеловывая ее румяные щеки. Так дивно пахнет детством и любовью! Моя маленькая копия... Я поставила Изуми на ноги и сразу вытащила из сумки шоколадные конфеты. Сестра, ахнув от изумления, быстро попрятала угощение в карманы домашнего платья. Со второго этажа выглянули ещё двое деток возраста моей сестры. Они уставились на нас с удивлением и интересом, словно выводок крольчат. Изуми, все же уловив во мне какие-то незримые детскому глазу перемены, удивленно разглядывала меня и мой новенький прикид, который мы вместе с Дейдарой подбирали перед началом каникул. К слову, именно Тсукури помог мне обновить гардероб, так и норовя добавить туда десяток безнадежно коротких юбок. Так что у меня было припасено еще много сюрпризов, в особенности для Итачи. Только он об этом еще не знает. — Какие браслетики крутые, сестренка! А кроссовки какие модные. Да, прежняя Рен всегда носила страшные юбки до щиколотки и растянутые свитера. Но сейчас мой выбор пал на трендовые скинни-джинсы, шелковую рубашку цвета «утренней зари» и зимние конверсы. Я как раз сняла утепленную кожанку и распутала вязанный шарф, вешая верхнюю одежду на свободный крючок, когда со стороны кухни показалась моя мама. Моя мамочка, вытирая руки о старое кухонное полотенце, наконец вышла к нам, ненадолго оставив кухонные хлопоты. — Солнышко мое! — мама ласково улыбнулась мне, а ее карие глаза с маленькими морщинками засветились всеми оттенками любви ко мне. Когда мы с ней наконец обнялись, я ощутила материнское тепло, исходящее от нее. Я уткнулась в ее каштановые волосы, прижала к себе еще крепче, вдохнула запах молотого кофе и аромат соснового леса и на мгновение впала в детство. Когда я еще не знала мира и всех его невзгод, когда я была маленькой и самой-самой счастливой. Мамочка моя. Я вздохнула негромко, чтобы никто не слышал. Отпрянула и поспешила утереть слезы радости. Нужно взять себя в руки, а не нюни распускать! Тушь потечет. Я же обещала Дейдаре аккуратнее быть с макияжем, над которым он работал все утро перед моим отъездом. — Мама, папа, родные мои, — я прохрипела, борясь с комом в горле: — Сегодня я приехала к вам не одна. Позвольте вам представить Итачи Учиху. Он мой самый, кхм, мой друг. Самый близкий друг, — я запнулась и ощутила жар на затылке. Ну конечно, мы с ним так горячо дружим! Боже... Я не могла назвать его своим парнем. Не имела на это никаких прав, мы ведь не были в отношениях. Я не хотела его как-либо компрометировать и смущать. Пусть пока будет так. Стоило Итачи переступить порог моего дома и закрыть за собой входную дверь, как его окружили со всех сторон мои родственники и друзья семьи. Я вжалась в стену узкого коридора от такого внимания. Даже моя бабушка выглянула из кухни посмотреть на моего «друга», словно бы я привела в дом диковинного зверька. Итачи держался просто потрясающе. Вся учиховская натура проявилась в полной мере. Он что, феромоны научился выделять в воздух? — Приятно с вами познакомиться, — Итачи, сдержано улыбнувшись гостям, крепко пожал руку сперва моему отцу, а потом принял в неуверенные объятия мою маму, за что немедленно получил родительский поцелуй в щеку. От столь притягательного действа он немного покраснел и поспешил передать купленный утром подарок — большую корзину фруктов, сыра и несколько бутылок качественного алкоголя. Сестра, когда посмотрела на возникшего рядом со мной мрачного Учиху, неожиданно напугалась, быстро спрятавшись за папой. — Благодарствую, Итачи, — произнес отец, не теряясь в лице. Хотя он явно не ожидал столь широкого жеста от моего друга. Папа радушно и по-мужски похлопал Учиху по спине, затем с интересом знатока принялся рассматривать бутылку одну за другой. Мать всплеснула руками, переводя все внимание гостей. — Что же, вы как раз к столу, ребята! Рен, помоги дорезать салат и можем садиться все. Она любезно увела меня за собой на кухню, в то время как папа полностью увлек за собой Итачи к своим друзьям с работы смотреть зимнюю программу по телевизору. Мне стало неудобно. Надеюсь, они его не замучают своей извечной болтовней о рыбалке и футболе! Я так боялась, что моя семья ему покажется слишком простой... Наша кухня всегда напоминала добрый, приветливый лес: висящие пучки душистых трав на стене, доморощенные помидоры черри на подоконнике и тюлевые шторы ручной работы. Моя мама такой отчаянный садовод, настоящая домохозяйка! — Рё, — бабушка заворчала на мою мать, дорезая редиску, — ты чего Рен привела работать на кухню? Она вон с мальчиком приехала отдохнуть домой, а не пыхтеть у плиты. Оставь ребенка в покое! Золотце, обними бабушку и иди отдыхать. Весело хихикнув от радости, я обняла бабулю, затем ухватила несколько готовых тарелок с салатами и понесла к уже накрытому столу в гостиную комнату, откуда уже доносился шумный говор, смех и запахи вкусной еды. Стол давно был накрыт к празднику: бабушка по случаю такого торжества достала свой любимый фарфоровый сервиз с цветами, а мама открыла консервированные персики и налила в стаканы вишневую шипучку для детей. Тетки сплетничали напропалую за столом, уже распивая шампанское, дети носились по комнате, а мой отец со своими друзьями сидели на диване и шутили, Итачи и сам принимал активное участие в их диалоге. Увидев меня, он поспешил встать и подойти, собираясь помочь поставить тарелки на стол. Изобилие овощей, зелени и пойманной отцом рыбы скрывали факт того, что на столе отсутствовало мясо - любимое блюдо Итачи. Я знала, он был отчаянным любителем мяса в любом его виде. Мне стало неудобно перед Учихой. У нашей семьи просто-напросто не хватило денег ни на курицу, ни на животное мясо. То обилие продуктов и выпечки, что лежало на столе - лишь благодаря гостям - родственникам и соседям. — Никаких светских раутов, как в поместье Мадары. Ты ведь не против такой простоты, Итачи? — смущенно прошептала ему я, дабы нас никто не слышал. Учиха меня легонько одернул за руку, успокоив одним только благодушным взглядом. — Время праздничного ужина! — позвал всех отец, продолжая развлекать гостей шутками. Я все же искоса глянула Учиху, побаиваясь увидеть оттенки брезгливости на его лице. Он мимолетно обвел стол глазами, зацепив лишь на мгновение внимание на тарелке с разноцветными данго. Потом он отодвинул любезно мне стул, помог сесть моей младшей сестре и занял свое место рядом со мной на чуть скрипучем старом стуле. Жаром налились мои щеки от всего происходящего, и я поспешила налить Итачи вишневого лимонада. Хотелось заговорить его, как-то отвлечь, лишь бы он ничего не заметил. Не заметил, как нелепо выглядит наш стол. Похоже, я переживала и загонялась зря. Ибо Учиха сразу втянулся в разговор с отцом и его друзьями, которые спешили наполнить свои тарелки. Итачи спокойно положил себе сыра, овощей и на ухо попросил меня передать ему «вон ту румяную, как ты, булочку из плетеной корзины». Заметил, что я вся залилась жарким румянцем, ах! Я смутилась и начала за ним ухаживать, как самая гостеприимная хозяйка. Изуми с детским интересом разглядывала то меня, то Итачи, не решаясь все еще что-либо произносить. Она уплетала салат за обе щеки. Начались разговоры о жизни. Мой харизматичный отчим, который обладал талантом собирать вокруг себя людей, увлекать их занимательными историями, стал рассказывать шутки, загадывать загадки, стараясь втянуть всех в общение. Потом пошли тосты, добрые разговоры за жизнь, обсуждение ситуации в мире, в стране, у соседей, моих успехов в учебе: «Как рано наша доченька выпорхнула из гнезда!». Мама рассказывала курьезные случаи из школьной жизни Изуми, а тетки причитали на своих непутевых детей, которым хотелось больше гулять со сверстниками и искать приключения, чем «грызть гранит науки». Я спокойно ела сладкий перец, общаясь с сестрой, когда внезапно начались «те самые» неловкие разговоры и слишком личные вопросы со стороны родственников. — Итачи, ты не похож на второкурсника, — заметил отец, как бы прокашлявшись в кулак. Я покраснела и с надеждой посмотрела на Учиху, перестав жевать. Итачи элегантно промокнул губы салфеткой и кивнул: — Вы правы, сэр. Его «сэр» было даже слишком официальным, и от того я ощутила напряжение в груди. — Сынок, ты мне посмотри в глаза и скажи, у вас с моей дочерью все серьезно? Вот тебе на! Гости захихикали, а я от волнения сжала руку в кулак под столом. — Я абсолютно серьезен в своих намерениях по отношению к Рен, сэр. Отец пристально сощурил карие глаза, одобрительно кивнув, и потер седеющие густые усы: — Чем занимается твоя семья? — Много чем, признаться честно. Но главная страсть нашей семьи — рубины, — невзначай хмыкнул Итачи. — Мы монополисты по добыче и экспорту рубинов в стране. Отец одобрительно присвистнул и зажег сигару, а другие мужчины стыдливо опустили глаза. Я приоткрыла рот. Черт, да такого даже я не знала! — Семья семьей, но сам то ты чем зарабатываешь на жизнь, сынок? — Пап! — не успела возмутиться я, как Итачи под столом спокойно положил мне на коленку свою большую ладонь, как бы прося помолчать. Сам разберется. Мой отец хотел отчаянно убедиться, что Итачи обладает трудолюбием, которое всегда очень поощрялось в нашей семье. «Семья семьей, деньги сегодня есть, а завтра их может не быть. Но если у тебя есть голова на плечах, то ты сможешь выжить в любых условиях и пробиться даже через асфальт». Учиха любезно пошел у него на поводу: — Я оканчиваю последний курс врачебного дела, сэр. Уже несколько лет работаю в центральном Токийском госпитале. Моя специальность — кардиохирургия. Не за столом будет сказано, но я провожу разного рода операции на открытом сердце и его клапанах. — Кардиология, значит… Достойная профессия, сынок. Что тебя сподвигло выбрать такое направление? — Альтруизм, — произнес Итачи с потрясающим чувством финальности. Я готова была сойти с ума. Когда эти допросы прекратятся?! В воздухе колебался табачный дым. Отец взирал на Итачи удовлетворенно, будто даже гордо. — Какого достойного жениха наша деточка в дом привела! — тут уж начала слишком артистично восклицать и тетка, заставляя меня закрыть глаза ладонью в смущении. Но она лишь продолжала напирать: — Каков мужчина! Глаза черные-черные, суровые, но честные! Плечи вон какие широкие, литые. За таким мужчиной ничего не страшно, Рен. Такого и не стыдно в люди вывести и похвастаться перед девочками. Небось обзавидовались тебе подружки! — она не унимается совсем! Итачи же медленно жевал салат, слушая ее внимательно, совершенно не перебивая: — Не то что мой Рейко. Никакого проку от дурака. А вы, детки, даже чем-то похожи друг на друга. Как вы вообще познакомились? Она наверняка ждет таких подробностей, о которых обязательно будет сплетничать с соседками! Ее напорство нарастало с каждой секундой, впрочем, как и мое раздражение. — В университете, — впопыхах забормотала я. Хватит расспросов и этих ненужных разговоров! — Вообще-то Рен завалилась на меня, — абсолютно честно пояснил Итачи, подливая себе черешневой шипучки, а мне — масла в огонь. В его голосе я уловила задорные нотки. Он даже прищелкнул языком, настолько ему нравилось это воспоминание. Ему вообще все нравилось! Особенно то, как я краснею при всех. — Рен Окава! — вполне очевидно возмутилась мама, сердито смотря на меня. Я виновато опустила голову. «Ловкость кошки, грация...». Ну вы сами знаете. Ма всегда ругала меня за мою нерасторопность. То коленку разобью, то споткнусь на ровном месте. А тут на тебе, сбила с ног мужчину! Но какого «завидного жениха». Если мой отец несколько успокоился и даже налил себе выпить после общения с Итачи, окончательно убедившись, что в дом его дочь привела исключительно хорошего, порядочного человека, то женская половина гостей явно пришла в сущий восторг и некое возбуждение от моего друга. Им до того понравился Итачи: они получали искреннее, женское удовольствие от того, как умело и элегантно он выражал свои мысли, какой эрудицией обладал и с каким акцентом он говорил (столичный аристократ!). Женщины то и дело закидывали его вопросами, явно соревнуясь в абсурдности, но Учиха все равно любезно им отвечал. В меру. Так и шел наш вечер. Все смеялись, пили, краснели и предавались ностальгии. Бабушка внезапно поделилась: — Знаешь, Итачи, как-то Рен подружилась с семьей ежей на заднем дворе и все лето подкармливала их тефтельками. — Моими тефтельками? — мать искренне удивилась, недобро посмотрев сперва на бабушку, потом на смущенную меня. Этот рассказ тронул Учиху. Родственники еще много историй говорили из моего детства. Например, как я завалилась в кювет на велосипеде, а еще как плакала иногда по ночам, боясь монстра под кроватью. Для Итачи моя жизнь в Нанао, казалось, напоминает тихий ручеек, спокойно журчащий меж зеленеющих лугов. Он с интересом слушал абсолютно все, о чем говорили за столом. Изуми хоть и стеснялась моего друга, но болтала с гостями напропалую. Она хотела втянуть Итачи в диалог с детьми, рассказывая о любимой музыкальной группе, сетовала на то, что хотела бы летом приехать в Токио ко мне и сходить со мной в парк аттракционов. Моя тетка, та, что громче всех смеялась за столом, внезапно спросила: — Итачи, а твоя семья как празднует Рождество? Р-Расскажи-ка. — Никак, — голос Итачи потрескался, как высохшая дубленая кожа: — У нас не празднуют Рождество. В детстве — да, но не сейчас. — Почему же так? — захмелев от эля, тетя взглянула на парня укоризненно, совершенно неосторожно ляпнув: — Это же такой повод собраться всей семьей вместе! Перемыть друг другу косточки! Что, у вас не празднуют рождество совсем? А чем тогда занимается твоя семья в такой праздник? Нет, т-ты не думай, я рада, что ты с нами. У нас вон какой большой стол! Не в каждом доме столько еды. Надеюсь, ты не из тех, кто оставляет своих родителей одних в такой то праздник? У моей подруги ребенок такой эгоист! Как-то раз… — Что же она несет! — я захотела ее столкнуть со стула или как-то нагрубить, но не успела. Итачи ответил ей первым. Сам он сперва содрогнулся от услышанного, голос его заметно сник, но совершенно спокойным тоном и без угрозы он пояснил всем гостям: — У меня нет мамы и папы. Они, к сожалению, давно умерли. Мой дядя, единственный близкий мне родственник, всегда пропадает в бесчисленных командировках и разъездах. За всю жизнь он лишь единожды присутствовал на моем дне рождении. Так что в нашей семье к подобным празднествам никак не относятся. Все это навевает мне дурные воспоминания о прошлом, когда мама и папа еще были живы. Мы ведь тоже встречали Рождество вместе и праздновали все мои дни рождения с тортом и свечами, и дни рождения мамы и папы и все праздники. Было так... здорово, — Итачи отложил вилку в сторону: — Став уже совершеннолетним, все последующие года я проводил время обычно на дежурстве в полном одиночестве, потому что... кто еще захочет в праздник выходить на работу, когда можно провести время в кругу семьи? Я думал, что и в этом году так будет: отпущу Рен на каникулы к вам, а сам ударюсь в работу. Чем же еще мне заниматься? Я все праздники так и провожу всегда. Но Рен, кхм, она мне не позволила. Она сказала, что меня будут рады тут видеть. Поэтому сегодня я с вами, спустя двенадцать лет впервые праздную рождество. Как-то так. Все опешили от такой откровенности. — Конечно! Конечно мы тебя рады видеть, — залепетала тетка, попытавшись скрыть следы своего конфуза. — Итачи, извини нас, пожалуйста, — наконец сказал мой отец, сурово глянув на свою недалекую, неосторожную в высказываниях сестру. — Мы не знали. — Вы ничуть не задели меня, — любезно улыбнулся Учиха. Я увидела, как посерело его аристократическое лицо при воспоминаниях о собственных родителях. Его тону и фальшивой улыбке поверили все, но не я. Меня обуял смутный ужас. За глупость моей семьи мне хотелось провалиться сквозь землю перед ним. Я лишь коснулась его ледяной руки под столом, и Учиха сразу ответил мне, сцепив наши руки в крепкий замок. Он так переживает! «Прости, бога ради!» читалось в моем обеспокоенном взгляде, на что Итачи грустно улыбнулся краешком губ и затем продолжил говорить, потерев свободной рукой пульсирующий от головной боли висок: — Так что можете не сомневаться. Я ценю вашу дочь и то, что она делает для меня. Она положительно влияет на мою жизнь. Так бы и сидел на работе до самой старости, а сейчас вот ужинаю в кругу таких замечательных людей. И, кстати, пирог с рыбой у вас, мэм, просто потрясающий. Мне именно такой разве что мама готовила. Учиха аккуратно переключился на мою маму, что сидела с нами за одним столом и, замерев, слушала все его откровения. Его слова о собственной жизни, полной одиночества, настолько тронули ее материнское сердце. Она поспешила утереть слезы. — Можно мне ещё кусочек, пожалуйста? — Итачи посмотрел на мою маму виновато и немного смутившись, как человек, еще не до конца понимающий своего места в этом доме. Мама ласково ему улыбнулась и поспешила положить добавки: — Конечно, мой милый! Я тебе и сока налью. Хочешь вишневый? Или лучше персиковый? В её искренних эмоциях и желании оказать родительскую заботу я узнала саму себя. Теперь понятно, в кого я такая до дурости впечатлительная! Моему папе определенно понравились слова Итачи, в которых он уделил особое внимание мне. С каким трепетом Итачи Учиха отзывался обо мне! Отец стал предаваться ностальгии по былой юности. — Как хорошо, что вы приехали к нам в город на Рождество и Новый год, — кивнула бабуля. — Ты бы знал, Итачи, как красиво украшают наши улицы от набережной и до самых гор. Для нас, сельских жителей, зимний фестиваль — событие года. Помню, в детстве Рен так красиво наряжалась в зимние традиционные платья и отправлялась гулять с родителями до поздней ночи. Наша снежинка! Рен сказала, что вы встречаете Новый год с друзьями. — Да, мы с друзьями сняли домики у побережья, — подтвердила я. Хотелось верить, что моя затея с празднованием нового года в родном Нанао пойдет по душе нашим ребятам. Ведь мой город славится не только старинной архитектурой и гористой местностью, но и потрясающими горячими источниками! — И много вас будет? — Вся наша компания, — пояснил Итачи, в уме прикидывая, во что это все может вылиться. Когда эти здоровенные «лбы» собираются вместе и пьют, это всегда кончается какими-то несусветными приключениями. Но весело-то как! — Итачи, сыночек, ты не желаешь сладкого? — мама обратилась к Учихе необычайно мягко, и парень внутренне вздрогнул. Мама успела с кухни принести штрудель. — Я никогда не отказываюсь от десерта, мэм, — брюнет принял угощение и лишь загадочно улыбнулся, словно Чеширский кот. Мама положила бабушкин яблочный штрудель на красивое фарфоровое блюдце и поставила перед Учихой. Какая она заботливая! — Это наш семейный рецепт, знаешь ли, — довольно пыхтела моя ма. — Рен мне готовила такой, пробовал. Изумительный! — Учиха вынес свой вердикт бархатным тоном искушенного человека. — Наша Рен готовила? Вот дела! — ма уперлась руками в бока, не веря собственным ушам. — Когда она жила с нами, могла питаться одними только хлопьями. Как на нее положительно повлиял переезд и самостоятельная жизнь. И много она готовила тебе? — Да, предостаточно. А уж вишневый пирог она какой готовит вкусный, — он скользнул по мне тягучим взглядом, на что я лишь приоткрыла рот. Мое смущение стало почти осязаемым. Итачи Учиха, я тебя сейчас публично ударю! Мама задумалась, пытаясь вспомнить такой рецепт, но все было тщетно: — Какая дочь у меня выросла серьезная, горжусь! Когда все кончили основное блюдо и приступили к десерту, праздник, как и всегда бывает во время таких застолий, перешел из активной фазы в более спокойную, тихую обстановку. Гости разбрелись по комнате: кто-то играл в домино, детки веселились на ковре у камина с игрушками, лишь иногда подбегая к столу стащить конфетку или выпить шипучки, они то и дело дергали нарядную елку, которую мама украшала все утро. Бабуля села в свое кресло-качалку, накрывшись пледом и задремала под наши уютные разговоры. Тут и кошка Дымка недовольная вышла из темного угла и прыгнула на колени к бабуле. Меня эта шерстяная, вредная паразитка принципиально избегала! Я прочистила горло и постучала по своему стакану, призывая всех в комнате смолкнуть. Слишком долго репетировала эту речь! Время пришло. — Мам, пап, я хочу вам кое-что сказать. Мама внезапно перестала хихикать над шутками тети и побледнела. У нее пропал всякий дар речи. Мой отец сразу заговорил: — Ох, ох, Боже мой. Рен, ты что же...Я скоро дедушкой стану? Итачи аж поперхнулся, а я мгновенно возмутилась, сбивчиво поясняя: — Что? Пап, нет! Всего лишь хотела сказать, что все эти полгода скучала по вам неимоверно. И мне жаль, что я не смогла приехать к вам на осенних каникулах, но я рада, что сейчас мы все в сборе. Рада, что мы все в добром здравии, целы и невредимы. А еще у меня подарок для Изуми и детворы. Держи, сестренка! Я передала ей подарочный пакет, сестра принялась в восторгом изучать содержимое вместе со своими друзьями. Она аккуратно распаковала куклу и принялась ее рассматривать. — Спасибо, спасибо! Я таких красивых кукол в жизни не видела! — ахнула Изуми, приоткрыв рот в изумлении. — Дай посмотреть. — Дай! Я убрала прядь уложенных волос за ухо, воркуя от радости: — Такую красивую ты нигде и не найдешь, сестренка. Ее сделал наш с Итачи хороший друг специально для тебя. Ты береги ее, пожалуйста. Он так над ней старался! Сестра благодарственно и с трепетом прижала, кажется, теперь самую любимую игрушку к груди. Все ее существо излучало такую неподдельную искренность. — Сасори и правда превзошел себя, — одобрительно кивнул Учиха, вертя в зубах зубочистку, — Лучшая его работа. Наконец вся наша большая семья обменялась подарками к рождеству. Я получила в подарок конфеты, китайский чай и варежки со снежинками, которые связала для меня бабуля. Даже Итачи подарок вручили! Он неуверенно принял его из рук моей матери, но открывать при всех не стал. Не привык к открытому проявлению чувств при новых знакомых. Еще через некоторое время в меня уже не лез никакой салат или пирог. Я просто бездумно жевала огурец, смотря шоу по телевизору, положив голову на плечо Учихи. Итачи периодически отвечал на смс (кто ему вообще пишет в столь позднее время?), ведя при этом затяжную беседу с моим папой. Ох уж эти мужские разговоры! — Рен, а помнишь Нобу? Мальчика с соседней улицы? У него еще родинка в форме сердечка была на щеке! — внезапно опомнилась мама, привлекая мое внимание. — Да, помню, — недовольно протянула я, скрестив руки на груди и закатив глаза. Он ведь еще мне камушки в окно кидал и дурой обзывал. Как такого олуха забыть можно? Стопроцентно японский мальчишка. — Он спрашивал о тебе осенью, представляешь! Так вымахал! Я ему пообещала, что ты приедешь на осенние каникулы, а ты не приехала тогда... Тебя ведь на стажировку университет забрал, — мама внезапно засуетилась, опасаясь, что оскорбила нашего гостя: — Итачи, ты только не волнуйся! Наш Нобу как старший брат для Рен. Росли детки вместе, понимаешь? У тебя вот, милый, есть братья или сестры? — Есть, — кратко кивнул Учиха. Я шикнула на родителей, затем коснулась локтя парня. Да пропади оно все пропаду! — Итачи, если хочешь, можешь не говорить про Саске, про Мадару. Вообще можешь молчать. Давай я тебе лучше еще салата положу? Тебе ведь понравился салат? Это тоже наш секретный рецепт! Ха-ха. Черт, черт, черт! Лишь бы он не загрузился сейчас. Я так хочу, чтоб у Итачи было хорошее настроение в рождественскую ночь! Ну вот кто просил их всех лезть к нему с этими вопросами о семье? Как нетактично! — А кто такой этот Саске? — сонная Изуми, перестав играть за столом, с нескрываемым интересом уставилась на взволнованную меня, сморщив носик. Я зависла. — Это... это, — даже не ожидала от сестры такого вопроса. И вот как объяснить маленькому ребенку, что есть на свете нелюди? — Одна злая собака, — в шутку ответил Итачи, внезапно бархатно посмеявшись. Его мрачный, созерцательный темперамент при общении с ребенком стал нежным и светлым. Лицо его из серьёзного и загадочного сделалась сияющим. Он по-доброму погладил мою сестру по голове. Та аж вся засияла, раскраснелась, встала со стула и резво убежала наверх с куклой в свою комнату, громко топая по скрипучей лестнице. — Можно тише? — ругалась мама на мою сестру, убирая пустые тарелки со стола: — Как слон ходишь! Итачи, миленький, прости за нетактичность. Я сказала тебе что-то не так. — Все хорошо, не беспокойтесь. — Учиха искренне улыбнулся моем маме, затем повернулся ко мне и сипло спросил на ухо: — Покажешь мне свою комнату? Тон голоса Итачи, став тихим и несколько задорным, лизнул меня за шею. Я покусала губу, подумала немного и в итоге сдалась под напором его пытливых черных глаз. Все равно уже гости стали потихоньку расходиться. Была не была. Поднимаясь по лестнице наверх за мной, Учиха останавливался буквально на каждой ступеньке и рассматривал наши семейные фотографии, висящие на стене: снимок отца с коллегами по работе на рыбалке, фотография нас с сестрой в обнимку на море пару лет назад, а вот я стою с букетом гортензий в слезах на школьной линейке, потому что задиристый одноклассник назвал меня в тот день «уродиной», на другом снимке молодая бабуля и дедушка тискают меня-младенца. Я взяла Итачи за руку и намеренно потянула за собой, он ускорил шаг. — Чтоб ты знал, Итачи Учиха, в мою комнату никогда не ступала нога парня! — объявила я у порога. — Звучит угрожающе, — хрипло посмеялся он и первым ступил в мою обетованную. Я закрыла за нами, сразу уперевшись спиной к двери, скрывая собой старый плакат любимых с подросткового возраста бой-бэндов. Итачи встал посреди маленькой комнаты, осматриваясь, не решаясь что-либо трогать. Пока что... — Да, да, — пробурчала я, опережая ход его мыслей, выдавая с поличным все свои переживания. — Она крошечная, тут еле все помещается! Не назвала бы Итачи слоном в китайской лавке, поскольку двигался он плавно, осторожно, контролируя каждое свое движение, но смотрелся все равно в моей миниатюрной девчачьей комнате совершенно вычурно. Вот он поворачивается и головой сбивает свисающую с потолка планету «Юпитер», которую мы с отцом вешали в третьем классе. Игрушка стала раскачиваться туда-сюда, и Учиха потер свой лоб. — Что стало с остальными планетами? — ехидно поинтересовался парень. — Изуми растащила для своих игр. — Как у тебя тут миленько, — брюнет принялся осторожно разглядывать мою кровать, с каких-то пор ставшую мини-складом для вещей младшей сестры. Я закусила щеку в легком напряжении. Сейчас тут не было чисто и опрятно в пылу моей жизни в родительском доме, полки покрылись пылью, а под кроватью, наверное, скопилось столько грязи, что монстр, пугавший меня все детство, собрал свои манатки и сбежал. Учиха взял в руки мягкую игрушку — потрепанного белого зайца с одним глазом и длиннющими ушами, поглядел и положил на место. Я сразу вспомнила, как отлупила этой самой игрушкой соседского пацана в детстве за то, что тот кидал камушки мне в окно. Ой… — Значит, говоришь, не ступала нога мальчиков? — длинными пальцами он перебирал висящие ожерелья из самоцветов, жемчуга и бисера, загадочно уставившись на меня. — А то, — гордо произнесла я, с императорским достоинством подняв подбородок, стоя в двух шагах от него. — И я тут первый? — еще хитрее сощурился он. Боги, как он соблазнителен в эти моменты. Сам знает. — Ага. Вот Итачи заинтересовала моя полка со школьными книгами, альбомами для рисования и немыслимой кучей всяких фигурок и игрушек из-под киндеров и неведомого барахла, которое я с таким удовольствием всегда тащила домой. Теперь почему-то стало стыдно, вспоминая, что Итачи-то любитель минимализма! Он разглядывал так дотошно и внимательно каждую безделушку, что через некоторое время это стало меня несколько смущать. — Что ты там увидел такого? — буркнула я, пытаясь заглянуть ему через плечо, вытянув шею. — Изучаю твое детство, Рен. — И каков твой вердикт? — настороженно поинтересовалась я. Скучная ботанша! — Милашка, иначе и не скажешь, — признался Учиха, анализируя пространство вокруг себя. — Ты счастливый ребенок, который свободно выражал себя в творчестве. Тебя всегда окружала родительская забота, любовь, поддержка, тепло. Это дороже всякого золота и рубинов. Семья дороже всего. Я бы отдал все, что имею и что заработал ради такого детства, как у тебя. Знаешь, мне представляется, как ты, беззаботная и счастливая, просыпаешься на этой самой кровати в летнее утро, чистишь зубы и бежишь вниз завтракать свежими оладьями с кленовым сиропом, представляю то, как ты помогаешь матери в саду среди сирени, как готовишь с бабушкой прекрасный яблочный пирог, как смотришь фильмы с отцом по вечерам. Эти маленькие вещи... они... они... Учиха резко остановился, его глаза быстро забегали по пространству, словно он окунулся в свои собственные воспоминания. Пошатнувшись, он вновь вернулся в болезненное настоящее. — Эй, Итачи, — прошептала ему я, когда он подошел ко мне, наклонился и коснулся своим носом моего, нуждаясь в моем тепле. Аромат муската, исходивший от него, окутал меня целиком. — О чем ты думаешь, Итачи? — О том, что иметь место, где тебя ждут — непозволительная для меня роскошь. Думаю о том, что завидую тебе самой настоящей завистью, но в то же время я так рад за тебя, сердце мое. Ты выросла среди любви. Расскажи мне о своем доме больше, пожалуйста. Робкий румянец появился на моих щеках, когда я, очарованная чудом, честно поведала: — Я люблю свой дом за простоту, за что-то робкое и совершенно обыкновенное. В этом доме лечат души, Итачи. От легкого летнего ветра заскрипит уличная калитка, зазвенит колокольчик. В этом доме, полном уюта и любви, мне мечтается лишь о том, чтобы внимать этим простым вещам. Ты ощущаешь тонкое чувство гармонии, ешь теплый хлеб с золотистой корочкой, пьешь бабушкин чай с мятой. Мне всегда нравилось природу и маленькие вещи наделять нравственным началом. Была в этом не-магия, но волшебство! — Да, — расширилось сердце Учихи, на его лице закралась улыбка: — Это именно так. Я тоже теперь это чувствую. Закрыв глаза, Итачи нежно поцеловал меня. Тихо, затаенно, запретно. Мурашки от трепета пошли по моей пояснице и выше. Учиха заботливо погладил меня по щеке, чуть придавив мое тело к двери, вновь беззвучно поцеловав в губы. Пол под ним заскрипел. Все было так необычно. В родительском доме... — Мне льстит, что именно я украл твой первый поцелуй, — внезапно сорвалось с его губ: — И забрал твою невинность. Я тихо ахнула, когда эти запретные воспоминания обвили мое сердце и запульсировали по венам. Я обняла Учиху за шею, заставляя наклониться ко мне ближе, и прикусила мочку его уха. — А мне льстит, что в ту ночь со мной ты кончил, как мальчишка, Итачи. Я попала прямо в цель. Парень посмеялся с хрипотцой, и я утянула его на кровать. Когда я оказалась сверху, он от неожиданности приоткрыл рот, как в тот день, когда я впервые на него завалилась. Общие воспоминания окутали нас. — Ты невероятная: само сочетание самых искренних и неподдельных эмоций. Иногда мне кажется, что находясь с тобой, я пребываю в удивительной сказке. Это что же, и есть настоящая жизнь? — Итачи неожиданно провел холодной ладонью по моей щеке, провел по шее и скользнул к груди, довольно замурчав. Я заерзала на нем, улыбнулась в ответ: — Ты, Рен, настоящая? Я изогнулась над ним и, словно нимфа, подарила ему легкий поцелуй в приоткрытые губы, потом в шею, кадык и легонько прикусила кожу. — Самая настоящая. — Мы же это не сделаем на твоей детской кровати? — А почему бы и нет? — Когда твои родители внизу? — он обнял меня за талию, приподнял и аккуратно снял с себя. Остается нежным даже в своей непреклонной суровости... Я лишь огорченно вздохнула, вручив ему в руки плюшевого медведя за место себя. — У панды-развратницы наверняка больше шансов охмурить Итачи Учиху, — кокетливо похихикала я, подмигнув парню с наигранной укоризной. Итачи понравилось мое игривое настроение: — А панда-развратница тоже умеет так выгибаться от удовольствия, как ты? — Не было такого! — наивно возмутилась я, сразу закрывая алеющие щеки ладонями. Вот и вернулась прежняя Рен. Итачи взял меня за кисть и по-джентельменски поцеловал в ладонь. Черт, я так сильно хочу его! И все его эти мужские уловки заводят меня лишь сильнее. Сводит между ног от сладостной неги. Мы же практически занялись сексом! — Обещаю тебе, Рен. Мы хорошо проведем время на каникулах, но я не хочу делать это в твоей детской, когда за стенкой играет твоя младшая сестра, а внизу столько гостей. — Стесняешься? — заворчала я, подначивая его продолжать. Учиха потер затекшую шею, обворожительно улыбнувшись собственным порочным мыслям: — Не хочу испортить впечатление о себе перед твоими родителями. — Они от тебя без ума, — подтвердила я. — Да, и именно поэтому я не хочу соблазнять их милую дочурку в отчем доме. Внезапно раздался громкий стук, и дверь резко тряхнуло. — Что это было? — Итачи поднял бровь в напряжении, вставая на ноги и торопливо поправляя ремень с джинсами. — Изуми, — приглушенно похихикала я. — Наверное, лбом влетела в мою дверь, пытаясь открыть. Не успел Учиха ничего ответить, как сестра за дверью заворчала: — Рен, мама меня тащит укладываться спать. Посиди со мной, пожалуйста. Я так по тебе скучаю. Откуда-то издалека отозвался недовольный голос матери: — Оставь свою сестру в покое! — Извини, Итачи, у нас с сестрой такая традиция. Я должна идти к ней, я хочу. Я открыла дверь, увидев недовольную сестру со скрещёнными руками на груди в костюме розового динозавра, в котором она так любила спать. Она вредно глянула сперва на разрумянившуюся меня, потом качнула головой в сторону взъерошенного Итачи, надула губы и убежала к себе. — Испугал ее? — брюнет почесал затылок, переминаясь с ноги на ногу. — Не думаю, — я повела рукой, зовя парня за собой. Мы прошли в соседнюю комнату, но Учиха встал в дверях, привалившись к дверному косяку, не решаясь зайти к Изуми на территорию. Несколько карандашей и листков бумаги были раскинуты по полу, сама же сестра носилась ураганом по комнате: она быстро запихивала своих старых кукол-барби по полкам, наводя таким образом «порядок». — Никогда не видела тебя за уборкой, Изуми! Ты из-за Итачи так убираться стала? — похохотала я, а сестра бросила в меня подушку. Я ловко увернулась, и она прилетела в лицо спокойно стоящему в стороне Учихе, упав к его ногам. Он ее острожно поднял двумя руками и отряхнул, наблюдая за нами со стороны. — Слыш, оладух, будешь такое говорить, я расскажу Итачи про твой дневник с Чимином! — Эй! — возмутилась я. И тут совершенно бесстыдно Изуми стала слово в слово цитировать выписки из моего личного дневника! — «Ах, Дорогой Чимин, твои губы похожи на две спелые клубники, которые я мечтаю вкусить»... — Юная леди! — вспыхнула я с новой силой. Вот паразитка мелкая! Но сестре все было ни по чем: — Ты эти свои влажные фанфики даже публиковала! Я видела историю твоего поиска, когда сидела на ютубе! У меня челюсть упала, я схватила сестру двумя руками за подмышки и кинула на кровать, закидывая ее подушками, игрушками, буквально сгорая от стыда перед своим парнем. — Я скажу родителям, чтоб они меньше давали тебе возможности сидеть в интернете, дорогая моя! Он плохо на тебя влияет! — А что значит слово «пошлый»? «Вырез на ее юбке был пошлым, и Чимин не мог оторвать взгляд», — вредно спросила Изуми, и я завернула ее в рулет из одеяла, буквально придавив к кровати. — Ай! — А ну захлопнись, печенюха! — Оладух! Между нами проскользнула молния и наэлектризовался воздух. И в кого она такая дерзкая растет? Точно характер матери! — Девочки, ну имейте совесть! Ведите себя прилично при госте! Где же ваши манеры? — мать наперевес с корзиной чистого белья заглянула в нашу комнату, потом одарила Итачи виноватой улыбкой и ушла дальше заниматься домашними делами. — Спи давай! — заворчала я, подпирая одеяло для сестры. Она лишь безвольно выдохнула, надувая щеки, потом посмотрела на Итачи, сощурившись и тихо спросила у меня. — Рен, он теперь твой муж? — Что? — ахнула я. — Нет! Что за вопросы такие? Изуми приподнялась на подушке, схватила с прикроватной тумбы листок, развернула его и протянула в сторону Итачи. Он сперва не понял, затем немного неуверенно подошел к нам ближе, беря в руки подарок. — Это тебе вот, И-та-чи, — она раскраснелась словно спелое яблочко, а потом с детской надеждой посмотрела на меня, ища в моем образе поддержку и некую защиту. Вдруг ему не понравится подарок? Учиха присел возле нас на колени, внимательно разглядывая листок. Следом он молча показал рисунок мне, и я нахмурилась. Изуми нарисовала карандашом нас с Итачи, и это не могло не заставить меня тепло улыбнуться. Каракули, но какие родные! — Вот это в голубом платье — ты, это вот рядом с тобой Итачи, — пальцем она ткнула в смешную карикатурную фигуру моего Итачи с палкой в руках. Я еле сдержалась, чтоб не засмеяться. У меня аж скулы свело от веселья. Я понимала, что Учиха прямо сейчас сверлит меня глазами укоризненно и серьезно, как бы взглядом заставляя держать себя в руках. Удавалось с трудом. На рисунке мы с Итачи стояли среди зеленых деревьев, кустарников ромашек-роз, рядом со мной была Изуми в платье в цветочек, наши с ней родители и бабушка. — А это что за собака черная? — нахмурилась я, смотря на черного пса, гавкающего на столб. — Это Саске! Теперь с эмоциями не справлялся сам Итачи. Закрыв ладонью черные глаза, пряча слезы от еле сдерживаемого смеха, он старался не смущать мою сестру. Ведь она подарила ему подарок! Но я чувствовала, что детская наивность его искренне поразила и раззадорила. — Это очень... правдоподобный рисунок, — я закусила дрожащие от улыбки губы, расхваливая творческий потенциал и богатую фантазию сестры, и вручила подарок Итачи. Он взял и благодарственно кивнул моей сестре. Я увидела, как щеки у него порозовели, а сам он заулыбался от уха до уха такой светлой улыбкой, что впору ослепнуть. — Я буду беречь его, Изуми. Учиха оставил нас, отходя в сторону, к тени. Я прилегла к сестре на кровать с краю, с любовью поцеловала ее в щеку, убрав прядку ее каштановых волос, у детей такие мягкие волосы! Я смотрела на засыпающую Изуми и не могла нарадоваться своему счастью. Видеть ее, обнимать ее, знать, что она жива и здорова и все у нее будет хорошо. Я приложу все усилия для этого. Я не оставлю свою сестру. Кто-то бы, возможно, осудил меня за такую сентиментальность, за то, что люблю этого ребенка такой глубокой и преданной любовью. Но она спасла меня. Не зная сама того, спасла мое сердце от гибели, от одиночества и тоски. Я с такой охотой помогала матери, когда родилась Изуми, я отчаянно хотела проявлять заботу и любить этот маленький комочек счастья, этого невинного ангела. И потом… после предательства Саске, когда я вознамерилась бросить все, к чему так долго шла, только мысли о сестре удержали меня на плаву в момент самого сильного отчаяния. Я ей тихо-тихо запела колыбельную, а потом ненадолго провалилась в дремоту.***
Поцеловав уже спящую Изуми и включив ее детский ночник, я осторожно закрыла за собой дверь и бесшумно вернулась в свою собственную комнату, где и нашла Учиху. Он ждал меня там, сидя на моей кровати. Прислонившись спиной к стене, он, опьяненный едой и уютом нашего дома, полусидел-полулежал на моей кровати в обнимку с игрушечной пандой-развратницей. Мой сонный демон. На его грудь уже успела запрыгнуть Дымка и вовсю урчала, тыкаясь влажным носиком в его ладонь, требуя ласки. А он играл с ней, осторожно гладил ее серую шерстку, улыбаясь собственным мыслям. Благодать. — Если тебе это важно, то ты понравился моей семье. Им, конечно, не так сложно угодить, но ты точно теперь будешь главной темой для моих родственников и соседей на ближайшее время. Ты уж прости за их настырность, — сонно похихикала я, подводя некий итог вечера. Парень перевел на меня безмятежный взгляд, улыбнувшись краешком губ моему приходу, полностью расслабляясь. Сейчас ему было так хорошо, что он ничего мне не ответил. — Итачи, ты не хочешь спуститься вниз? Еще десерт остался. Учиха отрицательно покачал головой: — У тебя побыть хочу. — Чем тебе так понравилась моя комната? — покраснела я, озираясь по сторонам. Неудобно даже как-то. — Тут вся ты, — он расслаблено вскинул плечами, обводя глазами пространство: — Тут в каждой детали след моей любимой девушки. — И даже в этой гирлянде из попкорна? — посмеялась я, указывая подбородком на одну из самых несуразных вещей в моей обетованной. В этом и была вся я: все во мне было несуразным, несочетаемым, но таким теплым и торжественным. Улыбка осветила мое лицо. Мне очень понравилось, что Итачи, чей аскетизм не знал себе равных, увидел в этих бесчисленных безделушках нечто большее, что действительно олицетворяло меня. Я встала напротив зеркала в пол и покрутилась: — Знаешь, Итачи, с тобой я чувствую себя особенной. А раньше, собираясь по утрам в школу, смотря в это зеркало, я считала себя отверженной. Девочкой-невидимкой, нелюдимой и закомплексованной. Представляешь себе? Я себя так не любила: за дурацкую горбинку на носу, тонкие кисти рук, непослушные волосы! Но главным моим комплексом всегда были глаза. — Ты поэтому всегда их опускаешь в пол? — сощурился брюнет, наблюдая за мной со стороны, а я утвердительно кивнула. Его этот мой комплекс особенно позабавил: — Мне нравится, что ты признаешь и показываешь мне свою ранимость. Для меня эти чувства значимы. — Тебе так нравится искать мои слабости, Итачи Учиха? «Искать? Я вижу их насквозь, детка» — я прочитала ответ по его мрачным глазам. Но он ничего мне не ответил. Провел ладонью по своему острому подбородку, коварно улыбнулся собственным мыслям и вновь обнял панду. Я попробовала растормошить Учиху: начала с восхищением рассказывать о своем детстве, хвастаясь ему своими дисками с музыкой и магнитофоном, вспоминая самые глупые истории, даже показала несколько своих лучших рисунков. А он лежал на кровати и внимательно слушал меня, сидящую то на полу, то носящуюся по комнате вихрем. Итачи, заботливо гладя Дымку на себе, иногда хрипло смеялся в ответ и кивал мне головой в знак согласия. Ему нравилась моя дурашливость, но он стал слишком часто отвлекаться на свой телефон. — Кто это тебе там написывает весь вечер? — показательно нахмурилась я, скрывая смутное раздражение. — Хидан, — Итачи и сам постарался отвязаться поскорее от Мацураси, быстро печатая свой ответ в телефоне: — Он же завтра с утра приезжает один из первых. Вот хочет удостовериться наверняка, что в его комнате будет двуспальная кровать. Для него и его девушки. Я вытаращила глаза: — Хидан встречается? — Уже два месяца как. Чего?! У меня просто челюсть упала. Как он это скрывал?! Теперь хотя бы понятно, почему на совместных тусовках он всегда так быстро уезжал «домой». Охренеть новость! — И какая она? Зевнув, Итачи честно признался: — Без понятия, лапуля. Он нас с ней не знакомил. Мы даже имени ее не знаем. — Он влюблен? — мой поток самых дебильных вопросов вызвал улыбку у Итачи. Ну просто в голове не укладывается! Хидан скрывал от нас свою девушку целых два месяца! Его право, конечно... Мне бы стоило просто за него порадоваться, но я настолько ошалела от неожиданности, что не могла никак осознать услышанное. Хидан встречается с девушкой! Интересно, какая она? — Я думаю, ему с ней хорошо. Он стал спокойнее. И теперь я тоже. — Ты рад за него? — Конечно. Он же мой друг, — его голос прозвучал на удивление неестественно. Слишком зажато. Я сникла. Мне давно стало ясно, что напряжение между Учихой и Мацураси никуда не делось за эти два месяца. Оно лишь немного стихло, но не исчезло полностью. Ведь Итачи ревновал меня, пусть и беспочвенно. Хидан же, как и подобает лучшему другу, со мной держался осторожно, не желая как-либо провоцировать Учиху. На мои тренировки с Хиданом в университетском спортзале Итачи старался «просто» закрывать глаза. Он не хотел давить на меня, не хотел терять и Хидана, которого все равно считал своим товарищем. Итачи оставалось лишь усмирить собственные деструктивные чувства, работать над ними. С этого наше доверие и взаимоуважение только росло. Он уважал мои границы. И вот наконец, оказывается, этот долбанный треугольник дал трещину. Хидан встречается, радость-то какая! И, зная его, наверняка с какой-нибудь удивительной зажигалочкой! Иначе и быть не могло! Мне стало радостно при мысли, что я смогу познакомиться с его девушкой со дня на день. Меня буквально распирало от любопытства. Но об этом позже. Сейчас я попыталась воззвать Учиху к тому, с чего все начиналось, что было еще до появления меня. Когда в их мужской компании царил пусть и хаос, но холостяцкий! Мне нужно было за что-то зацепиться. Мягко перехватив нить повествования, я произнесла: — Дейдара как-то сказал, что ты окружаешь себя... особенными людьми. Не самое подходящее слово подобрала. Это я поняла по незамедлительной реакции парня. — Особенными? — Итачи призадумался. Его губы дрогнули. Травмированными. — Это точно. Но ты неверно думаешь, что я ищу именно людей, переживших потрясения и трагедии. То лишь чистая случайность, пусть и пугающая. А друзей я своих люблю за одну общую черту, которая так сильно мне нравится. Я сам так отчаянно стремлюсь к ней. — Что же эта за черта такая? — Человечность, — брюнет мягко улыбнулся, скользнув по мне неожиданно смущенным взглядом. Дымка проснулась, потянулась на Итачи и спрыгнула на мягкие лапки. — Вот в тебе ее нескончаемый источник, Рен. Смотря на тебя, я словно и сам могу стать другим. Может, это вовсе не так, пока не знаю. Но я действительно верю, что рядом с таким человеком, как ты, я и правда становлюсь лучше. Я больше не состою из этих кусков, обрывков человека, разрозненных и пестрых, я может быть даже могу вылепить из себя что-то гармоничное, человечное. Все плохое словно уходит далеко, и я освобождаюсь от тягот собственных мыслей. — О которых ты мне совсем ничего не говоришь, — продолжила я. — В здравом уме я никогда о них не скажу, зайчик. Тебе такое знать незачем, — отчеканив последнее слово, Итачи строго нахмурился. — Незачем? Но я же твоя..., — девушка. Я моргнула, торопливо возвращаясь к реальности: — Подруга. Я-я же твоя подруга! Друзья и близкие должны делиться переживаниями, разве не так? Во всяком случае, этому меня учила моя мама. Открытость сердца превыше всего! Мама всегда говорила, что люди должны помогать друг другу. Ты же знаешь, я любого тебя приму. Звучало слишком настырно, слишком нервно и глупо. Вот черт, в чем-то я жестко перегнула. Хуже самой беды может быть только ее предчувствие. Нет, Учиха не собирался злиться или язвить в ответ на мой поток слов. Он просто замолчал и ушел в себя. Серьезно думает о чем-то... Он замер, все еще сидя на моей кровати, медленно растворяясь в пустоте. Его что-то задело. — Итачи, — я опасливо присела рядом с парнем, отодвигая стопку детской одежды в сторону. — О чем же ты так задумался? — О своей маме вспомнил, — сперва он постыдился признаваться, но все же рассказал: — Сегодня весь вечер о семье думаю, не могу никак перестать.Твои родители напомнили мне о моей собственной семье. Твои родители хорошие люди, отец у тебя заботливый и добрый человек, а мама. Ах, Рен, какая же у тебя чудесная мама! Я сразу о своей вспомнил. Ты уж извини, не хотел тебе портить праздник. Ты ведь так старалась. Забудь, прошу. Раздосадованно рыкнув на себя же, Итачи попытался отмахнуться от собственных слов, но я приложила указательный палец на его тонкие губы и покачала головой: — Ты ничего не портишь, Итачи. Давай... поговорим? Расскажи, какая она у тебя была? Нежность моего голоса повлияла на него, немного успокоила. Итачи попробовал сдержать болезненно-сладкую улыбку, но у него не получилось. Он перехватил мою ладонь, приложил к собственной холодной щеке и шепотом поведал: — Я ни с кем не обсуждаю родителей: ни с друзьями, ни с Мадарой, ни с Саске. Я берегу память об их жизни и смерти в своем сердце. Слишком личное, слишком глубокое. Но тебе и правда хочу попробовать рассказать. Пожалуйста, порадуйся за меня. Ибо память о моих родителях жива во мне. Ибо они тоже когда-то жили, смеялись и любили, а теперь люблю я. А моя мама, ах, Рен, была самой чудесной женщиной на всем белом свете. Такой же заботливой и доброй, как и твоя, в молодости ослепительная красавица! — У тебя ее глаза. Черные, как морион. Но никак не злые. — У меня и правда ее глаза, — внезапно озаренный таким фактом, Итачи утвердительно качнул головой. Явно удивился моей проницательности. — Но характер у меня все же отца, суровый, несколько черствый и столь упрямый. И как только ты меня выносишь? Вот Саске точно пошел характером в маму. Во всяком случае, таким он был в детстве, открытым и щедрым на любовь, мой маленький Робин Гуд. Извини, сердце мое, давай не будем о нем сейчас. — Пусть ты и знаешь мое отношение к твоему младшему брату, но он часть твоей семьи, Итачи. От этого никуда не деться, не убежать, — я издала дребезжащий смешок. Но мне не было весело. — Все еще боишься его, — Учиха склонил голову набок. Он как будто смотрел пристальнее, обдумывал тщательнее. Как же мне не опасаться его? Помню. Боюсь. Остерегаюсь. — Он не тронет тебя, — Итачи закончил мысль: — Никогда не тронет тебя. Я не позволю. Говорит «верь», но мне не верится. Саске ведь настоящий безумец. — Я з-знаю, — мне показалось, будто я становлюсь прозрачной при мысли о Саске. После таких откровений во рту стало горько. — Но больше Саске я боюсь того, каким ты становишься рядом с ним. У Итачи возникла кривая, трещащая по швам улыбка, печальная, но в тоже время постыдная. Руки его сомкнулись за моей спиной, прижимая к себе ближе. Он произнес: — Несдержанным? Произнес: — Ты прекрасно знаешь причину того, почему я зол до сих пор на брата, почему все еще могу сокрушить его. Мой импульсивный характер вкупе с садизмом делают меня в конец психованным. Произнес: — Я становлюсь каким-то диким зверем. Я оборвала все его мысли. Мною вновь овладело смутное чувство при мысли о прошлом.