***
Сложно в это поверить, но на следующий день я проснулась даже без будильника! И это при том, что я всю ночь мечтала о предстоящем свидании с Учихой, грезила и не могла перестать ворочаться в кровати, то закидывая ногу на одеяло, то вообще скидывая это самое одеяло с себя. Даже простыни подо мной перекрутились, до того горячие и запретные фантазии приходили в голову! Ведь завтра мы наконец увидимся с Итачи, завтра пойдем на долгожданное свидание, завтра я его... обязательно удивлю. Дав себе мысленного пинка, я прилежно отсидела все пары от звонка до звонка, погрузившись в учебный процесс с должным усердием. Делала все, лишь бы не думать о том, как сильно хочу оказаться в объятиях любимого мужчины, оказаться на его коленях, на его... После пар мы с Хьюга и Харуно решили зайти к нашему методисту — Хатаке Какаши и записаться на новые внеклассные занятия. Точнее, записалась Хината, она выбрала курсы актерского мастерства, а мы с Сакурой лишь взяли буклеты для ознакомления. Выбирать ведь нужно с умом! Тут тебе и шахматный клуб, наверняка Темари была бы рада меня видеть! И клуб журналистов, что освещают местные университетские новости, а ещё есть философский, поэтический, художественный и даже спортивный. На последний, как я слышала, ходят одни лишь парни, желая попасть в студенческую футбольную команду под предводительством Хидана. За несколько месяцев, проведенных в университете, я смело могу сказать, что страшат меня не чокнутые преподаватели с манией величия, а студенты в обеденный перерыв! Найти свою куртку в гардеробной и не погибнуть в этой безумной давке — вот это настоящие «голодные игры». Мы с девочками, отвоевав свою верхнюю одежду, протиснулись дальше, к главному выходу. Но вдруг втроем остановились, став свидетелями того, как наша одногруппница Карин, ходившая всю последнюю неделю поникшей и угрюмой, сейчас стояла и бормотала что-то Наруто — парню Хинаты, опустив голову от усталости. Я поняла, что говорила она тихо лишь потому, что Узумаки раз за разом наклонялся, чтоб расслышать Карин получше. — О чем они беседуют? — с интересом спросила я, на что Хината лишь покачала головой, сгорая от унижения. — Не могу вообразить, — до того ей было непонятно и неприятно от происходящего. — Это так странно. Стоит отметить, что Наруто и Карин вовсе не флиртовали, они вели затяжную беседу и только лишь. Малиновые волосы Карин сегодня были собраны в небрежный, грязный пучок, да и сама она была одета не в свои излюбленные каблуки-шпильки, а в самые обычные спортивные кроссовки, джинсы и местами мятую майку. Но самое резонирующее в её нерушимом образе «королевы университета» был взгляд — ничем непередаваемый ужас, натуральный испуг. Она выглядела как затравленная девчонка, желающая казаться тише воды, ниже травы. Неужели все эти изменения, всё это из-за Саске? Узумаки, дослушав одногруппницу до конца, сочувствующе кивнул, положил ей свою ладонь на плечо, тепло улыбнувшись, стараясь поймать её взгляд, как бы по-мужски успокаивая. Хината в этот самый момент насупилась, явно не ожидая такого от своего парня. По её собственному взгляду поняла, что в глубине души у нее заворочалась тревога. Мне же это движение со стороны Узумаки вовсе не показалось каким-то неправильным, вообще слово неправильный к Наруто нельзя было применить. Скорее было похоже, что он таким образом утешает озабоченную кошмарами Карин. Но сам факт того, что Наруто и Карин, абсолютно полные противоположности, общаются, пусть даже в таком формате, действительно удивил всю нашу женскую триаду. — Поговоришь с ним об этом? — спросила Сакура у подруги. — Стоит, — Хьюга кивнула, нервно покусывая нижнюю губу, потом тяжело выдохнула, и мы все попрощались. Напоследок я приобняла Хинату и поцеловала в бледную щеку. Надеюсь, она не будет слишком сильно переживать. Я почему-то абсолютно уверена, что Наруто просто по-человечески хотел помочь Карин. И только-то. Как и мне в свое время. Я еле протиснулась к выходу из корпуса, миновав людской улей. Оказавшись на улице, спускаясь по каменным ступенькам, я вдохнула полной грудью ноябрьский промозглый воздух, повыше натягивая горчичный шарф к подбородку. Только я с облегчением подумала, что наконец успокою своё сердце перед встречей с Учихой, пройдусь немного в полной тишине и обдумаю хорошенько план собственных действий по его соблазнению, как меня буквально оглушило женское счастливое визжание. Студентки натурально запищали, увидев Учиху Итачи возле нашего корпуса. Он стоял немного поодаль в полном одиночестве у векового дуба, чьи голые ветки устремились к угрюмому небу. Итачи, одетый в иссиня-черный смокинг с красным галстуком виндзорского узора, неспешно курил сигарету, держа левую руку за спиной. Не холодно ли ему? Увидев меня, он кинул практически докуренную сигарету на асфальт, раздавил её лакированным ботинком и направился прямиком ко мне через орду фанаток. Двигался он словно дикая пантера. Спокоен и странным образом неотразим для всех, на меня он смотрел предельно строго. В уме я уже начала перебирать все свои грешки за последнюю неделю, о которых Итачи мог прознать и прийти, чтобы публично дать в лоб. — Итачи-сан! Какой красавчик! Старшекурсник! Тс-с, не смотри на него! — тут и там шептались девочки с замиранием сердца, словно бы околдованные незримой магией, просачивающейся из земли, из воздуха, из него самого. — Итачи-сан, — глухо повторила за кем-то я, немного теряясь в изумлении, когда Учиха подошел вплотную ко мне. Я сделала неловкий шажок назад, ведь меня обдало его потрясающим одеколоном. И этот запах переполнил все мои чувства. — Мой мужчина, — ойкнуло в груди от возбуждения, и я залилась предательским румянцем. Темная улыбка на его идеально вылепленных губах показала мне, что он рад меня видеть. Но вот в глазах я прочитала нешуточное раздражение. Такое внимание со стороны студентов Итачи неимоверно бесило, и я это знала. Однако, Учиха имел выдержанный, закаленный характер в сочетании с неспешной коварностью. Он явно что-то задумал. Даже виду не подал, что излишнее внимание ему досаждает. Он лишь облизал свои губы, достал со спины спрятанный букет белоснежных пионов, обернутых одной только лентой, и протянул мне: — Выбирал лично для тебя, Рен. Двадцать один цветок. Я приоткрыла рот от неожиданности, не зная как ещё реагировать. Да и зеваки вокруг нас сразу смолкли. Мне цветы дарили разве что родители на день рождения, но никак не парни! Такой красивый цвет, чистый и прекрасный — белоснежный белый! Я взяла букет в руки, ощущая в полной мере его тяжесть. Итачи перехватил мою сумку, вешая ее на свое плечо, а потом наклонился ко мне и поцеловал в висок. При всех. — Ты чудесно выглядишь, — он опалил мою румяную щеку своим дыханием. И у меня от происходящего натурально запорхали бабочки в животе, а мечтательная улыбка выдавала все потаённое и тщательно скрываемое с поличным. Влюблена в него! — С-спасибо, — я подняла на Учиху глаза, полные восторга от такого подарка, от того, что он так красиво и романтично встретил меня после учебы. И сейчас мне было совершенно плевать, что это всё происходило на глазах у всего университета. — Ты что, совсем не беспокоишься... о них? Я стрельнула взглядом в толпу, закрываясь букетом от всеобщего внимания. Но не успела даже договорить, как Итачи меня понял. Он положил свою руку мне на плечо, притягивая к себе вплотную, буквально вжимая в себя, уводя за собой к машине. — Видишь ли, я больше не хочу скрывать тебя. Пусть все знают, что ты — моя, — он обворожительно улыбнулся в пространство, прищелкнув языком. — Да и мне все равно гореть в аду. — Ты чего это, "Сумерки" пересмотрел? — меня пробрал нервозный смешок, и я ощутила себя главной героиней любовной истории. Мне это так понравилось! Мы сели в машину, Итачи скинул мою сумку на заднее сиденье и сам пристегнул меня ремнем, потом хотел и букет положить назад, но я не отдала. Никак не хотела расставаться с цветами! Уткнувшись в букет носом, ощутила сладостное благоухание нежных бутонов. На одном из светофоров Итачи попросил меня открыть бардачок машины. Я послушно выполнила его просьбу и достала коробку с телефоном. — Бери его. Это твой новый телефон, чтоб на связи была всегда со мной и родителями. — О, нет, нет, нет. Итачи Учиха, это уже слишком! — Бери, говорю, — процедил он с ноткой нетерпеливости. — Или ты родителям собиралась письма голубями отправлять? — Собиралась, — проворчала я, а весь мой энтузиазм потух. Меня ведь напугало это чувство. Я была одновременно и в неподдельном восторге, но меня вместе с тем и настораживала эта коробка, эта эмблема. Дорогой телефон, явно дороже тех, что были у меня. Я украдкой глянула на телефон Итачи с включенным навигатором, сравнивая модели. Купил мне точно такой же... — Спасибо, но ты мог... Итачи, не отвлекаясь от дороги, властно поднял правую руку, останавливая этим знаком поток моих нервных мыслей. Выслушивать он меня не собирался. Как он похож на дядю в такие моменты. Тот ведь тоже так делает! Пришлось прикусить язык. Подарок ведь. Шмыгнув носом, я молча распаковала на коленках новый телефон, аккуратно доставая из коробки, ещё не веря до конца, что это всё правда и это только для меня. Какой красивый телефон! — Нравится? — единственное, что он спросил, не сводя глаз с дороги. Хотя ему явно хотелось посмотреть на весь спектр моих женских мыслей, ведь во мне боролись противоречивые чувства. — Чем мне нужно будет расплачиваться за такое?! — Ничем! Это подарок тебе, Рен. По-да-рок! Я сдалась. У меня затряслись коленки от восторга, и я прижала подарок к груди. — Очень нравится! Спасибо тебе большое, Итачи. Спасибо, я буду очень аккуратна с ним! Я приподнялась с сидения и поцеловала несколько раз быстро-быстро Учиху в щеку на радостях. И ему это несказанно понравилось. Мне даже на секунду показалось, что он смутился от удовольствия. Услада. Хорошо, что хоть иногда благоразумие надо мной берет вверх. Поскольку платье для свидания я выбрала строгое и ни капли не сексуальное, в духе пуританских монашек! Хотя не могла не отметить, что Итачи так или иначе все равно скользил по мне заинтересованным взглядом. Учиха отвез меня в такое пафосное место, что даже в одежде, могу поклясться, ты будешь стойко ощущать себя абсолютно нагой и беззащитной перед другими важными гостями. С желанием скрыть свою робость я даже в какой-то момент представила, что моя закрытая одежда — непробиваемая броня, кольчуга. Помогло унять мандраж, легкую паранойю и комплексы. Сам ресторан с экзотическим названием «Обливион» располагался при пятизвездочном отеле в одном из дорогих и самых недоступных районов Токио. Зная склонность Итачи к аскетизму, ведь не скажешь, что он любит подобного рода заведения, где в первую очередь смотрят на твою фамилию и узнаваемость в газетах. Он бы выбрал что-то более тихое и безлюдное, лишь бы не привлекать к себе излишнее внимание. Возможно, сегодня он хотел удивить меня и сделал все ставки на это: сперва букет, потом дорогой подарок, теперь вот роскошный ресторан! Это же его первое в жизни свидание, как и моё. Вечер точно обещает быть незабываемым... Музыкант в выходном смокинге изящно играл на рояле классическую композицию, узнать которую у меня никак не получалось, официанты с деловитостью бесшумно лавировали между столами с белоснежными скатертями до пола, а Рен Окава, уткнувшись в меню, пыталась быстро найти в названиях блюд хотя бы одно знакомое слово. Ха. И чувствовала я себя не в своей тарелке. Поглядывая через меню на абсолютно бесстрастное лицо Итачи, я вдруг стала думать, что может ему просто нравится ставить меня в неудобное положение! Водить туда, где мне не место и говорить то, от чего краснеют даже уши. Но то лишь глупости из моей головы! Ведь в ресторане, что выбрал для нашего свидания Учиха, несмотря на всю помпезность, было красиво, необычно и очень романтично. Огромный аквариум с рыбками, рядом с которым мы сидели, привлек все моё внимание, а приглушенный свет в зале располагал на подкупающую откровенность. Если ещё и перестать фокусироваться на том, что мне в спину оценивающе смотрят три привлекательные девушки модельной внешности в слишком уж коротких для такого места платьях, сидящие за барной стойкой, то вполне себе комфортное заведение! Учиха заказал себе тартар и ребра, помог и мне выбрать блюдо по вкусу (я решила начать с легкого салата!) и стал рассказывать о проведенной неделе в командировке, не углубляясь в излишние подробности, а я и не стала напирать. Сидела и слушала его внимательно, вдумчиво, стараясь вести себя приемлемо для такого общества. — Значит, у тебя часто такие вот рабочие разъезды? — я пила лимонад, то и дело поглядывая на милых рыбок. — Достаточно, — глухо отозвался Учиха. — Если я хочу быть хорошим врачом и шагать в ногу со временем, мне нужно постоянно повышать квалификацию. Медицина не стоит на месте. Я с ужасом подумала, если мне бы пришлось учиться всю жизнь. Не хватит никакой выдержи и нервов! — А тебя всегда тянуло к хирургии? — Да. — И не было желания попробовать себя в чем-то другом? Юристом в фирме или, скажем, учителем младших классов? Итачи отрицательно покачал головой: — Не лажу с детьми. Я задумчиво обвела зал глазами: — И ты каждый день оперируешь? Втянувшись в диалог, Итачи подпер кулаком подбородок, отзывчиво улыбнувшись мне в ответ: — У тебя, похоже, смутное представление о моей работе, милая. В коллективе я самый молодой хирург. Да и стажа работы мне не хватает для проведения самостоятельных операций, это ведь очень долгий процесс. Правда один раз действительно довелось вести операцию лично, но то была вынужденная мера… Так что обычно я работаю в паре с врачом старой закалки. Хороший мужик, опытный, многому меня научил. И одному богу известно, сколько ещё предстоит мне узнать. Да уж, а стойкости Учихе не занимать. Характер и правда железный, раз он готов посвятить всю оставшуюся жизнь врачебному делу! — Ты вызываешь во мне восхищение, — честно призналась я, краснея от восторга. Учиха деликатно сменил тему: — Расскажи, как сходила к Яхико? Как он? — Очень рад был видеть меня, поблагодарил нас с тобой за сладкое. По правде говоря, я ещё с Хиданом виделась, — нехотя призналась я, отводя виноватый взгляд, серьезно раздумывая, стоит ли углубляться в подробности. Но раз уж начала, то, наверное, необходимо Итачи рассказать всё и как есть, чтобы между нами не было недопониманий: — Мы с ним говорили. Сперва моё заявление было встречено молчанием. Итачи нужно было время обдумать услышанное. К этому моменту молодой официант разлил вино по изящным бокалам и удалился. — И что такого нового ты узнала? — отстраненно спросил Учиха, неспешно пробуя восхитительное красное Шато Бордо 1966 года. — Он признался мне в чувствах, — выпалила я. И это было моей фатальной ошибкой. У Итачи в руках мгновенно лопнул бокал. От неожиданности я тихо пискнула, и все в зале смолкли, оборачиваясь на нас. Темно-бордовая кровь хлынула из открытой раны на белоснежную скатерть, а Учиха этого даже не заметил, не ощутил боли. Сжал ладонь с остатками стекла крепче, до хруста сухожилий, сдерживая в кулаке гнев, словно хлыст приготовил. Для меня ли? Он увидел мой ошеломительный испуг, но его это не остановило. Остановило только то, что нас со всех сторон окружили суетливые официанты, предлагая свою помощь. Итачи, не говоря мне ни слова, встал из-за стола и проследовал в туалет, перевязывая на ходу массивную ладонь только что принесенным полотенцем. Пока его не было, скатерть поменяли, вновь украсили стол так, словно ничего и не произошло и даже зажгли свечу в форме сердца, чтобы сгладить обстановку. Формальная вежливость. А я всё это время сидела, сжавшись в спинку стула, казалось, даже не дышала, просто замерла и не могла поверить в то, что сейчас увидела. В уме лишь бранила себя за простодушную откровенность, которая чуть не стоила мне моей собственной головы. Через некоторое время Итачи вернулся за стол и меня пробрала легкая дрожь. — Не на тебя я сорвался, — сухо произнес он, поглаживая свои пульсирующие виски. — Ты не виновата. — Итачи... — Не бери в голову, я решу это. — Итачи... Но он вообще не слышал меня: — Решу это так, как должен был давным-давно решить. — Итачи, заткнись, — рявкнула я, и меня вмиг пронзил его ядовитый взгляд. Я же своими словами буквально бросила вызов вечно раздраженному Учихе, заставляя таким образом замолкнуть и выслушать меня до конца! — Зайчик, ты меня вывести из себя хочешь? — сардоническим шепотом спросил Учиха через стол, а на лице у него не дрогнул ни единый мускул. Опасный вид спокойствия, за которым таится кромешный ад. — Нет, — жестко отрезала я. — Может, ревность увидеть мою во всей красе желаешь? Тебя такое возбуждает? — Что? Боже, нет! — Тогда какого черта, Рен? Какого черта ты подняла тему Хидана за нашим ужином? Мы с тобой на свидании, помнишь? — непонятно было, взывал он себя к «здравому смыслу» или меня. Ясно было одно — контролирует он себя с каждой утекающей секундой всё хуже и хуже. — Я-я всего лишь хотела быть честной с тобой, х-хотела как лучше, — столь глупые попытки сказать простую истину выглядели так, словно я пытаюсь оправдаться перед ним. — Как благородно с твоей стороны. «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Слышала такое? Он поучать меня решил?! — Не мои проблемы, что ты такой ревнивый собственник, заводишься с пол оборота и на пустом месте, — не сдержалась и прошипела я в ответ, стиснув салфетку в кулаке. — Твоя безопасность для меня не пустое место, Рен, — кратко парировал Учиха, подавляя собственную агрессию. — Хидан мне ничего не сделает, не сделает плохо и больно. Да, он признался в чувствах, но пообещал, что эта тема для него пройдена. Мне не о чем беспокоиться, тебе тем более. Я ему не интересна. Это в прошлом. — И ты ему веришь? — Конечно. Дружба и строится на доверии! Мысли Учихи отразились в задумчивой улыбке, впервые за вечер искренне злобной улыбке. Свободной рукой он убрал прядку черных волос, что мешалась, и прикрыл ненадолго глаза, медленно выдыхая. Делал сейчас все, лишь бы контролировать себя. — Хорошо, Рен, милая моя девочка. Я сейчас попробую успокоиться. Попробую не думать о том, что мой некогда лучший друг, всё это время хотел тебя и смотрел на тебя явно не так, как дóлжно друзьям. Я попробую принять тот факт, что он внезапно решил одуматься и отступить от своей позиции. Пробивной и упорный Хидан, у которого в крови заложено соперничество, решил отступить! В каком же Мацураси безысходном положении. Но ты же, прелесть моя, выбираешь опасный путь. Иногда я и правда думаю, что ты так изощренно испытываешь моё терпение. Да, оно у меня есть, но в следующий раз подумай дважды прежде, чем мне о таком говорить. Или ты правда меня считаешь столь благородным, подстать тебе, и думаешь, что я не поеду и не вырву Хидану позвоночник через глотку? Итачи резал мясо и с остервенением отделял кусок за куском, утопая в своих собственных садистских фантазиях. И сквозь его тяжелое дыхание я слышала тихое-тихое звериное рычание, не предвещающее ничего хорошего. Он бесновался не на шутку, совершенно безбожно говоря все эти страшные вещи про расправу над собственным другом. Слушать это всё было выше моих сил. — Господи, я ведь от тебя без ума, Итачи. Ты и правда бываешь романтичным, доказательство тому хотя бы подаренные красивые цветы. Но порой ты такой невыносимый чертила! — мне захотелось ударить Учиху, но я лишь резко встала из-за стола, извинилась перед ним и направилась в дамскую комнату дабы привести себя в порядок, распутать клубок дурных мыслей. В голове поднялось бормотание десятка голосов. Да что он себе позволяет?! Ревнует меня? Я буквально ничего не делаю, чтоб выводить его на такие эмоции, а он все равно гневается, все равно лихорадит и бредит о чувствах Хидана ко мне. Учиха такой собственник, и нет в этой патологической ревности никакого очарования. Сердце досадливо заболело. Пока я умывалась холодной водой, пытаясь прийти в себя и остыть, пару раз выругнувшись отборным матом, который выучила от Дейдары, сзади ко мне подошли две девушки, что сидели ранее за барной стойкой. Я выпрямилась, аккуратно промокнула лицо одноразовой салфеткой, выбросила её в урну и посмотрела на незнакомок через зеркало. Модели, точно. — Ты от кого тут? — вопрос от одной из красоток застал меня врасплох. Я сперва даже не поняла, что он был арестован именно мне. — Язык проглотила? Новенькая, что ли? Ресторан «Обливион» наша территория, и тебя мы видим тут впервые. Так что уходи. Я резко развернулась к девушкам, ощутив незримую угрозу. Теперь уже оценивающе уставилась на них снизу вверх. О чем они вообще? Какая такая «территория»? Мы что в Сафари, где каждый львиный прайд охраняет свою территорию? Вблизи девушки показались мне не такими уж и идеальными. Может виной всему приезжий и слегка фальшивый акцент или неопрятность? У одной скатался под носом тональный крем не её оттенка кожи, вторая изо всех сил пыталась поправить тесный бюстгальтер, прикусывая заусенец на пальце. Вблизи они обе смотрелись вовсе не очаровательнее, а вульгарнее. Я проигнорировала их пустые претензии, собираясь было обойти девушек, как они перегородили дверь. Я не испугалась (уже проходила подобное с Карин!), а просто натурально ошалела и взбесилась. И злости мне придавал незаконченный разговор с Учихой. Эти курицы сейчас попадутся мне под горячую руку, и я за себя не отвечаю! — С дороги, — твердо произнесла я без дрожи в голосе, глянув на девушек с ледяной яростью. — Ты смотри! А по виду и не скажешь, что такой голосок резкий у малявки, — переглянулись девицы, загоготав. — Слушай, овца, отсюда выйдешь только через черный ход и без своего спонсора. Свалишь с нашей территории подобру-поздорову, пока мы не выцарапали тебе глаза. А ещё... — Нет, это ты слушай меня, милая, — я ткнула в грудь одной из желчных девиц пальцем, грозно прошипев. — У меня там в зале сидит злой и очень нетерпеливый мужик. Уж поверь мне, ему даже повод не нужен сорваться на кого-нибудь. Так что пока ресторан не воспламенился нахер диким огнем, выпусти меня отсюда, твою мать. Я ухитрилась славировать между ничего не понимающими эскортницами, злобно толкнув дверь. Официант, что проходил мимо, увернувшись от двери, споткнулся и с грохотом завалился на пол с посудой. Я помогла несчастному поднять два уцелевших чудом бокала, виновато извинилась и двинулась в сторону своего столика. И в этот самый момент я увидела, что девушка с длинными огненными волосами, третья подруга этих дурех, что зажали меня в туалете, стоит возле нашего с Учихой столика. Стоит вплотную и откровенно флиртует с моим Итачи! Я это поняла по её светящимся глазам и кокетливой улыбке. Он ей понравился. И я бы могла заревновать, если бы не лицо Учихи в этот самый момент, что выражало абсолютное, полное ни-че-го. Он молча дослушал девушку, странно кивнул про себя, устало запустил руку в свои волосы, явно что-то обдумывая. Все его движения были такими элегантными и завораживающими, только за взглядом таилась опустошенность, полный распад. Но люди видели лишь изящное самообладание. Итачи поднял черные глаза на незнакомку и прошептал нечто такое, улыбнувшись в ответ на её непристойное предложение беспощадной улыбкой, что не по себе стало даже мне. Холод лизнул меня меж лопаток. Девушка же пошатнулась, что-то вымолвила в забвении, а Итачи в ответ на её не то вопрос, не то утверждение незаметно для других отодвинул краешек своей белоснежной рубашки у самого горла, оголяя свои шрамы для нее. И этого хватило. Эскортница прижала сумку к груди и поспешила удалиться. До меня донеслось лишь: «безумец». Одному богу известно, что такого он ей сказал, но в его собственном образе было нечто зловещее и триумфальное. Наверное, Хидан был прав. Мы с Итачи одержимы лишь друг другом. Ведь он ждал только меня, и я вернулась к нему, хоть и была недовольна его манерой речи и всеми этими колкими словами. — Я... я остыла, извини меня, — кое-как скомкано проворчала я, садясь на свое место, придвигаясь ближе к столу. И правда было ощущение, что я выпустила пар, когда сорвалась на бедных девушках. Но они же совсем не виноваты в своем образе жизни, наверное... Не знаю. У меня проснулся аппетит, а ещё интерес. — Чего она хотела? — Общения, — невзначай признался Итачи, явно не собираясь делиться подробностями. Ну какой скрытный! — Было похоже, что ты её чем-то напугал, — глупо было отрицать факты! — Это и к лучшему, — задумчиво поджал губы Итачи, заботливо подавая мне кусочек ржаного хлеба, когда официант принес мой салат. — Ты даже не представляешь, как это тяжело, когда твои границы не соблюдают. Глупые девицы, выросшие на сказках, внимая какому-то неведомому мне образу, видят во мне прекрасного принца. — Ты им просто нравишься, — констатировала факт я, пытаясь прожевать вкусный салат, нанизывая на вилку как можно больше еды. Не очень женственно, Рен: — Ты ведь классный! Но Итачи продолжал оставаться угрюмее грозовой тучи. На мой комплимент ему, похоже, было по барабану. Облокотившись о спинку стула, наблюдая за рыбками в аквариуме, он произнес: — Рен, если бы я им «просто нравился», они бы не фотографировали меня исподтишка, не смотрели бы так жадно. Ты вот мне каким предлагаешь быть с ними? — Более терпимым, — не то спросила, не то предложила я, улыбнувшись, как полная дура, когда наконец дожевала. Итачи с грустью покачал головой. — Нет. Окажи им хоть толику благосклонности, у них башню сорвет. Я не собираюсь никому подыгрывать из вежливости и позволять так обходиться со мной или с тобой. Мне кажется, Учиха определенно считает меня глупой девчушкой, явно не понимающей происходящее вокруг. Но я понимаю. И даже больше, чем хотела бы, просто не показываю этого, по наитию желая лишь поднять ему настроение, развеселить или отвлечь от дурных мыслей. Хотя всё чаще мне становится очевидным, что я со всем своим стремлением познать и понять его бессильна против его бесконечно мрачной натуры. Сейчас, сидя с ним за одним столом, я переняла его настроение, ощутив прилив острой тоски. И то явно был не кислый томат из салата. Эта червоточинка тревоги в сердце разрасталась медленно, но верно. И я окончательно поникла. И вот куда я лезу? Пытаюсь помочь взрослому мужчине своими глупыми советами, а для чего? Мысли о собственной ущербности давили все сильнее. Мы официально не в отношениях, я ему буквально никто по общественным меркам. Я скорее зайду за стремную содержанку, чем за равную Итачи, за его девушку. Беспокоит ли меня это? Задумалась я об этом в первый раз. И от того я немного задрожала, отложив вилку. Наше общение с ним держится только на взаимном интересе. Вот и всё. И если я перейду черту, надоем ему или наскучу, ему ведь ничего не стоит выгнать меня из своей жизни. Забавный факт, обидный, но правдивый. От осознания того, что он с легкостью может сейчас закрыть счет в ресторане, преспокойно попрощаться со мной и поехать к кому-то другому, мне стало просто страшно. От подобного рода рассуждений я впервые испытала ревность. Слишком привязана к нему. Я и правда загрузилась грустными мыслями. — Что такое, ангел мой? — Итачи внезапно перевел на меня всё внимание, нахмурившись, пытаясь прочитать настроение по моим стеклянным глазам. — Размышляешь, могу ли я быть с другими девушками? Спать с ними? Могу. Ведь мы с тобой не в отношениях, и я тебе ничем не обязан. Казалось бы. Но, Рен, прошу, не думай так обо мне. Я, знаешь ли, верен только тебе. Слово «верен» прозвучало так честно и добро из его уст, которыми он обычно всех вокруг бранит, что мне захотелось его благодарно обнять. Я так люблю, когда он позволяет себе быть добрым! — Я тоже люблю тебя, — прошептала я в ответ на его признание в любви. Ведь это было именно оно. Как Учиха влияет на мое настроение! Я ведь буквально заискрилась от восторга и сердечной благодарности. Облизнув губы, я сняла туфельку под столом и незаметно погладила его по ноге. — Знаешь, ты такой красивый, — прошептала я, наблюдая за тем, как он неспешно растягивал трапезу, все ещё придерживая левую руку в кулаке, зажимая полотенцем рану: — Но мне правда не нравится, когда ты злишься. — Что ещё скажешь? — вредно, но игриво произнес парень, и я подняла ступню выше. Уже не поглаживая, а надавливая, находясь в опасной близости от его причинного места. — Не это я хотела услышать от тебя, — я приподняла подбородок, хитро сощурившись. — Буду работать над собой, — он понял, как я хочу. Я ещё немного его погладила под столом по ноге, по коленке и уверенно двинулась ножкой выше, ощутив, что он твердый. Итачи такая вольность определенно понравилась, но он все равно предупреждающе шикнул на меня, приказывая быть аккуратнее в выборе игр. — Не перегибай, Рен. — Не перегибать? — повторила за парнем я, невинно похлопав большими ресницами. Я стала надавливать на его член. Увидела в этот момент, как неестественно дернулся Итачи, прочистив горло. Ступней я уперлась ему в пах, ощутив в полной мере его эрекцию. Возбужден, хочет меня. У него стоит. Учиха полоснул по мне злобным взглядом, ловко просунул одну руку под стол, крепко и грубовато ухватив меня за лодыжку. В этот самый момент к нам подошел официант. — Вам все нравится? — О, д-да, — я услышала, как у Итачи на полуслове глохнет звук где-то в горле, но продолжила свое баловство. — Десерт не желаете? — Нет, — уже сурово ответил Учиха***
Есть вещи, которые просто хороши: холодный ливень за окном, приглушенная музыка в его машине. «There's something inside you It's hard to explain They're talking about you, boy But you're still the same»* Его ладонь на твоей коленке, твоё томное дыхание на его губах и горячие взаимные поцелуи. Мокрые, требовательные, нуждающиеся, желанные. Какой же у Итачи требовательный язык! Он целовал меня в губы, щеки, шею. Дворники машины уже давно не справлялись с проливным дождем, барабанившим по лобовому стеклу. Итачи решил их просто отключить, оставив лишь заведенным двигатель. Мы сидели вместе в его черной машине на парковке нашего университета в кромешной темноте и не могли никак насытиться друг другом. Я готова была буквально оседлать его на водительском кресле, но какие-то остатки благоразумия раз за разом брали вверх. Хотя Учиха хотел меня, я знала это практически наверняка. Хорошее было бы завершение свидания, не думаете? — Мне идти пора, — прошептала я, ощущая жар под собственной кожей. Бабочки порхали внутри, тело отзывалось на требовательные мужские поцелуи, а трусики уже давно намокли. Хотелось больше, требовалось продолжение, я так тосковала по нему. — Комендант будет психовать. Боже, что же ты говоришь, благоразумная наша? — Я... провожу тебя. Не вопрос — утверждение. Итачи гладил меня по талии с блеском в глазах, опасно опускаясь к краю моего платья. Ему так не хотелось отпускать меня. Добежав меньше чем за минуту до общежития, мы вдвоем промокли до нитки. Моя куртка неприятно потяжелела от воды, да и Учиха выглядел не лучше! Мы тихо прокрались мимо коменданта, что дремала под американский ночной ситком. Было давно уже за полночь. Я не могла унять восторга и перестать хихикать, до того мне всё это казалось запретным и запредельным. Словно бы я нарушала закон! По штатным правилам университета нельзя было находиться гостям в общежитии после формального отбоя. А Итачи был не просто гостем! Он был мужчиной, которого я решила пригласить в свою комнату. Увидят соседки по этажу — могут поднять нешуточный скандал. Но почему-то сейчас меня совсем ничего не пугало. Учиха покорно следовал за мной, уже понимая, какую именно игру я затеяла. Я шёпотом рассказывала Итачи глупую шутку, хрипло смеясь и поднимаясь по ступенькам в обнимку с букетом подаренных пионов. Ноги гудели от усталости, туфли промокли, а неутолимая живость нашего с ним разговора не давала мне нормально набрать воздуха в легкие. Я была невероятно счастлива! До этого момента... — И тогда я Изуми сказала, что мать нам обеим взбучку устроит! — хихикала я на последнем издыхании, рассказывая Учихе историю из жизни с сестрой. Но Итачи мне ничего на это не ответил. Его резко что-то насторожило. Он внезапно стих, замерев позади меня. Я поняла это несколько позже, когда поднялась на две ступеньки выше него. — Рен, — голос этот пронесся ко мне со спины, преодолевая космическое расстояние. Он ворвался в мой изнеженный мир подобно огненной стреле, вмиг вспоров мою броню, попав в самое слабое место. Сердце подпрыгнуло к горлу от этого голоса. Голоса Саске. У меня перехватило дыхание. Я сперва замерла, борясь с собственными кошмарами, затем очень медленно обернулась сперва на своего Итачи. — Не послышалось ли мне? — Не послышалось! — заверещало сердце в грудине от страха. Лицо Итачи в этот момент озарилось садистским восторгом, напугавшим меня. Он перестал держать себя в узде. Совсем. Ликующий от бешенства, он развернулся и выжидающе уставился на младшего брата, что стоял в двух метрах от нас, у первой ступеньки, держась за перила. Саске всё это время следовал за нами по пятам?! Я испуганно перевела глаза с беснующегося Итачи на младшего Учиху, и вмиг моё сердце сжалось тысячекратно. Я ведь испугалась и разозлилась подобно Итачи, захотела разразиться слезами и сбежать. Я опасалась. Смешалось все, не давая думать, не давая мыслить и даже дышать. Я лишь остолбенела в ожидании. — Рен, — сиплым голосом вновь произнес Саске моё имя впервые с того дня. Одетый в черные джинсы, темно-лиловую толстовку с капюшоном и куртку из питона, Саске глядел на меня из под рваной челки. До этого самого момента для меня Саске был лишь далеким воспоминанием, отзывающимся в периферии моего сознания ничем большим, чем мглой печали. Но сейчас он, искалеченный, изнеможённый и пугающий, предстал передо мной и Итачи. Для чего он здесь? Лампочка тускло мерцала в лестничном пролёте, отбрасывая белесые пятна на стену, на нас, нарушая опасную тишину неприятным жужжанием. Я раньше даже не замечала, что электричество имеет свой особый запах. Саске всё стоял у первой ступеньки, глядя уставшими, бесцветными глазами только лишь на одну меня. Его совершенно не интересовал старший брат. А зря. Зачем ты подошел к нам, Саске? Я пыталась прочитать намеренья по языку его тела, по ничего не выражающему землянисто-серому лицу. Саске был не просто нечитаемым для меня, он целенаправленно скрыл от меня абсолютно всё. Олицетворение пустоты. Что тебе нужно? Сломанной рукой, что была у него в гипсе прижата к груди, он медленно и не без усилий протянул мне чёрный пакет, другая его рука — невредимая, была намерено скрыта за спиной, словно он спрятал там что-то ещё. Что же? Не зная почему, но в этот момент мы с Саске сцепились взглядами. И что-то меня заставило поддаться, ослабить собственную бдительность, ибо посмотрел он совершенно беззлобно, хотел лишь что-то передать. Я по наитию спустилась на две ступени ниже, протянула к пакету руку, напрочь забыв обо всех человеческих инстинктах. Мне лишь казалось, что, возьми я в руки принесенное Саске, он развернется и уйдет восвояси, и всё закончится, всё разрешится, время пойдет вновь, все кошмары останутся далеким дурным сном, а я вновь обрету мир в собственной душе, склею разбитые осколки собственного сердца и... засияю. Но я даже не успела коснуться пальцами матового пакета, как Итачи сам молниеносно перехватил его, буквально вырывая из некрепкой хватки младшего брата. Саске от такой природной силы дернулся на месте, но все же устоял на ногах. Лишь перевел на Итачи вмиг потемневший, ядовитый взгляд, исказив израненное лицо в гримасе презрения. Он ненавидел старшего брата всем сердцем. — Вон пошел! — протянуто зашипел Итачи, показав звериный оскал, обнажив клыки. Казалось, открой он рот вновь, оттуда вырвутся языки пламени, до того ореол ярости над ним бешено вспыхнул. Итачи целенаправленно спустился на ступеньку ниже к брату, закрывая полностью меня, тем самым показывая, что он ничерта не шутит. Мне оставалось только крепче прижать букет пионов к себе, лишь бы унять дрожь. Меня стало сильно трясти, от веселья не осталось и следа. Саске. Итачи. Они оба сейчас были похожи на зверей или даже монстров, готовых разорвать друг друга. Вся аура Итачи задребезжала от гнева, обожгло и меня саму. Я не знала, кого боялась больше. Опасно тихого Саске, держащего по-прежнему одну руку за спиной или моего Итачи, готового немедля напасть с когтями. Наглотавшись тьмы, мне хотелось лишь немедля взмолить и одного, и другого Учиху к благоразумию. Но я знала, открой я рот сейчас, для одного из них это станет последней каплей. Я всегда делала только хуже из-за собственного невежества. Больше я так не поступлю. — ВОН! — зашипел вновь Итачи. Последнее предупреждение. Саске ничего не ответил ни мне, ни брату. Лишь поджал нижнюю рваную губу и склонил голову набок, взглянув на меня в последний раз бесстрастно, холодно, загадочно. Его черные глаза впились в мои. С этим пакетом он хотел мне что-то передать, напомнить о чем-то важном, но не смог. Итачи вмиг переломал все его попытки добраться до меня. Саске сделал шаг назад, растворяясь в тенях. Итачи сразу взял меня за локоть и сам потащил за собой в мою же комнату с такой силой и упертостью! Я смиренно плелась за ним, не смея оборачиваться назад или смотреть по сторонам. Да и не хотелось вовсе. Я была страшно напугана. Общежитие уже давно спало, в темном коридоре ни души. Мы зашли в мою с Сакурой комнату, соседки не оказалось. Она наверняка снова ночует у Хатаке, тем лучше для меня сейчас. Она хотя бы не станет свидетелем того, в какое состояние погружается Итачи по милости Саске. Я тихо закрыла за нами дверь, включила свет, скинув ненавистные туфли, и положила букет цветов на рабочий стол, чуть не столкнув стопку книг. В комнате было холодно, батареи грели совсем немного. Итачи прошел к моей кровати и вытряхнул на покрывало содержимое пакета с нескрываемым раздражением. — Моя куртка! — искренне удивилась я, когда из пакета вывалилась моя джинсовка. Господи, та самая джинсовка, в которой я пришла на вечеринку к Саске в ту ночь! Да, я пришла в ней и в цветочном платье, которое на мне разорвали... Я с надеждой взглянула на Итачи, желая прочитать ход его мыслей, и сразу об этом пожалела. Он стоял и, казалось, даже не дышал. Глаза его, въевшись в мою куртку, пылали диким огнем, желваки на лице свело от ярости. Недолго он был погружен в состояние оцепенения. Молча развернулся к выходу, сжав кулаки до белесых костяшек. — Куда ты? — пролепетала я, еле успевая за ним. — Убить Саске, — бросил Учиха, схватившись за ручку двери, но я не дала ему выйти из комнаты. Я всем телом навалилась на эту самую хлипкую дверь, захлопывая обратно. Он сдурел?! — Я тебя не пущу! — чуть ли не задохнувшись от возмущения, прошептала я. — Я не спрашивал твоего разрешения, — взъелся он, опустив лицо на один уровень с моим, словно бы специально собирался отпугнуть, следом он незамедлительно прошипел: — Или ты его защитить хочешь?! Думаешь, он этого достоин? Достоин твоего милосердия?! — Итачи! Не в милосердии дело. А ну прекрати так злиться! — я не придумала ничего лучше, чем обнять лицо Учихи ладонями с необходимостью немедля успокоить парня. Хотя сперва он даже не дался мне, но сопротивлялся все же недолго. Выругался в пространство и нехотя посмотрел на меня сперва со злобой, потом весь его пыл стих, оставив лишь угрюмое раздражение и смутное разочарование от собственных мыслей. — Почему ты отговариваешь меня? Не видишь, что ли, что я и так еле держусь? — гортанно заныл мужчина, преисполненный разочарованием и не сбывшейся мрачной мечтой. — Ты же знаешь сама, зачем он пришел сюда. Он думает, я это так оставлю? Ну уж нет. Разве ты сама не зла на Саске? Разве не желаешь смерти моему брату после всего? Это был бы поистине трогательный подарок от меня, Рен. Всё для тебя. Лишить его возможности быть, стереть его существование... Ужаснувшись услышанному, я закрыла рот Итачи своей маленькой ладонью, не давая его мыслям обрести форму проклятых слов. Неужели он и правда думает, что я пойду на такое? Да, я зла на Саске. Зла, как никто другой, и у меня есть на это полное право. Но убить? Сама эта мысль, само это слово вводит меня в такой ступор, что немеет не только язык, но и само моё сознание. Меня воспитали иначе, иначе и устроено мое миросознание. И как бы я не хотела мести для этого нечеловека, я не могу желать ему смерти, не имею на это прав. Я ведь всего лишь человек! Желала ли я ему мучений, когда мне было больно — да; возмездия, когда я молила о пощаде — да. Но лишить жизни? Это все выше моих сил. — Слушай меня, Итачи. Смотри на меня, — я с беспокойством смотрела на своего мужчину, — Братоубийство не принесет тебе желанного облегчения. Насилие порождает насилие и это не выход, лишь капкан! Нет, я не хочу даже думать об этом, вырисовывать эти мертвые образы в своей голове, не хочу даже дышать этими эмоциями. Омертвлять кого-то в мыслях чудовищно. Пагубно для психики! Подобные мысли хоть и влекут, но несут горечь и боль, и нет им места в моем сердце. Но, Итачи, почему же ты продолжаешь так безумствовать? Почему ты не в силах взять под контроль свою темную сторону именно сейчас? Ведь ты нужен мне здесь и сейчас, в себе. — Хочу ему сердце вырвать, — процедил сквозь зубы Учиха так яростно, что я вмиг убрала руки от его лица и с силой вжалась в деревянную дверь, стараясь не терять самообладание перед его злой стороной. Точно Дьявол передо мной, не мой Итачи. Нельзя его выпускать из комнаты. Парень смотрел на меня выжидающе и с неким вызовом, травя свое эго лживыми надеждами, что я внезапно передумаю и дам ему возможность пройти и свершить задуманное. Как именно он желал это сделать? — Еще не поняла? Притащить его сюда и размозжить на твоих глазах его голову, — подкинула тень за моим левым ухом, и я побледнела. Кошмар какой! — Не думай об этом. — Все, что находится за пределами этой комнаты — лишь пустое прошлое, — зашептала я, ощутив, как пересохло у меня во рту от страха. Я постаралась отогнать всякую дурноту. — Прошу, успокой свою ярость. Такое кровожадное исступление тебя погубит, — теряясь в мыслях с каждой секундой от нарастающего беспокойства, я ощутила давление своего собственного сердца на ребра, в груди закололо. Я ведь совсем не знала, что нужно говорить в подобной ситуации человеку с такими безумными эмоциями. Я знала лишь то, что Итачи сейчас не шутит, не дразнит меня. Он говорит на полном серьезе! Не пугает меня, не угрожает, а обозначает свою цель. — Если мой племянник что-то решил, его невозможно отговорить от задуманного! — прозвенел голос Мадары в моей голове. Этот бесконечный поток голосов сводил меня с ума. — Конечно, я злюсь, милая Рен, — морщинки на лице Итачи стали глубже, взгляд — запредельно чернее, а голос — в разы ниже. Казалось, его не только злит вся эта ситуация, но и нехило возбуждают собственные садистские стороны. Итачи сейчас полностью теряет контроль над собой. — Ты даже близко себе не представляешь, насколько я, блять, злюсь. Насколько сильно хочу сломать его, задушить в нем жизнь. Саске ведь посмел прийти в общежитие, посмел подойти к тебе и принести что-то. К тебе, Рен! — Плевать мне, — я отрезала поток его брани. — Итачи, пойми, мне плевать на Саске! Пусть он делает всё, что ему угодно. За всё им содеянное он заслужил лишь забвения, и я так сильно хочу забыть о нём раз и навсегда. Мне важен лишь ты и твое состояние. Очнись наконец! Сейчас ты плохо себя держишь в руках. Своими словами и тем, что у тебя на уме, ты меня очень сильно... пугаешь. Я боюсь тебя, Итачи! С каменным взглядом парень стиснул зубы. Против собственной воли он отпрянул от двери, от меня и отошел в противоположную часть комнаты, показательно создавая дистанцию между нами, чтобы я успокоилась. Я облегченно выдохнула и только сейчас заметила, что Учиху самого нехило потряхивает. Его мраморные руки дрожали, пока он сжимал и разжимал кулаки, решив начать наконец контролировать свое подсознание. Сам Итачи выглядел, как встревоженный зверь. В моем горле образовался комок. Надо продолжать говорить с ним! — Что же с тобой происходит, любимый? Почему же ты такой..., — тихое шипение в моей голове заставило меня смолкнуть на полуслове. — Почему я такой злой? Почему хочу все вокруг разрушать? Почему хочу убивать? — Учиха бросил на меня летучий взгляд и отвернулся к окну, скрестив руки на груди. Теперь у него дрожали не руки, а губы, смазанные в кривой улыбке: — Потому что у меня психопатия, Рен. Расстройство такое. Он сказал это непозволительно просто. Я сперва даже и не поняла, что он обнажил ту часть, о которой никогда и никому в жизни не собирался рассказывать, но мне рассказал. Здесь и сейчас. «Психопатия»? Что это? — В чем это выражается? — я подала охрипший голос, стараясь казаться сведущей в этих делах, но это было не так. — А ты разве не заметила еще? В бессердечности. — Но ты не... — «Не такой»? — уже вымученно улыбнулся Учиха, словно посмеявшись над моими дурацкими, наивными предположениями. Его внезапно нехило тряхнуло. — Правда так думаешь? Все веришь, что мои перепады настроения обусловлены тяжелым периодом в жизни? Удивляет меня твоя способность видеть даже в звере прекрасное, за это так люблю тебя. Я неуверенно подошла к Итачи, желая тронуть его за плечо, дабы он ко мне развернулся. Я лишь хотела взглянуть в его глаза в этот самый момент, узнать, что именно сейчас он чувствует, о чём думает, говоря мне все это! Но он не поддался. Дернулся, не поворачиваясь ко мне, не отвечая на мою нежность. Я не стала более напирать, лишь осела на собственную кровать в одиночестве, опустив глаза в пол. Усталость от такой новости, от встречи Саске, от всего происходящего легла на мои плечи и отдавала звоном в голове и сковывающей болью в шее. Почему с ним именно так? Почему со мной именно так? Что с нами происходит? Мы молчали долгие минуты. Я многое для себя осознала в этот момент, но все равно осталась непреклонна в своих собственных чувствах. — Все равно... люблю тебя, — неслышно прошептала я, утирая от усталости лицо. Плакать не хотелось, хотелось быть сильной. Идиотка. Итачи, услышав мои слова, услышав даже, казалось, мои мысли, в итоге повернулся ко мне, властно глянув сверху вниз, оценивая мое собственное удрученное состояние. Какая я для него сейчас? Какой он видит меня? Самоотверженной идиоткой? Идеальной добычей? Девушкой с синдромом спасателя? Желанной. Молчание нарушать никто не решался. Учиха пристально смотрел, а я просто ушла в себя и свои нерадужные мысли. Мне нечего было более сказать. Все и так было предельно понятно. Новостью о том, что он страдает от психопатии, Итачи осадил меня и обезоружил одновременно, но мне не хотелось лукавить. Я догадывалась и раньше, что его агрессия может быть связана с чем-то более глубоким, неподдающимся контролю или какому-либо здравому смыслу. — Ты хочешь побыть одна? — решительно спросил он, надежно скрывая от меня собственную тревогу в голосе. — Сядь, Итачи, — поправив свои длинные волосы, я пригласила его на стул перед собой, устало прошептав: — Твою рану на руке ведь надо обработать. Учиха послушно отодвинул стул, сел напротив и положил свою собственную пораненную руку на стол специально для меня и моих манипуляций. Я достала нашу с Сакурой женскую аптечку из под рабочего стола, плюхнув ее на кровать. — Ватка, спирт, щипцы, — командным тоном отчеканил Учиха, на что я глянула на него сердито. — Ещё слово и попадешь в медпункт с шишкой на голове, — не весело, а угрюмо подумала я. Он всё понял и досадливо хмыкнул. Забавно ему, наверное, смотреть на то, как девчонка без медицинского образования и особых умений вызвалась обработать руку хирургу. Он-то сам справился бы за две минуты, но мне хотелось сделать это самой! Мне хотелось отвлечься, оказать заботу или проявить нежность, помочь ему хоть так, ведь я чувствовала перед ним глупую вину. За всё подряд. Чертовы комплексы! Аккуратно размотав тряпку, я подавила в себе всякое желание отвернуться от отвращения или выругнуться вслух. Запахло кровью. Рана его выглядела ужасно, но ничего смертельного. Я сдержала в себе неприязнь. Кровь местами уже запеклась, но само увечье необходимо было хорошенько обработать. — Ты что, крови больше не боишься? — тон голоса Итачи с мрачного изменился на удивленный. Он совсем не скрывал заинтересованность этим «загадочным» феноменом. Склонил голову, внимательно наблюдая за любым изменением на моем побледневшем лице. — После всего пережитого? Уж после того, в каком состоянии я видела Яхико? — я подняла на Учиху мимолетный усталый взгляд, протерев глаза тыльной стороной ладони.— Нет, Итачи, я больше не боюсь крови. Испытываю небольшое беспокойство, но никакой паники. Я не могу себе позволить более бояться. Внимательно склонившись над раной, я вытащила все осколки пинцетом, обильно полила перекисью ладонь Учихи. Рана сразу зашипела, запузырилась и очистилась от потенциальных бактерий. Потом я бережно обмотала его большую ладонь бинтом, сделав аккуратный бантик на тыльной стороне ладони. Наверное, это было лишним... Но Итачи оценил мои труды, мою заботу и добродушно погладил этой самой рукой по моей голове, хмуро улыбнувшись. Погладил неожиданно нежно, словно бы успокаивая меня после ссоры. Как будто бы это от меня в комнате опасно накалился воздух! — Никогда больше так не злись, — буркнула я, показывая всем видом, что так просто он от меня не отделается. Я ещё не забыла его ядовитые слова о Хидане в ресторане. — Ревность это просто ужасно. Особенно, если она безосновательная. Ты ведь стал позволять себе все более резкие высказывания. — Думаешь, меня подводят собственные инстинкты? — ему явно не понравилось, что я не поддаюсь на его ласку и не сворачиваю с темы. — Если меня охватывает мысль, если она подпитывается дурными эмоциями, я не могу ее держать в узде. Не могу и зачастую даже не желаю. Не горжусь этим, но я такой. Но раз ты у нас такая умная девочка, что прикажешь мне делать? Хитрит со мной? — Пойти к врачу, — робко произнесла я, нервно сглотнув. Я знала, какая реакция скорее всего последует за моим предложением и могла лишь уповать на понимание Учихи. Но этого не произошло. Итачи, сидевшего напротив меня, переключило. Он злобно прыснул со смеху, запустив руку себе во влажные после дождя волосы, совершенно не скрывая раздражения: — Ты, верно, шутишь? Вся его ласка испарилась. Он просто не поверил мне. Моя просьба его даже оскорбила! — Нет, — мрачно отозвалась я, скользнув по его крепким рукам. Увидела, как он вновь сжал ладони в кулаки, а вены натянулись и набухли. — Рен. — Итачи, я правда хочу, чтоб ты начал ходить к психологу или психиатру, психотерапевту. Да к кому-то, кто сможет помочь тебе! Ты разве не видишь, что с тобой происходит? — сжав краешек своего черного платья, унимая мандраж, я честно призналась, раскрыв перед ним все карты до конца. Не могла иначе. — Прошу, услышь меня! Я пожелала взять его за руку, нуждалась в нем. Он ведь понял меня, правда же? — Я недостаточно для тебя стараюсь? — он убрал свою руку в гневе, дернувшись всем телом от моего прикосновения, встал со стула и отошел от меня в сторону, к углу, лишь бы вновь создать дистанцию. На этот раз намеренно сделал это для самого себя. Казалось, от всего происходящего он испытывает настоящую физическую боль. Словно бы я своими «безрассудными» словами надавила на его незаживающую годами рану. Я лишь всхлипнула. И тут его впервые сорвало на меня. Он не кричал, но говорил со мной таким угрожающим тоном, что мне захотелось вмиг исчезнуть с его глаз. Он стал до того перевирать все мои слова, что я не могла уследить за потоком его мыслей. Он до абсурда бесновался! — Я делаю для тебя так мало?! Я недостаточно хорош для тебя? Если так, то скажи уже, блять, прямо. Чего тебе не хватает? Хочешь — завтра же увезу тебя в Париж или Ниццу, куда только пожелаешь, куплю тебе что-то красивое и дорогое. Хотя мне кажется, признаться честно, я и так делаю всё, лишь бы тебе было комфортно, лишь бы ты была здорова, в безопасности и спокойна. Что тебе не нравится? — в его голосе я впервые за всё наше с ним общение услышала нотки обиды. Неужели он думает, что я обесцениваю его поступки?! — Итачи, прошу... — Не злоупотребляй своим положением, Рен, — огрызнулся Учиха. — Ты так непоколебим в своих суждениях, Итачи Учиха. Почему сейчас ты злишься на меня? — прошептала я, элементарно расстраиваясь от его слов. Больно же он обжигает… — Я же всего лишь хочу тебе помочь. — Это мне-то нужна помощь? — он высокомерно вскинул подбородок, не скрывая брезгливости: — Я не понимаю тебя, поэтому и злюсь. Ему мое беспокойство было только в тягость. — Итачи, я ценю тебя, люблю тебя, и ты это знаешь. Ценю всё то, что ты делаешь для меня! Уж то, что было между нами всего через несколько недель после той вечеринки о многом говорит. Я ведь думала, что мужчин не подпущу к себе больше никогда в жизни. Но мы с тобой стали так близки друг к другу. И это я не только про физическую связь! Неужели ты думаешь, я желаю тебе зла? Я доверяю тебе себя, и ты мне доверься. Потому что я вижу, как тебе непросто, как тяжело и порой невыносимо. Прекрати уже. Я же не дура, я всё прекрасно чувствую и понимаю. Но нельзя так. Нельзя жить с такими перепадами настроения, с таким грузом на плечах, с таким прошлым, о котором ты мне совсем ничего не рассказываешь! Итачи полностью отвернулся от меня, внимательно слушая и параллельно с этим что-то обдумывая. Но я не собиралась отступать. Не в этот раз. — Меня пугают твои перепады настроения, ты сам порой сильно пугаешь меня. Ведь в один момент ты лелеешь меня в любви, а в другой — можешь прижать к стене или оттолкнуть, сделать больно или даже сказать что-то очень неприятное. Ты не просто непостижим для меня, ты непредсказуем. Не позволяй мне бояться тебя, прошу, — я совсем поникла, закусив губу, и расстроенно покачала головой: — Ведь если ты так продолжишь, я не смогу, элементарно не выдержу. Господи, моё сердце не на месте! Это ведь из-за Саске, да? Из-за Саске Итачи в одночасье стал такой бешенный, верно? Я ничего не понимаю. — Ох, Рен, — глубокий тембр голоса Итачи неожиданно нежно обволок моё сердце. — А если... если ты однажды сорвешься и на меня? Не словами сорвешься, а силой. — О чём же ты? — его лицо исказилось в гримасе неверия. От моих слов он не то чтобы устыдился, но раздражение в нем утихло. — Тебе я никогда не наврежу, не сделаю больно. Ведь ты моя. — А если я перестану быть твоей? Если так произойдет, то ты... — Не говори этого, не надо, — он подал уже слабый, практически неслышный голос, прося меня смолкнуть, но я не стала его слушать. Когда голова в ворохе страхов и непонимания, вот так выглядит мой ответ: тихий, но не менее опасный. Я тоже умею говорить неприятные вещи, которые бы стоило держать при себе. Но сейчас я не хотела сглаживать углы, лишь сказать правду, а ещё хотелось разреветься. От уже услышанного злость в жилах Итачи окончательно испарилась, но какой печалью обволокло его ауру и меня саму! Он не хотел, чтоб я озвучивала то, что мы оба и так знали. — Ты и меня не пощадишь, Итачи. Верно? — я подняла на него глаза, полные доверия и жемчужных слез. В моей груди собственное сердце сдавило такой немыслимой тоской, что хотелось закрыть глаза и исчезнуть из мира. Уйти глубоко в себя, закрыться, запереть свою собственную жизнь на замок и больше никого не впускать. Я так быстро устаю. От этого разговора мне становилось только хуже, потому что я ясно стала осознавать, что наша любовь с ним не состоит из одного лишь чистого чувства. Было что-то еще, что-то колючее и нехорошее, что-то, что я раньше упорно не замечала, потому что была безоговорочно им очарована, что-то подобное ядовитому цветку в нашем собственному раю. Оказывается, наш с ним рай состоял не только из роз и яблонь. Был ещё и терновник. И этот цветок зла угрожал погубить всякие чувства между нами. Его темная сторона. Меня обессилило происходящее. Если Итачи продолжит и впредь так упорствовать и беситься, не выдержит ни одно сердце: ни мое, ни его. Я не хочу так, не хочу быть единственным инициатором и созидателем в наших отношениях. Не хочу, чтобы наш райский сад зачах и сгнил или захлебнулся в крови. Если только Итачи не перестанет быть таким демоном. Я молча глотала слезы и пыталась хоть как-то усмирить путаницу в собственной голове. Никак не получалось. Стало больно везде: и в душе, и на теле, и даже в дурной голове. — Я сказала что-то нехорошее, извини меня. Я не специально, — пробормотала я, смотря на свои ладони. От слез всё расплывалось. Я запуталась в этом извилистом лабиринте образов. «Не пощадит меня, не пощадит!» — слова эти звенели в голове, не давая ясно мыслить. Чертова истерика. Итачи внезапно ворвался в мой мир, сцепил свои руки на моих кистях, притянул к себе и наклонился, словно пытаясь узнать, из чего же сделана моя собственная душа. Из слез,из боли
и любви к тебе, Итачи Учиха.
Но я так глупа и наивна. Я так верю, что справлюсь, но я совсем не справляюсь. Моё невежество меня только губит. Я ощутила жар от его пальцев на своих кистях. Он не делал мне больно, лишь считывал пульс. Собственное сердце билось с надрывом. — Любишь меня, значит, — шепотом спросил он, а жар от его демонического дыхания обжег моё и без того красное лицо. И с сожалением в голосе Учиха добавил: — И так боишься меня... Я не смела поднять глаза. — Конечно, боюсь. Я ведь полностью в твоей власти, — я лишь удрученно вскинула плечами, принимая свою судьбу: — Я вся твоя, от макушки и до кончиков пальцев. Мне так непонятно сейчас. Здравый смысл говорит мне, что я пропаду в тебе, растворюсь и исчезну или сгорю. Ведь ты непозволительно просто будешь мной владеть. И я почему-то так этого хочу, желаю этого только с тобой! Я всё-таки несказанно счастлива от этих чувств, пусть порой они меня и пугают. Так что делай со мной всё, что тебе только угодно. Я ведь люблю тебя. Тебе я позволю всё. Протестуя против собственных страхов, я заставила себя посмотреть на него ещё раз. — Всё-всё? — полушёпотом спросил он, глядя на меня. Дистанция между нами опасно таяла. — Всё, — онемела я, лишь шмыгнув холодным носом. Мои слова ему польстили. Он в порочном удовольствии прикрыл глаза, наклонился ко мне и неспешно прильнул к моей шее ледяными губами, продолжая крепко держать кисти моих рук. Я задрожала, собственные веки потяжелели от усталости. И я закрыла глаза, стараясь просто дышать, отдаваясь ему без остатка. Глубокий вдох и медленный выдох. Может, это не так уж и больно, когда тебя ранят? Я открылась ему полностью и позволила. Знала, чего он хочет. Насладиться моей кровью. Всего один укус. Пусть будет так. — Я тебе разрешаю, Итачи, — собственные посиневшие губы прошептали запретные слова, и в ответ от Учихи я услышал лишь хищный рокот. Он с рвением коснулся губами моей артерии на шее. Я затаила дыхание, мои ресницы затрепетали. Учиха тягуче лизнул меня языком, словно проверял на вкус мою бархатную кожу. Ему нравилось. Потом он с замиранием и какой-то легкостью коснулся моей кожи губами ещё раз, и ещё. И ещё. И ещё! И мне не было больно. Он лишь невинно целовал меня. В шею, в ямку за левым ухом, в каштановые намокшие локоны, пахнувшие сиренью и осенним дождем, снова в шею, в уголок моих губ. И не было в его голове даже умысла ранить меня или укусить в момент близости. Он любил меня! Затем опьяненный таким даром Итачи отстранился от меня. — Рен, — моё имя прозвучало необычайно нежно, ласково, словно бы Учиха опасался даже ранить его! Одной рукой Итачи легонько приподнял мой подбородок, заставляя поднять на него краснеющее лицо. Сквозь срывающиеся слезы, я нахмурилась, стараясь придать своему образу серьезности и строгости, но получилась лишь глупая трагичность. Итачи это почему-то улыбнуло. Его взгляд стал более мягким, чем я когда-либо помнила. Он вернулся ко мне. — Ну и дурная ты у меня девушка, — он ласково коснулся своим носом моего. Мои слова лишь снисходительно рассмешили его сердце. В нем самом словно воцарил долгожданный мир. — Я не желаю твоих слез. Наоборот, я обещал себе оберегать тебя. Я не наврежу тебе, не предлагай мне съесть тебя. Съем ведь, дурочка. Я буду требователен, да. Но тебя я буду ценить и защищать всегда-всегда, любимая моя, — он ухмыльнулся, а потом строго нахмурился. — Ты всё делаешь правильно, не смей сомневаться в себе. Ты говоришь мне верные вещи, это я баран упрямый. Иногда психую так, что всё вокруг горит едким пламенем. И сегодня я довел тебя до предела, сам довел тебя до слез. Я не хотел... Извини меня за это, за мою собственную гордыню. Не люблю признавать свои просчеты и недостатки, а их у меня предостаточно, знаешь ли. Не думал я, что признавать свои собственные слабые стороны может быть так приятно. Наверное, виной всему ты и твоё всепрощение. Непонятное мне чувство, но я им искренне восхищаюсь. Он ткнул в мою грудь пальцем, постучав поверх сердца. — Значит, ты... — все слова вылетели к черту из моей головы, а глаза у меня заблестели. Я вытерла остатки глупых слез тыльной стороной ладони, а Итачи погладил меня по влажной щеке. Значит, ты не злишься на меня, дурак! Холерик! Вредина! Индюк! Злюка! У меня появилось непреодолимое желание уткнуться в его грудь. Мой. — Значит, я весь твой, — он договорил за меня сам, не скрывая совсем сияющей улыбки. Такой честной, что улыбнулась и я сама. Он и правда успокоился, взял себя в руки, унял болезненный садизм и вернулся в итоге ко мне. Занавес между нашими мирами вновь приоткрылся. Я стала вглядываться в его поразительно прекрасное лицо, в его глаза цвета черного обсидиана. Глупо было бы говорить, что смотрела я на него «влюбленными глазами». Это звучало бы слишком приторно или даже фальшиво, но весь мой дух был захвачен только им и его существом. Я осознала весь смысл истинной чувственности с Итачи. Я знала, насколько сильно люблю его и даже на йоту не подозревала о том, как сильно он способен меняться рядом со мной. Я наблюдала за тем, как его собственная тьма покоряется мне. Он такой противоречивый лишь потому, что однажды с ним случилось что-то очень плохое, что-то такое, что оставило ещё один грубый рубец на большом мужском сердце. С замиранием духа я вдруг осознала, что однажды узнаю эту тайну, она обязательно разобьет мне сердце, но сейчас... я с ним, и у нас есть время всё исправить. Всё обязательно будет хорошо. Учиха заботливо накрыл мои плечи пледом, укутывая сильнее, пока я стояла и стучала зубами от холода. Уже и забыла, что я мокрая до трусов после дождя! — Рен, — Итачи медленно опустился на колени передо мной, и я ахнула от удивления, онемела от всяких чувств. Учиха Итачи встал на колени передо мной?! — Ты есть и будешь моей не потому, что я хочу владеть тобой, как ревнивый собственник. А потому, что только с тобой мне хочется совершать любовь. За одно только это благодатное чувство я сделаю всё, что ты мне скажешь. Я усмирю себя. Я найду врача, я буду ходить на терапию, я докажу тебе, что способен не только пугать, но и восхищать тебя. Он взял мои руки в свои и преданно коснулся их губами, холодными, но такими родными. — Я ведь тебя так сильно люблю, сердце моё, — прошептал Учиха, стоя передо мной на коленях, и слова эти привели его самого в состояние благодати. Я знала, со мной он чувствовал себя самими собой, а не тем Итачи, обремененным чувством глубокой вины, что преследовала его долгие-долгие годы. Он и правда покорился мне. Сейчас он был там, где и мечтал оказаться. Пусть у моих ног, но перед целым миром. Я готова была избавить его от всех сожалений. Не было между нами недопонимания, не было больше обид. Глубина его взгляда заставила меня поверить в правдивость его слов. Он сделает всё ради меня. И я верила.