Мелодия X

— Знаете, что, ребята, вы гении. Цуда зашел в токийскую студию Х и тяжело опустился в кресло у журнального столика в зоне отдыха. Участники группы переглянулись. — Ну, мы знаем, — скромно отозвался Йошики из-за установки. — А в чем дело? — Ваш альбом разлетается, как горячие пирожки, вот что, — ответил продюсер и улыбнулся, оглядывая растерянных парней, — да и тур прошел просто отлично, я видел много успешных групп, но такие темпы вижу впервые. Вы так легендарной группой Японии станете. — Мира, Цуда-сан, — улыбнулся Хаяши, — мира, не меньше! Мы вчера с ребятами совещались после репетиции, как вы думаете, Цуда-сан, может, нам стоит записать альбом в Америке? — Чт.. а хотя… Вам? Вам, наверно, стоит, — откликнулся Наоши и вздохнул, — куда именно полетите? — Нью-Йорк! — подал голос Хиде, отставляя гитару в сторону и с удовольствием потягиваясь, словно большой дворовый кот. В темных джинсах и свитере, без капли макияжа он меньше всего походил на рок-звезду. Как, впрочем, и остальные. На репетициях они выглядели, как обычные парни из соседнего дома, в них сложно было узнать безумную рок-группу, музыка которой захватывает сердца и несет в бешеном течении. Впрочем, находясь рядом с музыкантами, Наоши чувствовал исходящую от них силу и какой-то теплый свет. Особенно от их лидера. Глядя на музыкантов, он вдруг подумал, что вскоре они перестанут краситься для сцены или же надевать крышесносные свои костюмы. Им это больше будет не нужно. Люди и так идут к ним за музыкой, что мотыльки на свет, а уж дальше… — Будет вам Америка, — продюсер поднялся с кресла, — я позвоню в ближайшее время с предварительным планом. — Ждем! — Йошики скрестил руки в знаке «Х», Цуда хмыкнул и скрылся за дверью. — Ну что, — Йошики оглядел согруппников, — покорим мир? — Мы постараемся, — отозвался Пата, перехватывая поудобнее гитару, — продолжаем? — Да. Успешно продвигался тур Х по Японии. Теперь уже не в разваливающемся фургончике, который того и гляди застрянет посреди дороги, а в хорошем тур-автобусе, с командой менеджеров и помощников. Они играли концерт за концертом, покоряли все большее количество людей, но вот только упрямый Йошики, играя и репетируя без минуты отдыха, все чаще падал без сознания от отсутствия сил, все чаще кривился от боли в мышцах и шее. На советы друзей и менеджеров вести себя благоразумнее только отмахивался, мол, некоторые фанаты, может, больше и не смогут попасть на наш концерт — так как же я могу себе позволить не выкладываться на все двести? Менеджеры и согруппники только вздыхали, понимая, что перечить лидеру бесполезно. Им оставалось только поддерживать его и молиться, чтобы силы окончательно не покинули музыканта. Впрочем, этот тур он пока выдержал. Их первый альбом продавался с сокрушительным успехом, на днях вышедший сингл Week end также пришелся по душе фанатам. В итоге фирма звукозаписи Extasy, которая была основана Хаяши в тесной комнатушке приятеля, смогла перебраться в просторный офис, он смог вернуть матери деньги, что занял для первого своего инди-альбома, и заказать дом в Токио. Йошики грело душу то, что музыка приносит доход, и можно не ютиться в парке на скамейке, как это часто было во времена инди, когда они тратили все деньги на еду и ремонт разбитой сцены и баров… Однако деньги так и не стали целью Йошики, как это часто бывает у людей, — ему по-прежнему была важна только музыка. Цуда позвонил через три дня и сказал, что билеты всем куплены, но есть некоторые детали: группа летит с пересадкой в Лос-Анджелесе, а Йошики так и вовсе через Лондон, а потом Париж. Однако музыкантов это мало смутило, и все с радостью собирались в дорогу. Хаяши носился по своей просторной комнате в квартире-студии, что снимал не так давно. Вещей с собой он брал мало — только самое необходимое, в основном, записные книжки и ручки для записи внезапно пришедших мелодий. Впрочем, он надеялся, что там, за океаном, этого канцелярского добра также будет достаточно. Однако предчувствие поездки, первой поездки в совершенно чужую страну, почти без знания ее языка, будоражило, и музыкант не мог усидеть на месте. Он пятый раз проверил чемодан: блокнот, ручка, сменная одежда, пакет с гигиеническим хламом, документы. Вроде все. Сел на пол, почти точно посреди комнаты. Из открытого по случаю теплого летнего дня окна дул, развевая легкие белые занавески, ветер, он коснулся волос музыканта, взъерошил их, играя. Йошики фыркнул и повернулся к окну, подставляя лицо солнечным лучам. — Когда стану богатым-богатым и смогу купить себе дом, — рассуждал он вслух, — закажу себе такой дом, чтобы там было как можно больше окон. И пусть они будут панорамными! Он рассмеялся, представляя, что вскоре уже сможет играть в таком доме, в его гостиной, где обязательно поместится рояль, и можно будет рождать за ним мелодии, одну за другой, купаясь в свете солнца, что будет литься из окон. От сладких мечтаний его отвлек звонок в дверь. Подскочив на ноги, Йошики бросился открывать. На пороге стоял менеджер, он кивнул с улыбкой и махнул рукой — пора. Йошики кивнул, закрыл окно, подхватил чемодан и рванул к выходу. Менеджер только покачал головой, глядя на бегущего впереди него музыканта. При такой-то прыти понятно, почему его группа так быстро добивается успеха, подумал он, неспеша спускаясь по ступенькам. В такси Йошики вдруг притих, глядя в окно. Всю дорогу до аэропорта не проронил ни слова, на вопросы менеджера отвечал кивком или мотанием головой. В конце концов, тот решил оставить музыканта в покое. А Йошики смотрел на проносящиеся за окном машины, улицы, и его накрывало осознанием, что он сейчас это все покинет. Не просто уедет куда-то на машине, а взлетит в небо и перелетит полмира: сначала в Лондон, потом в Париж и, наконец, за океан. Прикусив губу, он провожал взглядом Токио. Так же, не отрываясь от окна, он сидел и в самолете, глядя на удаляющуюся землю. Слышал, как гулко бьется его сердце, когда самолет оставил Токио позади. Не отрывал взгляда от проносящихся земель, а потом и облаков. — Йошики-кун? — менеджер легко прикоснулся к его плечу. — А? Словно очнулся ото сна. — Обед несут, ты будешь? — Конечно! — наконец-то вспомнил, что с утра смог выпить только чашку кофе, а потом носился по дому, предвкушая поездку, не в силах заставить себя успокоиться и поесть. Но сейчас, в самолете, когда он, кажется, насытился видом земли и неба, и после слов менеджера, желудок напомнил о себе голодным урчанием. Утолив голод рисом и овощами, Йошики попросил плед и, свернувшись в кресле, заснул. В небе бессонница вдруг оставила его. Ему снится огромный концертный зал, огромный зеркальный шар над головой, который отражает свет прожекторов, множит его на миллионы световых зайчиков, что наполняют зал волшебными отблесками прозрачного света. Ему снится, что он стоит на сцене, теплой, деревянной, посреди нее большой черный рояль, а за его спиной небольшой оркестр из молодых девушек-скрипачей. Ему снится, что он поворачивается к зрителям и видит, что их несколько тысяч, они смотрят на него с восторгом и нежностью, рукоплещут и, затаив дыхание, ждут. Ему снится, что он улыбается им в ответ, скрещивает руки в родном знаке Х и садится за рояль. Играет на нем что-то симфоническое, зал замирает в восторге, дышит с ним вместе этой мелодией, а он играет попурри из классических и своих мелодий, наслаждаясь льющейся музыкой, с интересном разглядывая рукава черного, в белую паутину, кардигана. Надо же, почти строгий костюм! Когда затихает последняя нота, зал взрывается овациями, и он чувствует себя счастливым. Йошики обводит довольным взглядом зал, смотрит на рояль и свое отражение в черной, лакированной крышке инструмента. Какая красивая короткая стрижка… — Йошики-кун, пора вставать, мы в Лондоне, надо спешить на следующий рейс! Менеджер трясет его за плечо, Йошики открывает глаза, силясь понять — что такое? А где концертный зал? Почему он в самолете? Моргает, смешной и растрепанный со сна, поправляет рукой длинные, до пояса, волнистые волосы. — Я такой сон видел, менеджер-сан. Такой! — Рад за тебя, — искренне смеется мужчина, — но поторопись, мы уже сели, пора выходить. Йошики кивает и идет вслед за мужчиной, улыбается сну и думает, что отрезать волосы, оказывается, не такая плохая идея. Ему очень даже идет. Пригладив свои локоны, он спускается с трапа, чтобы быстро пересечь летное поле до здания аэропорта, пройти регистрацию на следующий рейс и улететь в Париж. Пока он идет к мини-автобусу, который довезет их до здания, он смотрит в небо. В Лондоне серое небо, дождя — вечного спутника этого города, нет, но его дыхание ощущается во всем вокруг. Йошики улыбается и думает, что надо прилететь сюда еще раз и обязательно осмотреть этот строгий и серый город дождей. Следующий рейс через час, они только и успели, что выпить кофе внутри аэропорта. И вот опять самолет и небо. Теперь до Франции. Город Любви встречает их солнцем и голубым небом. У них есть два часа, и Йошики не отказывает себе в удовольствии найти курилку и достать сигареты. Закуривает, покосившись на следящего за ним из-за стекла менеджера: будешь? Увидев отрицательный кивок, отворачивается. В курилку заходит красивая черная женщина, у нее тяжелые бедра, большая и крепкая грудь. На лице нет ни грамма косметики, а в глазах смешинки. От нее захватывает дух, и она останавливается рядом и просит стрельнуть сигаретку. Она говорит по-французски, но Йошики догадывается о просьбе, достает ей сигарету и щелкает зажигалкой. Женщина что-то говорит ему на французском, Хаяши кажется, что она благодарит за сигарету. Он отвечает ей «не за что» на японском. Докурив, Йошики выходит из курилки, помахав на прощание женщине рукой. Нью-Йорк их встретил в меру жаркой погодой и бешеным ритмом. Йошики восторженно смотрел из окна такси, что везло их от аэропорта до дома, снятом Sony для музыкантов. Мимо проплывали разноцветные вывески и плотный людской поток. А в доме Х ждали не только комнаты для жизни, но и прекрасно оборудованная студия. Впереди запись нового альбома, и Йошики предвкушал работу в этом сумасшедшем городе. Судя по его ритму, он как раз подходит для них, ведь он так же обожает скорость и силу. Согруппники уже ждали Хаяши в доме, они прилетели немного раньше и теперь осматривались. — Привет! — Йошики обнял каждого из них по очереди. — Ну что? Готовы? — Всегда, — рассмеялись те. В этот раз в Америке они задержались ненадолго, лишь наметили первые шаги в чужой стране, обзавелись начальными знакомствами и вернулись домой, чтобы провести пиар-мероприятия для группы. В этот раз Йошики смог уговорить упрямых менеджеров Sony, что выступление группы на телевидении не принесет вреда, но подарит молодым музыкантам еще больше слушателей. И, наконец, упрямство сотрудников фирмы было сломлено, и группа выступила в свой первый раз на Music Station. И хотя нашлись такие люди, кто ругал группу за этот шаг, было гораздо больше иных, тех кто, узнав об Х, радовался новой музыке, и тех, кто, зная о них давно, с улыбкой поддержал группу. Так и получилось, что юный музыкант из Татеямы с пробивным характером и горячим сердцем смог открыть для рок-групп путь к телевидению. А потом у Х начался тур, он проходил в золотой теплой осени на последних воспоминаниях о прошедшем лете и закончился в холодном, промозглом ноябре. Концерт в Шибуе начался в напряжении, как, впрочем, и все последние выступления. Дело в том, что Йошики, оттачивая мастерство, забывал об отдыхе и не жалел бедное свое тело. В итоге в начале концерта Тоши объявил, что не знает, как пройдёт шоу, но они постараются зажечь. Группа вышла на сцену в черной одежде, в которой музыканты были похожи на густые тени. Однако стоило им взяться за инструменты, как мрак рассеялся, и началась музыка. Тоши пел, его голос заполнял зал и сердца людей, гитаристы играли дивные соло, а Йошики барабанил как в последний раз. Вот только на драм-соло он все же упал, скатившись на сцену с возвышения, где стояла установка. Многие фанаты решили, что это такой драматический эффект, однако глаза Йошики были закрыты. Группа притихла, прожекторы слегка погасли. В этой тишине, пока обессиленного лидера приводили в чувство в гримерке, Хиде сел на ступеньку возвышения, где стоял рояль, и заиграл соло. Он играл и играл, из-под его пальцев одна за другой лились мелодии, они охватывали слушателей, задевая у каждого что-то свое в душе. Люди чуть покачивались в такт мелодии, молчали — каждый о своем. Хиде все играл, музыка все лилась, но Хаяши не выходил. И когда уже думали объявлять о завершении концерта, он вышел, бледный как мел, тонкий до прозрачности, с тяжело вздымавшейся грудной клеткой. Он сел за рояль и заиграл Rose of pain, постепенно расслабляясь и пропитываясь тихой мелодией. Рояль всегда даровал спокойствие, помогал забыть об оглушающей боли хотя бы на короткое время. После, на чистом упрямстве Хаяши доиграл две завершающие концерт песни и вновь упал, похожий на металлическом полу ударной установки на сломанную куклу. Придя в себя в гримерке, не мог сдержать слез из-за боли и досады на свое здоровье. Ему так хотелось жить и играть, не думая о том, что для здоровья необходимо сдерживать свои порывы, одно только словосочетание — «сдерживать порывы» выводило из себя. Как сдерживать? Как можно сдержать рвущийся наружу вулкан из образов и мелодий? Как можно играть тише, если музыка требует здесь быстрого и громкого ритма? Как? Йошики сжимал в руках полотенце и тихо скулил раненой лисицей. Хиде опустился рядом на корточки и осторожно коснулся руки друга, зная, что сейчас почти все прикосновения приносят его лидеру боль. — Йо-чан, тебе все же надо отдохнуть. Немножко. А потом мы зажжем с тройной силой. — Да, еще пару концертов, — тихо ответил Хаяши сквозь скулеж. — А потом я все же сдохну прямо на сцене. Так почему бы мне не подохнуть прямо сейчас?! — Пара концертов — это больше, чем ничего? — Хиде заглянул в уставшие глаза Хаяши, — И знаешь, мы все однажды умрем. Но, думаю, нам это надо сделать как можно позднее — для начала покорить весь мир, вдохновить побольше юных музыкантов, а потом с чистой совестью умирать на сцене — кстати, отличный итог для музыканта. Тебе не кажется, что это стоит того, чтобы немного снизить темп, а? Он говорил тихо и с легкой улыбкой, словно мать с ребенком. Иногда его и правда называли мамочкой группы — уж больно страстно тот заботился об ее участниках. Вот и сейчас его тихий голос и слова заставили Йошики улыбнуться и вспомнить маму, которая успокаивала сына, который, еще будучи школьником, играл дома на установке или пианино и забывал об отдыхе. — Я отвезу тебя домой, в Татеяму. Хиде поднялся на ноги, глядя на приободрившегося друга. Тот улыбнулся. Дорогу до дома Йошики банально проспал на заднем сидении, оставив Хиде задачу добраться до города до вечера, ведь его друг плохо видел в темноте и не любил водить ночью. Татеяма встретила их теплым зимним закатом и запахом моря. Йошики с неохотой проснулся на настойчивое тормошение Хиде и зевнул. — Приехали уже? — Ага, — друг закивал и выпрямился. — Переночуешь у меня? Уже темнеет, как ты поедешь назад. — Спасибо, не откажусь. Мать и брат Хаяши встретили музыкантов с улыбками и заботой. Хаяши-сан приготовила ужин и с радостью наблюдала, как любимый сын ест ее стряпню, ведь так давно его не было дома! Коки, младший брат Йошики смотрел на старшего с совершенно не скрываемым восхищением, впрочем, доля таких взглядов досталась и Хиде. Сам парень знал, что такой страстью, как брат, не обладает и вряд ли смог бы стать известным, и поэтому считал брата и его друзей кем-то вроде сверхлюдей. — Йо-чан, ты выглядишь очень уставшим, — женщина взяла у него пустую тарелку, чтобы поставить в раковину. Коки тут же подскочил, чтобы помочь матери. — Да, я немного перетрудился, — ответил Йошики, опуская глаза. Рассказывать матери про обмороки ему не хотелось, ведь она будет сильно переживать. Однако та, кажется, догадывалась, что он далеко не немножко перетрудился. — Сын, ты сейчас же пойдешь спать, твоего друга я размещу в комнате для гостей и провожу утром в дорогу, а ты будешь отдыхать! Я никуда не выпущу тебя из дома, пока не буду уверена, что ты достаточно отдохнул и пополнил свои силы. Без разговоров! — прикрикнула она, заметив, что сын собирается возразить. Тот вздохнул и кивнул. Стоящий в дверях Хиде улыбался, глядя на эту сцену. Утром, получив от Хаяши-сан прекрасный завтрак и возвращаясь в Токио, он был спокоен — Йошики обязательно восстановит силы, и вскоре Х продолжит работу. Йошики не сразу смог уснуть, он долго лежал на кровати, смотрел в потолок и думал. Думал о том, чего ему уже удалось достичь, что еще предстоит. И о здоровье, которое не позволяет отдаться музыке полностью и беззаветно. Вздохнув, он повернулся на бок и увидел, что дверь приоткрылась, и в комнату зашла мать. Она подошла к сыну, простоволосая и в длинной рубахе, присела на край кровати и погладила Йошики по голове, пропуская его длинные прядки волос сквозь пальцы. — Видела, что ты взбудоражен столь же, сколько устал, решила зайти, — тихо сказала она, — сын мой, я не очень одобряю этот твой рок, не уверена, что ты многого добьешься, молчи, не перебивай, — осадила она его, чуть дернувшегося возразить. Он опустился обратно на подушку и вздохнул. — Так вот, не уверена, но вижу, что тебе сложно без своего дела. Что ж делай, что говорит тебе сердце. Может, я не права, и ты правда покоришь мир. Не знаю зачем, но, наверно, позже станет понятно. Йо-чан, — она наклонилась к нему и осторожно поцеловала в щеку, — расслабься, позволь себе передышку. Иначе как тебе осуществить свою мечту, если ты позволишь сгореть себе так быстро? У тебя же так много идей, ты вряд ли исчерпал все, что мог бы дать своим фанатам? — Хиде-чан сказал мне тоже самое после концерта, — улыбнулся Йошики, — но мне все равно больно, что не могу… — Тишшшшш, — мать погладила его по голове, успокаивая, — тише. Потом. Отдыхай. Сейчас только сон. Она выпрямилась и, не убирая руку, продолжая тихо гладить сына по голове, запела колыбельную. Тот улыбнулся и закрыл глаза. Голос матери, негромкий и нежный, успокаивал страстное сердце, обволакивал теплотой и уютом. Вскоре Йошики засопел, провалившись в сон. Хаяши-сан улыбнулась, поправила покрывало на сыне и вышла из комнаты. Она очень боялась за старшего сына, но не могла запретить ему играть, знала, что тогда он угаснет куда быстрее. Следующие несколько дней прошли достаточно тихо, первые из них Йошики вообще не вставал с кровати, просто проснувшись утром и поняв, что силы оставили его. Мама принесла завтрак в постель, позже навестил Коки, который поднял Йошики настроение улыбкой и заверением, что у такого крутого брата, как его Йо-чан, все-все получится. После, когда к музыканту вернулись силы, он вновь вернулся к тренировкам — взял палочки и отбивал ритм по книжкам манги. Иначе, он знал, тело может забыть движения, и быстрота его игры исчезнет, не закрепившись. Мать недовольно качала головой, но молчала, только кормила больше обычного и следила, чтобы спать ложился раньше. При этом она каждую ночь пела ему колыбельные, так как заметила, что нервная бессонница оставляет его, когда он слышит ее голос. В те же дни, когда он возобновил тренировки, он начал писать новую песню. Часто мать, заходя в комнату, чтобы позвать Йошики спуститься к обеду, заставала его сидящим на подоконнике, прижавшимся плечом к стеклу, держащим в руках листы бумаги, под которые подкладывал толстую энциклопедию мира. Он сидел, склонив голову над листами, задумчиво грыз карандаш и писал ноты. Иногда Хаяши-сан стояла в дверях по несколько минут, пока сын сам не заметит ее. Она не хотела отвлекать его от вдохновения. Любовалась им в эти моменты: юное его лицо освещалось радостью и спокойствием, он явно слышал дивную мелодию и старался написать ее на бумаге. Солнечный свет, проникавший в окно, освещал его тонкую фигурку, и матери казалось, что Йошики светится. В последний свой день пребывания дома Йошики пошел к морю. Он долго стоял на его берегу, вспоминая, как в детстве играл тут с отцом, как весело они рыбачили и болтали. Слезы сами навернулись на глаза, и он не стал их сдерживать. Опустился на песок, не думая об одежде, не отводил взгляда от моря. В детстве, после смерти отца, и позже в юности его часто посещали мысли о смерти, иногда он думал — может, утонуть? Даже прыгнул как-то в воду, но друзья успели его спасти. Сейчас он все еще плохо понимал, зачем живет, если в конце все равно смерть, если ты можешь в любой миг потерять кого-то близкого. Вдруг вспомнились слова Хиде и матери, разные, но об одном — он нужен фанатам, его музыка нужна. Взять хоть последнюю песню, что он начал писать дома. Она должна быть прекрасной и мощной. Он писал в ней о жизни, о своей любви к участникам Х, о своих страхах смерти и преклонении пред нею. Он писал эту мелодию о красках жизни, о ее радости, через ту боль, что скручивала его тело и душу. Может, он так сможет помочь кому-то еще преодолеть свою боль? И не оставить своих близких, как когда-то сделал его отец? — Йо-чан? Он оглянулся и увидел лохматую голову Коки, который стоял у раскидистого дерева у края пляжа. — Хиде-сан приехал! Йошики улыбнулся и, посмотрев на море еще раз, пошел к брату. Тот улыбнулся Йошики и зашагал рядом, немного гордясь фактом их родства. У дома их ждал Хиде, в потертых джинсах и длинном алом свитере с желтым черепом. Он улыбнулся и помахал им рукой. *** — Здесь отменный звук, — Хиде повернулся к Йошики и погладил струны акустической гитары, которую удобно устроил на коленях. Сам он сидел на невысоком камне на побережье Лос-Анджелеса и последние минут двадцать наигрывал попурри мелодий, своих и чужих. Они прилетели в Город Ангелов две недели назад, в начале осени. Там, в Японии, скоро начнется похолодание, не сильное, но чувствительное. А здесь, на берегу океана, под столь же насыщенным синим небом дул легкий ветерок, приятно холодя разгоряченную жарким ангельским солнцем кожу. Когда тур в Японии был окончен и встал разговор о том, где лучше записывать альбом, группа единогласно решила, что в Америке. Какое-то время выбирали — Нью-Йорк или Лос-Анджелес? И в итоге выбрали сухой и солнечный Город Ангелов. — Мне тоже нравится, — Йошики потянулся, сидя на белом песке и улыбаясь, — думаю, за шесть месяцев я смогу восстановить свои силы тут и написать прекрасную музыку. А потом мы взорвем этот мир нашими песнями! — Да ты террорист от музыки, — расхохотался Хиде, — не оставляешь шанса бедным людям, да? — Что-то вроде того, — Йошики улыбнулся, скаля десны и зубы. — Я допишу мою Art of Life, правда, судя по тому, что мне идет, она будет очень долгой. Наверно, можно выпустить двойной альбом! — Псих, — Хиде отвернулся от друга и перебрал струны гитары, она тихо промурчала под его пальцами. — Но мне нравится. — Еще бы! — Хаяши легонько ткнул друга в плечо. Тот улыбнулся и вновь заиграл. В тихом переборе гитарных струн угадывалась Endless rain, и, словно услышав ее зов, ветер налетел чуть сильнее обычного, растрепал волосы музыкантов, взметнул песок, принес брызг с океана. — Знаешь, — Хаяши лег на спину, прямо на теплый белый песок и замолк. — Что? — Хиде продолжал наигрывать мелодию дождя, но струны под его пальцами запели тише. — Я, наверно, однажды сюда перееду, — ответил Йошики, не отводя взгляда от голубого неба. — Жить? Навсегда? — Хиде удивленно моргнул, на секунду прервав мелодию, но тут же снова ее продолжив. — Да. Йошики замолчал, разглядывая медленно плывущие по небу облака, слушая сочиненную им мелодию, что играл сейчас его друг. Уже забыл о только что сказанных словах, размышляя, на что больше похоже вон то облако — на кота или дракона? Ветер дунул ему в лицо песком, Хаяши тихо чихнул и сел, часто моргая. Хиде рассмеялся и, оборвав мелодию на середине, встал с камня: — Поехали, скоро репетиция, нам еще добираться до студии в другой конец города. В большой и светлой студии группа проводила почти целые дни, лишь на несколько часов отлучаясь передохнуть и поесть. В этот раз слова и музыку писал не только Йошики, но и остальные участники Х. Все хотели вложить в этот альбом частичку своей души. Но слабое здоровье Йошики опять дало о себе знать, и ему пришлось взять короткий отпуск. Врач твердо сказал, что ему вообще нужно прекратить игру на ударных, но, если его пациент столь упрям, так хотя бы как следует отдохнуть и пройти все необходимые процедуры. В итоге в студии сочиняли новые мелодии и аранжировки Хиде, Тоши, Пата и Тайджи, а Йошики изо всех сил старался не начать рвать и метать от бессилия. Друзья заходили к нему в комнату по вечерам, сидели допоздна, поддерживали и уверяли, что все у него получится, а он верил им. Вот только лежать в кровати целые дни, не имея возможности никуда выйти из-за дикой боли, было слишком мучительно и скучно. Подумав, решил с головой уйти в изучение английского языка. Идеальный его слух помогал в этом деле, но все же ошибок в произношении было слишком много, и иногда они приводили к печальным последствиям, таким как нечаянное удаление отлично записанного куска песни. К изучению чужого, мелодичного, такого простого, но с тысячью нюансов языка Йошики подошел со всей ответственностью и страстью. Он слушал аудиокурсы, читал учебники и просматривал фильмы, позвал репетитора, который исправлял его произношение и рассказывал о тонкостях диалекта разных частей Америки. Хаяши впитывал эти знания, как губка, с жадностью и любопытством, восхищая своего учителя. Когда Йошики тестировал новые знания на своем американском стаффе, те не скрывали своего удовольствия, слушая его изменившуюся, более четкую и правильную речь на их родном языке. Он и сам чувствовал себя намного увереннее после этих уроков, но продолжал учиться дальше, узнавая новые тонкости уже в процессе жизни в Америке. Когда в начале 1991 года он вернулся в студию записи, музыканты словно очнулись от дремоты, менеджеры встрепенулись, и работа закрутилась маленьким смерчем. Рождались новые мелодии, аранжировались уже написанные, сводились в окончательный вариант, и альбом уже потихоньку стал приобретать свои очертания. Работа над Art of Life была почти закончена, иногда Йошики что-то поправлял в ней, но был готов закончить. Она забрала в себя всю его боль и страхи, всю его надежду и любовь. Он по праву гордился этой мелодией и ждал, когда можно будет записать вокал. Но к ней — позже, а сейчас шла запись другой песни для альбома, и шла тяжело и с кровью, так как вокалист также слишком много тренировался, и горло просто не выдержало напряжения. После лечения, когда боль удалось снять, а голос вернуть, возникла новая проблема — Тоши просто не понимал, что от него хочет Йошики в этой песне и злился за это на друга. Они ругались почти каждую репетицию, но работали несмотря ни на что, один через боль в шее и руках, второй через отголоски боли в горле и непонимание концепции песни. Йошики с юных лет писал музыку для голоса Тоши, был уверен, что иной вокалист здесь не подойдет. Ему и так было сложно отдать свое творение на голос другого человека, ведь Тоши был единственным, кому он доверял. Поэтому он старался уговорить друга работать больше над своим голосом, чтобы углубить его диапазон, и вот наконец работа принесла свои плоды — после окончания записи Voiceless Screaming Йошики улыбнулся вокалисту: — Видишь, как здорово получилось! Тоши смог только устало кивнуть. Он, конечно, был рад этому, но уж очень вымотался за период работы. А впереди было еще много песен. Утреннее солнце едва поднялось над горизонтом, когда Хаяши очнулся от чуткого сна. Он лег не так давно, только под утро закончив сведение одной из песен для альбома, но теперь вскочил, чувствуя, что что-то надвигается. Какое-то событие, которое разрушит его планы. Йошики поежился и пошел на кухню их общего дома-студии, понимая, что вряд ли сможет уснуть снова, а значит, надо выпить кофе и попробовать поработать, тем более, что делать еще довольно много, хотя альбом вырисовывался все четче. Готовить парень как не умел, так и не научился, поэтому на завтрак было печенье и кофе, благо пользоваться кофемашиной не очень сложно. Устроившись со своим скромным завтраком на широком подоконнике открытого окна с видом на садик, Хаяши прикрыл глаза, вдыхая утренний чистый воздух. Работа над альбомом шла четвертый месяц, грозила продлиться еще долго, и нужно было брать себя в руки и потихоньку двигаться к окончанию записи. Йошики сделал глоток горького напитка, когда услышал тихие шаги. Обернувшись, увидел замершего в дверном проеме Хиде. Тот сонно тер глаза и улыбался: — И какие черти тебя так рано подняли? — Не знаю, — честно ответил драммер, — вдруг подскочил, как от предчувствия какой-то гадости. Вот, решил выпить кофе да работать продолжить. Все равно не усну. — Ты сначала попробуй, — ответил Мацумото, подходя к столу. Взял графин с водой, налил в кружку, сделал глоток. — А что именно за гадость? — Черт ее знает. Хиде вздохнул, прислушался к себе и кивнул: — А я все же вздремну еще немного. — Иди, иди, — лидер махнул рукой и залпом допил кофе, — а я закончу сводить одну из песен. «Гадость» пришла, откуда не ждали. К вечеру в дом приехал один из руководителей Sony, вызвал Йошики в кабинет для переговоров и тихо сказал: — Наша компания будет акционироваться. Для успешного проведения этого мероприятия нам необходимо представить успешные показатели работы. И ваш альбом должен стать одним из них. Вам придется выпустить только один альбом вместо двойного, и это необходимо сделать к первому июля. — Что?! — Йошики поправил воротник рубашки, словно ему стало тяжело дышать. — А если я откажусь? — Мы не пройдем акционирование. Ваш альбом решит нашу судьбу. Хаяши смог только кивнуть в ответ. Сердце кололо болью обиды, но и переполняло желание сделать альбом, даже одинарный, одним из самых крутых альбомов рок-музыки. В смешанном настроении он зашел в студию, где участники Х записывали одну из песен. Увидев хмурого лидера, все резко замолчали, повисла несколько давящая тишина. Йошики как мог ровным тоном сказал об изменениях их планов и, обессилев, опустился на пуф. — Я так не могу! Постоянно что-то мешает заниматься музыкой! Стоило ли из-за этого становиться мейджерами! — Йо-чан! — Хиде отложил гитару на стойку и подошел к лидеру. — Во-первых, это освободило тебя от расчетов, во-вторых, от разной иной организаторской работы, в-третьих, дало возможность улететь за океан, в-четвертых, ну не двойной, так одинарный альбом — пусть! Разве ж мы не сделаем его самым крутым, а? Он обвел взглядом группу, ища поддержки. Тоши откашлялся: — Хиде-чан прав, не надо так расстраиваться. Пата закивал, Тайджи что-то одобрительно фыркнул. Йошики поднял голову. — А после выпуска альбома будет концерт в Tokyo Dome. — Ого! Слаженный удивленный хор заставил Йошики улыбнуться. Обида на обстоятельства почти рассеялась, и он поднялся на ноги: — Продолжаем работать! И необходимо объявить прессе о новом альбоме, его дате выхода и названии. — Ты уже придумал ему имя? — Хиде вернулся к гитаре и оглянулся на друга. — Jealousy. И у меня есть идея для обложки. На следующий день Йошики уехал в фотостудию для съемок обложки. Он стоял в темной комнате, похожей на подвал маньяка—садиста, полуобнаженный, с распущенными длинными волосами, скрестив ноги, подвешенный цепями за руки к какой-то балке. Его обвивают цепкие руки моделей, которые потом заменят его собственными, но для кадра, для эмоции уже сейчас необходимо изобразить захват. У него получается. На его лице твердая уверенность в своих силах, и понятно, что он сейчас разорвет оковы, вырвется из враждебных рук. Фотограф делает снимок. Еще. Йошики чуть изгибается, показывая сильные мышцы. Фотограф спускает затвор. Позже они делают снимки его рук, теперь уже он обхватывает одну из моделей, та тихо смеется его прикосновениям, фотографу приходится шугнуть их обоих. Наконец съемка окончена. — Это прекрасно! Фотографии будут готовы уже к вечеру, после можно отдать материал. — Спасибо! — Йошики потирает освободившиеся от пут руки и улыбается. Кивает моделям, изображавшим демонов, пытающихся захватить его душу. Те смеются в ответ. Довольный лидер возвращается в студию пешком, благо здесь совсем недалеко, да и никто не знает его в лицо в Городе Ангелов. Музыкант смотрит на ясное небо и огромные, упирающиеся в небеса дома-небоскребы, смотрит на множество указателей на улицах, рекламу, плакаты и людей. Они такие разные: цвет кожи, одежда, лица — словно все виды человечества перемешались тут. Хаяши дышит горячим воздухом, пропитанным выхлопными газами с запахами выпечки из кафешек, что тут на каждом углу. По идее, у него уже должна проявиться астма, он должен закашляться, но почему-то местный воздух не вредит ему, лишь наполняет музыканта энергией, пропитывает своим духом. Йошики улыбается, ловит улыбки идущих навстречу девушек, подмигивает им и, наконец, скрывается в переулке, ведущем к дому его группы. В просторном доме тишина, ребята еще с утра ушли на прогулку, репетиция начнется только через час, и Йошики позволяет себе лечь на пушистый ковер в гостиной, раскинуть руки и смотреть на белоснежный потолок, рисуя там картины его музыки. Постепенно узоры охватывают его, несут, и вот он уже не в гостиной, он идет по тротуару незнакомого большого города, рядом русоволосая девушка в черном платье, она рассказывает ему что-то о городе, какую-то историческую деталь, он слушает ее, но не может собрать воедино ее слова, полный смысл ускользает, и он, махнув рукой, просто наслаждается звуком ее голоса. Перед ними идет оператор с камерой, и Йошики улыбается в объектив — у него прекрасное настроение. Вдруг он перебивает девушку, прося ее что-то послушать, оценить его идею… Он ищет что-то в карманах пиджака, а потом моргает и… — Йо-чан? Вздрагивает, открывая глаза. Смотрит на улыбающегося Хиде, и смеется: — Мне снилось, что я гуляю с прекрасной девушкой! А ты меня разбудил! — Я, конечно, не девушка, — фыркает Хиде, — зато я мороженое принес. Ну, мы принесли. Подкрепиться перед записью. М? Хаяши подскакивает на ноги, словно не у него последние дни ныли все мышцы тела, и почти бежит на кухню. А там Тайджи уже раскладывает ледяной брикет по тарелкам, ухмыляется, увидев горящие глаза лидера. — Фисташковое, — сообщает Хиде, заходя на кухню вслед за Йошики. Тот хмыкает и принимается за свою порцию. Ест с удовольствием, смакуя каждую ложечку и не замечая, как измазывает мороженым лицо. Опомнился, только услышав тихий смех друзей. Показал язык и облизнулся, стараясь слизнуть с губ побольше лакомства. Но умываться потом все же пришлось. — Ну что, мы на финишной прямой, — Йошики оглядывает собранный материал и улыбается, — осталось немного. Пара песен и еще у нескольких закончить сведение. Тоши вздыхает, его горло болит, и он все еще не до конца понимает, как нужно там петь, но не спорит. Ему тоже хочется, чтобы альбом вышел идеальным. Поэтому, отпустив ребят отдыхать, Йошики и Тоши остаются в студии вдвоем и продолжают запись. Они пишут всю ночь и весь день, остальные улетают на родину для скорой презентации альбома, но вокалист и драммер продолжают работу. Остается одна песня, когда в дом приходят менеджеры Sony с требованием отдать все материалы для выпуска альбома. Йошики наотрез отказывается это сделать, песня не закончена, и нужно добавить некоторые детали к еще двум. Менеджеры переглядываются и пытаются увести музыканта силой, но тот упрямится и вырывается из их рук. Закрывается в своей комнате, готовый держать оборону, но падает на пол без сил. В Японию его увозят практически против воли. В самолете зверем смотрел на менеджеров и отказывался от еды, со слезами шепча: — Так нельзя. Лучше вообще эту песню убрать! — Она уже напечатана на обложке! — устало ответил один из менеджеров. Хаяши только ругнулся и отвернулся к окну. — Прошу, только одну песню. Он смотрел на менеджера взглядом бездомного кота, просящего сосиску. И как невозможно отказать коту, так и менеджер, выругавшись, дает музыкантам еще тридцать шесть часов. Окрыленный надеждой Йошики, сразу после вечернего выступления на музыкальной передаче подхватил под руку вокалиста и помчался с ним по ночной полупустой дороге в токийскую студию. Утром девятого числа второго месяца лета работа над вторым мейджерским альбомом Х завершилась.