Мелодия X

— Ну, что, покорим Токио Дом? — Йошики оглядел группу. Они только что закончили репетицию, одну из многих в рамках подготовки к грядущему туру. Финалом этого тура должен был стать концерт в Токио Доме, самой крупной площадке столицы, вместимостью более пятидесяти тысяч человек. Билеты на него уже проданы, их смели буквально за несколько часов, что очень обрадовало группу и менеджеров. Однако и ответственность это возлагало немаленькую. Йошики ликовал и немного боялся предстоящего концерта, понимая, что проиграть этот бой они не имеют права. Согруппники, впрочем, его поддерживали и готовы были репетировать до победного. — Покорим, — ответил Тошимицу, потягиваясь и зевая, — пойдем выпить куда-нибудь? — Да, тут недалеко хороший бар есть, — кивнул лидер, — можно немного отдохнуть, пошли. В баре многолюдно, ведь уже вечер, люди идут отдохнуть после тяжелого дня, выпить и расслабиться. Подходя к любимому столику в дальнем углу бара, в самой тени, у барной стойки, группа замечает младших коллег — Luna Sea в усеченном составе. За столом сидят Сугизо и Джей, они что-то оживленно обсуждают, забыв про еду на своих тарелках. Йошики улыбается, и в его голове уже возникает план маленькой проказы. Х не были близкими друзьями с музыкантами Luna Sea, единственно, Хиде часто пропадал то с Джеем, то с Суги или Инораном в каком-нибудь баре; сам же Йошики общался с ребятами только по работе, остальные изредка виделись с ними в коридорах студии. И все же Йошики решается на маленькую, совершенно безобидную шалость — смутить младших коллег. Он прижимает палец к губам, призывая друзей идти тише, и сам облегчает шаг. Они подходят к столику незамеченными заговорившимися музыкантами. — Привет! Сугизо и Джей синхронно вздрагивают и оборачиваются. Глядят на старших немного растерянно и удивленно. Но уже в следующую секунду лица их озаряет улыбка. — Привет, садитесь, пожалуйста! Рады вас видеть! — Сугизо улыбается, почти копируя оскал Йошики. Тот смеется, жмет руку гитаристу, потом басисту и садится между ними на диванчик. Его коллектив размещается вокруг стола на мягких стульях. К столику подходит официантка и протягивает музыкантам меню и быстро скрывается в полутьме зала. — Кстати, я как-то не удосужился вас поздравить нормально с дебютным альбомом, — Йошики оглядывает подопечных с некоторой гордостью. — Молодцы. Продолжайте в том же духе, и вы покорите мир! Ребята закивали, улыбаясь и негромко благодаря. — А у вас какие планы? Тур? Или пишете еще один альбом? — Сугизо напоминал любопытного зверька, и если бы у него были пушистые уши на макушке, они бы обязательно подрагивали сейчас — как же, когда еще удастся выяснить, как проходят будни старших музыкантов, да взять себе на заметку, что нужно делать после выхода мегауспешного альбома. — Тур, — кивнул Хиде, отвечая на вопрос коллеги-гитариста, — с окончанием в Токио Доме. Аж три концерта! — С ума сойти, — восхищенно выдохнул Джей. Им о такой большой площадке еще только мечталось, хотя дела группы шли все лучше и лучше. — Ничего, вы тоже туда попадете, — успокоил его Пата, на что басист рассмеялся: — Обязательно, Пата-сан! Обязательно. Остаток вечера они наслаждались едой и разговорами о предстоящем туре, о планах, о музыкальном и личном будущем. Несколько лет назад вечеринка обязательно бы закончилась дракой и разгромленным баром, но в последнее время музыкантам все меньше хотелось буянить, и даже сам Хаяши, в прошлом настоящий хулиган, притих, вымещая всю энергию в работу. Разошлись ближе к полуночи, довольные и приятно уставшие. Попрощавшись с младшими музыкантами и своими согрупниками, Йошики направился в сторону дома. Точнее, квартиры, которую он опять снял на короткий срок. В Токио его стали слишком часто узнавать, фанаты выведали и адрес дома, строительство которого недавно было окончено. Поняв, что покоя ему там не будет, он отдал дом матери и брату, решив останавливаться в отелях или снятых апартаментах. А личный дом у него будет в Америке. Музыкант шел по темной и безлюдной улице, не боясь никого, зашел в пустую свою квартиру. Многие в его возрасте уже женятся, заводят детей, но Йошики чувствовал, что семейное счастье, вероятней всего, обойдет его стороной. Он пробовал встречаться с девушками, но те буквально через месяц-два закатывали скандал: «Как ты не дома вечером? Какая опять репетиция? Как ты смеешь! Или я или музыка!». Йошики устало вздыхал и отвечал: «Прости, конечно, музыка». Обиженные девушки уходили, а он опять оставался один. Или не совсем? У него есть семья — его группа, его фанаты. Его музыка. Как можно променять музыку на капризную девушку, которая будет требовать беспрекословно быть дома вечерами, никогда не задерживаться на репетициях, да и о турах будет просить забыть ради дома? Мол, играй-ка ты, дружок, с девяти до шести, и хватит с тебя. Выкручивайся, как знаешь! Он хотел бы найти ту, что поняла бы его, разделила с ним его музыку, но… Йошики рассмеялся своим мыслям, хотя доля правды тут была. Он и правда не мог не играть, не мог урезать время, выделяемое на музыку, — это для него равнозначно просьбе поменьше дышать. Как уйти, не закончив репетицию, как не сорваться среди ночи в студию, когда мелодия идет к нему, просится родиться, живая, теплая, своя, вся. Встряхнув длинной гривой светлых волос, он улегся на диван, не раздеваясь, и почти мгновенно уснул, что было восхитительно, ведь последнее время бессонница почти не оставляла его. Несмотря ни на какие увещевания врачей, Йошики с головой окунулся в начавшийся тур, лишь отмахнувшись от их просьб хотя бы надевать гипсовый корсет на шею. Ему было не до того. Первый концерт в Ниигате отыгран, музыканты после получасового отдыха в гримерке вышли в бар, не столько для того, чтобы выпить, сколько поесть, так как забывали о должном количестве приемов пищи из-за постоянных репетиций будущих шоу. — Я так счастлив, — Йошики буквально светился, несмотря на неимоверную усталость, — отыграл весь концерт и не потерял сознание! Было больно, но не очень. А массаж в гримерке меня еще немного расслабил, и теперь так хорошо! — Молодец, — улыбнулся ему Хиде, слегка встревожено оглядывая драммера. Но тот выглядел достаточно довольным и, кажется, пока что не собирался терять сознание. — Ешь давай, восстанавливай силы. У нас еще с десяток концертов впереди. — Слушаюсь, мамочка! — хихикнул лидер в ответ. Группа сидела за столом до утра, разговаривали о прошедшем концерте, строили планы на то, как проведут последние три в Токио Доме. Молчал лишь Тайджи. Отношения басиста и группы последнее время были не самыми теплыми. Тайджи всегда был взрывоопасным и своенравным человеком, и часто на репетициях случались ссоры из-за разногласий во взглядах на то, как именно Х должны играть музыку. Но эти ссоры почти не беда — в каждой группе они бывают, и в каждой хорошей группе они улаживаются. Однако Тайджи стал хуже общаться с согруппниками и в других вопросах. Как считал Йошики, это началось с одного дурацкого розыгрыша Хиде. Он любил сочинять такое, например, когда они писали музыку близ Фуджи и поехали одним из вечеров вызывать НЛО, тихо подговорил всех незаметно покинуть поляну, оставив там только Тоши. Бедный вокалист не сразу заметил, что его друзья скрылись, и занервничал. Потом, поняв, что его разыгрывают, посмеялся, но после стал внимательнее. Подобным розыгрышам подвергались все, и Тайджи тоже не минула эта участь. Однако то ли басисту вообще не понравилась идея того, что его разыгрывают, то ли именно этот розыгрыш ему не пришелся по душе, но с тех пор он почти не разговаривал с Хиде, который опять же был инициатором, да и с остальными держался холодно, периодически обзывая идиотами. Все вместе давало куда более крупную и неприятную проблему, грозившую расколоть группу. Лидер кидал на него яростные взгляды, но Тайджи не видел этого, надвинув ковбойскую шляпу по самые брови и почти не отрываясь от стакана с виски. — Хиде, — Йошики коснулся рукава розовой рубашки гитариста, — ты больше не разыгрывал его, надеюсь? — Кого? — гитарист не сразу понял о ком речь, пытаясь сфокусировать нетрезвый взгляд на лице Йошики. Лицо расплывалось. — Тайджи. — Нет, — Хиде мотнул головой и поморщился, видимо, от резкого движения перед глазами поплыли круги, — я его не разыгрывал. И вообще не трогал. Хаяши вздохнул и вновь перевел взгляд на Тайджи. «Необходимо с ним поговорить! Как можно скорее», — пронеслось у него в голове. Тайджи на миг поднял взгляд, криво усмехнулся и потянулся к бутылке. Йошики отловил Тайджи на следующий день, после первой части репетиции. Они вышли в курилку, и Йошики повернулся к другу: — Тайджи, нам нужно поговорить. — Отвали, — басист, кажется, не был настроен на разговор, однако Хаяши не собирался так просто отступать. — Нет. Так не пойдет. Ты стал слишком раздражительным, срываешься на группе, рычишь на любые предложения, на сцене стал хмур и… — Йо-чан, — басист резко перебил лидера, — отвали от меня. Про музыку — я тебе все говорю на репетициях, ничего нового ты не услышишь. Это мое мнение, и оно останется таковым. — Тай, но так нельзя! Своими скандалами ты разрушаешь Х, — Йошики пытался сдерживаться и вежливо достучаться до товарища, — послушай, мы же хорошо играли, ладили, давай… — Да пошел ты к черту, — басист вновь перебил лидера, бросил окурок в банку и вышел из курилки. Йошики вздохнул. Почему его собственная группа начинает напоминать детский сад? Хаяши вздохнул, понимая, что совсем запутался в нелегком деле восстановления мира в группе. Он поджал губы и вышел из курилки, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью так, чтобы полетела штукатурка. Сигарета, что он достал и не выкурил, осталась лежать на подоконнике, рядом с зажигалкой. В студию он зашел сильно не в духе, но взял себя в руки почти сразу. Когда вернулся басист, Х смогли относительно спокойно продолжить играть песню за песней, пока, наконец, не наступил вечер и необходимо было собираться в дорогу к следующему выступлению. Так, концерт за концертом, стараясь наладить отношения в собственной группе и забывая обо всем на свете, выходя на сцену, Х дошли до Токио Дома. Огромный зал крытого стадиона тонул во мраке, сцену освещал лишь слабый луч прожектора. С тихим шипением ее окутал белый дым, зал дружно выдохнул и замер в предвкушении. И вот они вышли — все пятеро, в черных кожаных одеждах: Тоши с высоко поставленными белыми волосами, Хиде в аляпистом платье, похожем на бабушкин платок, светлые волосы с парой розовых прядок перевязаны лентой. Тайджи в неизменной ковбойской шляпе вышел из тьмы кулис, встал на свое место по левую сторону от установки и замер. Пата, кажется, самый простой из всех — в куртке и штанах, кожаных, но без заклепок и цепей, помахал залу. Последним вышел Йошики, он встал за установкой, сложив руки, молясь богу, чтобы он смог отыграть эти концерты. Репетицию в Токио Доме он пропустил, но не без причины — по недосмотру ему принесли слишком острый карри, а он, голодный как волк, заметил это, только когда съел всю порцию и начал задыхаться. Чертова аллергия дала о себе знать, воскрешая почти забытую астму. Дойти до отеля и вызвать врача он успел, но поиграть в зале огромного крытого стадиона — нет. Его ребята играли, сказали потом, что звук там отличный, он верил им, но волновался все равно. Зрители восторженно прыгали в такт музыке, кричали и махали руками музыкантам. Следили за ними — вот басист играет соло, пока остальные инструменты слегка стихли, но соло заканчивается, к басу присоединяются ритм и лид-гитары, барабаны, секунду назад отбивавшие медленный ритм, взрываются скоростью. Голос вокалиста завершает картину — их музыка наполняет зал, захлестывает сознание. По бокам сцены установлены экраны, в них показывают музыкантов, и видно, как капли пота стекают по лицам, видно — они отдают этой музыке и залу всю душу свою. Под конец драм-соло, яростного как буря, сметающая все на своем пути, вырывающая деревья из земли и швыряющая их на машины, Йошики вдруг подскакивает и начинает громить установку, крича во весь голос, срывая его. Замирает в груде развалин того, что было барабанной установкой. Тяжело дышит и не сразу понимает, чего от него хочет один из помощников, что тенью подошел к нему. Ах да, плащ-платье. Йошики быстро надевает бело-голубой наряд — он искрит кружевами и блестками, поправляет длинные влажные волосы и садится за рояль. Теперь взамен бешеному ритму по залу разливается тихая и нежная мелодия. Она убаюкивает, остужает пламя, не тушит его, но не дает спалить все вокруг. Зал замирает, глядя на тихо играющего Йошики, не веря, что это он минуту назад яростно громил установку. А он играл, иногда кидая взгляды на зал, глядя на лица фанатов, кто-то из них плакал, иные смеялись — и это все грело сердце Хаяши. Он закрыл глаза, наощупь продолжая игру, не сбиваясь. Когда прозвучала последняя нота концерта, когда Йошики вместе с согруппниками, держась за руки, подпрыгнул вверх, крича: «Х», тогда он до конца осознал: он здесь дома. На сцене. С Хиде, Тоши, Патой и Тайджи. С поклоном он уходит за кулисы и падает без сил на руки помощнику. Йошики лежит в больнице, опутанный трубками, сломленный болью и усталостью. Злой на себя, на свое слабое тело. Дрожащий от ужаса, что может больше не смочь прикоснуться к палочкам и сыграть. Страстно желающий противостоять недугу и выйти на сцену как можно быстрее. На недавнем концерте он свалился без сил прямо посреди песни и так и не пришел в сознание до его конца. Концерты перенесли на ноябрь, а его самого отправили в больницу. — Йо-чан? Дверь палаты приоткрылась, Йошики повернул голову, стараясь разглядеть гостя, и улыбнулся, увидев лохматую голову Хиде. За ним маячил силуэт Тоши. — Мы к тебе, — музыканты прошли внутрь комнаты. Тоши сел на стул, а Хиде опустился на край кровати Хаяши. — Ты как? — Уже лучше, — голос почти не слышен, но упрямые нотки никуда не делись, если не стали сильнее, — я выйду отсюда дня через два. Не больше! — А врач что говорит? — Тоши чуть наклонился вперед, оглядывая друга и качая головой. Тот был бледен, даже немного зеленоват, впрочем, может это освещение? — Что я подцепил воспаление, — скривился Хаяши и фыркнул, — пройдет. Я должен играть. — Да поиграешь, успокойся, — Хиде слегка взлохматил его собранные в хвост волосы, — мы тебе фруктов принесли. Витамины, все такое, — он улыбнулся, а потом вдруг резко посерьезнел: — Поправляйся Йо-чан. Ты нам нужен. — Где Тайджи? — спросил лидер вместо ответа. — Черт его знает, — Тоши пожал плечами. — Пата его вчера видел в баре напротив нашей студии, пьяного в хлам. Хотел помочь дойти до дома, но был послан так далеко, что решил не связываться. Йошики вздохнул и прикрыл глаза. Сердце подсказывало ему, что так просто эта история не закончится, но упрямый лидер гнал тяжелые мысли прочь. Он постарался выровнять дыхание и уснуть, что у него получилось уже через несколько минут. Заметив, что Йошики уснул, музыканты тихо переложили фрукты в вазочку и ушли. Хаяши и правда выписался уже через два дня. Причем совершенно здоровый. На все вопросы «но как?!» пожимал плечами: «Мне надо на сцену!». Сцена действительно ждала его. В преддверии перенесенных концертов Йошики побывал на очередном Exstasy Sammit, где выступали все подопечные его звукозаписывающей фирмы. Очередной раз вволю похулиганив на сцене с друзьями, нахохотавшись с ними и фанатами, он отыграл концерты в Йокогаме без происшествий и передряг. Поначалу он с опаской поглядывал в сторону басиста, но тот молчал и не скандалил. Концерты отыгрывал хорошо, хотя улыбался фанатам так же мало. Однако эти маленькие перемены вернули в душу Йошики надежду и, кланяясь залу после последнего концерта, он надеялся, что беды оставили группу, и Х смогут заняться выходом на мировую арену. Прежде, конечно, дав еще несколько концертов в Токио Доме. Репетиции к ним шли полным ходом, и Йошики превращался в особо сурового лидера, ведь необходимо было отыграть роскошные концерты, превосходящие все предыдущие, перед тем, как уехать в Штаты для покорения мира. И наладить, наконец, отношения в группе. — Пошел к черту! — Я просто пошутил! Куда делось твое чувство юмора?! — Я бы тебе сказал, да все равно не поймешь. Йошики замер у приоткрытой двери студии. Там находились Хиде и Тайджи и снова ругались. Йошики уже хотел вмешаться, когда Хиде заговорил: — Сколько раз мне надо перед тобой извиниться, чтобы ты перестал на меня волком смотреть? — Мне твои извинения до одного места, — Тайджи был зол и говорил с плохо скрываемым шипением, — засунь их себе в задницу и отвали от меня! — Та.. — Я сказал: пошел к черту! — басист пулей вылетел из студии, не заметив едва успевшего отстраниться от открывшейся двери Хаяши. Тот проследил взглядом за Тайджи, а потом вошел в комнату. — Какого хрена? — Я пытался извиниться. Но он меня слушать не хочет, только посылает, — Хиде устало вздохнул. — А я не могу работать с коллегой, который на меня смотрит как на врага и не разговаривает даже по работе. — Я попробую еще раз с ним поговорить, — Йошики вздохнул, — и, может, пока оставить его в покое? И со временем он сам успокоится? Все-таки надвигается тяжелая работа, будет не до ссор. — Со временем? Сколько уже прошло того времени, Йо-чан, — ответил гитарист и со злости ударил кулаком в стену, прибавив пару не самых приличных ругательств. — Прости. Нервы ни к черту. — Да уж. Йошики махнул рукой и вышел в коридор — пробовать разыскать басиста и еще раз поговорить с ним по душам. Он нашел его в кафе, на первом этаже студии. Тай сидел за столиком и молча смотрел в меню. Видно было, что он его не читает, а думает о чем-то своем. Йошики решительно направился к другу, размышляя, как бы начать разговор. Может его сначала немного подпоить? Черт. Выступление на очередной музыкальной передаче заканчивалось, и Йошики, махнув зрителям на прощание, выбежал на улицу. Морозный воздух декабря вмиг сковал его тело холодом, но музыкант этого не заметил — его душе было куда холоднее. Разговор полгода назад с Тайджи в кафе на первом этаже студии ничего не дал. Не дали и последующие разговоры. Басист так и не начал разговаривать с Хиде, все больше хмурился на сцене, иногда просто прекращал играть посреди концерта, благо это пока не заметили. Иногда он просто не приходил на репетиции. А пару раз Йошики, краснея, вытаскивал друга из отделения полиции, куда того отвозили за очередной дебош в клубе или на улице. Что с ним творилось, он не мог понять. Ни на какие расспросы он не отвечал, неизменно посылая вопрошающего к черту. Как тут помочь, если человек отвергает помощь? И как работать, если он раскалывает группу? Йошики тяжело вдохнул морозный воздух и направился к телефону-автомату. Набрав номер гримерки и услышав в трубке голос Тайджи, срывающимся от ледяного ветра и боли принятого решения голосом попросил выйти к нему. Да, буду в баре напротив. Он ждет басиста, грея окоченевшие руки о чашку кофе. Наконец Тайджи заходит внутрь и, оглядев зал и найдя за дальним столиком лидера, подходит к Хаяши. — Что ты хотел? — Ты уволен. Так просто. Два слова. Так тяжело. Ками-сама, как тяжело. Йошики глубоко дышит, чтобы не сорваться в истерический крик. Он видит перед мысленным взором картины прошлого — совместное проживание в съемной квартире, потому что в самом начале карьеры у молодых музыкантов денег в обрез, Тайджи, грубоватый, но веселый парень, на нем всегда готовка, так как Йошики готовить не умеет и просто спалит им жилье. Зато Йошики убирается в доме, проветривает и будит утром после ночных гулянок, чтобы идти на репетицию или запись. Концерты, запись, съемки, как же они все сдружились. Хаяши смотрел на молчащего Тайджи и едва сдерживался, чтобы не отменить решение. Нельзя. Группа важнее всего, даже дружбы. Тем более и она-то, кажется, была предана, ради скандалов и, черт знает, чего еще. — Что? — Ты. Уволен. Около минуты они молчат. Тайджи снимает темные очки, которые они все носят, защищая глаза от света прожекторов и вспышек камер. Его глаза черны как ночь, в них пополам плещется раздражение и испуг. Тайджи смотрит на лидера долго, не мигая. Тот выдерживает взгляд. — Почему? — Басист решается на вопрос, хотя догадывается об ответе. — Ты знаешь. Ты все прекрасно знаешь, Тай. Йошики замолкает и переводит взгляд на свои руки. Правая ноет, пальцы слегка подрагивают. — Ты уже сказал остальным? — Никто не знает еще. Что будет с концертами в Токио Доме, я тоже не знаю. — До них несколько дней, — хмуро отвечает басист. Его голос глух, словно он говорит из-за маски. Йошики неотрывно смотрит на друга. Крепкий парень в кожаной с заклепками куртке. Сидит, сгорбившись, и тихо барабанит пальцами по столу. — Я помню, — Йошики вздыхает. — Я подумаю над этим. Тай! — он поднимает голову и как-то отчаянно смотрит на друга, — неужели все твои выходки этого… стоили? Тайджи долго молчит. — Ты… Не поймешь. Потом он опускает глаза и вновь замолкает. Йошики резко бьет по столу ладонью, рука отзывается глухой болью. Он шипит и уходит, не оборачиваясь, оставляя чашку нетронутого кофе. Идя к выходу, чувствует на спине тяжелый взгляд Тайджи. Ему больно, но он не может изменить решение, иначе Х просто перестанет существовать. Позже состоялся тяжелый разговор с остальными участниками группы, они молча слушали его, потом Хиде поднялся с дивана и, обняв вконец расстроенного лидера, произнес: — Мы тебя поддерживаем. И понимаем. Концерты в Токио Доме проходили… странно. Все как всегда, кричащие от радости фанаты, поддерживающие группу, ободрительные взгляды Хиде, Тоши и Паты. Тайджи. Тайджи не смотрел на него вообще, надвинув шляпу по самые глаза и играя свои партии на автомате, явно не чувствуя больше их и не имея желания последний раз выложиться перед залом. Йошики чувствовал, как при взгляде на басиста в груди колется острая иголка, но не смел изменить решение. Последний концерт он играл, как будто в коконе белого тумана. Играя песню за песней, переходя от установки к роялю, почти не чувствуя боли в руках и шее. Вместо этого он чувствовал уколы рядом с сердцем. Тайджи ушел со сцены через боковой выход, и Йошики долго смотрел ему в след. Басист не оглянулся, ни с кем не попрощался, шел под давящую тишину опустевшего концертного зала. Йошики вдруг понял, что силуэт его музыканта расплывается. Сморгнул, и капли слез брызнули на щеки. Он стер соленые брызги и вышел со сцены. Тайджи он увидит еще несколько раз, почти мельком, толком не поговорив. Однажды басист согласится на одно выступление с бывшей своей группой в далеком 2010 году, в Йокогаме. Там он обнимет когда-то прогнавшего его лидера. В следующий раз они встретятся в 2011 году. На могиле Тайджи.