Мелодия X

Тоши. Он все же тогда ему позвонил. Они не виделись с похорон Хиде, да и на них Йошики мало что соображал и с другом не разговаривал. Позже он думал найти его, но узнал лишь, что Тоши ездит по стране с некими сольным концертами, где поет «спасительные» песни, и видеть не желает старого друга. Йошики не стал настаивать, слишком устал биться о стену безразличия. Но продолжал ждать где-то в душе, в глубине сердца, что старый друг одумается, вернется. Однажды, после выступления с Endless rain на одном фестивале, его спросила фанатка: "Вы не хотите возродить Х Japan?". Он тогда ответил, глядя в темные глаза девушки: "Если Тоши вернется". Сам не верил в свои слова. Однако после концерта S.K.I.N. все больше убеждался, что хотел бы играть именно в группе, ведь стоять на сцене одному ему слишком одиноко. После недолгих переговоров по телефону Тоши и Йошики договорились встретиться в Японии в студии звукозаписи. Йошики летел тогда домой в странном приподнято-тревожном настроении, не сомкнул глаз в самолете, по прилету ходил как на иголках. В день встречи почти не работал, ждал назначенного часа, и вот работник студии сказал, что к нему пришли. Хаяши подскочил и закружил по комнате отдыха, расположенной по соседству со студийной, не зная, куда себя деть. Он не знал ничего о том, что делает Тоши, как-то давно он сначала ненавидел его, потом пробовал позвонить, но никто не взял трубку. И он почти привык к мысли, что друга детства он больше никогда не увидит. — Йошики? Вздрогнул, услышав такой знакомый, родной до боли голос. Последний раз он его слышал десять лет назад, на последнем их концерте. Год спустя он видел его обладателя, но не сказал тогда ему ни слова — не смог. Кажется, он тогда хлопнул его по спине, думая утешить? Или нет? А сейчас не мог обернуться, чтобы посмотреть на старого друга, лучшего друга, всегда его поддерживавшего, крепко державшего за руку, тогда, когда думал, что дело Х будет провалено. Предавшего его друга. И все равно - любимого друга. — Йошики? Голос ближе, кажется, вокалист подошел почти вплотную. Йошики выдыхает, чувствуя его руки на плечах. Обернувшись, он все же обнимает Тошимицу. Тот рвано дышит, едва не плача, закусывает губу. Йошики отстраняется и долго смотрит в лицо вокалиста. Постаревший — россыпь морщин у глаз и губ, с тенями под глазами, уставший и измотанный. Одет в серый костюм, из-за застегнутого наглухо пиджака виднеется воротник белой рубашки. — Прости меня. Тоши говорит эти слова, почти не разжимая губ. Заметно, что ему тяжело это сказать, но промолчать еще больнее. — Прощаю. Какое-то время они просто стоят, глядя друг на друга, вспоминая друг друга. — Чай будешь? — нарушает молчание Йошики. — Да, зеленый. Тоши садится на стул и, кажется, расслабляется. Хаяши и сам чувствует себя лучше. Они говорят долго, забыв о времени, делах, вспоминают детский сад, школу, хулиганства и музыку. Концерты, репетиции, пьянки. Хохочут, будто никогда не расставались, перебивают друг друга, и вдруг Тоши замолкает, а потом: — Я хочу вернуться в Х Japan. — Что? Йошики кажется, что он ослышался. Быть того не может. Наваждение полнейшего покоя падает, он вспоминает эти десять лет боли, но... но что? — Я хочу вернуться в группу. Это возможно? — Прошло десять лет, — Йошики трет пальцами виски, — и ты вдруг опомнился? — Я… Он опять отключает чей-то входящий вызов, который не раз портил их встречу. Йошики начинает догадываться, что здесь что-то не так. — Где ты был все эти годы? — он смотрит на друга с подозрением. Тот отводит взгляд и что-то неразборчиво говорит. — Тоши? — Не важно. Я... пел. Пою. Музыку, спасительную, исцеляющую. — И хочешь вернуться? И опять петь не исцеляющую музыку? — Йошики чувствует, что сейчас приведет разговор к скандалу, но вдруг ощущает полную к этому готовность и некоторое безразличие: устал. — Я соскучился, — тихо и едва слышно. Йошики замирает, глядя на Тоши и пытаясь понять, не шутит ли он. Хочет съязвить, но останавливает себя и, сжав ладонь в кулак, говорит: — Тоши, я не знаю. У меня сейчас слишком много работы. Я почти смирился, что не увижу тебя больше, а ты вдруг объявляешься и предлагаешь начать все сначала. Я не могу так сразу ответить. У меня, и правда, репетиции, концерт… Подожди. — Я позвоню? Вокалист встает со стула и смотрит на друга детства. — Да, конечно. Дверь захлопывается, а Йошики смотрит на пустые чашки. Он вообще не знает, что ему делать. —Мистер Хаяши? Музыкант поднял голову от нотных листов, исчерканных почти полностью, лишь немногие ноты на них еще были видны и устраивали маэстро. Он устало моргнул и улыбнулся вошедшему в студию мужчине. Крепкий, среднего роста, с коротко стриженными темными волосами. Темные джинсы, голубая рубашка и черный пиджак. Он походил на простого парня-соседа. И только внимательный, цепкий взгляд голубых глаз из-под прозрачных стекол очков выдавал в нем не дюжий ум и хватку. — Мистер Бёрг, — Йошики выпрямился на стуле и незаметно попробовал убрать исчерканный лист под груду других листов, почище. Бёрг усмехнулся и прошел вглубь комнаты. — Ваш диагноз ясен — перфекционизм в последней стадии, — он улыбнулся, Йошики тихо рассмеялся в ответ. — Что творите? — Да так, мелодия одна пришла в голову, стараюсь ее… правильно записать, — Йошики убрал за ухо выбившуюся светлую прядь волос, — вы что-то хотели? — Да. У меня и моего коллеги, мистера Боусмана, к вам предложение. Мы бы хотели, чтобы Вы занялись еще одним нашим фильмом. Ваш саундтрек к «Катакомбам» шикарен, просто потрясающ! — Ох, хорошо, но, наверное, мне надо будет еще поговорить с самим мистером Боусманом? — Йошики чуть нахмурился, спешно перебирая в памяти свои планы, размышляя, куда бы вставить встречу с режиссёром. — Оставьте его телефон, хорошо? — Конечно, — Марк положил на стол картонку — визитку Боусмана, — позвоните ему, он скажет вам все подробности своей задумки, — он улыбнулся. — Ну, я не буду вас отвлекать, маэстро, — продюсер поднялся и, чуть кивнув, вышел из студии. Йошики улыбнулся и перевел взгляд на исписанные листы. Прислушался к себе и, поняв, что муза временно отправилась на отдых, потянулся к телефону. Набрал номер, написанный на визитке, и встал со стула. С режиссером Дарреном Линн Боусманом Йошики встретился на следующий же день, и тот сходу заявил, что очень хочет видеть Йошики в качестве музыкального продюсера будущего своего фильма «Repo! The Genetic Opera». Йошики с радостью принял предложение и в перерывах репетиций S.K.I.N. писал музыку для фильма и руководил всем процессом, что включало в себя кастинг вокалистов, редактирование треков и многое иное. Йошики погрузился в работу полностью, с головой, почти не покидая студию, периодически ругаясь с Боусманом, почти всерьез ссорясь, но в итоге оба сумели найти общий язык и подружиться. — Йошики, а если бы ты написал музыку и к моему фильму «Пила»? Четвертая часть. Даррен чуть подался назад, прислоняясь к мягкой спинке стула. Глаза нещадно резало после непростого дня, и мужчина, сняв очки, помассировал веки пальцами. Даррен и Йошики сидели в небольшом ресторане недалеко от студии Хаяши и ужинали, разговаривая о будущих планах. Работа с «оперой» подходила к концу, хотя Йошики все еще был занят и почти не имел возможности вздохнуть спокойно. Однако было видно, что его захватывает эта работа, его глаза горят, когда он ею занимается. Сейчас же, выбравшись поужинать с другом и немного отдохнуть, музыкант чуть вздрогнул, услышав его предложение: — Ни за что, — раздельно, по слогам. — Я слишком занят сейчас, чтобы брать еще один проект. Пощади мои силы? — И все же, может, подумаешь? — Даррен чуть склонил голову. Хаяши ответил укоризненным взглядом и потянулся к своему бокалу. — Ладно, давай просто за удачное, я надеюсь, окончание нынешнего проекта, — Даррен поднял свой бокал. — А давай. Тихий звон, Йошики наслаждается вкусом вина и позволяет себе расслабиться. Режиссер смотрит на стройного, кажущегося очень хрупким музыканта и думает о том, что с виду никогда и не скажешь, что этот человек обладает невероятной силой, как физической, так и душевной. Хаяши поправляет фиксатор — медицинское приспособление, что вынужден носить на руке, большей частью левой, последнее время. Оно сковывает запястье и предплечье, не дает суставу еще больше повредиться. Бережет. Боль, поселившаяся в руках, напоминает о себе едва слышным давлением, но музыкант давно приучился не замечать этого. — Я, пожалуй, пойду, — он оставляет на столе деньги и встает со стула, — спасибо за ужин, мне, и правда, надо иногда отрываться от работы. — Пожалуйста, — Даррен кивает и тоже начинает собираться. Хаяши выходит в прохладные сумерки города и вдыхает вечерний воздух. Долго думает, куда ему идти — вернуться в студию или домой? В итоге, решив в этот раз дать себе немного воли, ловит такси и едет к дому, вспоминая, как в начале весны к нему в студию второй раз приехал Тоши. На улицах города играет март, пахнет ранней весной, а Йошики полностью в работе над фильмом, у него начались репетиции S.K.I.N., он кружит в мелодиях, и иногда ему кажется, что он переселился из мира людей в нотные листы, и вокруг него есть только лишь ноты. В один из таких дней, когда Йошики был на съемках фильма и следил за вокалистами, его телефон зазвонил. — Слушаю, — он устало зевает в трубку и растерянно смотрит на часы. Уже ночь? — Привет, — голос на том конце знаком до дрожи, — может, мы встретимся? — Тоши, я не знаю, я занят, — он трет пальцами висок, — с середины марта буду вообще вне зоны доступа. — Хорошо, давай встретимся раньше? — вокалист настойчив, и Хаяши все же сдается: — Приезжай в Лос-Анджелес, ко мне в студию, поговорим. — Отлично! Йошики кладет трубку и вздыхает. Он не понимает, радоваться ему или нет. Внезапно объявившийся вокалист сбивает с толку, но и дает какую-то надежду. Что он больше не будет один. В день встречи он едва не забывает о ней, заработавшись. Собственно, его отвлекает от работы тихий стук в дверь. Йошики кажется, что у него дежавю: когда-то давно Тоши так же тихо вошел в эту студию и негромко сказал: «Я ухожу». Только теперь вокалист присел на стул напротив Хаяши и несмело, но тепло улыбнулся. Он все в том же сером костюме, ни грамма не похожий на разбитного рокера конца 80-х и начала 90-х. Но становящаяся все шире улыбка, но слабая сумасшедшая искорка в глазах… Йошики шумно выдохнул и рассмеялся: — Привет. — Привет. — Тоши, слушай, я еще в 98-м написал песню, — Йошики подскакивает со стула и подходит к роялю, берет с него диск, крутит в руках и продолжает. — Я написал песню для Хиде. Хочешь послушать? — О да, конечно, — Тоши оживляется и внимательно следит, как Йошики вставляет диск в проигрыватель и включает его… Из динамика на музыкантов полилась тихая, звенящая фортепианная мелодия, ее дополняют скрипки и сила этой олицетворяющей боль песни сокрушительна. Тоши склоняет голову, но Йошики успевает заметить слезу. Он и сам плачет, слушая свою песню, она будит в нем боль по ушедшему другу, он стоит посреди комнаты и украдкой утирает слезы. Мелодия затихла, из динамика донеслось шуршание и вскоре все смолкло. Двое музыкантов, двое друзей около минуты молчали, стараясь успокоить потревоженные раны, но вдруг Йошики заговорил: — Я бы хотел, чтобы ты спел эту песню. Он подошел к столу, взял одну из папок и вытащил оттуда текст песни. Тоши взял лист и внимательно осмотрел. — Давай. Without you. Йошики сел за рояль и коснулся пальцами клавиш. Заиграл вступление, Тоши встал из-за стола и подошел к другу, встал за его спиной, как когда-то давно, и запел. Сильный, высокий голос почти не изменился, и Йошики накрыло волной воспоминаний. Он играл прощальную песню для друга и видел перед мысленным взором их старые концерты, их дурачества. Заканчивая играть последний аккорд, он увидел образ Хиде, его друг улыбался. — Как же здорово, — тихо проговорил Йошики, нарушая тишину. Песня, сколь бы ни было в ней боли, все же очищала, и каждый раз, когда музыканту было плохо, и он чувствовал, что воспоминания и горечь захватывают его, он играл эту мелодию, и боль отступала. Вот и сейчас… — Может, возродим Х? — Голос Тоши тих, но Йошики вздрагивает, как от удара током. Он поворачивается к другу, долго смотрит в его глаза. Он не знает, что сказать, он слышал множество слухов о том, что Тоши все эти годы пробыл в секте, да и сейчас там, Йошики пытался спросить друга об этом, но тот лишь отводил взгляд и поджимал губы. Как тогда спасать того, кто не желает быть спасенным? И можно ли верить ему? Можно ли поддаться искушению и возродить группу? Сможет ли он? И не покинет ли его Тоши еще раз? Он смотрел на друга, который вновь отклонил чей-то вызов на телефоне, вздохнул: — Я подумаю, Тоши. В этот раз они прощаются куда теплее, чем в прошлый. Йошики закрывает глаза и вздыхает. Он все еще в сомнениях. Еще один звонок от Тоши раздался тогда, когда работа над фильмом «Repo! The Genetic Opera» близилась к финалу, и Йошики вдруг обнаружил себя в пустой студии и со свободным временем — до последних дней съемок и его присутствия еще несколько недель. Йошики стоял перед зеркалом, когда раздалась трель мобильника. — Ты в Лос-Анджелесе? — голос Тоши, такой знакомый и спокойный. На заднем плане какие-то шумы, гул и говор. — Да, а ты тоже здесь? — Хаяши потер переносицу и слегка поменял позу, разглядывая себя в зеркало. — Да, давай встретимся, поужинаем? Я голоден, как волк. — Давай, подъезжай к студии, я тебя встречу и проведу в одно очень хорошее кафе. Тебе понравится. — Хорошо, жду. Йошики убрал телефон и подмигнул отражению. То ответило тем же и рассмеялось. В приподнятом настроении, подхватив легкую сумку с документами и кошельком, Хаяши вышел из студии и спустился вниз. До приезда Тоши еще было время, и Йошики впервые за много лет позволил себе попросить сигарету у кого-то из персонала, сесть на парапет, прислониться к нагретой солнцем за день стене здания студии и закурить. Город с каждой минутой словно затягивало в марево густых сизых сумерек, Йошики курил, смакуя каждый вдох, и чувствовал себя если не счастливым, то очень близким к этому состоянию. Он потушил окурок и смял его в пальцах, не желая подниматься и идти до урны. Прикрыл глаза, кажется, на минуту. — Отдыхаешь? — Ты уже приехал? — Йошики открывает глаза, щурится на свет фонарей, смотрит на фигуру друга — рваные джинсы, черная футболка и пиджак. Глаза скрыты темными стеклами очков, в черных волосах запутался свет уличного фонаря, под которым стоял музыкант. Ему кажется, что свет в его волосах — это добрый знак. — Да, — Тоши усмехнулся, и Йошики показалось, что последние куски стены между ними рушатся в этот момент, — ну, веди давай в свое кафе. — Оно не мое, но пошли. В баре было тихо и немноголюдно. Облюбовав столик у окна, друзья почти до полуночи вновь разговаривали о прошлом, о группе и друзьях, о прошедших концертах, о музыке, и в середине разговора Тоши вновь предложил вернуть их группу. Йошики вновь смолк на какое-то время, пытаясь все обдумать, но, не выдержав, решает махнуть рукой: — Давай начнем с записи Without you? А потом посмотрим. — Конечно, — Тоши улыбнулся, и Йошики буквально кожей почувствовал разлетающиеся в прах осколки некогда воздвигнутой между ними стены непонимания и взаимных обид. Что-то мудрое внутри него (наверное, это было сердце) подсказало: «все будет хорошо» — Я скоро приеду в Японию, перед последней неделей съемок фильма. Встретимся там? — Йошики выпрямился и чуть потянулся на стуле. — Да, конечно. Хаяши тепло попрощался с другом, долго смотрел вслед удаляющемуся к отелю желтому такси, а потом вызвал машину для себя, и, назвав адрес дома, свернулся на заднем сидении в уютный клубочек и задремал. Йошики догадывался, что его ждут перемены, но знать не знал, что настолько быстрые и сумасшедшие. Перед полетом на родину он связался с музыкальным руководителем фильма «Пила» и спросил о сроках подачи музыки. Он, конечно, тогда отказал режиссеру, но мысль о том, что он может написать саундтрек хотя бы для японской версии фильма, не могла оставить музыканта в покое. Однако музыкальный продюсер фильма сказал, что срок подачи готовой мелодии — 7 сентября. И ни днем позже, у фильма свои сроки. Йошики задумался, ведь ему еще необходимо было закончить работу с «оперой» и, получается, он или подведет ее команду, или только зря возьмется за «Пилу». И вдруг, словно шальная мысль: — Эту песню запишет X Japan. Как только произнес эту фразу, замер, чувствуя, как мозаика складывается в единую картину. Именно так, это именно тот путь для возрождения горячо любимой группы. Йошики стоял с телефонной трубкой в руках, слушал грохот собственного сердца и едва сдерживался, чтобы не пуститься в пляс по студийной комнате. Невозможное, казалось, событие — возрождение Х вполне возможно, и даже с выходом на мировую арену! Йошики перезвонил в офис, потребовал заказать ему билеты домой. Как только он вернется в Японию, необходимо собрать группу, поговорить с ними. Пата и Хис, согласятся ли они вернуться? Йошики почему-то был уверен, что да. А еще надо убедить Тоши окончательно вернуться. Йошики, общаясь с другом, понимал, что кто-то его направляет, и при этом он еще понимал, что нельзя вот так просто прийти и сказать: «Тоши, не слушай их, они же тебе вредят!». Йошики ждал, следя за другом, давая дружескую поддержку и прельщая музыкой. Он верил, что их песни смогут помочь вокалисту вернуться. *** — Ну, что? Йошики оглядывает Хиса и Пату. Они приехали к нему в отель, и Йошики, поставив на журнальный столик перед ними по чашке чая, рассказал о планах воссоединения группы. Замер, ожидая их ответа. Музыканты переглянулись. Хис, с аккуратно подстриженными волосами, завязанными в хвост, в длинной темно—синей водолазке и пиджаке, потертых джинсах. Постаревший — на его лице прибавилось морщин, но в темных глазах все так же сверкает озорной огонь. Пата с длинными, вьющимися волосами, в тепло—цветастом свитере и брюках—клеш, Седой. Он улыбался, как юный сорванец. — Мы только за, — почти хором, и рассмеялись синхронности. — Шутите? — Йошики улыбнулся, не желая сдерживать рвущуюся изнутри радость. — Ни разу, — Пата наклонился и сжал руку лидера. — С возвращением нас. — С возвращением. К записи новой песни приступили незамедлительно. За три дня в маленькой, душной студии на окраине Токио, единственной свободной в городе, Йошики написал двадцать пять песен, сам себе удивляясь. Писал на одном дыхании, черкая ноты на ровный нотный стан, чувствуя, как отпускает из себя музыку. Одну из рожденных песен он выбрал для саунтрека к фильму и на четвертый день разрывался между ударными и пианино, писал гитару и бас с помощью компьютера и замирал в ожидании: получится ли? На следующий день пришел Тоши, и началась запись вокала. Так как Йошики пока и не думал записывать полную версию, но лишь демо, то дав Тоши ноты, сказал: — Там не везде есть текст, пой в пропусках что-то вроде «ла-ла». — Хорошо. Йошики с некоторым волнением следил за готовящимся петь другом. Тоши, конечно, пел все эти годы, но под акустику и совсем другие песни, совсем иным голосом. Будут ли песни Х в его исполнении теперь так же сильны? Тоши кивнул, Йошики включил фонограмму. И у него отлегло от сердца. Тошимицу пел почти как когда-то давно, его голос все еще был сильным и высоким. Идеальным — для Хаяши. — Она прекрасна, — Йошики кивнул другу, когда тот замолчал, окончив петь, — мы отдадим ее в конкурс для фильма и обязательно выиграем. — Конечно. Демо-версия выиграла конкурс, и, едва только был получен этот радостный ответ, как Йошики, найдя в Токио нормальную студию, созвал туда свою группу и начал работу над полной записью I.V. Некоторые строчки текста были переведены на английский, Йошики строго следил за их исполнением и, когда Тоши пропевал очередную строчку неточно, просил его перепеть, оба смеялись, вспоминая, как подобная ситуация в юности вносила раздор в их команду. Однако сейчас все действовали слаженно. Вокал, гитара, бас, ударные и рояль. И запись гитары Хиде, которую отдал ему младший брат друга. Йошики несколько часов провел за компьютером, настраивая запись под нужную мелодию. И вот песня завершена, отпущена и даже выбрана для фильма, как в Японии, так и по миру. Йошики же, чувствуя себя впервые за последние годы полностью счастливым — они выпустили песню. Песню Х.