- Ужасный ребенок – повторяли все, от директора Дорака до школьной уборщицы, которой приходилось порой даже оттирать следы подошв со стен. Причем, все знали, чьих рук, точнее ног это дело.
- Кошмарный ребенок – повторял мэтр Шабли, классный руководитель этого «детского коллектива», где учился тот самый «отпетый хулиган».
Если б его так назвали, он бы дерзко ответил:
- А я еще живой, меня рано отпевать-то.
Макиано Тамазини – так звали этого мальчишку. Но чаще за глаза его называли Отродьем Чужого. Хотя школьный психолог, Катари, когда слышала подобное, начинала гневно хлопать накрашенными ресницами:
-Как вы можете! Он просто несчастный ребенок!
Если в школе очередное ЧП, значит, за всем этим стоит он – Ужасный Макиано. И неважно, это рухнувшая со стола посуда в школьной столовой, или сирена во время контрольной.
Макиано проникал туда, куда, казалось, проникнуть невозможно в принципе и творил такое, что все хватались за сердце или за голову.
- А следовало бы – за ремень, – сказал однажды Вальтер Придд, чьему младшему сыну он подложил в портфель презерватив, наполненный чернилами. Дернув за молнию, ничего не подозревающий Валентин устроил «чернильный взрыв», в результате которого пострадали все учебники и тетрадки, а также пол и парты в кабинете.
Вот только браться за ремень, точнее, за воспитание Макиано было некому. Его родители погибли в автокатастрофе, едва сын пошел в первый класс. Опекунство оформила на себя бабушка, но в последние годы она сильно сдала и почти не выходила из дома. Дозвониться ей было невозможно – слух и зрение тоже подводили.
Макиано творил что хотел – выгнать его из школы не могли по закону, поставить на школьный учет означало посещать кабинет Катари, а она дергалась при одном упоминании его имени. Одно дело – заступаться в разговоре и жалеть «несчастного сиротку», и совсем другое – собирать землю из цветочных горшков, разлетевшуюся по всему кабинету. Даже на шкафах и полках было полно земли. А шторы кремового цвета приобрели сероватый оттенок.
- На минутку лишь вышла, - всхлипывала она, прибираясь в собственном кабинете. Макиано к тому времени и след простыл.
Поймать его за руку было невозможно – он ускользал из рук учителей и прочего школьного начальства, как вода утекает сквозь пальцы.
Попытки занять его чем-то общественно полезным тоже ни к чему не привели. В школьном хоре он вылил воду в рояль, в закрытом актовом зале. На кружке авиамоделирования приклеил всех к стульям суперклеем.
В классе Макиано вроде бы и был общим заводилой, но настоящих друзей у него, скорее всего, не было.
Он старался примкнуть к компании Колиньяра. Но ребята из богатых семей, охотно участвуя в некоторых проделках, избегали его в другое время. У Макиано не было брендовых шмоток, дорогого телефона, его никто не привозил на занятия на шикарном внедорожнике.
А на безобидные шутки он порой так взрывался, что лез в драку, и тогда могло не поздоровиться никому. Дрался он отчаянно, зло, и часто мальчишек растаскивали взрослые.
Мог ударить и девочку, хотя таких случаев было мало – два-три за все время. Успевали сами одноклассники – перехватывали, оттаскивали. Он вырывался, молча распихивал всех, понимая, что одолеть всех не сможет.
Однажды Арно, влетев в класс во время очередного «побоища» вдруг вспомнил фразу: «Не проиграть, когда победить невозможно». И понял, что она очень подходит нынешней ситуации с Макиано.
На нем висели Берто Салина, Паоло Куньо и еще парочка одноклассников, как полицейские на преступнике. И он не сдавался, зло отбиваясь и лягаясь . Те еле уворачивались от ударов егопыльных стоптанных кроссовок.
- Хватит вам уже. Вчетвером с одним легко справились, - сказал Савиньяк.
Макиано недобро зыркнул на него, что-то буркнул под нос. А державшие слегка ослабили хватку.
- Ты бы сначала узнал, в чем дело, - посоветовал Паоло.
Девочки утешали ревущую в три ручья Селину и возмущались по поводу «ужасного» Тамазини.
Вошедший классный руководитель, мэтр Шабли, навел порядок в классе и увел с собой Макиано и Селину. Вернулись они уже почти перед самым звонком.
На уроке класс писал контрольную по талиг. И у Савиньяка – вот незадача – потекла ручка.
Он быстро отмыл пальцы, выкинул испорченную ручку и оказалось, что запасная тоже не пишет. Засохла.
- Держи.
Макиано передал с другого ряда ручку – самую дешевую, да еще и с изгрызанным колпачком. Арно благодарно кивнул и начал быстро строчить в тетради – и так время было потеряно.
Прозвенел звонок на перемену.
- За что вы его? – спросил Арно потом у Берто.
- Еще не хватало девочек бить, - хмуро отозвался тот.
- И что, вот просто так ни с того, ин с сего он стал бить её?
- Понимаешь, дело в том, - Придд, как всегда, выражался слегка вычурно, - что на слова можно отвечать словами. Но не кулаками. Тем более, бить девочек не принято. В приличном, так сказать обществе.
***
Забежав домой, Арно решил, что обедать оставшимся со вчерашнего дня супом он не хочет. А лучше сбегать в Торговый Центр «Анэм» и поесть в фудкорте. Заодно купить всякой канцелярии и поиграть в «Заброшенной пещере».
Одному идти было не слишком весело, но Берто ушел в бассейн, а Паоло не брал трубку.
Лионель на работе, Эмиль вообще собирался уезжать, матушка вчера отбыла в творческую командировку.
Радостно выдохнув от мысли о свободной жизни, Олененок быстро переоделся и выбежал на улицу.
Впереди был оживленный проспект, за ним виднелись стеклянные корпуса «Анэма».
На переходе, вопреки обычной толпе, было совсем мало людей. Будний день не располагал к прогулкам.
И Арно без труда заметил знакомую фигурку на противоположной стороне проспекта. Вспомнил про ручку, которую так и не отдал после урока.
«Завтра верну».
Макиано тоже заметил его и даже махнул рукой, улыбнувшись.
Вдруг откуда-то у дороги появился совсем маленький мальчик с машинкой в руках. Машинка была довольно большая, ребенок выпустил ее, и она покатилась под колеса проезжавших машин. Он сделал шаг за игрушкой…
Отчаянный скрип тормозов, чей-то визг – Арно показалось, что сейчас у него треснут перепонки. Он зажмурился и закрыл ладонями уши, мысленно проклиная себя за трусость. Но сделать ничего не мог.
Время будто застыло.
Кто-то плакал, кто-то кричал: «Скорую, скорую вызовите!» Вокруг стоящего гигантского грузовика начала собираться толпа. Люди зачем-то фотографировали, снимали видео. Арно не двинулся с места, лишь открыл глаза и смотрел туда, где виднелась рука между колес автомобиля.
Женщина с большой клетчатой сумкой, охая и поминутно хватаясь за сердце, рассказывала всем вокруг:
- Малыша из-под колес выдернул, а сам… Ох, грехи наши тяжкие!
Вдалеке завыла сирена…
Арно не помнил, как давал показания прибывшим на место трагедии полицейским. Четко и уверенно рассказал о личности погибшего, потом сидел в сквере, ежась от пронизывающего ветра. И недоумевал, как рядом с ним присел Лионель. Набросил на плечи свою куртку, увел в машину.
«Неужели ему позвонили? Но кто? Он же не собирался до вечера домой, откуда он узнал», - думал Олененок, безучастно глядя вперед.
Дома вспомнил, что так и не пообедал, но о еде и думать не хотелось. В горле будто застрял твёрдый кубик, который мешал не только глотать, но даже дышать и говорить.
Надо было делать уроки. Арно сел за стол, раскрыл учебник и снова уставился на страницу невидящим взглядом.
Мыслей не было. Совершенно.
- Где он? – послышался взволнованный голос из прихожей.
«Эмиль? Но он собирался уехать по делам. Неужели передумал? Из-за этого происшествия? Но ведь со мной все в порядке, я тут, живой…»
Неловко выбравшись из-за стола, он вышел к брату, и вдруг заплакал – тоненько, по-детски, отчаянно всхлипывая и давясь слезами.
Эмиль сграбастал его, рухнул на диванчик в прихожей, обнимая так, словно хотел защитить ото всех бед.
Арно плакал и плакал, и ему самому казалось, что это продолжается уже вечность. И вместе со слезами таял тот комок, что мешал дышать.
Когда поток слез иссяк, Эмиль осторожно спросил у него:
- Вы дружили?
Арно отчаянно замотал головой:
- Мы… мы могли бы подружиться, - горько ответил он, - а теперь уже никогда не сможем.
- Малыш мой, - Эмиль погладил его по голове, - он знает, что ты стал бы ему другом. Даже «оттуда».
- Правда?
- Конечно. Разве я тебя обманывал когда-нибудь?
Арно мотнул головой – слезы разлетелись брызгами.
***
- Прости, я так и не отдал тебе ручку, - мысленно произнес он, глядя на фотографию в холле. Её сделали наспех, из общего фото, Макиано на ней был не похож на себя. Слишком уж причесанный, приглаженный какой-то.
Арно сперва подумал положить ручку возле фото, но затем решил оставить себе – на память. Отсюда все равно кто-нибудь утащит.
И положил к фотографии сделанный из бумаги пистолетик – какие делали когда-то в первом классе. И на душе отчего-то стало капельку легче. Совсем чуть-чуть – но стало. Словно сквозь плотную завесу туч пробился солнечный лучик.
