Just survive somehow

В первый день Фестиваля я просыпаюсь с петухами. Буквально, с гребаными петухами. С соседней кровати доносится приглушенная невнятная ругань. Кажется, это Карл. Не открывая глаз, он пытается нашарить в груде своих вещей пистолет. Уж не знаю, хочет он пристрелить птиц или застрелиться сам, но понимаю его в любом случае. Дружелюбие не перестает играть на моих нервах. И это только первые сутки из трех. Вчерашний день проносится в памяти. Ночь — тоже. Были и хорошие моменты. Но чем я, черт возьми, думал, когда выдавал Тейлор главный козырь против себя?! Уж точно не головой. Первое инстинктивное желание — пойти в их дом — а девчонок, к несчастью, поселили отдельно, — вытащить ее оттуда и стереть все нахрен из ее памяти. Я не знаю, как. Как-то. Так меня на правду еще никто не разводил. С другой стороны, она и мою теорию о своей дивергенции не опровергла, а только подтвердила своим испугом. Так что все карты по прежнему у меня. Можно не беспокоиться. И с третьей стороны — этот покер без правил мне надоел. Я просто хочу ее увидеть. В глубине души. Очень глубоко. Потому что мозгом я не знаю, что ей сказать. О чем вообще теперь говорить. К идее мирного сосуществования мы шли долго. Дошли. Теперь сложно представить, что с ним делать. «Вот прямо об этом и спроси». Внутренний голос часто в последнее время говорит голосом Лорен. Лёгким и насмешливым, делая все в разы проще. Вчерашняя откровенность пусть и внесла какие-то коррективы, но уж точно не способствовала кардинальной смене характеров. Она осталась такой же, просто перестала обижаться. Все. Точка. Она должна была остаться такой же. Иначе у меня просто пропадет интерес. Убрать из нашего общения манипулятивные нотки — потеряется вся искра. А этого я не хочу. Потому что мы, черт возьми, в огненной фракции. Все эти мысли вылетают из головы с новым петушиным воплем, оставляя только раздражение. На дежурство я должен заступить с семи. Сейчас только пять. Есть время. Будь мы дома, отправился бы прямиком в зал или в тир. А здесь… Кто вообще знает, чем занимаются дружелюбные с утра пораньше? Когда выхожу из дома, получаю ответ на другой вопрос — чем за пределами Бесстрашия занимаются бывшие стиффы, пока остальные спят. И это даже разочаровывает. Четыре я встречаю на курилке, что неожиданно, но он не курит и от сигареты отказывается, что ожидаемо. Итон просто стоит без дела и медитирует. Но напряжение в осанке я заметил ещё до того, как подошёл. Неудивительно. Вчера на фермы приехал его отец. Слишком забавно было наблюдать, как стифф весь день от него бегал, чтобы сегодня не пройтись на этот счёт. Настроение заметно растет. Раз не могу сейчас потренировать мышцы — потренирую хотя бы мозги. Не нарушая предрассветную тишину, говорю негромко и внимательно слежу за его реакцией: — У меня к тебе вопрос, Четыре. У него вид человека, который готов к войне, и все же делает последнюю попытку ее избежать. — Уверен? — Уверен, — я улыбаюсь максимально дружелюбно в ответ на его раздраженный взгляд. — Ладно. Валяй. Я не тороплюсь и сначала делаю глубокую затяжку. — Почему ты так скрываешь, что твой папаша — лидер Отречения? Он мог бы хоть удивиться для приличия, но и бровью не ведёт. — Даже не передать, насколько это не твое дело. Надо отдать должное, эмоции он контролировать умеет. Но любая броня имеет брешь. Надо лишь ее найти. А в этом у меня талант. — Ты мог бы стать его преемником. Править городом. — Отреченные не правят, они служат народу. — Ну да, конечно, — я закатываю глаза. — Хочешь сказать, он никогда не использовал свою власть? Его плечи напрягаются. Сжимаются — всего на секунду, и следом он тут же расправляет их. Вот оно. — Я думаю, — наслаждаюсь каждым словом, — что ты сбежал. Никогда не верил я в бескорыстный альтруизм отреченных, знаешь ли. Но Маркус… Таких эталонных ещё поискать. Такой он всегда доброжелательный, рассудительный, бескорыстный, даже ни разу из себя не выйдет, и голоса не повысит, и везде он такой миротворец. Профессиональный актер не справился бы лучше. Четыре поворачивает голову в мою сторону. Его лицо кажется каменным и почти скучающим, но глаза выдают с головой. Ему ненавистна эта тема. Но разве это мои проблемы? — Чисто из любопытства, может ты откроешь для меня этот феномен, — я отбрасываю сигарету и смотрю ему в глаза. — Насколько уродливым должно быть настоящее лицо, чтобы маску приходилось носить не переставая? Четыре молчит пару секунд, а потом улыбается одними губами. — Это ты мне скажи. Должен ведь знать не понаслышке. Доля правды в этом есть. Не в том, что под моей маской уродливое лицо, разумеется. В том, что все мы здесь лицемеры. В той или иной степени. — Система фракций так или иначе заставляет время от времени притворяться. Если дашь себе труд немного углубиться в основы социологии — индивид в социальной группе, ведомой общей целью и едиными принципами, не приживется, если не будет их разделять. А когда речь идёт о выживании в недружелюбной среде — остаться без группы подобно смерти. Однако ни один человек, даже в собственной группе, даже когда он ей полностью подходит, не может быть стопроцентной копией другого. А рамки, установленные правящей силой, заставляют создать эту видимость. Чем строже становится фракционное деление — а уровень этой строгости формируется только действующим правительством, — тем больше люди чувствуют необходимость соответствовать. Поэтому да, мы все, включая и тебя, так или иначе иногда надеваем маски с эмблемой собственной фракции, и попускаем это друг другу. Что и возвращает нас к твоему папаше. Его безукоризненный альтруизм на людях выглядит так ровно, что либо он и правда альтруист до мозга костей, либо вообще не снимает маску на людях. И поскольку ты, весь из себя такой смелый с четырьмя страхами, его очевидно боишься, значит тут второй вариант. И в надёжных же руках тогда наш город! — я негромко смеюсь и отбрасываю сигарету. Четыре молчит. Молчит гораздо дольше чем можно ожидать, а потом вдруг неожиданно спокойно спрашивает: — Почему ты ушел из фракции, Эрик? — Потому что я бесстрашный, — закатываю я глаза на такой вопрос. — Как и я. Вот и вся причина, по которой я сменил фракцию. А ты слишком много думаешь, — он усмехается. — Лучше бы надел маску, да пошел бороться со страхами. Я слыхал, у тебя их побольше четырех. Усилием воли не заглатываю наживку. — Ну раз ты такой истинно бесстрашный, значит тебе не составит труда сопровождать делегацию Отречения, когда поедем на фермы? К лидерам всех фракций хотят приставить по неофиту, помимо обычной охраны. Не надо делать такие обиженные глаза, Итон. Идея Макса, не моя. Так что скажешь? Не соскучился по папочке? После недолгой паузы он сухо отвечает: — Макс наш лидер. Как он скажет, так и поступлю. — Жду с нетерпением. Вот это истинная правда. А Четыре понижает голос, хотя вокруг ни души: — В тебе все еще слишком много от эрудита, Эрик. Был бы ты с этим осторожнее. — Спасибо за трогательную заботу. — Да я не о тебе забочусь, — негромко бросает Итон. Хочу спросить, какого черта он имеет в виду, но, мимолетно взглянув на двор за его спиной, осекаюсь. Четыре тоже оборачивается. Из-за угла одной из хижин появляется неожиданная компания с ещё более странным реквизитом. У Адама в руках — швабра, у Джима — большая банка с какой-то неопознанной живностью внутри и табуретка. Он заходит за угол девчачьего дома, а Адам входит внутрь. — Боюсь предположить, — иронично протягивает Четыре, и я не могу сдержать усмешку. — Предлагаю не предполагать. Не сговариваясь, мы идём за ними. От мысли, что сейчас в этом доме встречусь с Лорен, двоякие ощущения. Одновременно и жду этого, и хочу отсрочить этот момент как можно на дольше. Вселенная слышит меня в любом случае. В доме, когда мы туда заходим, никого, кроме Адама. По звуку воды можно предложить, что ещё кто-то в душе. Услышав нас, Адам поворачивается и приветственно взмахивает рукой. — Где девочки и что ты здесь делаешь? — интересуется Итон. Адам ухмыляется. — Шона, Миа и Лорен ушли на завтрак. А Эшли пошла в душ, — он берет швабру, что принес, и подпирает дверь так, чтобы ее нельзя было открыть изнутри. — Серьезно? — Детский сад. Редко когда мы с Итоном сходимся во мнениях, но Адам отмахивается и самодовольно потирает руки. — Это месть за прошлый год. Она натравила на меня крысу. Крысу, мать вашу! Пока я спал! На минутку представь, каково это — проснуться от того, что заразная дрянь пищит тебе в ухо! Я не могу сдержать смех. — Адам, нам не обязательно знать подробности твоей личной жизни. — Заткнись, — советует друг. Четыре фыркает. — Где ты взял здесь крысу? — Крыс здесь нет, — соглашается Адам. — Зато Джим нашел вот такую сороконожку, — он раздвигает ладони сантиметров на пятнадцать, — и пару пауков. Надеюсь, не ядовитых. — А это не слишком, Адам? — Итон явно не одобряет. — Что если она их боится? Так и приступ можно получить. — На то она и бесстрашная, правда? — фыркает Адам. — Пусть борется со страхом. И в следующий раз думает, прежде чем кого-то разводить. Там в их душевой есть окошко под крышей. Сейчас Джим эту дрянь туда запустит, и я посмотрю, насколько смелой будет она. Я сажусь на ближайшую кровать и усмехаюсь. — И на то, чтобы разработать этот гениальный план мести, тебе понадобился год? — Месть — это блюдо, которое… Но его слова перекрывает оглушительный, почти душераздирающий визг. Адам ликующе бьёт в ладони и издевательски стучит в дверь. — Детка, у тебя все хорошо? Ручка двери дёргается, но Адам запер ее надёжно, и визги только усиливаются. В дверь с той стороны изо всех сил колотят кулаками. Сложно представить, что одна девчонка может издавать столько шума. А потом хорошо знакомый истеричный голос вопит: — Открой эту блядскую дверь, придурок! Лицо Адама резко меняется. Я подрываюсь с кровати и кидаюсь открывать. Этот вопль я слышал в самый первый день инициации и ещё тогда не поверил, что даже в контролируемой симуляции можно чего-то так сильно бояться. Стоит убрать опору, и дверь тут же распахивается без моей помощи. Шум невыключенной воды в душе становится громче. Лорен с Эшли вылетают оттуда с такой скоростью, которой позавидовали бы лучшие спринтеры Бесстрашия. И если вторая просто злая, то первая бьётся в истерике и врезается прямо в меня. Я удерживаю ее за локти. Лорен поднимает глаза и я буквально вижу, как в них зреет абсолютно неоправданная, но вполне ожидаемая догадка. — Это не я, — быстро предупреждаю, пока она не надумала себе черт знает что. И она мне верит. Всхлипывает и прижимается ко мне, пытаясь унять дрожь. Я прижимаю ее к себе. Замечаю в ее волосах жирного паука и, преодолевая отвращение и собственный страх, снимаю его и выкидываю подальше. Лорен чувствует это и с плохо скрываемой (точнее вообще не скрываемой) паникой дергается в сторону, но я удерживаю ее. — Все нормально, — тихо говорю ей на ухо… и она снова мне верит. Прячет лицо в ладонях и судорожно всхлипывает, пытаясь выровнять дыхание. Слабость не вызывает у меня приязни, но мне интересно, как скоро она ее преодолеет. Обнимаю ее одной рукой за плечи — игнорируя навязчивую мысль, что сейчас кроме полотенца на ней вообще ничего нет — и, поддаваясь порыву, касаюсь губами ее макушки, наплевав, что подумают об этом остальные. Но когда немного отвлекаюсь от Лорен, вижу, что у них и так хватает чем себя занять. Четыре крепко держит Эшли и оттаскивает ее от Адама. Она все же успевает пнуть его ногой, а до этого, видимо, попала по голове, потому что Адам сейчас держится за щеку с самым странным выражением на лице — злость смешалась с удовлетворением, одновременно сожалением и весельем. Эшли я не виню. Результат ее агрессии гасит во мне потребность врезать Адаму самостоятельно, избавляя от необходимости выбирать между другом и Лорен. Будем считать, свое он уже получил. Хотя кое кто явно так не думает. Тейлор очень быстро движется по стадиям принятия и, совсем немного придя в себя, резко переходит сразу к агрессии. Она прекрасна, когда злится. Особенно когда эта злость направлена не на меня. Поэтому я легко ее отпускаю. — Ты совсем без мозгов? — шипит она на Адама. — Зайка, прости, — в его веселом голосе и правда звучат нотки легкого раскаяния. — Я думал, ты ушла на завтрак! Там должна была быть только Эш! — Ты охренел?! — вопит Эшли и рвется двинуть ему ещё раз, но Четыре удерживает ее. — ТЫ заслужила! — резко огрызается Адам. Лорен гневно смотрит на него и вкрадчиво цедит: — Кто второй? — Что? — Если ты был здесь, то эту тварь запустил кто-то с улицы. Кто? Как раз в этот момент в дом заходит чрезвычайно довольный собой Джим. Лорен дергается в его сторону, но я удерживаю ее за плечи. — Давай я, — тихо предлагаю я ей на ухо, и после секундной внутренней борьбы она оставляет попытки вырваться и предоставляет мне все карты. Я ухмыляюсь и поворачиваюсь к Джиму. — Повеселился? Он все еще улыбается, но уже понимает, что где-то их гениальный план дал сбой. Когда видит Лорен, улыбка с его лица слетает. — Ой, — только и произносит он. — Черт, Лорен. Прости. — Да ладно, с кем не бывает, — отвечаю я за нее и улыбаюсь. Брови парня сходятся на переносице, он смотрит на меня недоверчиво. Почему-то моя доброжелательность пугает людей больше, чем неприкрытая агрессия. — Я правда одного не могу понять, — спрашиваю с искренним интересом и делаю шаг вперед, отодвигая Лорен назад. — Ты зачем в это полез? У Адама вполне честный мотив — месть за детскую травму, или что-то в этом роде, — я небрежно отмахиваюсь. — Но какой твой интерес портить психику братьям… сестрам по оружию? Джим пожимает плечами. — Я не думал, что они поднимут такой визг. — Я спросил не об этом. — Адам меня попросил, вот я и… — он осекается и подозрительно смотрит на меня, — слушай, а какое тебе вообще дело? С каких пор ты джентльмен? — Вообще не джентльмен, — соглашаюсь я. — Но вопреки мнению большинства, мне все же не совсем плевать на друзей. И так уж тебе не повезло, что именно сегодня мы с Тейлор дружим. Парень поднимает брови и собирается что-то сказать, но я то с переговорами покончил. На теле есть точки, удар по которым вызывает такую боль, что можно откинуться. Я бью по одной из них. До летального исхода не доходит, но Джим все равно падает на пол. Делает он это беззвучно, потому что силы легких хватает только на то, чтобы вдохнуть. Я наклоняюсь к нему и в наступившей в доме тишине тихий голос звучит особенно четко: — Никогда так больше не делай. Только если мстишь за себя, а не по чужой приказке. Думаю, даже когда придет в себя, спорить ему не захочется, поэтому с чувством выполненного долга отворачиваюсь. Лорен выглядит не то чтобы совсем успокоившейся, но точно удовлетворенной. Эшли переводит мрачный взгляд с Джима на Адама. — Ладно, пока вы на испытательном сроке. А теперь выметайтесь отсюда, нам надо переодеться. Итон — ожидаемо — первый шагает к двери, но Лорен возмущенно взмахивает рукой и восклицает: — Какое «выметайтесь»?! Моя одежда там! — она кивает в сторону ванной. — Давай я принесу? — предлагает Четыре, но Лорен резко мотает головой. — Кто это начал, тот пусть и разгребает. Давай, Адам, — она складывает руки на груди и со злостью смотрит на него, — я посмотрю, какой ты смелый. Он закатывает глаза, но все же не спорит. Когда берется за ручку, поворачивается и не может удержаться от комментария: — Ты и так неплохо выглядишь, милая. Может, обойдешься без одежды? Командиры точно против не будут. Лорен чуть не задыхается от гнева и снова поворачивается ко мне, ожидая, видимо, что я и с этим разберусь. Но тут и разбираться не с чем: Адам был бы не Адам, если б не сморозил нечто подобное, да и мысли о том, чтоб и дальше любоваться Тейлор без одежды, настроение только улучшают. Поэтому не могу себя пересилить и насмешливо поднимаю брови, бросив многозначительный взгляд на ее полотенце, которое едва прикрывает бедра, выставляя на всеобщее обозрение стройные ноги. То, что на нее пялятся еще три парня, меня мало заботит. Потому что прекрасно знаю, что принадлежит она только мне. Вчера сама в этом практически призналась. Пусть и не словами. Но вместо того, чтобы поддержать эту замечательную идею, у Лорен делается такое лицо, которое сулит мне очередной дневной бойкот. А у меня нет желания с ней сегодня ругаться. Поэтому меняю выражение лица на серьезное и жестко смотрю на Адама: — Да как ты смеешь. Даже сама Лорен не удерживается от смешка. После того как они выставляют нас из своего домика, в следующий раз мы встречаемся только после завтрака, но без возможности поговорить. Амар выстраивает нас в шеренгу и распределяет обязанности. Случайность или нет, но в каждой паре неофитов оказывается один переходник и один урожденный бесстрашный. Мне достается Адам. Распорядок дня до скучного простой: сначала, как я и рассчитывал, патруль в составе охраны лидеров города или по периметру, потом обед, а потом — непонятно с какой радости — свободное время до самой ночи. — Но сильно не расслабляйтесь, ночью вас ждет еще одно важное задание, — предупреждает Амар, — так что не вздумайте напиться, ясно? — Боже упаси, Амар! — Зик возмущенно смотрит на инструктора. — Как ты можешь о нас так думать? Да и где нам тут взять алкоголь? — Я думаю, ты и без моей подсказки разберешься, — ухмыляется инструктор. — Но я серьезно. Не надо быть гением чтобы догадаться, что «важное задание» ночью — Захват флага. — Теперь, что касается патруля. К Джанин и ее свите, — тренер произносит это с легкой издевкой, — отправляются Зик и Джим. Лорен, Эшли — вам достается Джоанна. Скорее всего она сразу отправит вас отдыхать на поле, но надеюсь не надо напоминать, чьим именно приказам вы подчиняетесь? — Нет, — в один голос отвечают они, и Амар удовлетворенно кивает. — Что касается Отречения… Его взгляд проходится по всем и на долю секунды задерживается на Четыре. — Мы можем сопровождать их, — вызываюсь я. Тренер поднимает брови и я невозмутимо выдерживаю его взгляд. — Ладно, — он пожимает плечами и легко усмехается. — Главное помни, что инициатива наказуема. Остальные тоже получают разнарядки и приходит время заступать на службу. Проходя мимо Итона я кратко бросаю: — Не благодари. Благо, он достаточно умен, чтобы понять подтекст. Теперь ты мне должен. А про инициативу Амар не врал. Компания отреченных — скука смертная. Как они вообще выживают у себя во фракции?! За семь часов работы мы не слышим от них не только грубого, но и в принципе громкого слова. Они до ужаса, до тошноты вежливые, благовоспитанные и лицемерные. В этом я уверен и без ненавязчивой пропаганды эрудитов. Ну не могут люди быть и правда такими все время! Кроме самого Маркуса никого из лидеров я по именам не знаю, только по лицам. Пока не приезжаем на поле, единственное, чем можно себя развлечь — следить за рабочими-изгоями, которых привлекли к черновой работе на Фестивале. Хотя и это скучновато — совпадение ли, или кто-то отбирал таких специально, но потенциально опасных типов, способных посреди ночи выкрасть оружие из поезда бесстрашных, среди них не наблюдается. А когда один из отреченных предлагает им помощь, я даже не пытаюсь сдержаться и закатываю глаза. Однако, надо все же отдать должное — за пару дней работы им удалось преобразить поле в нечто более-менее интересное. Если возле Купола особо делать нечего, то на фермах и правда можно развлечься. Для тех, разумеется, кого привлекает самодеятельность. Поскольку мы сопровождаем лидеров фракций, то на поле приезжаем одними из первых. Ближе к девяти утра подтягивается достаточное количество народа, чтобы Джоанна решила официально открыть Фестиваль. Она толкает недолгую речь о том, как важны мир, любовь и дружба для гармонии в обществе, что без гармонии невозможно процветание, и прочая ересь. Каждый из лидеров добавляет по паре слов от себя и после этого можно считать Фестиваль открытым. Напоследок Джоанна анонсирует грандиозный обед через пять часов и предлагает простым смертным до тех пор наслаждаться праздником, а сама сходит с помоста и собирает вокруг себя лидеров, чтобы провести им экскурсию. Мы с Адамом держимся на расстоянии и следим за обстановкой, хотя и следить в общем то не за чем. Все вокруг ходят, улыбаются во весь рот и горя себе не знают. — В принципе, если опираться на матчасть, — замечает Адам, — то почти каждый из них вполне может оказаться маньяком. Я фыркаю. — Ну говорят же, что это либо тихони, либо гипер дружелюбные люди! — Ты прав, — пожимаю плечами, но взгляд почему-то цепляется не за дружелюбных, а останавливается на отреченных. Погружаясь в свои мысли, больше я ничего не добавляю. Между тем, мы проходим первый сектор, который в основном представляет из себя несколько столов под одним большим серым навесом. К паре из них выстроилась небольшая очередь. Отреченные-дежурные по другую сторону стола что-то записывают в блокноты и раздают желающим талоны и серые жетоны, которые представители других фракций цепляют к одежде. — Здесь любой горожанин может ненадолго стать альтруистом, — Маркус обращается к остальным лидерам. — Джоанна проделала потрясающую работу, организовывая Фестиваль. После Церемонии распределения это, пожалуй, самое важное событие года для всех нас. И мне приятно думать, что так каждый сможет почувствовать себя причастным. — Какие дежурства вы предлагаете? — интересуется Джанин и цепко смотрит на Маркуса. Тот отвечает ей спокойной улыбкой. — В секторе каждой фракции нужны люди. Эрудитам и искренним, например, не помешают рабочие руки для элементарного обслуживания оборудования, бесстрашным нужно поддерживать чистоту на ринге. Больше всего людей записались к дружелюбным на обслуживание летней кухни. Кроме того, хоть вы согласились, что помощь нескольких афракционеров не омрачит этот день и они сейчас работают, нам нужно больше водителей, чтобы возить людей и грузы от Купола на поле и обратно. Небольшая группа отправилась собирать хворост для вечерних костров. И, разумеется, дополнительные талоны мы даем тем, кто обещает помочь вернуть полю первозданный вид по окончании Фестиваля. Мэтьюз и остальные лидеры кивают. — А что представляют ваши люди, Джанин? — Знания, — кратко говорит она, но все же снисходит до объяснения. — Поскольку только эрудиты обладают неограниченным доступом к информации, сегодня мы решили поделиться ее частью с другими фракциями. Разумеется, с теми их представителями, которые способны хоть что-то понять, — ее губы изгибаются в холодной улыбке. — Более того, мы объединились с искренними, чтобы организовать дискуссию… — Скорее, дебаты, — перебивает ее Джек Кэнг и обезоруживающе улыбается. — Боюсь, это одно из всего двух развлечений, которые моя фракция может предложить для остальных. — А что второе? — спрашивает Джоанна. — Квест. Можно проходить в одиночку, можно группой. Если вкратце — нужно расследовать и раскрыть моделируемое преступление. На первой станции вам откроют исходную информацию и подсказки к следующим шагам. Каждый новый «свидетель» даст новые сведения. Все будут в той или иной степени врать, так что игрокам придется напрячься, чтобы выйти на «преступника» и его сообщников. В общем, чем-то похоже на Захват Флага у бесстрашных, только в нашей игре нужно побольше мозгов. Такая беспардонная прямолинейность могла бы выбить из колеи кого-угодно, но не Макса. Он поднимает одну бровь и спокойно предлагает: — Приглашаю всех искренних поучаствовать в нашей игре. Проверим экспериментальным путем, что ранит больнее — пуля или слово. Мы с Адамом переглядываемся и ухмыляемся. Несмотря на то, что Фестиваль подразумевает под собой обмен опытом, поле все равно поделено на цветные сектора, чтобы фракции не смешивались. Все же есть грань, за которую не заступают. Самый лучший сектор, разумеется, у Бесстрашия. Ну и, пожалуй, у дружелюбных, но только потому, что там продают еду. У нас есть и тир, и полоса препятствий на выносливость, и отменный ринг, — побольше того, который неофиты используют для тренировок. В пейзажи страха здесь никого не погружают, что и к лучшему. И, разумеется, огненные развлечения, но они начнутся вечером, когда стемнеет и альтруисты разожгут костры. Пока всем желающим испытать себя просто предлагают пройтись по углям. Над полем — довольно высоко — протянуты канаты, прикрепленные к шестам. Несколько желто-красных точек уже предприняли отчаянную попытку справиться с этим испытанием, одна из них беспомощно зависла в воздухе, удерживаемая страховкой. Возможно, дружелюбным, которые привыкли собирать урожай с деревьев, высота не так страшна. Пообещав себе вернуться сюда в свободное время, мы следуем дальше за лидерами. В какой-то момент разделяемся, и Маркус надолго застревает в секторе своей фракции, а потом, за два часа до обеда, выражает желание вернуться к Куполу. Четко в два часа дня мы сдаем смену и после этого нас отпускают на обед. Столовую разбили на поле прямо под открытым небом — ряды столов кажутся бесконечными с учетом того, что на Фестиваль собрался почти весь город. Некоторые разместились прямо на земле, расстелив покрывала и прихватив закуски с общего стола. Учитывая, что нормального завтрака у нас не было, от запаха еды живот моментально скручивает. Свободных мест почти нет и, чтобы долго не искать, я уже думаю подвинуть кого-то, но Адам толкает меня локтем и кивает в сторону. Поворачиваю голову и вижу Мию и Дункана, которые активно машут нам из-за стола, набитого бесстрашными. Я сажусь свободно, а Миа, чтобы уступить место Адаму, перебирается на колени к Дункану. Судя по лицу, возражений у него это не вызывает. Я ухмыляюсь и рассматриваю соседей. С нами за столом — уже знакомая Анабель, ее парень, которого я помню по зиплайну, пара бесстрашных, лица которых мне незнакомы, Эшли, Джим и Рик Тейлор. Дункан протягивает нам бумажные тарелки. — Как заботливо, братишка, — умиленно улыбается Адам. — Я просто случайно пару лишних взял. Адам пинает его ногой, а я не трачу время и накладываю себе еду. Тут тебе и фрукты, и овощи, и даже бургеры. Правда, нет шоколадных тортов, которых я видел за другими столами. Их заменяет хлеб дружелюбных, к которому я не притрагиваюсь. — А где вы потеряли Карла и Лорен? — интересуется Адам у Джима, подливая себе кофе. Тот фыркает. — Они пошли искать мороженое. — А здесь и мороженое есть? — Само собой, — бесстрашный, чье лицо покрыто татуировками, закатывает глаза. — Это же межфракционный обмен. Еда тоже входит в эту программу! Эрудиты уже разобрали наш торт. Взрыв смеха за столом неподалеку отвлекает нас от разговора. Там эрудиты миксуются с бесстрашными и искренними, и там же сидят Джим и Лорен. Вторая увлеченно болтает о чем-то с Джеком, его рука периодически касается ее спины, а она не делает попыток ее убрать. Анабель хмыкает и обращается к Рику. — Он не лучшая кандидатура, ты же в курсе? Рик смотрит себе за плечо и его руки сжимаются в кулаки. — Ого. Похоже, надо предупредить ее, что Джек уже занят? — ухмыляется Миа, бросив многозначительный взгляд на Тейлора. Анабель фыркает, а Рик одаривает друзей ледяным взглядом и останавливается почему-то на мне. — По-моему, если кого-то что-то и должно смущать, так это тебя. Я чуть не давлюсь кофе. — С какой стати? Он прохладно ухмыляется. — Ну это же ты спишь с моей сестрой. Резонный вопрос почти срывается с языка, но тут я соображаю, почему он так думает. Тогда, на ринге, когда нас поставили четыре на четыре, Лорен отвлекла его. Дешёвый трюк, который тем не менее сработал. Так что я просто пожимаю плечами. — У нее своя голова на плечах, пусть живет как хочет. Если бы меня задевало все, что она делает, уже давно бы ее с моста скинул. Даже не знаю, чего в его усмешке больше — презрения или одобрения. Он определенно понимает, о чем я говорю. И тут влезает Адам. — К твоему сведению, тебя обвели вокруг пальца, — он указывает на Рика ножом для масла. — Но сначала скажи мне, насколько сильны твои братские чувства, чтобы я их не травмировал. — Вообще не сильны, — Тейлор улыбается и тоже берет в руки нож с мясной тарелки. Адам ухмыляется. — Эрик тут не при чем, а с Лорен спал я, отмечу — по обоюдному согласию. Но, поскольку это было исключительно в спортивных целях, мы решили остаться просто друзьями. А ты, — он поворачивается к Дункану, — все еще торчишь мне деньги за проигрыш! Дункан, который до этого мирно пил кофе и в разговоре не участвовал, раздраженно закатывает глаза. — Последний раз, братец: ты увидишь мои деньги, когда сможешь доказать, что все это правда. Уголок рта Адама дергается. — А как, позволь узнать, мне тебе это доказывать? — Принеси ему кровь девственницы в колбочке, — советует Миа. Дункан на этих словах давится кофе, отставляет чашку и отталкивает от себя тарелку. — Я, пожалуй, наелся, — с отвращением говорит он. — Ладно, можешь в следующий раз свечку подержать. — Дети, вот сейчас самое время угомонится и разбежаться из песочницы, — вставляет Анабель, искоса глядя на Тейлора с лукавой улыбкой, — иначе злой дядя Рик на Захвате флага всадит кому-то пулю в лоб. Вид у него и правда не то чтобы радостный. Он кривится с отвращением и бросает короткий взгляд на сестру. И я понимаю, что он Адаму верит. И даже не сильно злится на него. Просто не хочет признавать, что девушка, о которой ведутся такие застольные разговоры — его родная кровь. Кровь — это связь, от которой никакими силами не избавиться. Узы, которые не рвутся, как бы страстно мы этого не хотели. Я могу его понять. Осознание родства с собственным отцом, например, вызывает у меня подобные чувства. И не важно, хвалят его в моем присутствии или оскорбляют. Паршиво просто то, что меня ставят с ним на одну доску. Не успевает Рик подтвердить или опровергнуть слова Анабель и мои мысли, Адам звучно — так, что оборачиваются все в ближайшем радиусе — зовёт: — Тейлор! Лорен поворачивается и озирается в поисках источника шума. Адам высоко поднимает руку. — На пару слов! Я вижу, как она поднимается, чтобы над чужими головами разглядеть наш стол и потенциальную компанию. Первичное удивление на ее лице сменяется раздражением и я уже думаю, что она просто пошлет Адама подальше и останется там где была, но тут Рик, сидевший к ней спиной, разворачивается в ее сторону. По глазам вижу — теперь она не позволит себе сбежать от беседы с братом. Хватило уже сегодня утренней истерики. Уже и не помню, почему я полез ее защищать. Трусость никогда не вызывала во мне положительных реакций. «Зато Лорен вызывала». Я раздраженно отмахиваюсь от внутреннего голоса и просто наблюдаю за ней, пока она идет в нашу сторону. Останавливается у близнецов за спиной, напротив брата. Снова до меня долетает тонкий аромат, который ее всегда сопровождает — мелиссы и черной смородины. Внезапно больше всего остального мне хочется оказаться с ней наедине и как можно дальше отсюда. — Вы только посмотрите, мои самые любимые люди за одним столиком, — почти нараспев произносит она и просто ангельски улыбается. При этом взгляд у нее убийственный. На меня она не смотрит, зато легко хлопает по плечу Дункана. — Кроме тебя, дорогой. Он понимающе хмыкает. И правда, среди нас всех только Дункан никогда не вступал с ней в конфронтацию, что делает его единственным, не заслужившим иронии. — Ты абсолютно права, — беззаботно улыбается ей Адам. Лорен поднимает брови. — Ведь именно он не верит в искренность наших чувств. — Искренность чего?! Адам нетерпеливо цокает языком. — Братец не верит, что мы переспали. Из-за этого страдает мой плановый бюджет. — Адам! — восклицает Миа и виновато косится на Лорен. Та стоит с непроницаемым, даже скучающим выражением лица. И ничего не отрицает. — Да она все знает, — Адам отмахивается. — Даже поставила на саму себя. Но, — он расплывается в самодовольной улыбке, — не смогла устоять перед моим обаянием. Так что, Лорен, подтвердишь? На секунду в его голосе проскальзывает неуверенность, но Лорен не дает этой микроэмоции ход. — Конечно, — миролюбиво улыбается она, глядя прямо на своего брата. Если Рик и был когда-то хорош в сокрытии эмоций, то этот навык его явно покинул. Он пытается сделать вид, что ему всё равно. При этом металлическая вилка, которую он сжимает в кулаке, едва заметно гнется. В глазах Лорен я замечаю мстительный блеск, и когда она поворачивается к Адаму, он не исчезает. Она проводит кончиком пальца по его щеке и ласково произносит: — Это были лучшие пять минут в моей жизни. Взрыв смеха за нашим столом привлекает внимание половины поля. Адам возмущенно открывает рот, но Анабель сквозь смех — почти сквозь слезы — советует ему придержать язык, кивая в сторону Рика, которому откровенно не весело. Полностью с ней согласен. Меня, впрочем, заботит не то, что Тейлор-старший сейчас даст выход внезапно нахлынувшим чувствам — и неясно еще, кто именно от этого пострадает. Я думаю о другом. Прокручиваю в памяти наш вчерашний разговор. «Вчера, до встречи с Адамом, я ездила в город». До встречи с Адамом. То есть потом они все же провели время вместе и остаётся гадать, чем они там занимались. Но Шоне она ведь сказала «мы ездили в город». Хотя ни один из вариантов не исключает возможность, что они с Адамом все же успели прекрасно развлечься. Вчера я точно понял, что чувства Лорен ко мне гораздо глубже, чем она показывает. Но упустил тот факт, что она вообще много кого любит. У этой девочки поразительно открытая душа и абсолютно дурацкое поведение. Нестабильная смесь врождённой искренности, эрудитской расчётливости и бесстрашной импульсивности. Не человек, а грёбаный ящик Пандоры. От дивергентов одни проблемы. А я снова становлюсь параноиком. Решаю разобраться с этим позже. А на ринге разбиваю Адаму губу. Случайно. На всякий случай. Он явно злится и исчезает в толпе, не сказав ни слова, я же задерживаюсь у ринга. После нас дерутся Миа с какой-то молодой бесстрашной, у которой Мартинес легко выигрывает — родители девчонки-подростка явно не в восторге, — а после них на ринг выходят Лорен и Четыре. Поединок немного затягивается, но, как бы то ни было, с ним ей не справиться. После не слишком эффектного, но очень техничного выигрыша Четыре остается на ринге, потому что группка шумных искренних выталкивает к нему парня, который просит научить базовым приемам самообороны. А я перехватываю Лорен и, крепко держа за локоть, отвожу подальше от толпы. Она не сопротивляется, но, стоит нам оставить людей позади, резко дергает руку на себя. Когда я разжимаю пальцы, она, нахмурясь, смотрит на кровавые следы на своей коже. Черт. Это может быть моя кровь, или Адама. Я рассек кожу о его зубы. Не слишком красиво получилось. Сейчас узнаем, оправданно ли. — У вас что-то было с Адамом? — А, — во взгляде Лорен мелькает понимание. — Теперь ясно, откуда психоз. — Тебя я не трону. Просто хочу знать… — Боже, как это благородно, — она перебивает меня и театрально взмахивает руками. — Вы только послушайте, он меня не тронет! Принести тебе лимонада в благодарность? Или сразу ноги раздвинуть? — Лучше рот открой по делу, — огрызаюсь я, не выдержав. Ее рука дергается, но она удерживается от того, чтобы влепить мне пощечину. Правильный выбор. — Я думал, мы все прояснили вчера. Лорен сжимает руки на груди и отводит взгляд. — Прояснили. Я физически чувствую, что она хочет как можно скорее уйти. Чувствую ее неуверенность. Не собираюсь ее лечить. Поэтому демонстративно отхожу в сторону и сухо бросаю. — Дай знать, когда успокоишься. Она не отвечает и быстро уходит. А мне, чтобы отвлечься, остаётся гадать, чем занять свободное время. На ринг возвращаться желания нет, пересекаться с другими фракциями — тоже. Навязчивое дружелюбие местных, которые пытаются окружить всех и каждого весельем, раздражает. Попасть бы им хоть на день в Бесстрашие — там бы им устроили такой межфракционный обмен опытом… Думая об этом, пристальней всматриваюсь в мужчин и женщин вокруг — всех, кто не в черной одежде. Хрупкие. Слабые. Несобранные. Беззаботные. Неподготовленные. Но даже те, у кого груз тяжелой жизни отражается в глазах — и те выглядят неприспособленными к реальности, которую мы, бесстрашные, знаем лучше остальных. Хоть один из них стоял на пороге смерти? Хоть один из них знает, что это такое? Понимает это своим жалким бытовым мозгом? Уверен, что нет. Даже умники-эрудиты с их знанием и богатым воображением — те ещё пустышки. Меня вдруг резко наполняет гордость за себя и за родную фракцию, которой я теперь принадлежу и, очевидно, всегда принадлежал. Пусть и родился в Эрудиции, но годы там сейчас кажутся далекими и искусственными. Бесстрашие — вот мой дом и настоящая жизнь. Только здесь люди понимают, что это такое. Резкая потребность оказаться среди своих приводит к нашему сектору. Там, недалеко от полосы препятствий, меня окликает Тори. — Ещё не пробовал силы? — она с усмешкой кивает на канатную дорогу, протянутую над полем. — Днём, с отличной видимостью? Нет, спасибо. Лучше дождусь вечера. — Ночью разожгут костры прямо под канатами. Будет не протолкнуться. — Тем лучше, — я улыбаюсь краем рта. — Мы поговорили с Максом, — она резко меняет тему. — Я заметил. Хоть кто-то остался дежурить в штабе? Тори в ответ на сарказм поджимает губы. — Знаешь, отряд направили еще вчера прошерстить улицы. Ничего подозрительного не происходит, — говорит она. — Вообще. Все так спокойно и мирно, что это даже напрягает. — Канализацию проверяли? — Только сегодня начали, но… Тори обрывает речь на полуслове и смотрит мне за спину. Ее зрачки расширяются, она приоткрывает рот. Я слежу за ее взглядом, но не вижу ничего ни интересного, ни подозрительного. — Поговорим позже, — бросает она изменившимся голосом, срывается с места и уже через несколько секунд исчезает в толпе. Ладно, это нисколько не странно. А за несколько часов до «праздничного» межфракционного ужина меня ждет отвратный сюрприз — на поле приезжают новые эрудиты. Я догадывался, что отец явится, раз теперь работает с Джанин, но не рассчитывал с ним заговаривать и в принципе демонстрировать, что мы знакомы. Хочу уйти, но меня окликают. — Эрик! От группы неофитов эрудитов отделяется небольшая знакомая фигурка и спешит ко мне. — Мэри! — я наклоняюсь, чтобы обнять ее. — Как жизнь? — Отлично, — она радостно улыбается и проводит рукой вдоль тела, демонстрируя синий костюм в типичном эрудитском стиле. Оглядывает меня с головы до ног и с лёгкой завистью замечает, — а тебе идет черный. Я ухмыляюсь. — А тебе завидно? Тоже хочешь в Бесстрашие? — Ну нет! — восклицает Мэри и ревностно прижимает к груди планшет, с которым и до инициации почти никогда не расставалась. — Ты бы и сам передумал, если бы знал, что мы будем изучать. — Удиви меня. — А это секретные данные, — ее тон деловой, но глаза смеются. — Но вообще, если серьезно, я и не думала, что в архивах фракции столько информации. Целые новые горизонты — и это нам предоставили пока только базовый доступ. Одни только сыворотки моделирования можно изучать годами… — Мэри, — я перебиваю ее, стараясь звучать не грубо. — Я из фракции ушел по конкретной причине. На все то, чем ты сейчас собираешься восхищаться, мне глубоко плевать. Я иду в тир. Либо присоединяйся, либо беги обратно к своим. Школьная подруга замолкает на полуслове, но не обижается. Да, она хотела, чтобы я остался в Эрудиции, но все равно, думаю, прекрасно знала, что это фракция не для меня. Она гораздо умнее, чем пыталась казаться, и теперь нет надобности это скрывать. В тире почти нет очереди, а на месте инструктора дежурит Лорен. Когда ее взгляд цепляется за нас с Мэри, она поднимает брови и ухмыляется. — Привет, — Мэри улыбается и протягивает ладонь, но Лорен не спешит давать ей оружие. — И тебе привет, — она улыбается и кивает в мою сторону. — Раз уж ты с сопровождением, не хочешь сделать это и правда в духе бесстрашных? — Звучит и заманчиво, и отталкивающе. — Не переживай. Как там говорит ваша Джанин — успешная коллаборация фракций, доверие друг к другу улучшает город… Мэри усмехается и бросает на меня взгляд. — Она вообще не так говорит. — Да неважно, — отмахивается Лорен. — Я ее речи особо не фильтрую. Но одно мне понравилось — симбиоз фракций помогает нам выжить, а значит друг другу надо доверять. — И снова не в ту степь, — усмехаюсь я. — Суть в том, — Лорен игнорирует меня и повышает голос, все с той же улыбкой обращаясь к Мэри, — что ты становишься к мишени и Эрик стреляет. Чем ближе к твоей голове попадет, тем больше баллов наберет. В сознание закрадывается подозрение. — Ты сама это только что придумала? Лорен обиженно щелкает языком. — Не веришь — загляни к соседям. Там как раз Эшли стреляет в Адама. — Серьезно?! — Да, но ты особо не оживляйся. За ними наблюдает Амар, так что она не рискнет мстить за утро. Так что скажете? Сыграем? Мэри недолго колеблется, а потом решается. Проходит к мишени и, взяв с подноса яблоко побольше, ставит его себе на голову. Заводит руки за спину и я понимаю, что она крепко сцепила их в замок, чтобы унять рефлекторную дрожь. Усмехаюсь и выбираю оружие. Лорен опирается локтями на стойку и наблюдает за моими движениями. Прицеливаюсь и уже готов выстрелить, как тут слышу негромкое и спокойное: — Прости. Мой палец даже задерживается на курке от неожиданности. — Серьезно? Рассчитываешь, что я в шоковом состоянии промажу? Лорен фыркает. — Стреляй уже. Возвращаю внимание к мишени, концентрируюсь и не могу сдержать победной ухмылки. — А за что именно ты извиняешься? За утреннюю истерику из-за паучков? За дневной психоз? Или в целом за годы моих вытрепанных нервов? — Только за день, — отрезает она. — Психанула и правда без конкретного повода, признаю. Просто я все еще на тебя злюсь. Иногда это будет проявляться. — Что ж, спасибо за анонс. — Обращайся, — уже более миролюбиво отзывается она. Я сбиваю яблоко с головы Мэри первым выстрелом и, развлечения ради, стреляю еще два раза. Пули прилетают в центральный круг по обе стороны от ее головы. Целился я максимально близко к ушам, так что подруга детства откровенно вздрагивает, и, когда я поднимаю вверх винтовку давая понять, что закончил, поспешно отходит от мишени с явным облегчением. Редкие минуты перемирия тратить впустую не хочется, так что я смотрю на Лорен и предлагаю: — Пройдемся? Раз уж мы свободны до ужина. И хоть обращаюсь я в этот момент только к Тейлор, предложение очевидно воспринимается как коллективное, потому что Мэри охотно подхватывает идею. — Не хотите в секцию эрудитов? Там довольно интересно! Если, конечно, тебе не надо дежурить, — последние слова она адресует Лорен и кивает на тир. Та качает головой и, выловив первого встречного бесстрашного из толпы, просит ее сменить. Перед уходом тянется под прилавок, достает оттуда красивую полированную флягу, и торжественно протягивает ее Мэри. — Вы, ребята, выиграли потрясный приз. — Серьезно? Я выбил сотню, а ты даешь нам сок? — Эрик, — зовет Мэри и, пряча улыбку, протягивает мне открытую флягу. Я подношу ее к лицу и резкий запах тут же развивает невинные иллюзии. Мэри поднимает брови и поворачивается к Лорен. — Где вы взяли коньяк? Вы это всем хорошим стрелкам раздаете? — Только избранным, — невозмутимо отвечает Лорен, игнорируя первый вопрос. — И как раз стрелкам мы ничего не раздаем, им нельзя до ночи напиваться. — Почему? — Секрет фракции, — фыркаю я и протягиваю ей флягу. — Советую припрятать от кураторов. По дороге к фестивальному сектору эрудитов мы встречаем еще пару бывших одноклассников и знакомых, и к площадке, обозначенной синей мишурой, приходим уже большой компанией. При виде того, что Мэри анонсировала «довольно интересным», у меня интерес тут же пропадает, а взгляд Лорен становится каким-то опустошенным и отстраненным. — Дебаты, — поясняет Мэри и улыбается. — У вас свой ринг, а у нас свой. Битва умов бывает занимательной. Для тех, разумеется, у кого этого ума хватает. И правда на неком подобии ринга разместили два длинных стола, за каждым из которых сидит по команде из пяти человек, а за трибуной посередине — ведущий. Поскольку по одному участнику как раз сейчас выходят к нему, можно сделать вывод, что новый раунд только начинается. — Не хотите поучаствовать? Одним взглядом я вполне прозрачно намекаю, что нет, не хочу, а Лорен пожимает плечами. — Один умник посоветовал мне не лезть в то, что меня не касается, и я решила прислушаться. — Да ну? — скептично хмыкает Мэри и бросает на нее недоверчивый взгляд. — А если тема интересная? — Я больше в битвах умов не участвую. — Охотно верю, — в голосе Мэри возникает какая-то очень сучья интонация, которую раньше нам доводилось слышать редко. Прежде чем Лорен успевает ответить, она отворачивается и проталкивается к рингу. Лорен остается только хлопать глазами. — Ты ей не сильно нравишься, — ухмыляюсь я. — Ну, значит хорошо, что у нее хватает ума держаться от меня подальше, — заключает Лорен после недолгого молчания. — Зачем тратить время на тех, кто тебя раздражает, правда? — Время она пыталась потратить на меня, — все же сложно сдержать попытку ее уколоть и посмотреть на реакцию. — Ты просто под руку влезла. Лорен вскидывает на меня взгляд и мне очень просто понять, что он выражает — сотню разных эмоций. Но осмысливать их нет желания. — Так что ж ты упускаешь свой счастливый случай? Вперёд, возвращайся к своим эрудитским корням. Кивнув на ринг, Лорен разворачивается и, лавируя между людьми, быстро выбирается из толпы. Передо мной эти люди просто расступаются сами, так что нагоняю я ее быстро. — Не думал, что ты умеешь ревновать. Она разворачивается и широко улыбается. — Я умею печь блинчики, вышивать крестиком и стрелять в людей, Эрик. А ревность — это не умение, а эмоция. Но… помнишь, ты сказал, что мы похожи? — Помню. — В таком случае если бы я ревновала, я бы тебя уже покалечила, — в ее голубых глазах появляется недобрый блеск, вызванный неприятными воспоминаниями. — Но, поскольку мы люди свободные, вольны делать что хотим. И я, собственно, этим заниматься и иду. Курс она взяла на палатки дружелюбных. Там на открытом гриле жарятся овощи и мясо, а рядом дежурит несколько бесстрашных, среди которых пара знакомых неприятных лиц. — Лорен, — я удерживаю ее за локоть и, когда она притормаживает, высказываю прямо, уже без шуток и насмешек. — Я не хочу видеть тебя рядом с теми, кто к тебе клеится. Особенно рядом с такими как Джек. — Не вопрос, — она соглашается так легко, что я тут же чую подвох. — Ты перестаёшь общаться с женской половиной города, я — с мужской. Вот весело нам будет, правда? А вот и он. — Я серьезно. Лорен вздыхает и подходит чуть ближе. — Эрик, — она легко касается ладонью моей груди и смотрит на меня снизу вверх. В кои то веки ее взгляд не таит в себе двойного смысла. Простой и открытый. Может, и ей в конце концов надоело играть. — Хочешь посадить меня на цепь? Тогда она должна быть как минимум из золота. Сознание тут же рисует подходящие картинки и я не могу, просто не могу на нее злиться. Пытаюсь сдержать искреннюю улыбку, так что получается, как всегда, кривая ухмылка. Лорен удовлетворенно вздергивает нос и разворачивается, чтобы уйти. И напоследок, уже менее дерзко и гораздо более многозначительно замечает: — У Адама, кстати, такой не нашлось. Цепь я ей все же достану. Но немного позже. Лорен не сопротивляется, когда я обхватываю ее за талию и прижимаю к стене дома, за которым мы стоим. Эти поцелуи легкие, раздражающе детские, и мне хочется гораздо большего, но я вчера поклялся себе, что больше не стану ее ни к чему принуждать. Просто не могу. Она слишком мне доверяет. Больше, чем я того заслуживаю. О причинах остается только гадать. Не похожа она на человека, который влюбился без памяти. Похожа на того, кто сам в себе не разобрался и просто не хочет это делать в одиночку. Мне это знакомо. Близко. Она чертовски близко, и весь хваленый самоконтроль сейчас испарится. Тейлор не спешит отвечать мне, но и не отстраняется, так что я крепче сжимаю ее и все меньше себя сдерживаю. В какой-то момент ее язык легко касается моего и я понимаю, что она оттаяла. Мне ее мало. В груди зарождается и разрастается что-то дикое, неконтролируемое, поднимается к горлу и отдается утробным рыком. Когда руки Лорен скользят вниз и касаются кожи над ремнем брюк, я бью ладонью по стене. Под своими губами чувствую улыбку. Лорен легко кусает меня за нижнюю губу и тут же проводит по ней кончиком языка. Издевательски убирает руки, возвращая их мне на шею, и подается бедрами вперед. Я крепче сжимаю ее талию и собираю темные волосы в кулак. И стоит моим мыслям свернуть в опасную, но такую желанную сторону, как нас безбожно прерывают. — Оу, — громкое восклицание заставляет Лорен вздрогнуть и отстраниться. Все еще удерживая ее за талию, с растущим желанием убивать я оборачиваюсь. Опираясь плечом об угол дома, за которым мы стоим, за нами наблюдает Миа. Ее губы расплываются в улыбке. — А я не удивлена, — сообщает она. — Поздравляю, — рычу я, пока Лорен давится смешком. — А теперь будь добра, катись отсюда. Мартинес не двигается с места. — Я вообще-то за тобой. — Что? — Там эрудиты приехали, — она непроизвольно понижает голос, и я понимаю, почему она напрягается. — Кое-кто хочет с тобой поговорить. Дать три попытки, или с первого раза угадаешь? Тяжело вздыхаю, заранее зная ответ. — О-о-о, — Лорен тут же отстраняется. — Тогда я точно пошла. Помни, морально я всегда с тобой, — она сжимает пальцы на моем плече на секунду, а потом стремительно исчезает. Провожая взглядом ее фигурку, на пару секунд возникает желание на все забить и отправиться следом, но это будет не только трусливо, но и уж совсем по-детски. — Где он? Миа машет рукой и, видимо, собирается идти со мной. — Он в нашем секторе. Недалеко от… — В нашем — это в каком? — с издевкой перебиваю ее я. — В твоем случае не повредит уточнять. Она поджимает губы и холодно отзывается: — В Бесстрашии. Возле ринга. — Ясно. Я ускоряю шаг, решив быстрее со всем покончить, но Мартинес не отстаёт. Ей даже хватает наглости обогнать меня и преградить дорогу. Ее маленькая ладонь обхватывает мое запястье, а в серьезном голосе звучит плохо скрытая тревога. — Ты точно не передумал? Пожалуйста, Эрик, подумай ещё раз! Если все взвесить, ты тоже извлечешь много выгоды. Я не сдерживаю смех. — Ну да, — поднимаю руки вверх, изображая весы. — Бросить все силы на инициацию и получить отличную работу в своей фракции, или стать сучкой эрудитов и тратить время на поиск дивергентов, чтобы спасти твою шкуру. Даже не знаю, где здесь большая выгода? — Да они же убьют меня! — ее крик срывается на шепот. В глазах неподдельное отчаяние и ни капли притворства. — И не только меня… Мой брат… Он же еще совсем ребенок! У нас никого нет! Я не справлюсь одна. Я замираю на секунду и задумываюсь, пристально глядя на девушку, которая, вопреки убеждениям Лорен, врет не за счет своей природы, а просто чтобы выжить. Я и правда ей сочувствую. Мне на самом деле нет смысла ей помогать. При нулевой выгоде есть большой шанс подставиться самому. Придется ей разгребать это все самостоятельно. — Слушай, — уже без издевки говорю я, — не жди от меня бескорыстной помощи. Даже корыстной не жди. Жаль, что твоим куратором на проверке способностей был подчиненный Джанин, но тут уж ничего не поделаешь. Могу дать только один совет. Ищи среди тех, кто необычайно хорош в симуляциях. На этом все. Миа складывает руки на груди. — Пытаешься подставить Итона? Я пожимаю плечами. — Тебе же сказали, что он всего лишь стифф, так? Хотя я бы перепроверил. — На втором месте после него — ты. Я подхожу к ней вплотную и наклоняюсь, чтобы девчонке было лучше слышно. Она пытается сделать шаг назад, но я удерживаю ее за предплечье. — Ты меня с другими не ровняй, — произношу ровно, глядя ей прямо в глаза. — Ты даже на пятьдесят процентов не бесстрашная, Мартинес, так что тебе меня не понять. Пусть мне не повезло родиться не в той фракции, но я с самого начала, весь свой сознательный возраст землю рою, чтобы заработать себе рейтинг. Думаешь, дело в генах? Черта с два. Пойдем, сама убедишься. Ее руку я отпускаю, только когда доходим до ринга. Там, за столом неподалеку, сидит мой отец. Он приветственно поднимает руку. Миа кивает и ретируется. Натан провожает ее взглядом. — Твоя подруга? — Что ты хотел? — я игнорирую вопрос. Натан поднимает брови. — Увидеться с сыном, разумеется. Узнать, как твои успехи. Из груди вырывается смешок. — Избавь меня от этого, сэкономь нам время. Он поджимает губы. Я сажусь напротив и выжидающе смотрю на него. Все равно делать нечего, да и интересно в конце концов, что ему от меня нужно. — Говорят, вы сами смастерили этот ринг? Да и вообще весь вчерашний день на черновую работу потратили? Все ясно. — Жаль, если новая фракция не совпала с твоими ожиданиями, Эрик, — его губы растягиваются в невеселой усмешке. — Хотел быть защитником города, а вместо этого подрядился в дешевую рабочую силу. С таким же успехом мог бы сразу уйти в афракционеры. Возможно, еще месяц назад меня бы это выбесило и я бы полез спорить. Не теперь. — Если меня что и оскорбляет, — говорю я спокойно, — так это сам факт того, что ты пытаешься задеть меня настолько дешевой манипуляцией. На секунду его лицо меняется. И хотел бы сказать, что вижу в нем разочарование или презрение — к ним я хорошо привык. Но в его глазах — сожаление. Это в десять раз хуже. Он жалеет, что мы ни разу не можем поговорить спокойно, как это делают в нормальных семьях. А меня вполне устраивает отсутствие динамики в наших отношениях. Он стабильно мной недоволен, я стабильно его презираю. — Говори, что хотел, и иди куда шел. Его глаза — холодные как лёд. Он решает не заходить издалека. — Сначала я был разочарован, что ты ушел, Эрик. Но теперь вижу, что здесь от тебя будет гораздо больше пользы для города, — он выдерживает паузу и, когда я ничего не отвечаю, продолжает. — У Джанин есть предложение для молодого и амбициозного бесстрашного, который только поступает на службу. Я решил, что тебя может это заинтересовать. — Ну? — Как много тебе известно о так называемой дивергенции? Твою. Мать. — Ровно столько, сколько ты изучал. Ровно столько, чтобы знать, как тщательно это надо скрывать. — Так вот динамика последних лет неутешительна — число дивергентов с каждым годом растет. Проще всего выявлять их в раннем возрасте, на этапе инициации. Бесстрашие станет отличной платформой, так как в вашей фракции неофиты ежедневно проходят симуляции, а у дивергентов, как ты знаешь, иммунитет к большинству сывороток. Я слушаю его внимательно, но на моем лице это не отражается. Периодически я поглядываю то на ринг, то на часы. — Для того, чтобы облегчить поиски, будет внедрена новая двухгодичная программа обучения. Лучший по итогам выпуска станет пятым, самым молодым лидером Бесстрашия. Так. Пожалуй, это достойно моего полного и безраздельного внимания. Все же мимолетную вспышку алчности скрыть не получается. Это понятно по тому, как растягиваются уголки его губ, приподнимаясь в самодовольной усмешке. — Вижу, идея тебе импонирует. Это правильный выбор, Эрик. Будет правильным выбором, если решишь работать на нас. Работать на нас. При всей заманчивости предложения, эти последние слова вызывают отторжение на физическом уровне. Натан пусть и страдает от раздутого самомнения, но все же не дурак и знает, что на меня нельзя давить. Хочет дождаться от меня решения в свою пользу — придется ждать. Поэтому он меняет тему. — Как тебе жизнь в Бесстрашии? — Отлично, — бросаю я, мыслями только частично с ним. Воображение уже рисует блестящие перспективы и стремительную карьеру в ближайшем будущем. Но тут надо все тщательно взвесить. И, что единственное сейчас заставляет колебаться — когда стану лидером за счет помощи эрудитов, придется и дальше под них прогибаться? Ясно, что это сотрудничество не подразумевает разрыва отношений на одном из решающих этапов. — Мисс Мартинес уже рассказала тебе, не так ли? — тихо спрашивает Натан. — Что вы ее прижали? — фыркаю я. — Да, она упоминала. Боится, что некому будет присмотреть за братом, когда ее уберут. — За кого ты нас принимаешь, Эрик? Никто никого убирать и не думает… — Ну да, поэтому она не спит ночами, — я закатываю глаза, — не из страха, а из чувства ответственности перед доблестными умами города! Самому не тошно? — Приятно видеть, что ты способен так за кого-то переживать. Неужто эта девочка для тебя больше, чем сестра по оружию? Он чуть склоняет голову и пристально вглядывается в мое лицо, а я открыто смеюсь над этими словами. Если в ситуации с дивергентами я и способен за кого-то переживать, то точно не за Мию. Непроизвольно, неконтролируемо ищу ее глазами. И нахожу. Взгляд задерживается на Тейлор на секунду, и я отворачиваюсь. Всего на одну секунду. Но и этого достаточно. Натан улыбается одними губами. Замечаю, как расправляются его плечи. Думает, что получил козырь. Ладно. Не он один здесь опытный игрок. — Неплохой экземпляр, — снисходительно кивает он, тоже скользнув взглядом по Лорен, которая в этот момент как раз заламывает руку на ринге какому-то подростку из Бесстрашия. — Она немного напоминает мне Алису в молодости. Странная склонность к манипуляциям другими людьми. Умение заткнуть другим рот. Отличительные черты искренних, — он делает паузу и я знаю, что за этим последует. — Как и у твоей матери. Помню, как меня это бесило в ней, когда мы только познакомились. Всю инициацию, а потом еще лет шесть соревновались за рейтинг. Мы оба были слишком умны, слишком эгоцентричны друг для друга. — Знаю. Никогда не мог понять, что она в тебе нашла. Натан смотрит на меня насмешливо. — Ты уже взрослый мальчик, Эрик. Догадайся сам. — О боже. — Но помимо этого, на самом деле, со временем мы просто поняли, что лучше объединить два гения, чем растрачивать их потенциал на борьбу друг с другом. Собственно, результат сидит передо мной. — И что, оно того стоило? — интересуюсь я и тут же жалею. Он задумывается перед ответом. Смотрит вверх и вправо. Собирается ответить честно. Не знаю, что хочу услышать. Да его мнение меня и не волнует. Спросил чисто из научного интереса. — Мы надеялись, если объединить наши генофонды, получится нечто стоящее. Так и случилось. Возможно, просто мы не разглядели этого сразу, но твой переход в Бесстрашие стал катализатором твоего потенциала. Наши таланты прекрасно раскрываются в лабораториях. Твои формируются войной. — За всю жизнь ты не сказал мне ничего приятнее. — Теперь ты дал повод. Заработай первое место в рейтинге, и очень скоро станешь лидером фракции. Или оставайся жалким солдатом, растрачивая мозги и амбиции попусту. Тебе решать. Я и правда готов серьезно об этом задуматься. Но тут он делает роковую ошибку. Решает, что разговоров недостаточно, и мной нужно — можно — манипулировать угрозами. Кивает в сторону Лорен и как ни в чем не бывало произносит. — И все же я не пойму, что она делает в Бесстрашии. Только у изгоев процент смертности выше, чем в вашей фракции. Под конец инициации показатели особо удручают. Так или иначе, я рад, что она улучшила рейтинг. Будет обидно, если не доживет до конца инициации. Эти его слова выводят меня из равновесия. Я хотел ее смерти еще два дня назад, но теперь это прошло. Вчера я взял на себя ответственность за ее жизнь, пусть и не сказал ей этого. И мне удается подавить в себе гнетущее чувство тревоги, раздутое отцом. — Да, — безразлично говорю я и пожимаю плечами. — Будет обидно. Отворачиваюсь от ринга, и смотрю ему прямо в глаза. Их я вижу в зеркале каждое утро. В них мое отражение. Но я не собираюсь становиться хоть немного на него похожим. — Я готов стать лидером. Пусть не завтра, конечно, но в ближайшие годы точно. И я им стану, будь уверен. Мне еще многое предстоит изучить, но уверен, я справлюсь. И сделаю это сам. Без помощи и вмешательства эрудитов. Если Джанин нужен свой человек в Бесстрашии, пусть она сама, лично об этом попросит. Тогда будет разговор. Но происходить он будет без твоего посредничества. Я не доверяю тебе, и черта с два я буду хоть сколько то тебе должен. Отец смеряет меня холодным взглядом, пытаясь за ним скрыть разочарование собственного проигрыша. — Я разочарован, Эрик. Я усмехаюсь и поднимаюсь на ноги. — А как я разочарован. Ты хоть представляешь, каково это — осознать, что твой любимый папаша — шестерка на побегушках у начальства? Его руки сжимаются в кулаки. Он поднимается следом за мной. — Не забывайся. — И еще одно, папа, — я понижаю голос и говорю уже без тени иронии. — По поводу Лорен. Можешь делать с ней что хочешь. Можешь обвинить в дивергенции и отдать эрудитам на опыты, можешь натравить на нее изгоев чтоб они сами ее пришили — мне плевать. Но если еще раз попробуешь угрожать мне, используя других людей — я сначала переломаю тебе пальцы, а потом устрою сотрясение мозга. Так что подумай хорошо. Мозги — твоя единственная ценная составляющая. Без них ты бесполезен. Он хватает меня за отворот куртки, и я не выдерживаю. Не успеваю подумать: мой кулак рассекает воздух и со всей силы врезается ему в лицо. Натан кричит от боли, его очки падают на землю и теряются в высокой траве. В его глазах я не вижу достаточно раскаяния; замахиваюсь еще раз, но тут кто-то хватает меня сзади и не дает ввести отца в кому. Пытаюсь вырваться — чисто по инерции, — но две пары рук держат крепко и оттаскивают меня как можно дальше. Слышу громкий голос Дункана, его слова адресованы Натану: — Хватит с вас на сегодня. Разворачивайтесь и уходите. Он невменяемый сейчас. Уйдите, живо, или будет только хуже! Человек знает меня без году неделю, а понимает лучше родного отца. — Идём, — слова долетают до меня сквозь странный шум. Кто-то настойчиво тянет за собой. — Не тормози, Эрик. Идём! Чтобы заглушить желание закончить начатое, я разворачиваюсь и фокусирую крупицы внимания на маячащей впереди спине Адама, который очевидно знает, куда идет. Мысли бешено мечутся в голове, вызывая целый спектр ярчайших эмоций, заглушая все остальные сенсоры чувств. Мы уже подходим к лесу, а я все равно вижу перед глазами только лицо Натана, искаженное болью и страхом. Я никогда не был его фанатом, но, черт… это все еще мой отец. А я избил его. Сейчас меня накрывает примерно то же чувство, которое я испытал после самой первой победы над Тейлор. Нет ничего достойного в том, чтобы побить более слабого. И все же… сейчас, среди сотни других эмоций, я чувствую удовлетворение. Недавняя злость на Адама уже кажется детским лепетом в сравнении со злостью на Натана, на эрудитов и на себя самого, так что я без колебаний принимаю у Дункана сигареты, когда он протягивает мне пачку, и позволяю повести себя через лес. Думаю о том, что сделал. Начинают приходить мысли о том, кто мог это видеть. Определенно все, кто был у ринга. Черт. Это плохо. Эрудиты и правда имеют влияние на бесстрашных. Могут повлиять и на выбор нового лидера. Если то, что говорил Натан — правда, а я так подставился… Тогда это покажет Джанин, что я несдержан. А значит мне нельзя поручить ничего важного. — Какого черта вы влезли? — это не то, что я хотел сказать, но слова вырываются сами. Мы останавливаемся на берегу полу высохшего озера, подальше от чужих ушей и фестивального балагана. Дункан поднимает брови и насмешливо обращается к Адаму. — Ну ты посмотри, братец. И это — наша благодарность! Чуть не убил отца… — Не надо мне нотаций! Он дерьмо, а не человек. Похрен, что родственник. — Да плевать нам, кто он, — резко отвечает Адам. — Мы не его спасали, а твою тупую голову. Он хоть и стоит сейчас рядом, пусть даже и дал прикурить, но явно зол на меня. Ну а как иначе? И пары часов не прошло с тех пор, как я его избил. Стоит вспомнить, почему, как злость накатывает с новой силой. Руки трясутся так, что сигарета дрожит и я даже зажечь ее не могу. А весь мой мир сейчас сузился до таких размеров, что ничего вокруг нет кроме этой долбанной сигареты! И стоит мне только подумать о том, что сейчас я взорвусь, как прямо мне на голову обрушивается поток ледяной воды. От шока и холода тремор тут же проходит, а мир снова расширяется до нормальных границ. Слева стоит Дункан и смотрит на меня невозмутимо, без капли сожаления о содеянном. В его руках — пустое ведро с отломанной ручкой. В глазах смех. — Ты охренел?! — я ору на него, но при этом почти не чувствую злости. Ледяной душ привел в чувство. Хотя теперь придется идти в нормальный душ и стирать форму, потому что озерная вода липкая и воняет тиной. — Идиоты, — бросаю чисто ради протокола, и стягиваю куртку, чтобы выжать. — Идиот тут один, причем идиот в квадрате, — отзывается Адам. — Ну? — В первой степени, потому что полез драться с членом другой фракции у всех на виду, — заявляет Дункан. — И тебе всех святых надо благодарить, что Макс появился на горизонте минутой позже того, как мы тебя оттащили. — Макс? — Он самый, — отрезает Дункан. — Как думаешь, хорошее бы ты впечатление на него произвел, еще и накануне финальных тестов? Приходится наступить на горло самолюбию, чтобы ответить честно. — Нет. — А во второй степени твой идиотизм возник от недостатка доверия к друзьям, — ядовито говорит Адам. Дункан тихо фыркает. — Чего? — не понимаю я. Второй близнец закатывает глаза, а потом смотрит на меня с явным раздражением, но без ненависти. — Если тебе до такой степени, — он тычет пальцем на собственную разбитую губу, — нравилась Лорен, ты не мог мне об этом просто сказать?! Резкая смена темы выбивает из колеи. Я даже не удивлен, что он все понял. — А что бы это изменило? — огрызаюсь я и отворачиваюсь. — Эрик, — перебивает меня Адам. В его голосе смех. Он смеется над моей реакцией и я вынужден снова посмотреть ему в глаза. Когда он убеждается, что я готов внимать, то с усмешкой качает головой и просто произносит: — Ничего не было. Дункан усмехается, наблюдая за тем, как эмоции на моем лице меняются одна за другой. — Это уже и сам знаю, — цежу я сквозь зубы. Следом за курткой стягиваю насквозь мокрую футболку, и не могу удержаться от едкого комментария. — Так тебя бортанули? Дункан ржет, а Адам прищуривается. — А вы бы оба молчали. Что один, что второй… Дункан резко замолкает. Кошусь на него и вижу, как недовольно он смотрит на брата. А Адам продолжает серию жизненных советов. — Не строили бы из себя не пойми что, уже бы давно имели, кого хотели! Так нет же, лучше играть в тайных воздыхателей, а потом бить друзей по морде… Этим он явно обижен больше, чем всем остальным. И тут я его понимаю. — Ладно, — я вздыхаю и смотрю ему в глаза. — Признаю, — киваю на его синяк, — погорячился. Он раздумывает несколько секунд, а потом легко кивает. — Конфликт исчерпан? — хочу закрыть эту тему как можно быстрее. Адам улыбается. — Почти. Он подходит ко мне и дружески хлопает по плечу. А потом со всей силы бьет в челюсть. Удар был явно от души. Хоть меня и тянет тут же среагировать, но я воздерживаюсь. Око за око, да и черт с ним. Чувствую металлический привкус крови во рту. Хочу вытереть царапину майкой, как раз влажной от воды, но потом соображаю, что в той воде миллион паразитов. Спасибо, Дункан. Слизываю кровь с губ и подхожу к краю пирса. Близнецы садятся по бокам от меня. — Расскажу тебе, как всё было, чтоб мы с этого сдвинулись и тему закрыли. Дункан прижимает к себе колени и подпирает голову рукой. Ему, судя по всему, такие рассказы порядком приелись. — Мы и правда с ней ходили на свидание. Один раз. Позавчера вечером, — произносит Адам спокойно. — Я, во всяком случае, намечал это как свидание. С логичным завершением. Поэтому позвал ее на крышу. Там тихо и почти всегда безлюдно. Она согласилась. И все шло прекрасно, пока не перешли от слов к делу. У меня схема одна, всегда работала: красивое место под куполом, полумрак, пару комплиментов, все девчонки это любят, ну и эффект неожиданности. Я прикрываю глаза. Понимаю, куда история пойдет дальше. — Но в этот раз система дала сбой — я подошёл к ней со спины и хотел поцеловать, а она так от меня шуганулась, что чуть с обрыва не упала, еще и по почкам заехала. Я нехило так охренел. А она вместо того, чтобы уйти, начала извиняться, а потом вообще разревелась. — И тогда испугался ты, — хмыкает Дункан. — И не говори! Я так понял, ей такие «элементы неожиданности» не сильно заходят. Печальный опыт прошлого, видимо, — он косо смотрит на меня, но, если и догадывается о чем-то, все равно переводит тему. — Я по-джентльменски решил не спрашивать. В итоге вместо того, чтобы придерживаться старого доброго плана, я там час сидел и ее успокаивал. — Серьезно? — удивляется Дункан. — Ну как, успокоилась она и сама довольно быстро, — признается Адам. — Просто болтали. А потом поехали в город. Когда все наконец окончательно складывается в общую понятную картину, и в груди жмет уже чуть меньше. У меня снова есть друг. Лорен мне не врала. Это отлично. Потрясно. Охренеть как классно. Вот только факт, что я избил отца, не дает полноценно расслабиться. И парадокс в том, что я не жалею Натана и, положа руку на сердце, не так уж мне и стыдно. Жалею только о том, что сорвался. Не смог быть таким умным и собранным, каким себя мнил. Уже второй раз за три дня. Первый раз — от беспомощности и злости. Второй — от бесконтрольной ярости, что копилась много лет. Хорошая новость — у первой вспышки свидетель был лишь один, и сейчас он на моей стороне. В определенной степени. Я резко — так, что стреляет в голову — поднимаюсь на ноги. — Далеко собрался? — поднимает брови Дункан. Я подбираю мокрую одежду с земли и бросаю: — В душ. Переоденусь. Не собираюсь играть в Захват Флага в таком виде. Спасибо, — протягиваю Адаму его пачку сигарет напоследок, но он отмахивается. Я и правда собираюсь домой, привести себя в порядок, но главную причину ухода не называю. Мне просто надо выговориться. Тому, кто ненавидит Натана почти так же сильно как я. Кто точно меня сейчас поймет. И, сдается мне, поддержит. Просто потому, что я наконец — наконец — сделал то, что уже давно подсознательно хотел. Ей это точно понравится. На выходе из леса я сталкиваюсь с очередной эрудитской проблемой. Она выглядит встревоженной и озабоченной одновременно. — Что с тобой? — с ходу спрашивает Мэри вместо приветствия. — Ты немного… бледный. — Все отлично. Я огибаю ее и иду дальше, но и она не из тех, кто легко отступает. — Эрик, я тебя много лет знаю. Просто скажи… Ее терпеливый понимающий тон выводит меня из себя. — Я ударил Натана, ясно? Если бы меня не остановили, я бы его избил. Губы Мэри формируют немую букву «О», но ей удается взять себя в руки. Так что она сдержанно интересуется: — Была причина? — Да, — я сухо усмехаюсь, глядя прямо ей в глаза. — Он решил манипулировать мной. Говоришь, что знаешь меня, Мэри? Тогда догадайся, как я к этому отношусь. Поэтому меня не смущает, что я разбил ему нос. И вопли его — просто музыка для ушей. Тут я конечно приукрасил, но это дает нужный эффект. Мэри не сдерживается и скатывается в мораль. — Конечно, он бывает раздражающим, — осторожно произносит она, подбирая слова, — но это же не повод… Он твой отец. Уверена, если подумать, можно найти другой выход, чем пускать в ход кулаки. — Зачем? — Ты хотел его избить? — Тебя это смущает? Я поднимаю брови, а голос Мэри вдруг становится безмерно участливым. — Послушай, я хочу тебе помочь. Мне мерзко это слышать. — А кто сказал, что мне нужна помощь? И я ухожу, ставя точку в разговоре и заодно в давней дружбе. Хотя, признаться, не так уж эта дружба была и сильна, чтобы я по ней горевал. Я быстро нахожу машину, которая отвезет меня к домам. Там, возле Купола, народу меньше, но ажиотаж от Фестиваля все равно ощущается. В нашем доме никого, и я не трачу зря время — иду прямиком в душ. Ледяная вода несколько раз сменяется кипятком, и я отчасти наслаждаюсь этим мазохизмом. Избавившись от вони старого озера, чувствую себя гораздо свежее. За шумом воды слышу, что кто-то заходит в дом, но не думаю ускоряться, пока этот кто-то не начинает стучать в дверь, отрывая меня от тяжёлых мыслей. — Минуту! — рявкаю я. — Да хоть все десять, — насмешливо огрызается знакомый женский голос, — я никуда не тороплюсь. Ничего не могу с собой поделать — несмотря на все то дерьмо, что происходит у меня в голове, губы сами растягиваются в улыбке. Когда выхожу из душа, вижу Лорен, которая расселась на кровати Зика. Она смотрит на меня непонятным взглядом, задумчивым и настороженным. — Что? — резко спрашиваю я. Она в секунду приходит в себя и холодно поднимает брови. Я сбавляю тон. — Что? — повторяю менее враждебно. Лорен хмыкает. — Амар просил составить список тех, кто ещё хочет выйти на ринг после ужина. Я уже там была, так что… — Да, я видел, — перебиваю я и, отвернувшись к окну, натягиваю футболку. — Неплохой был бой. Лорен отвечает не слишком воодушевленно. — Думаю, она поддалась мне. Было пару моментов, когда я пропустила хороший шанс атаковать. Да и последний апперкот был не самым удачным… — Лорен. Я поднимаю руку, чтобы она умолкла. Больше не хочу быть грубым, но и сил слушать пустые разговоры нет. На удивление, она замолкает. Не смотрю в ее сторону и частью сознания надеюсь, что она уйдет и оставит меня одного. Другая часть сознания просит ее остаться. Жаль, что у этой части нет права голоса. Я молчу, а когда собираюсь развернуться, женские руки обнимают меня за пояс. — Что случилось? Резко выдыхаю и только тогда понимаю, насколько был напряжен до этого момента. — Я врезал Натану. Кажется, выбил ему пару зубов. Не уверен. Ее это, похоже, только веселит. Она тихонько фыркает и трётся носом о мою шею. — И ты переживаешь из-за этого? — Нет. Из-за упущенных возможностей. — Знаешь, я не сильно расположена тебе сочувствовать, — говорит она насмешливо, и все же в интонации улавливаю готовность слушать. — Но я люблю интересные истории. Я разворачиваюсь к ней лицом. Лорен отстраняется на секунду, но я возвращаю ее обратно. Опираюсь спиной о стол и тяну ее на себя — теперь ее бедра зажаты моими ногами, а самой Тейлор приходится упереться руками мне в грудь, чтобы удержать равновесие. Она смотрит на меня исподлобья и ухмыляется. Ее ладони скользят вниз и останавливаются на поясе, ногти с характерным звуком задевают пряжку ремня. Точно как и в День Посещений, когда мы стояли над обрывом, Лорен располагающе улыбается и предлагает: — Рассказывай. Ослабляю хватку и опускаю руки на ее бедра. — Любишь интересные истории? Так вот тебе интересный факт — у эрудитов есть рычаги влияния на Бесстрашие. И свои люди в нашей фракции. Сейчас это Мартинес. — Миа? — У нас есть другая Мартинес? Она дивергент. Когда она проходила тест, наблюдателем был эрудит. Он все понял и передал дело Джанин. И та отправила Мию в Бесстрашие. Искать себе подобных. Под предлогом, что если она откажется, то умрет, случайно упав со скалы. Но сначала умрет ее брат. У нее есть брат в Дружелюбии, ты знала? Последний выживший родственник. Родители пропали без вести еще давно. Лорен требуется несколько секунд, чтобы переварить информацию и пересмотреть свое отношение к Мие. Да, эта девчонка создавала много проблем своим враньем. Но это ее путь выживания. А мы, как ни крути, уважаем тех, кто умеет выживать. — Откуда ты это знаешь? — наконец спрашивает Лорен. — Знаю, — я не вдаюсь в детали. — Она не справится и ее уберут. И возьмут на ее место кого-то другого. — Всегда можно отказаться, — после недолгой паузы говорит Тейлор. — Против тебя предоставить нечего. — Да, — сухо соглашаюсь я. — Можно отказаться. Лорен прищуривается. — Что ещё? — Следующего кандидата удерживать будут не кнутом. Натан предложил мне стать лидером Бесстрашия. Лорен негромко выдыхает. Ее взгляд бегает, она, как и я, серьезно задумывается. А потом поднимает голову и внимательно смотрит мне в глаза. — А чего ты сам хочешь? Я поджимаю губы, пытаясь скрыть свое настоящее отношение к перспективами, которые открыла бы кооперация с эрудитами и роль лидера. Самого молодого лидера Бесстрашия. С одной сноской — власть будет не у меня. Лишь отчасти, а я привык к другому — все или ничего. — Сама идея неплоха. Лорен улыбается краем рта и абсолютно не эмпатично советует: — Тогда используй его. — Что? — Используй отца. Греха не будет. Возьми с него все, что можешь, а потом избавься от него. — От родного отца? — я усмехаюсь. — Не буду врать, что никогда не думал об этом… Лорен закатывает глаза и проводит пальцем по моим губам. — Я не о том. Он предлагает неофициальную помощь, чтобы получить официальную должность. Для человека, не обремененного совестью, это идеальный вариант. Станешь лидером — распрощаешься с ним. Что он сделает? Когда вся власть уже на руках у тебя? — Не хочу быть использованным. Чтобы он даже мысль допускал… — Бога ради, Эрик, — восклицает она с плохо скрытым раздражением и взмахивает руками, — тебе не все равно?! Хочешь выглядеть в его глазах лидером? Так будь им. Не когда-то потом, а прямо сейчас. Лидер никому ничего не должен. Только своему народу. А эрудиты — не твои люди. Поэтому используй их на максимум, когда они сами дают эту возможность. Главное потом не забудь послать их к черту, когда потребуют что-то взамен. И кто накажет тебя за это? Уж точно не бесстрашные. Она права. Она чертовски права. Я еще раз прокручиваю в голове все, что она сказала, и понимаю, что и сам бы к этому пришел завтра, когда эмоции и злость на эрудитов пройдут. С Лорен это произошло быстрее. Потому что те отголоски совести, которые во мне еще остаются, гораздо легче отбросить, осознавая, что кто-то тоже считает их ненужным балластом, тянущим на дно. Она отходит и опускается на кровать. Я бездумно следую за ней. — Я скажу это один раз, и больше к теме Натана не вернусь, потому что он меня бесит, — произносит Лорен, внимательно глядя мне в глаза. — Поэтому, пожалуйста, запомни. Что бы ни происходило между тобой и отцом, вы никогда не будете на равных. У вас одна база, но он всего лишь эрудит. А ты ещё и бесстрашный. Прекрати себя жалеть, прекрати подсознательно искать одобрения людей, от которых никогда его не получишь, и начни иди по головам. — Серьезно? Это не твоя мораль. Ты не из той породы людей, для которых «цель оправдывает средства». — Зато ты из этой породы, — она пожимает плечами и без особого удовольствия, но твердо добавляет: — Я знаю тебя, Эрик. По головам ты все равно пойдешь. Но только без жалости к себе и сомнений это принесет результат. А будешь бояться — потеряешь главное преимущество. Я сажусь рядом с ней. Все же здесь не выйдет бродить вокруг да около — тему надо закрыть. — Ты же понимаешь, что если я получу должность, то буду вынужден ловить дивергентов… первое время. — Лучше ты, чем кто-то другой. Я ухмыляюсь. После недолгой паузы Лорен тихо спрашивает: — Как ты узнал? Даже уточнять не надо, о чем она. — Интуиция. Правдиво отвечать тоже необязательно. Вчера она выдала себя всего одной фразой. «Пусть правда освободит тебя». Это слоган ее старой фракции. Фракции, из которой она не хотела уходить. Чьи идеалы до сих пор поддерживает всей душой. Точно как идеалы Бесстрашия. То, что она дивергент, я не только понял, но и банально почувствовал. Обрывки наблюдений, сказанных случайно слов, странного поведения — все это уже давно по крупицам складывалось в общую картину, и эта короткая, ненароком брошенная фраза просто стала финальным штрихом. Искренняя дивергент, которая пытается выдать себя за бесстрашную. И я мог бы разрушить ее жизнь. Мог просто припугнуть и посмотреть на реакцию. Но не захотел. По крайней мере, пока. Именно осознание новообретенной власти над Тейлор сдвинуло на второй план собственный страх раскрыться перед ней. Когда есть веское преимущество, полуправда и впрямь освобождает. Эрудиты правы — информацию можно превратить в рычаг давления, а правду — в оружие. Но я не буду этого делать, пока нет. Я ведь по-настоящему хочу только одного в отношении Лорен — чтобы она отдалась мне добровольно. Навряд ли она это сделает под дулом пистолета. Не знаю, что именно отражается в моем лице, но вызывает это неожиданную реакцию — Лорен искренне улыбается, подается вперед и целует меня, обхватив одной рукой за шею и притягивая к себе. Этот поцелуй не похож ни на один другой — в нем нет ни оттенка пагубной страсти или злости, желания одержать верх или попытки соблазнить. Он абсолютно… теплый. Почти нежный. Я хватаю Лорен за шею и отстраняюсь. Не могу сдержать смешок, заглянув ей в глаза. — Это за что? — За догадливость. Я недавно поняла, что больше всего меня в мужчинах возбуждает ум. Я поднимаю брови на множественное число. — В мужчинах? Она закатывает глаза и ухмыляется, и вот снова передо мной привычная Тейлор. — Из всех моих знакомых ты пока лидируешь в этом рейтинге. Да уж, тонкие комплименты мы делать умеем. — Тебе нужен еще совет? — Нет, но ты же все равно не промолчишь, — поддеваю я ее. Лорен поджимает губы и встаёт с кровати. — Нет так нет. — Стой, — я ловлю ее за руку и улыбаюсь краем рта. Она выглядит недовольной ещё несколько секунд для проформы, но потом все же возвращается на место. — Если совсем не хочешь связываться с отцом, пойдем от обратного. Давай отталкиваться от фактов. Почему он предложил тебе помощь? — Хочет подмазаться к Джанин. — То есть это Джанин нужен молодой лидер. Она многозначительно поднимает брови. — Тогда надо впечатлить либо её, либо Макса. Натану не обязательно быть звеном в этой цепочке. Говорить надо с тем, кто принимает решение, а не с его шестерками. Это мои слова. Мои мысли. Но то, что их озвучил человек, которому я доверяю, делает их реальнее. Весомее. Но есть ещё одна мысль, которая не отпускает. — Не исключено, что Натан просто все придумал и сделать меня лидером — только его идея, а Джанин об этом и знать не знает. — Ну, тогда это конец, — Лорен драматично вздыхает и падает на кровать. — Не быть тебе лидером без согласования с эрудитами. И зачем фракцию меняли… Неприкрытая ирония в ее голосе заставляет пересмотреть следующий аргумент. Она права — отталкиваться надо от фактов. Факт в том, что в ближайшее время у Бесстрашия должен появиться новый молодой лидер. Возможно, самый молодой за всю историю фракции. Потому что старшему из текущей пятерки уже под семьдесят. Долго не протянет. Передо мной вдруг открываются совсем новые перспективы. Все, чего я хотел и что планировал достичь за несколько лет, теперь возможно получить за два года. Я погружаюсь в эти мысли и они с каждой секундой из фантастических превращаются в реальные, обретая новую, практичную, весьма привлекательную форму. А Лорен, очевидно, читает все по глазам. Придвигается ко мне и обнимает одной рукой за шею. Проводит холодными пальцами по щеке и улыбается. Ее губы едва касаются моего уха, когда она шепчет: — Используй их, Эрик. Всех до единого, кто предлагает помощь. А потом сделай все, чтобы стать сильнее. И тогда никто не сможет тобой помыкать. Ни Джанин. Ни Макс. Ни кто-либо другой. Ее касания отвлекают, но сейчас я готов пойти на эти жертвы. — Ты первая, кто в качестве поддержки советует мне использовать людей, а не «попытаться их понять». — Я уверена, что ты их прекрасно понимаешь, просто они тебе не сильно симпатичны. На сравнение с другими она, похоже не обращает внимания. Хотя когда она ухмыляется я понимаю, что ничего не забыто. — А ты первый, чьи проблемы интереснее других. — Лорен… Я смотрю на нее, но сказать мне нечего. Внезапно я вдруг с потрясающей ясностью осознаю — в доме мы сейчас одни. Если закрыть дверь изнутри — даже при желании никто не войдет. В кои то веки ничего нам не мешает. А я сейчас хочу ее гораздо сильнее чем когда-либо. Осознанно. Целиком и полностью. Ее тело, поддающееся моим желаниям, и сознание, работающее в мою пользу. Ведь может же, когда захочет! Светлые глаза Лорен смеются. Она кидает короткий взгляд на дверь и смотрит снова на меня. Ей слова не нужны, искренняя понимает все и без них. Прядь волос падает Лорен на лицо, когда она с едва заметной улыбкой кивает. Большего и не надо. Чтобы надежно запереть дверь, нужно не больше минуты. Когда оборачиваюсь, вижу, что Лорен уже переместилась с кровати на стол. Забралась на него с ногами и выжидательно смотрит на меня, с этой своей неизменной насмешливой улыбкой. А в глазах страх смешан с желанием. — Ты же понимаешь, что во второй раз это не сработает? — я подхожу к ней вплотную и, схватив за запястья, развожу руки в стороны. — О чем ты? — Лорен невинно хлопает глазами и встряхивает головой, откидывая волосы назад. Фокус переключается на ее обнаженную шею, и остатки концентрации меня покидают. Я вижу, как бьется жилка под ее кожей. Мог бы прекратить это. Но пусть она бьется только для меня. Склоняюсь ниже и выдыхаю ей в шею: — Если начнем, остановиться не смогу. Лорен едва слышно вздыхает, когда я провожу языком по ее шее. По ее телу пробегает дрожь и она рефлекторно изгибается, подаваясь навстречу. Похоже, я нашел особо чувствительное место. Не могу не улыбнуться. Какая же она все-таки лицемерка. И как, черт возьми, меня это заводит! Одной рукой обнимаю ее за талию, другой стягиваю с плеча бретельку черной майки. — Эрик… — Весь внимание. Стоит прикусить нежную кожу, как с девичьих губ вместо протеста срывается стон. В одном я сегодня гарантированно выиграл. Пальцы Лорен сжимаются на моей шее, когда я веду губами от уха к ключице, а потом ниже. Когда подбираюсь к груди, ногти впиваются в кожу. Она замирает, но даже сквозь ткань чувствую затвердевшие соски. Уверен, что бы я сейчас ни сделал — она не сможет мне отказать, сама не сможет остановиться. Сжимаю ткань в кулак и тяну ее вниз, оголяя аккуратную грудь. На секунду отстраняюсь, чтобы оценить вид, и встречаюсь взглядом с Лорен. В ее потемневших глазах сейчас отражение той, что явилась мне в пейзаже страха. С ней раскрывается самый дальний уголок моей души, она же меня и погубит. Но этим бредовым мыслям не остается места, когда она без лишних слов стягивает с себя майку и топ и прижимается голым телом ко мне, обхватив лицо руками и потянув на себя. Ее губы сладкие на вкус, и я не помню, чтобы она раньше так меня целовала. Глубоко, исступленно, словно физически не может остановиться. Нет ничего проще, чем подхватить этот темп. Я не просто хочу ее — это гораздо глубже. Это потребность. Жажда, которую, похоже, не удастся утолить до конца. На периферии сознания понимаю — кто-то стучит в дверь. Плевать. Кто бы это ни был, может подождать. Лорен выгибает спину и прижимается еще ближе. Это почти вызывает боль. — Не провоцируй меня, — хрипло рычу я, в ответ она лишь заливисто смеется. Скрещивает ноги за моей спиной и толкает на себя. Я перехватываю ее за талию и опускаю на стол, второй рукой пытаясь избавиться от ненужной футболки. По коже пробегают мурашки от ветра. Но ветра здесь быть не может — окна закрыты, а дверь я запер. — Охренеть! Лорен резко вздрагивает и отстраняется. Смотрит мне за спину, а потом тихо ругается сквозь зубы. Бросает на меня косой взгляд и выдает: — Задняя дверь, Эрик. Твою. Мать. Я поднимаюсь и оборачиваюсь. Зик, Шона, Эшли, Четыре, Джим и Карл — половина нашей группы, очевидно, нашли черный вход и теперь бестолково стоят в другом конце дома и, как один, смотрят на нас широко раскрытыми глазами. Лорен спрыгивает со стола и быстро натягивает майку. Немую сцену нарушает Карл. — А разве ты не с Адамом? — Я сама по себе, — невозмутимо заявляет Лорен. Я поднимаю брови. — Интересное заявление. — Как так вышло? — не может прийти в себя Шона и тычет пальцем в мою сторону. — Ты же его ненавидела! — Да и он тебя тоже, — вставляет Карл. — Вот на кого надо было спорить, — бьет в ладони Зик. — Не знаю, Зик, — внезапно подает голос Итон, — тут разброс шансов изначально был 50 на 50. Лорен округляет глаза. — И ты, Брут?! Зик громко фыркает. Дверь снова открывается за его спиной, и в проеме появляются Миа и близнецы. Дункан осматривает столпотворение и хмурится. — Что происходит? — Передислокация, — фыркает Эш. Лорен собирается кинуть в нее первым, что попадает под руку. Я вовремя выхватываю из ее пальцев горшок с кактусом. Обнимаю так, что ее спина теперь крепко прижата к моей груди, а руки обездвижены, и не могу не съязвить, глядя на остальных неофитов: — Адам просто передал мне эстафету. Кто следующий — занимайте места заранее. Лорен издает негодующий возглас и пытается ударить меня ногой, но это мы уже проходили. Адам бросает веселый взгляд в мою сторону и, едва заметно ухмыльнувшись, трагично вздыхает. — Мое сердце разбито. Лорен улыбается. — Ты быстро найдешь исцеление. С этим он не спорит и самодовольно расправляет плечи. Возможно, будь мы в другой фракции, это все вызвало бы более долгие и бурные обсуждения. Но мы в Бесстрашии. Тут на жизнь смотрят проще. — Это надо отметить! — громко заявляет Зик. — Тебе лишь бы что-то отметить! — тут же язвит Шона. — Это все атмосфера Дружелюбия, милая. Адам бьет Зика кулаком в плечо. — А почему это когда мы с Лорен на целые сутки сошлись, ты не предлагал отметить? — Потому что тебя я знаю, ни с кем ты не собирался сходиться! — Это почему это? — Потому что ты бросаешь девчонок после первого, максимум после третьего раза, — фыркает Эш. — То есть ты знала об этом, и все равно пыталась меня к нему толкнуть? — возмущается Лорен. — Это не по-дружески. — Упоминая дружбу, — вмешивается Шона, — почему ты мне ничего не рассказала?! Почему и про Адама, и про Эрика я узнаю последней? — Ты узнала наравне со всеми. — Я знал, — пожимает плечами Дункан. — Я тоже, — хмыкает Адам. — Я догадывался, — подает голос Четыре. — И я, — улыбается Миа. — Это нормально?! — восклицает Шона. Начинается галдеж, где каждый спешит высказаться о том, что их вообще не касается. Лорен сжимает пальцы на моих руках. Мое терпение заканчивается и я рявкаю: — Закройте рты! Бесстрашные примолкают и удивленное внимание небольшой аудитории фокусируется на мне. — Раз уж мы такая большая дружная семья, где всем обязательно надо лезть в чужие дела, — не без издевки говорю я, — скажу один раз. То, с кем Лорен спит или не спит — это ее дело. Со вчерашнего вечера это место занято, — я обнимаю ее рукой за плечи и холодно смотрю на остальных. — И это не ваша забота, почему так вышло. Это может быть на пару недель, пару месяцев, или на два дня. Но пока это так — очень рекомендую оставить нас обоих в покое. Следующему комментатору я просто сломаю руку. — Лучше ногу, — советует Лорен. — Или ногу, — соглашаюсь я. Шона первой нарушает недолгое молчание. — Ладно, я тебя одобряю. Но если обидишь ее… — И что будет? — перебиваю ее, не скрывая издевки. Глаза Шоны сужаются. — Тебе не понравится. Лорен толкает меня локтем в бок. — Смотри-ка, дракона в башне ты прошел. — Жаль, вместо принцессы он охранял психованную, которая швыряется в друзей кактусами. Она пытается скрыть улыбку, но выходит хреново. — Уважаемые! — кричит Зик. — Почему никто не реагирует на предложение отметить?! У нас образовалась такая красивая парочка. Немного долбанутая, правда, зато первая! — Не первая, — подает голос Миа. Взгляды устремляются на нее. Мартинес с улыбкой поднимает глаза на Дункана. Он тоже улыбается и обнимает ее рукой за талию. Ногти Лорен впиваются мне в кожу. Мне тоже это не нравится. Начнет падать — потащит Дункана за собой. В яму, которую ей давно вырыли, без шансов к спасению. Но это мы с ним обсудим позже. Не могу я позволить другу угробить себя из-за каких-то так называемых «чувств». А Адам, который и не подозревает, чем эти игры могут закончиться, смотрит на брата с неизменной легкомысленной улыбкой. — Так даже лучше! Давайте отметим две пары! — Отлично! Шона закатывает глаза на Зика. — Ты просто хочешь выпить! — Поднимите руки те, кто не хочет. За общим весельем взгляд цепляется за одного гарантированного отступника. Задевать Итона, похоже, уже вошло в привычку. — Что скажешь, Четыре? — он смотрит на меня и сжимает губы. — Готов перейти Рубикон? В твоей старой фракции, если не ошибаюсь, о такой штуке как алкоголь и не слышали. Ты смотри, аккуратнее с этим накануне финальных тестов. — Ты за мои финальные тесты не переживай, — Итон, надо отдать ему должное, отвечает максимально спокойно. — Ринг, между прочим, еще два дня будет открыт. Давно не проигрывал? — Не вопрос, — вспоминаю, зачем Лорен вообще приходила. — Амар звал всех на ринг, помнишь? Предлагаю размяться на ночь. Но идею убивают на корню. — Вы двое на эти три дня забываете о том, что ринг вообще существует, — предупреждает тренер, появляясь на пороге. Не утруждая себя приветствиями, он оглядывает всю нашу группу и, слегка улыбнувшись, переходит сразу к сути. — Есть для вас задачи поинтереснее. Выслушав Амара, не могу не обрадоваться, и крепче обнимаю Лорен, которая все еще стоит рядом. Этот бесконечно долгий напряженный день только что стал значительно лучше.