***
В прекрасной белокаменной часовне, пред золотой статуей Сангвиния, изображающей его мучеником, преклонили колени девяносто один неофитов Кровавых Ангелов, облачённые в красную панцирную броню, которая делала их похожими на хитиновых насекомых. Они покорно слушали речь капеллана Гатоса, чью речь дополнял хор из слуг ордена, стоявших за колоннами и обладающих ангельским голосом. К их удивлению обычно яростный голос капеллана сейчас был спокоен и ясен, словно серебро, очищенное от грязных примесей. — Великий Ангел умер от рук Архипредателя Хоруса, бывшего его самым близким из братьев-примархов. Это было девять с половиной тысяч лет назад, когда мечты человечества и Императора рушились, словно хрустальный дворец. Столь давно, что сменились сотни поколений смертных, что исказили истину и придумывают свои версии тех событий. Но мы, Кровавые Ангелы и другие потомки Легиона, никогда не забудем величайшей жертвой нашего отца. Мы не забудем проклятые коридоры на борту ≪Мстительного духа≫, орды предателей и демонов, жаждущих вкусить ангельской крови, и когтей, что ломают и отрывают белоснежные крылья с ужасающим до глубины души хрустом. Ибо это событие пронзило сами наши души и осталось закодированным в нашей крови. Помните смирение и верность нашего примарха, который задолго до битвы знал об ужасной участи, что была ему уготована, и принявший свою роль великого мученика. Несите эту память нашего примарха сквозь галактику и воплощайте её всегда, пока кровь течёт по вашим жилам. — Сегодня вы покидаете нашу крепость, получив знания войны и мира, чтобы пройти последнее испытание, и после отправиться на помощь нашим братьям, что сражаются между звёзд. Идите же, и покажите всем величие примарха Сангвиния! Воплотите часть его перед всей галактикой! — Мы покажем им величие примарха Сангвиния! — вскричали преклонившие колени неофиты. — Мы воплотим его славу перед всей галактикой! После этого все неофиты встали со своих колен и стали бить кулаком правой руки по керамическим нагрудникам, пока хаотичный шум не заполонил всю часовню, возвещая о решимости Кровавых Ангелов.***
Харитон вместе со всеми ждал у главных врат, совершая последние приготовления к выходу и испытывая странное ощущение. Конечно, они уже выходили за границы Арк Ангеликум, для марш-бросков в условиях радиационной пустыни, но никогда, чтобы пройти какое-то испытание. И от ожидания последнего испытания все чувствовали странное напряжение в воздухе, будто перед поединками на клинках, когда ожидаешь от соперника первого шага. Здесь, у самых больших ворот, украшенных гигантскими барельефами с Кровавыми Ангелами и их примархом, через которые должны спокойно проходить двойные колонны танков, оставили снаряжённых неофитов, приказав полностью провериться и подготовиться к выступлению. Несмотря на потрясающий вид, заставляющий почувствовать себя маленьким и незначительным, неофиты спокойно проверяли снаряжение и болтали, привыкшие уже к этому виду за десятки вылазок. Неофитов разделили на отряды по девять воинов и выдали боевое снаряжение: панцирные доспехи, плащи-хамелеоны, магнокуляры с вокс-бусинами, болты и болтеры модели ≪Сталкер≫, ножи и стабберные пистолеты. Никакой провизии, снаряжения для выживания и других нужных вещей. Это вызывало вопросы у неофитов, которые стали задавать их технодесантникам, выдававшим оружие. — Вы идёте на испытание, — ответил один из них, синтезированным голосом. — Не на урок по выживанию на пустошах Ваала. Большего от этих киборгов получить, к высшему неудовольствию неофитов, не удалось. Хотя, даже эти слова успокаивали ведь это значило, что шансы умереть от голода, жажды и радиации настолько невысоки, что офицеры решили не выдавать ненужное снаряжение, рассчитывая на естественную стойкость младших братьев. — Харитон как ты думаешь, что нас ждёт? — спросил Никон, закончив вставлять болты в магазин, — Может нас отправят на охоту за Ваальским пожирателем? — Я так не думаю, — ответил я, проверяя ремешки для подсумков. — Здесь слишком много огневой мощи, даже для самого крупного из них. Ваальские пожиратели были гигантскими пресмыкающимися, напоминавшие своим видом смесь аллигаторов и ящериц. Хищники, находившиеся на вершине пищевой цепи, и самая любимая добыча неофитов Кровавых Ангелов, обрабатывающих их шкуры и кости для интерьера. Даже их черепа, повешенные на стенах, выглядели ужасающе, со своими длинными рядами зубов в половину человеческой ладони. Впрочем на них обычно охотились при помощи лазерных винтовок, которые не сильно портили тушу, но делали охоту слишком лёгкой. И поэтому я не мог себе представить, чтобы их прекрасную шкуру портили таким грубым и разрушительным оружием, как болтер. — Мы идём убивать — вставил Пеон, привлекая внимание отряда. — А не охотиться. И скорее всего мы пожрём плоть наших жертв. — Даже самое вкусное мясо Ваальских животных отдаёт горьким вкусом, — вмешался Василий, наш чуть более плотный гурман и любитель поесть. — Лучше есть питательную смесь, чем потом весь день ощущать на языке горечь. — Стоп, ты всё-таки попробовал ту выпечку Ефима? — хмыкнул Никон. — Я думал, что никто, кроме него, не попробует тот непризнанный шедевр. За эти слова он получил подзатыльник от разозлённого янтароглазого брюнета Ефима, нашедшего вдохновение в ремесле повара, и регулярно предлагавший своим братьям попробовать свои шедевры кулинарного искусства. — Нормально всё было, — обиделся повар. — Просто надо было добавить соуса, чтобы получить особую вкусовую гамму. — Но соус был ещё хуже, — засмеялся Никон. — Честное слово Ефим, у тебя не получаются мясные деликатесы, лучше бы заострил своё внимание на салатах, которыми можно разбавить питательную смесь. Завязалась шуточная драка между оскорблённым поваром и строгим критиком. За последнее время многие привязались друг другу и стали считать братьями, которых разделит только смерть. Учителя и офицеры только поощряли подобное, указывая, что такое проявление отношений укрепляет боевой дух и братство. Впрочем большинство всех неофитов только недавно достигли семнадцати лет, и несмотря на тела полубогов, оставались всё такими же мальчиками, которые пришли к падению Ангела, когда объявили призыв юношей. — Закончить приготовления! — прозвучал металлический крик из вокс-говорителей, привлекая внимание неофитов. — Через пять минут к вам выйдут ваши командиры. Удачи на испытании! — Хватит, вы позорите нас — разнял дерущихся Макар с Юклидом. — Нам точно достанется, если командиры увидят это. Никон и Ефим быстро разнялись, не желая злить Макара. Не потому, что он был самым лучшим на боевых тренировках, но из-за того, с каким остервенением он старался там, иногда перегибая палку. Теперь его покрывали шрамы от пальцев рук до лица, хотя как признался один раз мне Макар, что некоторые шрамы он нанёс себе сам в попытке успокоить Красную Жажду. Макар был одним из тех, кому очень тяжело было сопротивляться Жажде, и пытался утолить её в тренировочных клетках против сервиторов. Мне было больно смотреть на него, когда он застывал, начиная воспринимать мир по другому, в более красных тонах. Иногда я даже молился Сангвинию, чтобы его не забрали в башню проклятых, как некоторых из неофитов, где он проведёт в безумии до конца своей жизни. Мне было страшно потерять последнего, кто был связан с прошлой жизнью, и остаться здесь среди жителей далёкого и мрачного будущего. Вскоре к уже собранному строю неофитов подошли командиры. Это были мрачные и старые воины, покрытые сединой, шрамами и татуировками. От них не ощущалось почти никакой утончённости, присущей другим Кровавым Ангелом, которых я видел в крепости, но наоборот от них исходила угрожающая аура идеального оружия, готового к кровопролитию. Они стали отбирать отряды, к которым были приписаны и объяснять им план выдвижения. К нашему отряду подошёл один из них. Воин с заменённым на протез глазом и изуродованным шрамами ртом. — Меня зовут Орест — сразу представился, грубым голосом, наш командир. — Я буду вашим сержантом, пока вы не заслужите чёрного панциря или меня не убьют. Сейчас я покажу вам наш маршрут, и по сигналу начнём выдвижение. Есть вопросы. — Мы разве не пойдём все вместе, сержант, — спросил Юклид, предварительно подняв руку. — Нет, все отряды будут разделены, чтобы ударить по всем целям на ≪Ожерелье старшей сестры≫. От его слов у меня почти появился вопрос над головой. ≪Ожерелье старшей сестры≫ по древним легендам племён крови была причиной великой ссорой между младшими сёстрами-лунами и старшей сестрой-Ваалом, окончившейся уничтожением былого рая и созданием вселенной. По легенде, младшие сёстры завидовали своей старшей сестре из-за того, что у неё было ожерелье из самых прекрасных бусен на свете, и попытались, пока она спала, отобрать ожерелье. Но старшая сестра проснулась и стала сопротивляться, после чего ожерелье разорвалось, и бусины улетели в далёкую пустоту, став звёздами. Правда была более прозаичней, но причина трагедии была та же, зависть исходящая из жадности. ≪Ожерелье старшей сестры≫ раньше была гигантским комплексом из верфей для космических кораблей, станций и портов, опоясывающий планету кольцом, и из-за удобного расположения на орбите Ваала была центром всей деятельности в звёздной системе. Но когда в имматериуме появились варп-шторма, отрезав систему от остального древнего альянса человечества, на ней осталась большая часть ресурсов, без которых поселения на Ваале и лунах деградировали бы или погибли. И потому за комплекс началась война, в ходе которой на кольце было применено ядерное оружие. Потерявшее целостность, кольцо рухнуло в районе экватора планеты и стало излюбленным местом для мутантов и животных. Но зачем нападать на них, если их и Арк Ангеликум разделяет крупная пустыня, которую тяжело перейти даже Астартес? Заметив моё вопрошающее выражение лица, Орест предугадал мой вопрос и ответил: — На ≪Ожерелье старшей сестры≫ обитают племена мутантов, на которых мы охотимся, чтобы закалять неофитов перед становлением скаутов. — Вы уже предвкушаете, братья? — открыв свой рот в безумной улыбкой сержант. — Предвкушаете эту праведную резню? Скоро, братья, вы наконец вкусите крови неугодных Императору жизней, как Его Ангелы Смерти.***
Плач ребёнка разносился по ржавым коридорам старого замка, рухнувшего в пустыню с небес. Он, как и крики других детей, давно стал привычным шумом для Самииды. Из-за недоедания и болезней грудного молока матерей обычно не хватало, чтобы полностью накормить детей. Но скоро всё должно измениться. Племена пустынь, ранее сражавшиеся друг с другом ради ресурсов, как дикие звери, теперь стали объединяться ради общего блага. Теперь охотники разных племён больше охотятся на зверей и честно делят между собой добычу, нежели умирают, сражаясь друг с другом за крохи. Незапланированных детей и стариков теперь не надо было оставлять на суд великим бурям, сдиравших мясо с костей, чтобы оставлять поменьше голодных ртов. А совсем скоро вожди и старейшины договорятся о вечном союзе на Великом Собрании, где установят равные для всех племён законы. Самиида погладила свой круглый живот, радуясь, что её второй ребёнок родится и будет жить, во время, когда будет мир между всеми племенами людей. К сожалению она вряд-ли увидит своего взрослого ребёнка. Лекари сказали ей, что Самииде осталось совсем немного, и после рождения ребёнка она умрёт, словно вырванный мох, быстро высыхая. Но она не боялась свой смерти, если её дети останутся жить. Только предсказания старого шамана о том, что она увидит смерть, окровавленную с головы до пят, пугали её, как страшные сказки и истории, которые иногда рассказывают у костров. Старший ребёнок всё продолжал плакать, привязанный к железной опоре в своём комбинезончике. Привязан он был согласно старой традиции, которая велела отучивать детей от рёва и слёз, оставляя их в безопасных местах, чтобы показать, что слезами живот не наполнишь. Но Самиида всегда, оставалась со своим ребёнком, успокаивая его и рассказывая ему выученные сказки. — Тише, мой дорогой, тише, — шептала ему Самиида. — Скоро твой папа вернётся домой с охоты на зверей пустынь и накормит меня, чтобы дать сил родиться твоему брату или сестре, а потом я накормлю уже тебя. Они находились в маленькой металлической комнатке, частично засыпанной песком, на стенах, которой были нарисованы зачем-то множество белых линий, перекрывающих друг друга. Самиида всегда смотрела на них ради любопытства линии, надеясь увидеть в них послании предков. Но видела только красивые и странные линии. В комнату вошёл, открыв занавеску из кожи, главный лекарь их племени Вазиир Хранитель Жизни. Самиида помнила, что когда она была маленькой, Вазиир был вождём племени и самым сильным и высоким мужчиной, которого она видела. Ныне же, когда она выросла, Вазиир потерял в росте и ослаб, уступив пост вождя другому. Сейчас он был старым и высохшим стариком, который опирался на своё старое копьё, как на посох. — Самиида, — прохрипел старик. — Как ты и твой сын? — Живёт и здравствует, благодаря нашим лекарям и охотникам, — она склонила голову перед тем, кто принял её первые роды, и если доживёт будет принимать вторые. — Только, поскорее бы вернулся Имраан вместе с остальными. Наш сын до сих пор без имени. — Ну, Имраан сильный охотник, — сказал Вазиир. — Он точно вернётся домой с большой добычей, которую хватит на много ночей. Самиида развернулась к своему сыну, пытаясь уменьшить страхи. Её муж в составе группы охотников отправился на охоту на чудовище, обладающей крепкой кожей, способной выдержать удар копьём, и гигантским ртом, способным сожрать человека в три укуса, не оставив даже кусочка. Именно истребление этих тварей стало объединяющим событием, когда охотники разных племён работали вместе, чтобы убивать их. Раньше, уже для убийство двух чудовищ в племенах ели набиралось достаточно сильных и быстрых мужчин, способных принять участие в охоте. Но даже сейчас после появлений союзов, большая часть охотников гибла именно от зубов и когтей чудовища. И если Имраан мог погибнуть. От этих мыслей у неё задрожали плечи, и полились бы слёзы если бы её не научили, что слёзы и рёвы никогда не помогают. Заметив, как Самиида беспокоится за своего мужа, Вазиир обнял её своими иссохшими руками и погладил по голове. — Не беспокойся, малышка, — стал называть её, как в детстве, Вазиир. — Всё будет хорошо. Имраан всегда возвращался после четырёх дней охоты. Это даже стало в каком-то смысле праздником, когда мы радостные встречали наших вернувшихся охотников. Сейчас, как раз проходит четвёртый день, после того как он отправился на охоту. Вот увидишь, сегодня он вернётся и его, как и остальных охотников, будут встречать героями. Его слова успокоили её, но она всё же задала вопрос, который терзал её. — А если он не вернётся дядя Вазиир? Что если я останусь вдовой, а мои дети без отца, как смотреть на свою судьбу, после такой потери? Старик улыбнулся ей мягкой улыбкой, словно они сейчас вернулись в прошлое, когда она маленькой боялась выходить в бурю, а Вазиир пытался её успокоить. — Даже если он не вернётся, его запомнят в племени, как храброго и сильного охотника. Ты родишь своего второго ребёнка и увидишь как твой сын начинает взрослеть. Ты увидишь как они живут в мире, после заключения союза. Ты увидишь как люди больше не будут боятся диких зверей, ибо они объединились ради общего блага. Вот, что ты увидишь в любом случаи в независимости от исполнения твоих страхов. Он похлопал рукой по плечу Самииды и направился к выходу. — Я встречу его у ворот упавшей крепости. А ты пока поспи здесь, когда твой сын уснул. Слова старика уняли глупые страхи Самииды. Конечно, Имраан всегда был сильным и храбрым охотником, убивший не один десяток зверей. И глупо не думать в то, что он не вернётся. И её дети смогут прожить долгую и счастливую жизнь в мире между племенами.***
Когда солнце ушло за горизонт, а единственным источником света оказались луны Ваала, освещавшие красный песок своим серебряным светом, из пустыни шли демоны, внешне похожие на людей, но окровавленные с головы до пят. Их терзал голод, полученный в ходе четырёх дневного перехода через гигантские просторы пустыни, и неутолённый плотью и кровью тех, кого они встретили по пути. Он же вёл их к старому замку, рухнувшего с небес, как жаждавшего к колодцу воды. Они пришли сюда за резнёй, они пришли сюда за кровью. Хотя, сами они говорят себе, что пришли сюда во имя праведного гнева далёкого Владыки и во имя отца, что умер тысячи лет назад, их истинная причина прибытия сюда всегда оставалась резнёй ради крови. Когда они окружили замок со всех входов, вырезав немногочисленных часовых. Начало резни ознаменовалось сигналом по вокс-каналу: — За Императора и Сангвиния! — прокричал грубый голос. — *Omnes interficere! Пленных не брать!***
По коридорам ржавого жилища племени раздались громоподобные раскаты, а за ними последовал истошные вопли, быстро прерываемые, но достаточно громкие и знакомые, чтобы заставлять кровь в жилах леденеть от ужаса. На мгновение Самиида подумала, что это был всего лишь удары молний с небес, напугавшие детей и стариков, но затем она поняла, что эти звуки означают на самом деле — жестокие убийства соплеменников чужаками, пришедшими из пустынь. Женщина отвязала своего сына со столба, и стала аккуратно идти по коридорам старого дома, опираясь на стены и держа в руках сына. Сейчас её нерождённый ребёнок начал не вовремя двигаться в животе, случайно даря своей матери боль и мешая быстро идти. Первый порыв попытаться помочь своим соплеменникам был подавлен знанием, что больше поможет своему племени, если спасёт своих детей. Поэтому она стала двигаться через лабиринт из коридоров к тайному убежищу, чтобы переждать опасность, пока чужаки не уйдут. Но её маленькая искра надежды была затушена ветром горечи и страха, когда за очередным поворотом она встретила прямо перед собой демона. Она не видела его из-за кромешной тьмы в коридоре, но прекрасно слышала и чувствовала его тяжёлое и тёплое дыхание на своём лице. С него капала жидкость на голый металл коридор, создавая характерный шум, и Самиида могла поклясться, что это была кровь её соплеменников, убитых в резне. Так они и стояли. Она с ребёнком в руках, опирающаяся на стену правой рукой. И он прямо перед ней, направивший свою пасть прямо на её лицо. — Можете убить меня, — всхлипнула она, пытаясь рассмотреть лицо своей возможной смерти. — Но прошу сохраните жизнь моих детей. Демон оставался стоять, не совершая никаких действий, но его тело дрожало, предвкушая звук разрываемой плоти и тепло крови женщины и её ребёнка. Через магнокуляры, позволявшие видеть в кромешной тьме, демон видел заплывшие глаза разных цветов на уродском лице, будто воск статуи начал таять, слишком большее количество зубов во рту, мешавшие полностью закрыться рту, разная пигментация кожи, превращавшая кожу в палитру хаотичных красок, искривления в костях конечностей, как в сломанной игрушке, и сдутый живот неправильной формы, из которого выпирали острые концы. Он видел мутанта, уродливого в своём виде и лишь отдалённо напоминавшего человека, но также и матерь, говорившая на искривлённом низком готике и прежде всего заботившаяся о своих детях. От столкновений двух конфликтующих мыслей он не мог решить, что сделать. Дуло болтера дрожало в руках, направленное на матерь, и палец на курке опасно дрожал, подчиняясь конфликту двух частей. Для человека из двадцать первого века, не было никакой чести и смысла в убийстве беззащитных матери и ребёнка, но для Харитона Зерваса, Кровавого Ангела из Арк Ангеликум, единственным действием было убийство презренного мутанта. И вроде, сейчас частично главенствовал именно человек. Хотя, и временно. — Иди — прорычал демон, уступая матери путь. — Пока я тебя не убил. Заврииса сначала не сдвинулась с места, пока демон уступал ей дорогу. Страх сковал её тело, понимавшем, что здесь жизнь её и её детей весела на волоске. Но она пошла дальше, когда демон ударил со всей силы стену, сминая старый и ржавый металл, и прокричал: — Иди, пока я могу сдерживать себя! — прокричал демон истошным воплем, который заставил Завриису сдвинуться с места и пойти по освободившейся дорогу. — Иначе я пожру тебя и твоих детей! Заврииса, почти падая, ускорилась как могла с пронзительно ревевшем ребёнком в руках, напуганного демоном. Но вдруг, Заврииса услышала новый голос за своей спиной в кромешной тьме. — Неофит Харитон, что ты делаешь? — проскрежетал, словно гравий, грубый голос. — Убей мутанта и её отродье. Так велит тебе долг. — Она всего лишь слабая женщина, а её отродье ещё грудной ребёнок, — рычал демон, но заметно осторожно из-за присутствия сородича. — Какой в этом смысл? Почему мы должны убивать слабых и невинных? Мы же Ангелы! — Потому, что мы Ангелы Смерти Императора, мы его величайшее оружие, инструмент и способ для спасения человечества в галактике. — ответил, поучительным тоном, голос. — И несмотря на то, что мы должны быть ангелами, мы всегда будем выполнять волю Повелителя Человечества, как демоны из Ада. Смерть предателям, ксеносам и еретикам вот воля нашего Владыки. После его слов наступила напряжённая тишина, прерываемая лишь плачем ребёнка и тяжёлым дыханием демонов. Но её конец был предрешён, как и жизнь Завриисы с её ребёнком. — Неофит Харитон! — пролаял грубый голос. — Убей мутанта и не сомневайся в своём долге! Это приказ! Эти слова, словно переключатель света, решили внутренний конфликт. Меньше чем за вдох Харитон Зервас, Кровавый Ангел из Арк Ангеликум, развернулся к Завриисе и прицелился в неё. Пара болтов разорвали голову и грудь, убив матерь и ребёнка. Кровавые ошмётки забрызгали коридор и неофита, словно дождь. Кровавый Ангел радовался убийству мутанта, но человек пришёл в ужас от содеянного преступления. Действие было чисто инстинктивным, как обучали наставники, ибо каждое убийство должно быть быстрым и лёгким, словно смахивание пота со лба. Но знание того, что убийство было необдуманным и всего лишь реакций на прямой приказ, не освобождало от ответственности. — Прости меня, — прошептал он так тихо, что и сержант не услышал бы. — Прости меня за то, что я совершил. Он подошёл и рухнул на колени в самую крупную кровавую кучу, что была любящей матерью и невинным ребёнком, то ли от ужаса, то ли от жажды испить кровь. В руках скользнули разорванные внутренности и обломки костей. ≪Он пал, словно демон, бывший ангелом≫, — подумал он. После уроков искусств у Кафаила, Харитон надеялся, что не будет убивать невинных и слабых, что сможет нести свет просящим людям и праведное очищение предателям и монстрам, сохранив себя и свою честь. Как же он ошибался. От стыда и горя Харитон закрыл глаза, ощущая запах крови на себе, слыша болтерные хлопки в воздухе и звук бьющихся сердец. Хотелось, чтобы сержант пристрелил его на месте или оставил умирать здесь, но этого не случится. ≪Для ордена ты слишком ценен, чтобы наказать тебя за твои грехи, которые они считают добродетелью≫, — пришла на ум мысль. — ≪Не значит ли это, что ты сам должен искать своё наказание≫. Да, это правда. Только он сам мог наказать себя за свои преступления. Но смерть казалась ему слишком лёгким приговором. Он должен страдать, пожираемый горем и стыдом, до скончании веков за свои грехи. И чтобы полностью познать глубину своего греха, он должен увидеть себя со стороны. Голова опустилась к полу, из-за чего внешне казалось, что он молился, и маленький кусочек оказался во рту. Слёзы стекали по щекам, пока рот жевал и проглатывал горькое и жёсткое мясо, даря видение жизни женщины. И ещё, и ещё, и ещё, пока жизнь пролетала перед глазами, наполняя душу ещё большим горем и давая удовлетворению телу. — Мы соберёмся в их главном зале, неофит, — сказал уходящий сержант Орест. — Когда закончишь направляйся туда. Слова командира прозвучали, как будто из-под воды, для Харитона, ибо сейчас для Харитона всё, что имело значение была кровь, кровь и кровь…***
В самом крупном помещении упавшей с неба крепости собирались Кровавые Ангелы. Теперь они полностью оправдывали свою мрачную репутацию. Обладающие божественной красотой Сангвиния, они были окровавлены с ног до головы. Зрачки глаз блестели и были неестественно расширены, словно неофиты были одурманены наркотиком, клыки, способные с лёгкостью разорвать плоть, удлинились, а прежде гордая и прямая осанка Адептус Астартес превратилась в сгорбленную походку чудовищ из древних мифов. Эти воины собирались здесь, откликаясь на призыв своего командира, по парам или по одному. Когда-то это помещение служило неким центром деятельности племени, где старики поучали молодёжь, охотники разделывали добытую пищу, а племя собиралось, чтобы обсудить дальнейшие решения, которые повлияли бы на каждого мутанта в ржавом замке. Именно поэтому здесь погибло больше всего мутантов. Даже скотобойня была более милосердней чем произошедшее здесь. Трупы лежали на земле со вскрытыми туловищами и сожранными внутренностями. Дети были либо раздавлены тяжёлым сапогом в кровавую кашу, либо съедены, как жаренные цыплята. Немногочисленные лавки, лежанки и груды вещей теперь превратились в мусор из-за болтеров. Вот единственная участь, которую мутанты получат от Ангелов Смерти Императора. Сержант Орест стоял на возвышенности из разбитого алтаря племени, гордо смотря на приближающихся скаутов, которые преклоняли колени перед своим командиром. Когда все девять неофитов собрались здесь, Орест закричал своим грубым голосом: — Поздравляю вас, неофиты, вы прошли испытание, пролив кровь мутантов. Вы были беспощадны и жестоки, вы стали для этих мутантов Ангелами Смерти Императора, и убили их всех. Вы показали себя достойно для того, чтобы стать скаутами десятой роты. Скоро вы присоединитесь к нашим братья, что сражаются среди звёзд, и будет проливать кровь врагов Человечества. От мыслей о новых убийствах и продолжении резни многие радостно завопили, открывая дьявольские рты. Орест от вида довольных и радостных братьев тоже улыбнулся, наслаждаясь зрелищем. — А теперь пожрите плоть убитых и выпейте их кровь! Вы прошли испытание и теперь можете насладиться плодами резни, прежде чем оденете лики ангелов! Харитон был ближе всего к нему и от последних слов поднял свой печальный взгляд к сержанту, пока его братья начинали кровавое пиршество. — Какое это было испытание, сержант? — спросил он, вставая. — Разве вы думали, что кто-то провалится? От этих слов улыбка с лица Ореста пропала и он посмотрел на новоиспечённого скаута, словно хотел наказать его за дерзкие слова. — Конечно, нет, — рыча ответил сержант. — После всего обучения, вы никак не могли его провалить. Ваша Жажда подталкивала вас всегда, даже, когда вы сами этого не замечали. Харитон покачал головой, понимая, что испытание было лишь проходным экзаменом для неофитов, но при этом ужасной гибелью целого племени. Не желая и дальше принимать в этом бесчестном действии, он пошёл к выходу из зала, чтобы дождаться своих братьев там. Только перед самым выходом из зала он обернулся и увидел как Василий, гурман с утончённым вкусом к еде, слизывал кровь прямо с земли, как повар Ефим, нашедший вдохновении в кулинарном искусстве, а не в самой еде, пытался запихнуть в набитый рот ещё больше мяса как Никон с Макаром сцепились ради обглоданного трупа старика и многие другие ужасы, совершённые теми, кого он называл, если не братьями, то друзьями. — Милосердный Сангвиний, — прошептал, уходящий, Харитон.