<Да> <Нет>
Опасно! Серьезный болевой синдром. Израсходован экзогенный запас эндорфинов, немедленно обратитесь в лечебное учреждение. Вовремя смените картридж с эндорфинами. АД: 130/90 мм.рт.ст. ЧСС: 122 уд/мин Сатурация: 98% Юнги с досадой отмахивается от вспыхнувших под веками уведомлений. Чертова Тесла все-таки помяла его руку. Обдумать свои планы и то, получится ли стрясти с водителя компенсацию за убытки, у него не получается — как только пелена эйфорической неадекватности от выбросившихся в кровь эндорфинов чуть спадает, он осознает, что находится точно не на обочине, где ему логичнее всего было бы находиться. И не на больничной койке или койке биосервиса, где он бы оказался, если бы водитель оказался совестливым. Вместо этого он чувствует под щекой прохладную кожаную обивку, слышит тихий гул электродвигателя… Он в машине. В, мать ее, Тесле, лежит на заднем сиденье — и он мог бы подумать, что водитель все же везет его в больницу или биосервис, но за окнами какие-то трущобы сеульской периферии. Юнги осторожно приподнимается — это не так-то просто: левая рука просто отключилась, застыв безвольной грудой хромированной стали, правая — отекла в районе предплечья и отказывается двигаться. Наверняка сломана. Если бы он не установил себе картридж с эндорфинами для экстренного обезболивания, она бы наверняка болела, как сука. — Уважаемый, могу ли я поинтересоваться, куда вы меня везете и могу ли я рассчитывать на компенсацию за причиненный мне ущерб? Так бы он сказал, если бы не был в состоянии легкой неадекватности с двумя нерабочими руками. Вместо этого он говорит: — Какого, блять, черта. Водитель, врубивший режим автопилота и свернувшийся на переднем сиденье, вздрагивает от неожиданности и тут же оборачивается к нему. Юнги не знает, чего он ожидал — наверное, какого-нибудь богатого дядечку, владельца конгломерата (небезосновательно: кто еще может позволить себе Теслу последней модели в люксовой комплектации?), который везет его за город, чтобы выкинуть в канаву и не выплачивать компенсацию. Вместо этого к нему оборачивается молодой мужчина — кажется, даже юноша, хотя с этими новомодными косметическими процедурами, которыми увлекались богатеи, ему могло быть сколько угодно лет. Лицо прямо-таки ангельское, глаза излучают неподдельное беспокойство. — Ох. Вы проснулись. Пожалуйста, извините, я перевел машину в ручное управление, но совершенно отвык ездить без автопилота… Не мог ждать, пока вы очнетесь, и взял вас с собой. Вы нормально себя чувствуете? — За исключением того, что ваша тачка помяла одну мою руку и сломала другую — просто охрененно. — Я возмещу, — вздыхает тот. — Скажите мне номер вашего счета, и я переведу вам столько, сколько понадобится. Юнги задумывается: он мог бы заломить цену, которая с лихвой покрыла бы восстановление и бионической руки, и настоящей, да еще бы и запросить за моральный ущерб — может, один биткоин или даже один с четвертью… Непохоже, что по карману этого парня ударит такая сумма. — А в больницу отвезти меня не хотите? — Извините, я немного тороплюсь, вот и… Юнги фыркает. — Непохоже, что вы сломали мне только руку. От удара на такой скорости я мог повредить себе внутренние органы, а сейчас я под обезболивающими, ничего не чувствую и, может быть, медленно умираю… Правда хотите отправить меня пешком? В сине-серых (сто процентов, трансплантировал радужку, думает Юнги) глазах мелькает ужас. — Я ничего не говорил про «пешком»! Я вызову вам такси! — Аэротакси? Вы меня, должно быть, окончательно прибить хотите. — Поверьте, я очень тороплюсь, и… Юнги отмахивается. Осматривает сначала отекшее правое предплечье — перелом не открытый, и на том спасибо. Потом кое-как ощупывает онемевшими пальцами теплый металл левой руки: запястье едва не сплющило, головка плечевого шарнира наверняка выскочила, обшивке вообще конец… Заменить железо уже влетит в копеечку, но еще непонятно, как удар повлиял на начинку. Полтора биткоина, не меньше. — Куда вы так торопитесь? Жена рожает, что ли? Тот выгибает бровь. — А вам какая разница? — Просто хочу знать, какая у вас причина на то, чтобы отправить раненного вами человека в больницу на аэротакси… — О боже мой, — вздыхает мужчина. — Я могу вызвать такси с водителем. Или частную карету скорой помощи. Брови у Юнги ползут вверх. — Даже так? Правда жена рожает? Или бежите от кого-то? — Честное слово, это не ваше дело. — Нет, вряд ли бежите, только идиот будет пытаться от кого-то скрыться со включенной системой навигации… Мужчина, широко распахнув глаза, тут же оборачивается к приборной панели и уставляется на навигатор. — Я ее выключил. — Да вы что? — фыркает Юнги. — А встроенную в автопилот? Я даже отсюда вижу, что она работает. А вы как думали, откуда машина берет маршрут? — Твою ж мать, — вздыхает тот. — Мне теперь снова переходить на ручное управление? Я слишком отвык водить, вы — живое этому доказательство, спасибо, что живое… Юнги думается, что чистое кощунство — владеть такой машиной, но позволять автопилоту делать за тебя всю работу. А как же трепет от прикосновения к обитому натуральной кожей рулю, от осознания мощи двигателя, подчиняющегося педали газа прямо под ногой… — Можно отключить систему навигации, но вручную составить маршрут, — качает он головой. — Зайдите в настройки. Тот послушно следует его инструкциям, но стоит экрану высветить карту, то беспомощно застывает — ну конечно, таким как он ведь необязательно знать наизусть все улицы Сеула с его перифериями. — Куда вам надо? — спрашивает Юнги. — Мне… — бормочет тот. — В Кансо-гу. — Кансо? — вскидывает брови Юнги. — Погодите, все настолько серьезно? Прежде чем тот успевает ответить, машину резко бросает вперед. Экстренная система торможения делает свое дело, и Юнги впечатывается головой в подголовник пассажирского сиденья. «Опасно! Немедленно обратитесь в лечебное учреждение, вероятно сотрясение мозга. Обновите картридж с эндорфинами!». — Твою мать, — шипит сквозь зубы Юнги и смахивает вспыхнувшее красным уведомление. От удара сильно звенит в ушах, а перед глазами все плывет, и если бы не ударная доза эндорфинов, он бы наверняка вырубился. Он опускает голову на сиденье, стараясь отдышаться и подавить приступ тошноты, как слышит крик, доносящийся снаружи. — Выходи из машины немедленно! Водитель — в лице ни кровинки, глаза решительные, оглядывается к нему и негромко говорит: — Сидите тихо. И выходит из машины, оставив двигатель заведенным, а водительскую дверь — открытой. Юнги смотрит на него во все глаза. Ненормальный он какой-то — нет бы втопить газ в пол и выжать из двигателя все 300 км/ч, чтобы свалить, такой удар в зад наверняка Тесле нипочем. Он не знал, кто гнался за этим парнем — коллекторы, обманутые им клиенты или кто-нибудь из копов (это вот маловероятно), но не было похоже на то, что у них были по отношению к нему благие намерения. Он и выглядит довольно хрупко: невысокий, да и на вид никаких бионических модификаций в нем нет — отбиваться он точно не сможет. Юнги терпеть не может копов, но если дело станет совсем худо… Он осторожно выглядывает в тонированное заднее окно — прямо за ними на шоссе остановилась глянцево-черная Бугатти, приземистая и изящная, но с покорёженным бампером. Юнги тихо шипит сквозь зубы — водитель что, использовал чертову Бугатти, чтобы боднуть Теслу в зад? Черт бы побрал этих богачей. Чуть поодаль от машины остановился какой-то мужчина — высокий, упакованный в черный костюм; на вид в нем тоже нет ничего бионического, но такие люди, как он, могли позволить себе маскировать бионику под настоящие части тела: делов-то, создать правдоподобный каркас и прикрыть искусственной кожей. По сравнению с ним парень выглядит совсем уж маленьким. Может, реально вызвать копов? — Чимин-а, — говорит мужчина и тянется к нему рукой. Тот отшатывается, отходя на безопасное расстояние: так шугаются бродячие собаки, когда делаешь вид, что поднимаешь камень с земли. — Давай я сделаю вид, что ничего не произошло, и мы просто мирно вернемся домой. Чимин говорит что-то, но недостаточно громко, чтобы Юнги мог его разобрать. — Ну уж нет, — мотает мужик головой в ответ. — Я тебе нужен. Еще один тихий сдержанный ответ, и — Юнги немедленно напрягается, — мужчина заносит руку и его кулак прилетает Чимину прямо в челюсть. Он недоуменно моргает, когда слышится лязг металла о металл, и приходит в еще большее недоумение, когда Чимин, даже не дернувшись и не коснувшись пострадавшей челюсти, говорит чуть громче: — Прекрати. — Прекратить? Ты вынуждаешь меня! — Еще один удар, но сильнее. Металлический лязг, голова Чимина дергается в сторону, и Юнги может увидеть, как выглядывает из-под стесанной на его скуле искусственной кожи блестящий металл. — Это вся благодарность, которую я получаю? Я тебе жизнь всю посвятил, а ты пытаешься от меня сбежать, маленький ублюдок! И после этого ты пытаешься сказать мне, что я незаслуженно на тебя злюсь? — Отец, я… — Ты едешь со мной. Не испытывай мое терпение. Чимин что-то шипит в ответ, и отец бьет его. Снова, снова и снова — теперь не только по лицу, но и по корпусу, вот парень падает на мокрый асфальт, но хватает мужчину за ногу и валит за собой. Короткая потасовка (скрежет гнущегося металла заставляет волосы на загривке у Юнги встать дыбом), но вскоре Чимин терпит поражение — его отец седлает его, прижав его шею коленом к асфальту, и берет одну из его рук в свои. — Я не хотел этого делать, — говорит он тихо. — Ты меня вынуждаешь. Чимин кричит — за все это время Юнги впервые видит, как он потерял самообладание. Что такого, что его отец просто взял его за руку? Если у него титановое укрепление на лице (что Юнги вообще в первый раз встречает), то и конечности наверняка искусственные, разве не так? Но мужчина сжимает пальцы, и Юнги отчетливо слышит хруст хрупких человеческих костей. — Отпусти меня! — кричит Чимин, извиваясь под его хваткой. — Больной ты ублюдок, отпусти! — Не вынуждай меня приняться за вторую руку. Тот тут же замирает, как испуганный зверек — словно бы даже сдается, и мужчина поднимает его на ноги одним рывком за плечо. Ну нет, — думает Юнги. — Я без своей компенсации не уйду. Сломанная рука вообще не слушается (кажется, он еще и плечо вывихнул), так что он прикрывает глаза и выбирает в контекстном меню опцию аварийного включения левой руки. Смахивает все предостережения по поводу того, что ее придется заменить — он вытрясет из этого парня новую руку, а не просто замену комплектующих. Плечо неподвижно застыло, из пальцев двигается только большой, но этого должно быть достаточно. Юнги хватается за подголовник и перебирается на водительское сиденье, еле как выкручивает руль, подцепив его большим пальцем и помогая себе коленями, и с наслаждением втапливает педаль газа в пол. Тесла взвизгивает шинами, и его вжимает в сиденье, пока она набирает обещанные 150 км/ч за две секунды. Юнги успевает заметить испуганные взгляды двух мужчин прямо перед собой, прежде чем бампер с зубодробительным скрежетом вминается в старшего мужчину и отбрасывает его на добрые десять метров. Снова срабатывает система экстренного торможения, и Юнги пользуется этим, чтобы выскочить из машины и броситься к Чимину. Его задело только по касательной — он сидит на асфальте и смотрит на Юнги круглыми глазами снизу вверх, баюкая сломанную руку у груди. — Хватайся за меня, — говорит Юнги и протягивает начинающую глючить руку. — Быстро, я не могу тебя поднять. Тот обхватывает его локоть и поднимается, пока мужчина за ними тоже приходит в себя и начинает вставать. Юнги проскальзывает на пассажирское сиденье, щелкает большим пальцем по экрану, переключая машину в режим ручного управления, и Чимин застывает. — Я не могу… — Похер! — орет Юнги. — Валим отсюда! Бедная, уже трижды травмированная за полчаса Тесла тут же послушно оживает и бросает их прочь от черной Бугатти и ее обладателя, пока Чимин еле как удерживает руль одной рукой, положив другую, бордово-красную и отекшую, на колени, а Юнги чувствует, как жужжит постепенно отключающаяся конечность. Черт. Эта рука была с ним с девятнадцати лет, она ему уже как родная… — Охренеть, — подводит он итог, когда они отдалились уже на пару километров, а машина уже успела сбить парочку дорожных конусов по пути. — Перейди на автопилот. Нужно отключить навигатор как можно быстрее, по нему он тебя и отследил. Чимин послушно тянется дрожащей рукой к панели управления, и Юнги только после этого замечает короткие обкусанные ногти на ней — вторая рука у него тоже настоящая. Ошметки искусственной кожи свисают с его скулы и лба, обнажая тонкое кевларовое покрытие: интересно, что это — просто титановые пластины, чтобы укрепить кости, или полноценные протезы? Странно все-таки: он не стал заменять себе кисти — а это самая базовая кибермодификация, — зато укрепил себе череп. Юнги вообще не слышал, чтобы такое делали тут, в Сеуле. — Больно, что ли? — поднимает бровь Юнги. — Мне, блять, руку раздробили, — выплевывает тот. От напускной вежливости и учтивости не осталось ни следа. — Конечно, мне больно. — Погоди. А эндорфины? Вживление картриджа с эндорфинами, который при любом намеке на боль выбрасывал в кровь необходимое количество естественных обезболивающих, в базовые модификации не входило: чаще всего его вживляли либо богатеи, не желающие терпеть такое низменное ощущение, как боль, либо борцы и спортсмены. Ну, или такие, как Юнги — обитатели периферии, для которых вся жизнь — борьба за выживание с постоянным риском встрять в драку или перестрелку. — Я ими не пользуюсь. Юнги не давит и не пытается выведать причину, пока молча выстраивает маршрут до Кансо. — Стой, — говорит вдруг Чимин. — Я же должен подбросить тебя в больницу. Юнги отмахивается. — В Кансо есть местечко. Не задают лишних вопросов и цены адекватные. Заедем вместе, потом, кажется, нам обоим нужно в биосервис… Он строит маршрут в обход ремонтных работ на дороге до проверенной подпольной больницы, не отмеченной, само собой, на карте, потом смотрит, как быстрее добраться до ближайшего биосервиса… Чимин, наблюдающий за тем, как уверенно он ориентируется по карте, робко интересуется: — Ты хорошо знаешь Кансо? Хорошо знает? Юнги там родился и вырос, да и до сих пор водит крепкие дружеские отношения с самыми надежными прогерами и механиками, он этот район знает от и до со всеми его закоулками, подвалами и подпольными мастерскими. — Нормально, — пожимает Юнги плечами. Голосовой помощник Теслы вежливо возвещает, что маршрут перестроен, и они с облегчением откидываются на сиденья. — Ты мог бы помочь мне с… ну, ты понял. Замести следы. — Выкорчевать чип и перевести с него все данные, ты об этом? Чимин поеживается при слове «выкорчевать» (оно и понятно, никому не понравится мысль о том, что из их позвоночника будут что-то выкорчевывать), но все же кивает. — Я заплачу. Юнги щурится. — По рукам.***
Кансо-гу не зря был известен среди всех районов Сеула как Слепое пятно — еще с десять лет назад кто-то установил в нем мощнейшие глушители, которые власти так и не могли отыскать. Глушилки старого образца на отлично справлялись со своей миссией и глушили все подряд без разбору: спутниковую связь, спутниковый интернет и даже киберпространство, но самое важное — отслеживание чипов, вживленных в каждого гражданина. Район был жилой, но таил в себе повышенную концентрацию подпольщиков и киберпреступников на квадратный метр; власти регулярно устраивали облавы, но такие уж правила Кансо — друг друга не выдаем. В Кансо-гу было удобнее всего прятаться от погони, но это же и делало этот район местом, куда искать приходили в первую очередь. Юнги быстро набрасывает план: пока Чимина не могут отследить по чипу, нужно смотаться в больницу (и как можно скорее, потому что действие эндорфинов медленно, но верно ослабевало), потом в биосервис, чтобы у Юнги появилась хотя бы одна рабочая рука… Потом можно сделать передышку, обратиться к какому-нибудь знакомому прогеру, чтобы перевести все данные с чипа, а потом выкорчевать его с корнем и отправить на аэротакси куда-нибудь в Инчон. Пока его преследователь будет думать, что Чимин направляется в аэропорт, у него будет время уехать в диаметрально противоположном направлении и окончательно запутать погоню. На раз плюнуть вообще. Чимин, как только они пересекают границу района и под веками загорается уведомление о том, что сети нет, с опаской выглядывает в окно, словно они на сафари, а на его Теслу со всех сторон могут наброситься львы. — Не волнуйся, — говорит Юнги на всякий случай. — Пока я с тобой, тебя никто не тронет. — То есть, если бы я был один, то… — Вполне возможно, — кивает Юнги. — Сначала бы у тебя угнали тачку, а потом затащили в какой-нибудь темный переулок и вытянули с твоего счета все деньги… Но опять же — пока я с тобой, можешь не волноваться. Чимин хмурится, все еще рассматривая узкие улочки. — А ты что, такая важная шишка тут? — Да не, — отмахивается Юнги. — Просто я практически со всеми тут знаком. Но это никак не сбережет от угона машину, никто не станет разбираться, чья она и кто на ней приехал… Давай-ка встанем на платную парковку, тут недалеко — можно на своих двоих добраться. Ноги-то у нас целые. — Не надо, — фыркает Чимин. — Пусть угоняют. Это отцовская машина, мне как-то плевать, что с ней будет. Может, кому-то она пригодится больше, чем мне. Юнги ахает. — Это кощунство. Не торопись с решениями, может, передумаешь еще. — Не передумаю. Если что, куплю новую, а то на эту смотреть больше не могу. Автопилот безукоризненно параллельно паркуется под красочной вывеской брокерской компании, оповещая их о том, что они прибыли на место назначения. Юнги с жалостью оглядывает идеально гладкую приборную панель и широкий экран управления. Да, может, эта крошка и связана с какими-то плохими воспоминаниями, но все же позволить ее угнать — какое-то святотатство. С огромной вероятностью ее просто разберут на запчасти — разве Чимину не жалко такую прелесть? Он ничего не говорит, когда они выходят из машины (ему приходится попросить придержать ему дверь, потому что обе руки бесполезно висят вдоль туловища), и Чимин оставляет двери незаблокированными. В конце концов, это не его дело. Первый пункт назначения — небольшая подпольная клиника, маскирующаяся под брокерскую компанию, и на скромный взгляд Юнги лучшая среди всех немногочисленных клиник Кансо. Вся незаконная врачебная деятельность в Сеуле жестоко пресекалась — если на всю остальную нелегальщину власти смотрели сквозь пальцы, то чтобы организовать какое-никакое лечебное учреждение, нужно было очень постараться. И дело было не в сертифицированности, отсутствии каких-то гарантий и страховки — просто во врачей государство вкладывалось ну очень интенсивно. Это была отдельная каста: наравне с обучением их активно модифицировали — заменяли руки и вживляли стабилизаторы, устанавливали бесконтактные термометры, допплерографы и всякое по мелочи. Например, у медбрата этой клиники, Сокджина, в указательный палец вживлен фонарик — разве не классно? Наверняка удобнейшая вещь, когда встаешь ночью в туалет. — Не прошло и недели, как ты снова тут, — приветствует его Сокджин. — Что на этот… Он тут же замолкает, когда видит, что Юнги не один — сразу же напрягается и бросает на него вопросительный взгляд. Чужаков тут не жаловали — вдруг сдадут властям за вознаграждение? — На этот раз рука сломана, — отвечает Юнги. — А вторая отключилась, так что извини, руку пожать не смогу. Сокджин присвистывает, но все еще настороженно посматривает на притихшего в уголке Чимина. — Как тебя угораздило сразу две повредить? — Вот этот парень, — Юнги тычет себе за плечо, — сбил меня на машине. Сокджин рассматривает Чимина с любопытством. — А ты ему в отместку тоже руку сломал? — Не, это не я, — отмахивается Юнги. — Но его тоже нужно подлатать, так что… — Зачем? — ворчит Чимин. — Какой смысл что-то с ней делать, если ее все равно придется ампутировать? Сокджин вскидывает брови. — А ты откуда знаешь? — Я знаю. — Нельзя говорить наверняка. Ты же даже не знаешь степень повреждений, можно обойтись и парочкой штифтов, если повезет. — Сокджин вдруг прищуривается. — Или ты это сделал специально, чтобы получить протез? Его подозрения небезосновательны: когда люди в погоне за высокотехнологичными имплантами начали удалять себе здоровые конечности, государство выпустило закон, по которому заменять части тела можно было в случае их серьезного повреждения. Конечно, всех это не остановило, но большинство — да. В глазах Чимина встает какое-то совершенно яростное выражение, даже немного неуместное для таких простых слов, и Юнги торопится вмешаться. — Это не он сделал, хён. Может, просто начнем, пока мои эндорфины не выдохлись и я не вырубился? Сокджин качает головой, но все же проводит их в один из кабинетов. Чимину он вручает таблетку обезболивающих и наказывает посидеть на кушетке, пока он быстренько разберется с травмой Юнги и заправит его картридж — тот совсем хмурый, прижимает к груди пострадавшую руку и смотрит в кафельный пол. И что его так задело? На рентгене перелом оказывается совсем легким — настолько, что Сокджин доверяет ввести в кость титановый штифт роботу. Вывихнутый сустав быстро вправляется, и когда робот заканчивает свою работу, Сокджин уже успевает сменить картридж с эндорфинами и посветить Юнги в глаза своим пальцем-фонариком, чтобы проверить его на сотрясение, о котором так упорно предупреждала система. Бандаж на плечо, на предплечье — фиксирующую полимерную повязку. Потом Сокджин подключает его систему к компьютеру, чтобы проверить, нет ли каких-нибудь еще повреждений, но все оказывается чисто. Всего полчаса, и он уже как новенький — поэтому он любил эту больницу всей душой. Ну, а она наверняка любила его в ответ — он с завидной частотой травмировался и приходил пополнять их бюджет из своего кармана. Чимин все еще хмурый и молчит, когда Сокджин обследует травмированную кисть — как будто не особенно верит, что можно обойтись без ампутации. — Все в порядке, — говорит Сокджин, исследуя рентгеновский снимок. — В смысле, не в порядке, но переломы не такие серьезные. Осколков нет, ничего не раздроблено, так что можно ввести пару спиц, и через недельку можно будет снимать повязку. Чимин смотрит на него круглыми глазами. — Правда? Сокджин бросает на Юнги полный неловкости взгляд. — Ну… да? А ты не знал, что переломы можно лечить? — Не знал, — признается Чимин честно. — Вау. Повисает неловкая тишина, пока Юнги пытается обработать его слова и построить в голове логическую цепочку — Чимин сбежал от отца, который грозился сломать ему и вторую руку, его лицо покрыто вживленными титановыми пластинами… Погодите-ка… В итоге Чимин круглыми глазами наблюдает за тем, как его кисть плотно фиксирует робот, за считанные минуты скрепляя кости скрепками и спицами. Сокджин печатает и ему жесткую полимерную повязку, хлопает по плечу и говорит: — Я сейчас подключусь к твоей системе, чтобы проверить, все ли в порядке. Дай разрешение. Чимин хмурится. — Зачем? — Затем, чтобы узнать, есть ли какие-то другие повреждения кроме этого, — терпеливо объясняет Сокджин. — Ничего больше нет. — Ты можешь их просто не почувствовать из-за эндорфинов, так что лучше доверься… — Он не пользуется эндорфинами, — встревает Юнги. — Но тебе правда лучше провериться, Чимин. Есть такие травмы, которые вообще не болят. Чимин смотрит на него внимательно, потом поворачивается и Сокджин, который вдруг говорит: — Юнги, выйди, пожалуйста. Юнги хочет пообещать, что будет держать рот на замке, но вдруг понимает, что Сокджин просто хочет поговорить с Чимином наедине. Его право. Он поднимается с кушетки и долго стоит у двери, пока Сокджин не догадывается подойти и открыть ее для него. Нужно как можно быстрее навестить биосервис и вернуть работоспособность хотя бы одной руке, а то это уже даже не смешно. В итоге он сидит в приемной, замаскированной под брокерскую контору, и вежливо болтает с сидящей на приеме медсестричкой. Чимин выходит спустя пять минут с чеком в руках, немного ошарашенный, но на вопрос Юнги, что случилось, отвечать отказывается. Медсестра пробивает чек, озвучивает сумму в 0.21 биткоин (у Юнги неприятно сосет под ложечкой), но Чимин расплачивается, даже не задумываясь о том, много это или мало. В биосервисе они проводят остаток ночи, но теперь их разводят по разным комнатам, так что любопытство Юнги по поводу того, в какой степени Чимин модифицирован, остается неудовлетворенным. Мастер ожидаемо говорит, что руку придется менять, и Юнги с большим удовольствием просит каталог, чтобы выбрать себе новую. Никаких излишеств — ни бластеров, ни дополнительного большого пальца, ни выдвигающегося из запястья штыка; он выбирает себе самую прочную модель: титановую с кевларовым покрытием. Предыдущая рука была удобной и без излишеств, но сталь делала ее слишком уязвимой. Установка длится несколько часов — он успевает вздремнуть и просыпается уже с новой рукой. Юнги чувствует себя так, словно родился заново. На часах пять утра. С Чимином, как оказывается, давно разобрались — прореха в искусственной коже на его лице исчезла, как будто ее и не было. Он дремлет на диване в фойе, а когда Юнги треплет его за плечо своей новенькой, поблескивающей серебристым кевларом рукой, то подскакивает и смотрит на него круглыми глазами, словно со сна не понимая, кто он такой. Они идут по тихим, окутанным утренними сумерками улицам и молчат; Чимин — потому что то и дело с опаской оглядывается, Юнги — потому что слишком вымотался и хочет спать. Он мог бы сказать Чимину, что волноваться не о чем, потому что жизнь в Кансо начинается только после захода солнца, но не утруждается. Как-никак, если этот парень собирается скрываться, то ему стоит прекратить опасаться злачных мест. Еще слишком рано (а для некоторых уже слишком поздно), чтобы разбираться с чем-то еще, в том числе и с поиском мотеля, в который можно было бы приткнуться, поэтому они направляются прямиком в квартирку Юнги, в которой он останавливался каждый раз, когда приезжал в Кансо по делам. Идти до нее прилично, поэтому, когда они наконец добираются, Юнги готов завалиться спать, не раздеваясь. Чимин так и делает — не упоминает ни то, какая квартирка крохотная (да вы вообще знаете, какая дорогая нынче недвижимость?), ни то, как в ней пахнет пылью и машинным маслом, а сразу без приглашения падает на низкий продавленный диванчик и, как кажется, сразу же засыпает. Юнги не комментирует это — мало ли, как долго он в бегах и как давно не оказывался в обстоятельствах, подходящих для полноценного сна. Сейчас дело за мелочами: найти проверенного программиста, который взялся бы за чип, он сможет и вечером, а сейчас лучше всего последовать примеру Чимина и поспать. Он идет к себе в кровать и, вдоволь налюбовавшись на блестящую в тусклом утреннем свете новенькую руку, засыпает. 12:00 Доброе утро, Юнги! Сегодня: 14.10.34, четверг. Сеул: 23ºС, по ощущениям 21ºС. Туман, порывы ветра до 15 км/ч, в 18:00 ожидается дождь. Ошибка определения геолокации: попробовать снова?<Да> <Нет>
Пробки: 9 баллов. На сегодня ничего не запланировано. АД: 110/70 мм.рт.ст. ЧСС: 71 уд/мин Сатурация: 97% Юнги с досадой смахивает приветственное сообщение — он забыл отключить будильник, а мог бы проспать и до вечера… Тем не менее он поднимается, потому что вряд ли сможет заснуть снова — система уже вышла из спящего режима. Чимин обнаруживается на кухне сидящим у окна; Юнги чуть не подпрыгивает, завидев его: он успел забыть, что прошлой ночью подобрал какого-то беглого богатенького мальчика. Чимин отводит взгляд от окна (открывающего весьма захватывающий вид на бетонную стену стоящего впритык предприятия) и смотрит на него. — Доброе утро, — говорит он. — Ага, доброе. Давно проснулся? — Где-то час назад. У тебя тут прохладно, не смог заснуть снова. Юнги хмурится. — Блин. Я же не дал тебе одеяло. Прости, гостеприимный хозяин из меня никудышный. — Все в порядке, — вздыхает тот и добавляет, чуть подумав: — Спасибо. В последний раз я спал больше суток назад на заднем сиденье машины, так что мне и без одеяла было отлично. Юнги задумчиво мычит в ответ. — Завтракать будешь? Я редко тут бываю, поэтому из еды только всякая гадость быстрого приготовления, но если ты не побрезгуешь… Чимин смотрит на него каким-то очень уставшим взглядом. — У тебя сложилось обо мне неправильное впечатление. Не такой уж я и избалованный. Юнги вскидывает брови. — Ой, ну извини, после того, как ты оставил чертову Теслу на верный угон только потому что она тебе не нравится, я сделал для себя выводы. Лапшу со вкусом курицы или сырную? — Сырную, — бормочет Чимин хмуро. — Чего ты так прицепился к машине? Она слишком заметная, чтобы разъезжать на ней, разве нет? Юнги отворачивается от кухонного шкафчика и обвинительно тычет в него пачкой лапши. — Да! Но ты мог, блин, просто продать ее! — У нее разбит бампер и вмятины на капоте, кому она нужна? Юнги отворачивается, чтобы чем-то занять себе руки (руку) и не смотреть в эти глупые, не имеющие ни единого представления о жизни глаза. — У тебя такое странное представление о том, что делать с вещами, когда они ломаются. Поменять машину, а не починить ее, когда она чуть поцарапается. Поменять руку на протез, когда можно срастить кости. Может, ты и не избалованный, но ты явно живешь в каком-то совершенно другом мире. — Не говори об этом так, словно ты что-то знаешь обо мне, — почти шепчет Чимин у него из-за спины. Юнги снова поворачивается, опираясь бедрами о кухонный стол и глядя на него с вызовом. — Ну так расскажи мне. — Что рассказать? — Ну, например, сколько в тебе процентов? Чимин смотрит на него добрую минуту, словно думает, стоит отвечать или нет. Вопрос, в общем-то, простой и безобидный: в процентах высчитывалось то, какой объем тела менялся на импланты. В Юнги вот — 13%, не много, но и не мало: одна рука вместе с плечевым суставом и левое колено. — Семьдесят девять, — наконец отвечает Чимин, и челюсть у Юнги падает. Самый модифицированный человек в окружении Юнги всегда хвастался своими 51%: говорил, что он уже больше машина, чем живое существо; Юнги всегда думал, что заменять вот так здоровые части тела на механику — какое-то нездоровое помешательство. Но 79… Конечно, он догадывался, что что-то с Чимином нечисто, но не настолько же. — Что? — Семьдесят девять, — повторяет Чимин терпеливо. — Теперь ты понимаешь, почему я сбежал? Юнги прикрывает рот ладонью. — Он… делал это с тобой? Но зачем? Чимин пожимает плечами и снова отворачивается к окну. — Я не знаю. Но я родился слабым ребенком, у меня были настолько большие проблемы с сердцем, что в один день оно просто остановилось. Отец заменил его, но мне кажется… это как-то на него повлияло. Может, он хотел сделать меня неубиваемым. Может, хотел посмотреть, как далеко сможет зайти. А может, просто свихнулся. Юнги смотрит на него с сожалением. — Значит, у тебя и сердце искусственное? Чимин пожимает плечами. — Да. Это циркуляторный насос, поэтому, само собой, сердцебиения и пульса у меня нет. Может, именно из-за этого он и не хотел, чтобы Сокджин подключался к его системе — его система наверняка кардинально отличается от обычных с искусственным-то сердцем и 79 процентами металла вместо живой ткани. — Можно потрогать? — Что? Юнги понимает, что ему нужно пересмотреть свое понимание личных границ, когда Чимин дергается и замирает испуганным олененком, стоит ему прижать пальцы к его шее. Кончики бионических пальцев погружаются между мышц, нащупывают упругую стенку артерии, но она и впрямь не пульсирует. — Извини, — качает головой Юнги, быстро отдергивая руку и отстраняясь на безопасное расстояние. — Это просто… ого. Не знаю. Я такого раньше никогда не встречал. Чимин смотрит на него в ответ тоскливыми серо-голубыми глазами, и Юнги вдруг становится очень его жалко. Как же он, должно быть, себя чувствовал, будучи механической игрушкой в руках отца, пока его тело медленно, но верно замещалось имплантами и протезами?.. Они завтракают в тишине. Лапша на вкус очень странная (стоило проверить срок годности — как давно Юнги пополнял запасы? два года назад, три, четыре?), но Чимин, кажется, даже этого не замечает. — Красивая, — внезапно замечает Чимин, кивнув на его руку. — Это титан? Юнги вытягивает руку и выпрямляет пальцы, наслаждаясь тем, как гладко разгибаются хорошо смазанные шарнирные суставы. — Ага. Предыдущая была из стали, но сталь слишком легко гнется — твоя машина это подтвердила. Я решил установить что попрочнее. Чимин задумчиво кивает, и с минуту они дружно рассматривают отполированное кевларовое покрытие, поблескивающее в тусклом свете из окна. — А почему ты не выбрал обивку искусственной кожей? Юнги фыркает. — У нас так не принято. — У нас? — приподнимает бровь Чимин. — У людей без неприлично большого состояния, — уточняет Юнги. — Импланты и протезы стоят хренову тучу бабок, и маскировать их под реальные конечности ради эстетики никому не хочется. — То есть ты думаешь, что это красиво? — А разве нет? — пожимает плечами Юнги и снова скользит любовным взглядом по плавным изгибам титанового предплечья. — Импланты выглядят престижно. Ну, если это не какое-нибудь алюминиевое дерьмо, конечно. Богачи хвастаются тачками, а мы — металлическими конечностями, все по мере возможностей. Чимин фыркает. — Дело ведь не только в эстетике. Искусственная кожа похожа на настоящую на ощупь, а еще в ней проведена чувствительность. — Сугубо гедонистические причины? — Поверь, когда в тебе двадцать один процент живой плоти, — говорит Чимин, — ты цепляешься за любой шанс чувствовать хоть что-то своими имплантами. И если хотеть что-то чувствовать — это гедонизм, то мы действительно живем в совершенно разных мирах. Юнги морщится. — Сделай мне скидку, я никак не могу поверить в то, насколько ты модифицированный. — Нет, все в порядке, — машет Чимин ладонью. — Главное, не относись ко мне так, словно я хрустальный, ладно? Юнги криво усмехается. — Договорились.***
Проводить какие-то манипуляции с чипом — сложное, опасное и довольно длительное занятие. Оно и понятно: чип вживляется сразу после рождения и становится неотъемлемой частью человека, дает ему личность, официально закрепленный криптокошелек и все преимущества вживленной системы искусственного интеллекта. Делать с ним что-то без разрешения от правительства строго запрещено (и уголовно наказуемо), но законы созданы, чтобы их нарушать, не так ли? — В общем, ничего страшного в этом нет, — говорит задумчиво Намджун, самый доверенный прогер в окружении Юнги. — Нам просто нужно вытащить все данные с твоего чипа на внешний носитель, перекинуть все на новый чип, а потом сменить его вместе с идентификационным номером. Тебе нужно будет куда-то выгрузить все деньги со счета, чтобы перекинуть на новый кошелек. Потом подключится мой знакомый, немного поколдует над базой данных, и все готово. Чимин крутит в пальцах здоровой руки низ растянутой футболки. — Мне придется сменить имя? — Нет. Изменится только идентификационный номер, но не волнуйся — по имени тебя не выследят. Без знания номера это невозможно. Кажется, то, с каким знанием и спокойствием Намджун объясняет все детали, Чимина немного успокоило — а то всю дорогу он трясся, как осиновый лист, словно представляя все возможные ужасы, которые могли произойти с ним, если с чипом что-то случится. Оно, в принципе, и понятно — правительство стращало тем, что при нелегальной попытке что-то пофиксить или поменять чип полностью, ИИ может взбунтоваться и выкинуть вообще что угодно. — Отлично. Когда можем приступать? — Это займет время, — предупреждает Намджун. — Терабайты информации за пару часов не вытащить, это дело может затянуться на неделю-две. — Без проблем. — И это недешево. 70% суммы вперед. — Без проблем, — повторяет Чимин. — Сколько? — Вся стоимость — три с половиной биткоина. — Дам пять, если все пройдет нормально, — фыркает Чимин, и Намджун переводит на Юнги взгляд округлившихся глаз. Юнги только пожимает плечами: нужно как-нибудь потом предупредить Чимина о том, что у него больше нет родителей с источниками дохода, и если он хочет выжить, то сорить деньгами — не самая хорошая стратегия. Чимин вносит предоплату; когда Намджун говорит ему садиться на стул спиной к нему и снимать футболку, он снова напрягается, крепко-крепко сжимает руку в кулак и, кажется, на негнущихся ногах проходит к предложенному стулу. — Да не бойся ты, — не выдерживает Юнги. — Это же не наживую, Намджун тебя так обезболит, что вообще ничего не почувствуешь. — Я не боли боюсь, — вздыхает Чимин и стягивает с себя футболку, вешая ее на спинку стула. — Просто если что-то пойдет не так… Намджун говорит что-то о том, что у него есть опыт в таких делах, и что все всегда идет так, как положено, пока Юнги рассматривает его голую спину с ссутулившимися плечами. Спина как спина — отставленные острые лопатки, линия торчащих позвонков, кожа вроде как обычная — поди разбери, настоящая она или искусственная, и скрывает ли за собой металлические импланты. Намджун садится рядом, подкатывает к себе небольшой столик с инструментами — он специально учился у Сокджина, чтобы выполнять всю работу самостоятельно и без каких-то негативных последствий. Для предотвращения попыток самовольно вытащить чип правительство имплантировало его в максимально неудобное и травмоопасное место — в отросток первого грудного позвонка, так что осторожность тут не помешает. Юнги устраивается на низком диванчике и закидывает ноги на подлокотник, прикрывая веки и пролистывая ленту новостей — он уже не раз наблюдал за тем, как Намджун возится над чипами. Все новости старые и не обновлялись с того момента, как он попал под действие глушилок Кансо, но у него все равно никак не было времени, чтобы их пролистать… — А это что за херня? — говорит вдруг Намджун, и Юнги тут же распахивает глаза. — А, это… — бормочет Чимин. Он не оборачивается, но уши у него чуть краснеют. — Совсем забыл сказать… Юнги встает, чтобы взглянуть на то, что Намджуна так удивило: кожа и мышцы вокруг позвонка осторожно разведены в стороны, чтобы не повредить, но вместо кости он видит уже знакомый темно-серый титан. — Это тоже имплант? — спрашивает он, и Намджун кидает на него странный взгляд на слове «тоже». — Нет, это просто укрепление, — вздыхает Чимин. — Я не знаю, можно ли его снять, но наверняка да… — Теперь понятно, за что ты готов был накинуть полтора биткоина, — качает головой Намджун, и Чимин оборачивается, кидая на него извиняющийся взгляд. — Зачем вообще нужно укрепление одного позвонка? Чимин пожимает плечами. — Чтобы не похитили. Объяснять не приходится — оба тут же его понимают. Мгновенно вырубить человека и заодно вывести его с радаров было довольно просто: вывести чип из строя, сломав отросток позвонка. С бионическими руками это было вообще на раз плюнуть. Намджун устало трет лоб. — Тут нужен Сокджин. Один я не управлюсь. Дело затягивается. Намджун ругается, потому что не может начать работу, пришедший на подмогу Сокджин ругается, потому что не понимает, на что крепится укрепляющая пластина, Чимин все краснеет ушами и извиняется, а Юнги лежит на диване и играет в допотопный Нинтендо, найденный в намджуновом столе. С изобретением единой системы, позволяющей выходить в киберпространство, все гаджеты просто отошли на задний план, но в Кансо время, казалось, застыло еще в прошлом десятилетии. В какой-то момент он устает от наблюдения за маленьким голографическим экраном, роняет консоль на диван и проваливается в неверную дрему — как-никак, ночью он слишком мало спал. Просыпается он уже в три ночи — уставший Намджун треплет его за плечо, пока Чимин за его спиной натягивает футболку обратно. Как оказывается, весь первый прием был потрачен на то, чтобы просто отцепить титановую пластину — теперь она лежала, чуть помятая, на столике для инструментов, а небольшую рану на спине Чимина прикрывала налепленная асептическая повязка, которую было строго-настрого запрещено трогать. Конечно, Юнги знал, что это дело действительно может растянуться, что придется мотаться к Намджуну каждый вечер, но если за весь первый прием он даже не подобрался к чипу… Придется терпеть. На улицах Кансо под покровом темноты вовсю кипит жизнь — вокруг них снуют прохожие, словно на дворе не три ночи, а дело только к десяти. Чимин опять же постоянно оглядывается, некомфортно вжимает голову в плечи и неосознанно прибивается поближе к боку Юнги, словно он мог бы как-то его защитить от всех ужасов этого района. И постоянно тянется к спине, где сразу под воротом куртки пряталась повязка, прикрывающая свежую рану — будто боится, что на него в любой момент могут напасть и воспользоваться его беззащитным положением. Юнги опять же ничего не говорит и не пытается его успокоить. Он вообще мало говорит в этот день — они поднимаются в крохотную квартирку Юнги, потому что опять же не было времени подыскивать хостел, устраивают неторопливый поздний ужин (нормальной едой из доставки, а не всякой синтетической дрянью) и готовятся ко сну — все молча. Юнги достает из шкафа чистое постельное белье, одеяло и какую-никакую одежду (правда, все это хранится в шкафу с таких давних пор, что звать его чистым уже простая формальность). Чимин, кажется, опять же не обращает на это внимание, и Юнги становится интересно — правда ли ему наплевать, или он просто притворяется. Правда, когда они уже готовятся ко сну, Чимин вдруг спрашивает: — Как ты потерял руку? Юнги поворачивается к нему — он лежит на диване (на животе, чтобы не бередить поврежденные мышцы), укрывшись одеялом и сверкая на него любопытными глазами. И с чего он вообще интересуется? — Ну, какой-то недоумок сбил меня на машине на полной скорости, вот и… Чимин закатывает глаза. — Очень смешно. Как ты потерял свою настоящую руку? Юнги чуть морщится. Тема для него не то чтобы болезненная — он уже успел вдоволь пожалеть себя и пострадать из-за того, как все несправедливо получилось, но все же рассказывать это совершенно незнакомому человеку как-то странно. С другой стороны — Чимин открылся ему и доверился, совершенно ничего о нем не зная, само собой, он может чувствовать себя уязвимым. — Когда я был помладше, то участвовал в одном бойцовском клубе, — все же говорит он. — Да, прежде чем ты спросишь, такие существуют в реальности. И, ну, вообще-то существует строгое правило, по которому участникам с имплантами запрещено участвовать в боях, но однажды организаторы недоглядели и пустили на ринг со мной какого-то парня, у которого, как оказалось, была бионическая рука, замаскированная искусственной кожей. И… вот. — Он делает движение, словно выжимает мокрую тряпку. — Больно не было, потому что я установил себе эндорфины еще до этого, но приятного было мало. С того парня вытрясли для меня новую руку, но я никогда больше не выходил на ринг. Вот и вся история. Чимин смотрит на него завороженными глазами. — А что ему за это было? — Штраф в виде 1.97 биткоинов за мою новую руку и всенародное порицание, — хмыкает Юнги. — А что ты ожидал? Копам его сдать? — Нет, но все равно… это же опасно. Вместо руки могла оказаться твоя шея, разве нет? — Но не оказалась же. Запомни: все, что происходит в подполье, опасно. И то, что ты затеял — тоже опасно. Чимин утыкается носом в подушку. — Я знаю, — ворчит он. — По тебе не похоже, — выгибает бровь Юнги. — Судя по тому, как ты от всего шарахаешься. — Я знаю, что это опасно, — исправляет себя Чимин. — И поэтому пытаюсь быть осторожным. Не вини меня за то, что мне страшно, я всю свою жизнь провел в тщательно охраняемом поместье и вообще этой стороны города не видел. Конечно, мне некомфортно. Юнги задумчиво кивает. Он-то вырос в такой среде, с рождения в нее интегрировался; ему не надо в экстренном порядке привыкать и адаптироваться к тому, что он для всех вокруг потенциальная жертва, которую могут взломать, ограбить и разобрать на запчасти. — Куда ты собираешься бежать, когда мы со всем разберемся? Чимин пожимает плечами и тут же морщится, его рука взлетает к повязке на спине, но опадает на подушку, так и не дотянувшись. — Я пока не знаю. Куда-нибудь на побережье, а еще лучше — в Японию… Потом придумаю. — Тебе не к кому податься? — Не-а. — Чимин снова автоматически пожимает плечами и шипит сквозь зубы. — Черт побери. Напомни мне установить картридж с эндорфинами, когда закончим с чипом. Юнги не спрашивает о том, почему он до сих пор не устанавливал его — причина, наверное, та же самая, по которой он решил сбежать. Вместо этого он желает Чимину спокойной ночи и уходит к себе; как-никак, это не его дело. Как и ожидалось, процедура с чипом затягивается. На следующий день, к счастью, Намджун все же добирается до чипа и начинает выгружать с него информацию — это совсем не сложно: по мелочам открывать доступ и сортировать файлы, в основном приходится просто ждать. Чимин чаще всего засыпает, кладя подбородок на спинку стула, Юнги спит на диване, и они, выспавшись, идут домой и остаток ночи разговаривают на кухне. Разговаривать с Чимином на удивление интересно — Юнги совсем не этого ожидал от того, кто «провел всю жизнь в тщательно охраняемом поместье»: они все еще из совершенно разных миров, но узнать о жизни за чертой, отделяющей богатый центр Сеула от его злачных периферий, было познавательно. Как оказывается, его отец — вице-президент одной из крупнейших робототехнических компаний в Азии, что объясняет, откуда у него деньги на поместье и полный набор кибермодификаций для своего сына (и на Бугатти, которую не жалко угрохать). А еще оказывается, что Чимин все же неплохо осведомлен о жизни за прутьями своей золотой клетки: одну из ночей они проводят за жарким спором о том, насколько несовершенна последняя реформа в образовании. Чимин уверен в том, что отмена обязательности среднего образования только к лучшему, потому что кому надо — тот будет учиться, и вообще стране необязательно иметь столько специалистов, когда производство загибается. Юнги же утверждает, что молодежь обучается только из-под палки, и что сначала правительство поощряет безграмотность, а потом выпускает свои реформы — все равно никто не поймет и не будет протестовать. Ни к какому компромиссу они не приходят (потому что Чимин на удивление упертый), но дискуссия все равно выходит интересной. Юнги к такому совсем не привык — ни спорить за ужином, ни говорить по душам в темноте перед сном, ни обмениваться какими-то глупостями (эй, ты видел того голубя? иногда мне кажется, все голуби — дроны, посланные правительством) по пути в мастерскую Намджуна. Конечно, Юнги и раньше давал убежище разным беглецам различной степени криминальности — не за «спасибо», само собой, но этот раз чем-то от остальных отличается. Наверное, тем, что Юнги чувствует за Чимина какую-то ответственность. С остальными всё было просто — они не вмешивались в дела друг друга, потому что эти люди знали, что им делать дальше, знали, в какой ситуации оказались и как из нее выбираться. От Юнги не требовалось буквально ничего кроме как не совать нос в чужие дела. С Чимином все совершенно по-другому. Юнги не добрый самаритянин и вообще убежден, что человека может научить чему-то только опыт — по принципу: брось человека посреди озера, и ему придется научиться плавать. Но думать о том, что может случиться с Чимином, брось его посреди озера, кишащего любителями быстрой наживы, как-то страшно. У него пару раз возникают мысли о том, что не стоит так нянчиться с Чимином, а дать ему разобраться со всем самостоятельно, но потом тот показывает, как безраздельно ему доверяет, и это сразу проходит. Например: Намджун говорит, что нужно вывести все деньги с криптокошелька на чей-нибудь ещё, чтобы потом перевести все обратно. Чимин сразу же, не задумываясь, просит номер счёта Юнги. И переводит всё (72,912 биткоина!) ему, словно ни на секунду не допуская мысли, что Юнги может с этим почти-что-состоянием что-то сделать. Юнги к такому слепому доверию не привык — сейчас доверять нельзя никому, но поэтому отношение Чимина и подкупает. (а может, подкупает и то, что он впервые задумывается о том, настолько ли хороша его позиция отшельника) Юнги как-то невзначай упоминает, что ему стоит наконец подыскать комнату в мотеле «покомфортабельнее», и Чимин говорит, что его все вполне устраивает. Серьезно, ну кого в здравом уме могут устраивать эти узкие коридорчики, запах плесени в ванной и единственное окно, открывающееся в стену? Чимин спит на диване (продавленном и немного колющемся пружинами), а еще им приходится делить жалкие несколько литров горячей воды из бойлера на двоих — не лучшие бытовые условия. Но он, кажется, успел привыкнуть к этим самым условиям. А Юнги — к его присутствию в своей квартире.***
— Я слышала, Neuratech собираются запускать обновление системы принудительно. Типа, само собой, мы-то найдем способ откатить систему до предыдущей версии. Но до этого додумается всего один процент всего населения! — Остальным 99% нечего скрывать от правительства. — Оно понятно, но это же все равно нарушение прав человека, разве нет? Блять, но больше всего меня бесит то, что эти оставшиеся проценты даже не в курсе того, что это обновление за собой повлечет… Юнги фыркает в свой стакан с виски. — Права человека? Черт, Сорён, я знал, что Кансо отстает от остального мира, но не на десятилетия же. Сорён закатывает глаза. — То есть, тебе наплевать? — Мне не наплевать. Но что я могу сделать? Пока у правительства контракт с Neuratech, все, что нам остается — молчать в тряпочку и ныкаться по углам, пока Джуни не найдет способ обойти очередную фичу… Так ведь, Джуни? Намджун, до этого молча наблюдавший за их перепалкой, вздыхает. — Говорят, они собираются вводить новые блоки, чтобы без лицензии нельзя было влезть в систему, так что… — Но ты же с этим справишься? — уточняет Сорён. — Если доступ к системе будет ограничен, все твои темные делишки накроются медным тазом. — Я знаю, — огрызается Намджун. — Обнова даже не анонсировалась официально, как я могу знать, с чем столкнусь? Юнги хмурится. Совсем недавно по подполью пробежался слух, что компания, держащая в кулаке всю единую систему искусственного интеллекта, вживленную в граждан, вот-вот собирается выпустить обновление: мол, теперь контроль установлен не только над передвижениями и денежными транзакциями, но и над всеми действиями ИИ вплоть до поисковых запросов. Общество эта новость всколыхнула — само собой, это ведь почти тотальный контроль над обществом, так что Юнги сразу же пошел обсуждать это беззаконие со знакомыми. До него только сейчас дошло, насколько сильно это обновление может на него повлиять. Да, он может прятаться в Кансо, пока Намджун не найдет способ обойти ограничения доступа, но если обновление запустят в скором времени, у Чимина не будет ни единого шанса скрыться… Намджуну, кажется, приходят те же мысли. — Не волнуйся. Мы разберемся с чипом в ближайшие несколько дней, если у него хватит ума сбежать из страны как можно быстрее, то все будет нормально. Юнги кивает. — Знаю. — Он уже выбрал, куда собирается? — Я не знаю, — вздыхает Юнги и трет лицо ладонью. — Он сказал, в Японию, но какой смысл, если она тоже в лапах Neuratech… — Посоветуй ему Штаты. — Да ни в жизни, это буквально ад на земле, он там и дня не протянет. — Зато шанс его найти там буквально нулевой. — Пак Чимин? — вмешивается вдруг Сорён. — Вы его обсуждаете? От подполья Кансо ничего не укроешь. Юнги о Чимине не распространялся, но это было необязательно — их пару раз увидели вместе на улицах, а потом слухи поползли подобно снежному кому: его зовут Пак Чимин, он скрывается в Кансо от спецслужб, он новый спецпроект правительства, а Юнги укрывает его, чтобы он не стал погибелью современному обществу, и так далее, и тому подобное… — Да, его. Глаза Сорён тут же загораются любопытством. Юнги не особенно хочется обсуждать с ней Чимина, да и вообще он старается избегать ее компании, но именно она пригласила их с Намджуном к себе в бар, чтобы выпить и посплетничать, так что выбора у него нет. — Я слышала, к его поискам подключилась полиция. Намджун вскидывает брови, болтая своим стаканом. — Да ты что. Слова Сорён стоит слушать с большой осторожностью — она подслушивает все разговоры своих постояльцев, так что они могут оказаться как правдой, так и очередным беспочвенным слухом. — Говорят, за него неплохое вознаграждение назначили. — Сколько? — интересуется Юнги. — Шесть с половиной биткоинов, — выразительно смотрит на него Сорён. — Но никто из наших не покушается на такую сладость только из-за уважения к тебе, Юнги-я. Но черт возьми, шесть с половиной! Руку на отсечение, он предложил тебе гораздо меньше… Намджун вскидывает бровь, глядя на Юнги. На его счету все еще висят почти семьдесят три биткоина; он не озвучил сумму, когда Чимин перекинул ему деньги, но его округлившиеся глаза наверняка говорили сами за себя. Шесть биткоинов совершенно его не соблазняли. — Это дело принципа, — говорит он мягко. — Я не собираюсь сдавать тех, кто мне доверяет. Сорён тут же вскидывает перед собой ладони, словно защищаясь. — Да я даже не намекала. Наши в Кансо не сдадут его, но всякие залетные охотники за головами… Ты же знаешь. Юнги вздыхает. — Знаю. — И поэтому он сейчас не с тобой? — уточняет Намджун. — Слишком уж ты беспечный. — Я не… ладно. Я и так домой собирался. — Домой? — улыбается Сорён. — Ах, так он живет у тебя? Миленько. — Только подумай раскрыть рот по поводу этого, — грозит ей пальцем Юнги, поднимаясь со стула и хватая свою куртку. — Натравлю на тебя Джуни, чтобы заблокировал твою систему. — Намджун никогда так со мной не поступит. Намджун смотрит на него с недоумением. — Прости, бро, но пока Сорён-ши делает мне скидку на выпивку и пока ты зовешь меня «Джуни», у тебя нет ни единого шанса. Юнги закатывает глаза. Чимин убедил его, что вполне сможет посидеть дома немного — сказал, что поспит или поиграет в тот самый Нинтендо, который Юнги стащил из стола Намджуна. По его словам: «да ладно, ты и так из-за меня никуда не выходишь, за несколько часов ничего не случится». И правда: у Юнги на двери неплохой кодовый замок, а Чимин (наверное) сможет за себя постоять со всеми своими модификациями в случае чего… Что такого может случиться? Правда, сначала он видит перед своим домом незнакомую припаркованную машину — первый тревожный звоночек. Потом — еще в подъезде слышит возню и выкрики, видит свой раскуроченный замок… Твою ж мать. Он влетает в квартиру, по пути нащупывая запрятанный за поясом старенький глок. В узком коридоре валяется чье-то бездыханное тело — какой-то незнакомый мужик с двумя металлическими руками, то ли мертвый, то ли просто отключившийся. Юнги переступает его, осторожно выглядывая за угол на звуки борьбы. Журнальный столик в гостиной перевернут, застекленный книжный шкаф (раритет, между прочим!) больше не застекленный, на белой стене — одинокие капельки крови. Судя по всему, драка на кухне — туда он и крадется, выставляя пистолет перед собой и только и надеясь на то, что Чимина с его обнаженным и беззащитным позвонком не успели вырубить… — Только двинься, сука, и я тебе череп раздавлю. Юнги замирает, пистолет в его руках чуть дергается. Он и не думал, что Чимин вообще способен на такой холодный и угрожающий тон. Картина, открывшаяся его глазам, почти что сюрреалистичная. Мужчина на полу больше Чимина наверное, раза в два — он лежит, распластавшись, пока Чимин в одной только белой футболке сидит на нем сверху и обхватывает бедрами его шею. Мужик, судя по всему, уже осведомлен, что эти бедра — бионические, поэтому воспринимает угрозу со всей серьезностью, немедленно застывая. Чимин держит его за волосы одной рукой, пока нащупывает пальцами второй руки его первый грудной позвонок. Короткий хруст — и мужчина обмякает. Юнги не вмешивается и ничего не говорит, в состоянии только наблюдать. Он ни за что этого не признает, но это самое горячее зрелище, которое когда-либо попадало ему на глаза. Чимин встает, одернув на себе испачканную кровью футболку, и поднимает глаза, наконец заметив стоящего в дверях Юнги. — Ты пришел. — Прости, мне все-таки не стоило уходить. Чимин морщит нос. — Я и без тебя неплохо справился. Юнги ошалевшим взглядом окидывает отключившегося на полу мужчину. Ну, его слова небезосновательны — Юнги максимум бы смог пригрозить своим глоком. — Ты отключил его от системы. — Я мог бы его убить, — уточняет Чимин. — Он тоже пытался меня отключить, так что мы квиты. — Чимин, ты… — Что? — вскидывается Чимин. Он на взводе, сине-серые глаза мечут молнии, и, черт возьми, у Юнги что-то в животе тянет от этого зрелища. — Ну давай, скажи, что у меня проблемы. Я уже успел догадаться. — Ты невероятен. Это пиздец как впечатляет. У меня мурашки, посмотри. Чимин смотрит на него круглыми глазами. — Что? — Ничего. Давай-ка выгрузим этих парней на улицу к их тачке, чтобы их смогли найти. А потом нам нужно сматываться, понятно? Снимем наконец комнату в мотеле, чтобы никто не посмел сунуться. Только… — Он невольно окидывает взглядом его голые ноги. — Сначала оденься, договорились? Чимин натягивает футболку пониже и морщит нос. — Заткнись. Времени на сборы — несколько минут; Юнги всегда был сторонником того, что чем больше вещей ты имеешь, тем сложнее в любой момент сбежать. Поэтому они хватают немногочисленную одежду, несчастный Нинтендо и припрятанное за плинтусом оружие, пока Юнги на ходу прикидывает, куда быстрее и безопаснее всего смыться. Они вдвоем спускают мужчин со второго этажа — еле как, потому что протащить их по узкому коридорчику и не менее узким лестничным пролетам удается только спустя полчаса. Они складывают их прямо у машины, как охотничий трофей, и Чимин, зябко поежившись, уточняет: — А мы точно можем оставить их прямо тут? Юнги смотрит на него неверяще. — В каком это смысле? Боишься, что замерзнут? Чимин прячет нос в воротнике куртки. — Да нет. Если кто-нибудь вызовет полицию и обнаружит их прямо перед твоим домом? Их же непременно заинтересует, кто такой умный решил отключить их от системы, и зачем они врывались в твою квартиру… — Во-первых, пойдем, нечего пастись тут. — Юнги хватает его за плечо и тянет за собой. — Во-вторых, тут никто не вызывает полицию, копы в Кансо не в почете. Такие люди – охотники за головами, я имею в виду – по двое не работают, так что если кто-то не возвращается, за ним обязательно посылают других. И нам желательно убраться отсюда, пока никто не пришел на подмогу. — Да, но если копы… они же устраивают рейды по улицам и все такое… — Не наша проблема. Полицию больше заинтересует, кто эти люди такие, потому что большинство из них в розыске. Может, я расскажу тебе, как окажемся не на улице, а? На улицах слишком поздно для обычных прохожих и слишком рано — для необычных, так что у них удается проскользнуть до места назначения, не привлекая лишнего внимания. Мало ли кому захочется узнать, куда они направляются, шесть с половиной биткоинов — и правда соблазнительная сумма. В этом мотеле Юнги уже как-то прятался от преследования: в нем не задают никаких лишних вопросов, неплохая система безопасности, да и держат его слишком уважаемые люди, чтобы кто-то посмел сунуться. Администратор без вопросов выдает им ключи от номера — тот попросторнее, чем тот, в котором Юнги останавливался в прошлый раз, две кровати, просторная ванная (боже, как давно он принимал ванну, а не душ!) и широкое окно, открывающееся на оживленное шоссе. Номер на восьмом этаже, так что опасаться вторжения снаружи не нужно; Юнги подходит к окну, распахивая его и выглядывая наружу, пока Чимин бормочет что-то о том, что пока примет душ. Эти охотники за головами, мастерски вырубленные Чимином — совершенно не проблема, они сунулись за нечестной наживой и совершенно справедливо получили по заслугам. А вот то, что это произошло в квартире Юнги — как раз-таки проблема. В нее наверняка придут и хорошенько обшарят, наверняка разгромят; повезет еще, если не подожгут в отместку… С одной стороны, ничего ценного в этой квартире не было — купит себе другую, попросторнее и с более надежным замком, но все же… Чимина им не достать — ни для мести, ни для наживы, они в кратчайшие сроки должны разобраться с чипом и отправить его прочь из страны, а что будет потом — дело десятое. Юнги трет лоб. В самом лучшем раскладе вещей он больше не услышит о Чимине ничего — это бы значило, что он выполнил свою задачу на отлично. Хочется ли ему этого — довольно спорный вопрос. — Я вышел, — возвещает Чимин. — Ванная свободна. Юнги отворачивается от окна. — Забыл спросить. Ты в порядке? Чимин неопределенно пожимает плечами, высушивая полотенцем волосы, и садится на одну из кроватей. — Мне немножко прилетело, но это ничего. Я бы не сказал, что не привык. Он задирает свободную футболку на животе — под ребрами у него расплылось очень нехорошее красное пятно, грозящееся на следующий день расцвести багровым синяком. — Оу. — Юнги отходит от окна и садится на кровать рядом с ним, чтобы получше рассмотреть ушиб. — Наверное, стоит сходить к Сокджину, мало ли что может быть от такого сильного удара. Чимин отмахивается. — Да нет. У меня титановое укрепление, так что это просто синяк. Нужно где-нибудь найти лед, этого хватит. Юнги впечатленно вскидывает бровь. — Титановое укрепление на животе? Охренеть. Зачем оно тебе? — Чтобы мои внутренние органы не превратились в смузи, — ворчит Чимин и опускает футболку обратно. Юнги уже собирается спросить, как такая ситуация могла возникнуть в его уютненьком защищенном поместье, но вовремя прикусывает язык, глядя на него с настороженностью. — Подожди. Он… твой отец тебя бил? Чимин поднимает на него глаза. — У всех людей отсутствует чувство такта, или это мне с тобой так повезло? Юнги молчит, не реагируя на попытку отшутиться. Да, может, он и сует нос не в свое дело, но ему казалось, что Чимин сбежал, потому что его отец делал из него игрушку со съемными детальками, но насилие… — Да, — вздыхает Чимин наконец. — Как ты думаешь, откуда во мне столько протезов? Юнги невольно сглатывает. — Я думал, что он обходил закон о том, что заменять можно только поврежденные части тела… — Ох, — Чимин широко улыбается, но в этой улыбке нет ни капли веселья. — Мой отец — законопослушный гражданин, все модификации были сделаны только из крайней необходимости. — Ублюдок, — выдыхает Юнги. — Какой же он, блять, ублюдок… Я удивлен, что ты просто сбежал, а не… Погоди, и титановое укрепление на лице тебе затем же? Чимин смотрит на него долгим, немигающим взглядом. — Это не укрепление, Юнги, — говорит он тихо. — Это протезы. Юнги, признаться, на своем недолгом веку видел много жести различного масштаба — подполье на то и подполье, чтобы прятать темные делишки, — и успел увериться, что его больше ничем не удивить. Но его мутит. Вкупе с тем, что Чимин никогда не пользовался обезболивающими… — Мы можем не говорить об этом, если ты не хочешь, — бормочет он. Чимин улыбается. — А знаешь, как я их получил? Как-то папочка не сдержался и… — Он поднимает руку в воздух и сжимает пальцы в кулак. — Мне заменили всю верхнюю челюсть, лобную кость и правую скуловую, потому что они были раскрошены в труху. И глаза тоже пришлось заменить на трансплантаты. Мое лицо восстанавливали по фото, до сих пор не уверен, что выгляжу так же, как и раньше. — Чимин… — Что, неприятно слышать? Ты же сам поинтересовался. — Мне не неприятно, — отвечает Юнги, хоть ему и действительно неприятно. — Просто… тебе необязательно рассказывать мне про это, если это травмирует тебя. Ты сбежал и все это позади, так что… — Ничего не позади. Теперь я до конца жизни такой. — Какой? — Ненастоящий. Юнги вздыхает. Он смотрит на Чимина с сожалением — рассматривает его искусственное, воссозданное из титана и синтетической кожи лицо, идеальные черты, не выражающие абсолютно ничего, пересаженные ему сине-серые глаза. Юнги не может полностью осознать, что он чувствует, потеряв семьдесят девять процентов себя, но это и невозможно, не оказавшись в его шкуре. Тем не менее, он пытается. — Ты настоящий, — качает он головой. — Человеческое тело вторично, и то, что мы так легко меняем его части на импланты, это только доказывает. Будь в тебе хоть девяносто процентов — ты все равно останешься живым и в такой же степени настоящим, как и все остальные, ясно? Чимин усмехается, опуская глаза. — Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? — Я всегда имею в виду то, что говорю, — хмыкает Юнги. — Тебя делает человеком не то, сколько в тебе оригинальных запчастей, а то, что у тебя в голове. Ты умеешь чувствовать. Даю руку на отсечение, у твоего отца процентов раз в десять меньше, но поверь мне, он человек в гораздо меньшей степени, чем ты. Чимин, все еще не поднимая взгляда со своих коленей в старых потертых джинсах, вздыхает и трет лоб. — Я не умею плакать, — говорит он сипло. — Поверь, если бы не это, я бы сейчас разревелся. — Я сам в шоке, насколько временами могу быть красноречивым, — улыбается Юнги и похлопывает его по плечу. — Я пойду и поищу лед, если хочешь, можешь пока заказать что-нибудь на ужин в номер. Чимин поднимает на него взгляд, полный искренней благодарности. — Спасибо тебе, Юнги. Когда Юнги возвращается в номер с пакетом льда, Чимин уже спит.***
12:00 Доброе утро, Юнги! Сегодня: 29.10.34, воскресенье. Сеул: 13ºС, по ощущениям 11ºС. Умеренная облачность. Ошибка определения геолокации: попробовать снова?<Да> <Нет>
Пробки: 3 балла. На сегодня ничего не запланировано. АД: 105/65 мм.рт.ст. ЧСС: 68 уд/мин Сатурация: 98% Юнги смахивает приветственное сообщение и еще долго смотрит в потолок номера. Соседняя кровать пуста, а в воздухе пахнет кофе — Чимин наверняка уже проснулся и завтракает. Ночью у него едва получилось заснуть от скачущих в голове мыслей — да и то, уже ближе к утру, под звуки спокойного мерного дыхания Чимина. — Доброе утро, — приветствует его Чимин. — Я заказал немного еды и кофе в номер, но тебе нужно будет расплатиться, у меня на счету ни гроша. Юнги окидывает взглядом тарелку с завтраком и стаканчик с кофе, стоящие на столе. Такая странная ситуация — они будто женатики, не хватает только поцелуя в щеку и «доброе утро, дорогой». — Ага, обязательно… Как спалось? Лучше, чем на моем диване? — Не заметил разницы, — пожимает плечами Чимин. Юнги фыркает, садится за стол и отпивает глоток кофе — он чуть подостывший, но заряд кофеина и сахара помогает придти в себя. — Наглая ложь, не сравнивай мой продавленный диван и эти божественные матрасы. Мне нужно будет уйти ближе к обеду, разобраться, что там с моей квартирой и как скоро я могу от нее избавиться. Ты же не против посидеть в одиночестве часок-другой? Обещаю, тут с тобой ничего не случится. Чимин почему-то не отвечает, и Юнги поднимает на него взгляд — его губы плотно поджаты, в глазах что-то непонятное, подозрительно напоминающее вину. — Что такое? Не хочешь, чтобы я уходил? — Да нет, — отмахивается Чимин. — Все в порядке. Просто… я хотел извиниться за вчера. Юнги хмурится. — За что конкретно? — За разговор. Зря я вывалил на тебя все свои проблемы, просто я был немного на взводе, вот и… Я не хотел нагружать тебя. Юнги рассеянно трет висок пальцами и делает глоток остывающего кофе. — Ты правда чувствуешь себя виноватым за это? — Мне просто неловко за то, что ты согласился помочь мне замести следы, а я тебе о своих проблемах ною. — Сядь. — Чимин недоуменно вскидывает брови, но Юнги, не терпя возражений, указывает на стул напротив. — Ну же, давай, присаживайся. Так вот. Ты кому-нибудь уже рассказывал то, что рассказал мне вчера? Чимин чуть хмурится, сцепляя пальцы в замок. — Нет. Никому. — Вот и все. Тебе просто нужно было кому-то выговориться, а я подвернулся под руку. Да и вообще — когда ты сбежишь, тебе будет очень нежелательно распространяться о том, кто ты и откуда. Так что пользуйся мной, пока я рядом. — Нет, ты правда не обязан… — Боже мой, — Юнги закатывает глаза. — А может мне хочется, чтобы ты ныл мне о своих проблемах. Чимин опускает глаза. Улыбается. Непохоже, что все эти модификации как-то повлияли на его мимику — у уголков его глаз очень правдоподобно расплываются выразительные морщинки. — Спасибо. По нему вообще не скажешь, что это не то лицо, с которым он родился — не видно границ, где искусственная кожа переходит в настоящую, совсем не разобрать, где под кожей прячется кость, а где — титановый протез. Пластические хирурги и впрямь постарались, но Юнги все же интересно, каким он был раньше, если не считает свое нынешнее лицо точной копией старого, как он выглядел с натурально черными глазами, была ли его мимика живее… Юнги опускает взгляд на его губы. Если хорошенько приглядеться, то все же можно заметить разницу: нижняя, настоящая, сплошь искусана, тогда как верхняя первозданно гладкая, словно из какой-нибудь рекламы… Он вдруг понимает, что просто разглядывает Чимина добрую минуту; он поднимает глаза, сталкиваясь со взглядом в ответ, открытым и каким-то… отчаянным, что ли? Юнги понимает, что Чимин неверно истолковал его взгляд, когда тот вдруг поднимается, склоняется через узкий обеденный стол и притягивает его к себе за ворот кофты, крепко целуя его в губы. Это застает его врасплох — целоваться с Чимином на кухне он точно уж не планировал, но он даже не успевает осознать, собственно, сам поцелуй, как Чимин отстраняется, словно почувствовав его удивление. — Извини, я просто… — бормочет он, пряча глаза и немедленно отодвигаясь, — слишком давно не… Юнги не уточняет, что именно «не» — не целовался? не касался кого-то? не сталкивался с тем, кто не желал бы ему зла? не чувствовал себя в безопасности? — Ничего. — Он поднимается, обходит стол и тянет его к себе. — Ничего. Потому что он тоже слишком давно не. Может, все дело в том, что они заложники момента, может, в том, что обоим нужно выплеснуть куда-то эмоции и впечатления. А может, и в обычном человеческом притяжении, которое Юнги к Чимину определенно чувствует. Они сталкиваются губами и телами, горячо и импульсивно; Чимин обвивает его пояс руками и прижимает к себе так крепко, что у Юнги весь воздух из легких вышибает. Он и забыл о том, насколько Чимин сильный: он ведь может забыться и случайно сломать ему ребро в порыве чувств, к примеру. Чувствовать себя слабым и ранимым в чужих руках — что-то совершенно новое и немного пугающее, но Юнги это не останавливает. Он слишком взбудоражен, чтобы беспокоиться о целостности своих ребер, слишком увлечен, чтобы попросить его остановиться… Чимин не умеет целоваться — наверное, даже никогда не целовался раньше, и это понятно сразу по тому, как неловко движутся его губы, как он задыхается в поцелуй, как отчаянно хватается за него, словно опасаясь, что он в любой момент может отстраниться. Наверное, если бы его сердце билось, то наверняка колотилось бы, как сумасшедшее. Юнги подталкивает его к столешнице, заставляя упереться в нее бедрами, и обхватывает пальцами его шею. Чимин запрокидывает голову назад, гулко сглатывает — Юнги зачарованно следит за тем, как подпрыгивает его адамово яблоко, — и приникает к обнаженной коже с укусами. Судя по тому, как немедленно она расцветает розовыми пятнами, там она настоящая. — О боже, — ахает Чимин и сгребает волосы на его затылке в кулак. — Боже, Юнги, ты… — Что? На языке у него до сих пор вкус его кожи и губ — солёно-сладкий и невыносимо человеческий; только бы Чимин не попросил его остановиться… — Ты же не против? — Черт возьми, Чимин, разве по мне скажешь, что я против? Чимин улыбается, все еще задыхающийся. — Нет, просто если… — Давай без «просто» и без «если». У нас не так много времени вместе, а потом мы никогда больше не увидимся, может, не будем тратить его на пустую болтовню? Чимин тянется, чтобы поцеловать его в губы густым тягучим поцелуем, но тут же отстраняется. — Да, просто я никогда раньше не… извини, если я буду не так хорош, как ты ожидаешь. — Без болтовни, Чимин. Еще один поцелуй — сплошь язык и несдержанные укусы. Чимин сжимает пальцы в его волосах на затылке, скользит ладонью по его шее и обхватывает его горло так, что Юнги отчетливо чувствует свой пульс, ударяющийся навстречу его пальцам. Юнги забирается руками под его футболку, вжимает пальцы в мягкую кожу, тут же встречая твердые титановые пластины — Чимина в его руках от этого движения почему-то пробирает дрожью. Голова кружится, а глаза застилает поволокой возбуждения; он совершенно перестает о чем-либо думать, когда опускается на колени. — Можно? — шепчет он, глядя на Чимина снизу вверх, и тот широко распахивает глаза, торопливо кивая. Он обхватывает его бедра пальцами, пробуя их на ощупь: синтетический наполнитель, призванный имитировать мышцы, все же жестковат, чтобы казаться натуральным, но кожа под прикосновениями гладкая и шелковистая. Чимин дрожит, когда он гладит внутреннюю сторону его бедра — искусственная кожа оказывается чувствительнее, чем ему казалось. Он жмется поцелуем к колену, целует выше, выше и выше и стягивает мягкую ткань шортов вниз. — Как хорошо, что это входит в твой двадцать один процент… — Ты же сам сказал, без болтовни, — шепчет Чимин и вплетает пальцы в его волосы, притягивая его голову ближе к себе. Юнги улыбается.***
— Вы, ребята, выглядите подозрительно расслабленными для того, что вчера случилось, — бормочет Намджун. Чимин не краснеет, но его уши горят алым огнем, когда он привычным жестом стягивает с себя футболку и садится на стул спиной вперед. — Что, все уже знают? — вскидывает бровь Юнги. — Я даже не удивлен. Намджун закатывает глаза. — Ты хоть сказал бы мне, что с вами все в порядке. Почему я должен все узнавать из слухов? — Моя вина, — пожимает плечами Юнги. — Мы были слегка на взводе, я подумал, что выходить куда-то будет не самым лучшим решением… Намджун фыркает, указывая подбородком на краснеющий на шее Чимина засос. — Ну, я вижу. А я тебе звонил, кстати. — Извини, мы были… немного заняты. — Настолько, чтобы не принять мой звонок? — вскидывает брови Намджун. — Я по пустякам не звоню, ты же знаешь. — Я не услышал. Что-то случилось? Намджун напряженно трет переносицу. — Обновление системы анонсировали этим утром, так что я хотел попросить вас придти пораньше, но, по-видимому, у вас были дела поважнее… — Чего? — ахает Юнги. — Когда оно выйдет? Намджун поджимает губы. — Первого ноября. Юнги опускается на подлокотник дивана, пытаясь обработать то, что услышал. Если обновление выйдет через два дня, им придется экстренно заканчивать процедуру с чипом, иначе Чимин останется в Кансо до тех пор, пока Намджун не найдет способ обойти блокировку доступа и завершить начатое. Но чем дольше он остается тут, тем больше шансы, что кто-нибудь до него все же доберется… Чимин оборачивается и смотрит на него через плечо встревоженным взглядом. — Что такое? Что еще за обновление? — Обновление системы. Нам нужно завершить вживление нового чипа перед тем, как это произойдет. — Иначе? — Иначе нам придется прерваться до тех пор, пока мы не поймем, что делать с этим обновлением… Чимин хмурится. — И это плохо? — Нет, — вмешивается Намджун. — Если ты не боишься того, в любой момент тебя могут повязать во время облавы. — Нам нужно торопиться, — качает головой Юнги. — Сможем справиться за два дня? Намджун вздыхает. — Только если вы не будете заняты непонятно чем… Чимин прячет лицо в сгибе локтя. Они освобождаются только к двум ночи, когда Намджун уже совершенно выжат, а Юнги успел не только вздремнуть, но и перелистать всю техническую литературу, что попалась под руки — Нинтендо, к несчастью, остался дома. Всю дорогу до мотеля Юнги думает о том, что ему стоит сказать — казалось, Чимина новость о том, что у них осталось всего два дня, не обрадовала. Юнги понимает, чертовски хорошо понимает то, что правильно — расстаться быстро и никогда больше не искать контакта, но с другой стороны, два дня — это ведь так мало… — Чимин… — начинает он, стоит им переступить через порог, но Чимин тут же захлопывает за ними дверь и толкает его к стене. — Два дня, — шепчет он горячо, обхватывая лицо Юнги руками, — это чертовски мало. Так что давай не тратить это время зря, договорились?***
Уже светает, когда они сдвигают обе кровати вместе для удобства (постельное белье с кровати Юнги приходится скинуть на пол по причине его безнадежной испачканности) и укладываются посреди мятых простыней. Юнги гладит кончиками пальцев закинутое на него бедро — экспериментальным путем было выяснено, что искусственная кожа более гладкая, не такая бархатистая и мягкая по сравнению с настоящей. Визуально увидеть разницу вообще невозможно, и Юнги рассеянно поглаживает границу сразу под подвздошной косточкой, где к его тазу крепились жесткие искусственные мышцы. Ему вдруг думается о том, что бы было, если бы он смог понять, что ведущая рука у того парня из бойцовского клуба была механической, если бы он смог определить это по его рукопожатию… Потом мысли как-то резко перескакивают на то, каким образом Чимин потерял сразу две ноги, и это заставляет его содрогнуться. — Что такое? — тут же интересуется Чимин. Его рука прижата к груди Юнги — как он говорил, чувствовать чье-то сердцебиение было успокаивающе, — и он сгребает его ладонь своей механической рукой. — Почему тебе не заменили кисти? — отвечает он вопросом на вопрос. Рука Чимина давно полностью зажила — о переломах напоминали только маленькие шрамики на коже в тех местах, где в кости вводились штифты. — Я был пианистом, — усмехается Чимин. — И мои настоящие кисти были чуть не единственным рычагом давления на меня, так что отцу было выгодно их оставить. Юнги хмурится. В музыке — как, наверное, и во всем том, что осталось с тех пор, когда максимумом имплантации был кардиостимулятор, — протезы были не в почете. Кто угодно сможет сыграть «Полет шмеля» или отправить противника в нокаут с кибернетическими руками — более точными, сильными и совершенными. — Думаю, в этом мы с тобой похожи, — так бы Юнги сказал, если бы у него было чувство такта. Но он говорит: — Ни за что бы не сказал, что это пальцы пианиста. Чимин лягает его коленкой куда-то в бедро, и Юнги охает — там, скорее всего, останется синяк. — Да пошел ты. — Да ладно, — фыркает Юнги. — Я же не сказал, что они мне не нравятся. Уши у Чимина розовеют. Юнги даже не соврал — у него просто прелестные пальцы, короткие и пухлые, как будто с детской ладошки; на фоне того, что все остальное в нем — совершенно, они кажутся еще очаровательнее. — А что еще? — интересуется он. — Что еще в тебе заменено? Может, грубый вопрос, но Чимин же сам попросил его не относиться к нему, как к хрустальному… — Ну, про лицо ты знаешь, — пожимает Чимин плечами. — Парочка шейных позвонков, в обоих ушах — барабанные перепонки. Предплечья, плечи, левая ключица… С левой стороны почти все ребра, на весь торс — титановое укрепление, правая половина таза, ноги полностью… Сердце. Гемофильтр вместо селезенки. Почти все крупные сосуды. Юнги вздыхает, и Чимин опускает на него взгляд своих пронзительных серо-синих глаз. — Что такое? Тебе неприятно? — Я же говорил, что мне не неприятно. Мне плевать на это. — Но? Юнги молчит с минуту, пытаясь подыскать правильные слова. Чимин все еще прижимается ладонью к его груди, слушая биение его сердца, а Юнги задумчиво перебирает его пальцы. — Без но. Просто я думаю о том, что ты очень сильный, раз вытерпел столько дерьма, и что ты заслуживаешь оказаться так далеко отсюда, насколько это только возможно, чтобы больше никогда об этом всем не вспоминать. — Но? — повторяет Чимин. — Но я хотел бы, чтобы у нас было чуть больше, чем два дня, — улыбается Юнги неловко. Говорить об этом вот так, в открытую, оказывается на удивление просто — вся эта атмосфера с разгорающимся за окном рассветом, смятыми простынями и объятьями очень располагает к разговорам по душам. Чимин закусывает нижнюю губу, переводя взгляд на потолок. — Я бы хотел… остаться, наверное? Не конкретно здесь, но с тобой. Но я понимаю, что ты наверняка привык к одиночеству, и… Он смотрит на Юнги с потаенной надеждой в глазах, словно надеется, что он опровергнет это и скажет, что тоже хотел бы этого. — Нам бы стоило поспать хоть немного, Намджун попросил нас быть у него к двенадцати, так что… Чимин отнимает ладонь от его груди и засовывает руки под подушку, чуть отодвигаясь от него. — Точно. Ты прав. Юнги не может заснуть до самого будильника на одиннадцать часов, и Чимин, он может поспорить, тоже.***
— Финишная прямая! — возвещает Намджун с ликованием в голосе, и Юнги, встрепенувшись, поворачивается к нему. — Вы уже все? — Практически. — Он достает со столика тонкий пинцет с устрашающе длинными зубцами и хлопает Чимина по плечу. — А теперь не двигайся. Может быть немного неприятно. Юнги замечает, как крепко Чимин хватается за спинку стула. — Я отключусь? — Не должен, если все пойдет как надо. Пинцет погружается в просверленное в кости отверстие — все глубже и глубже, на добрых два сантиметра, прежде чем Намджун смыкает зубцы вместе и осторожно тянет их на себя. Чимин шипит сквозь зубы, вцепившись в стул так, что костяшки побелели; Юнги даже немного содрогается, когда на свет показывается крохотный, размером с горошинку чип с торчащими от него тонкими проводками. — Оу, — шепчет Чимин. — Вот это да. — Как ты себя чувствуешь? — интересуется Юнги. Чимин прикрывает глаза, словно в поисках контекстного меню под веками, и хмурится. — Очень странно. Как будто заново родился. — Подожди еще минутку, не двигайся, — предупреждает Намджун. — Сейчас я подсажу тебе новый, и дело останется за мелочами. Юнги зачарованно наблюдает за тем, как новый чип с загруженной на него информацией встает на свое законное место, а старый отправляется в маленький целлофановый пакетик. Вот, судя по всему, и все — теперь им остается только отправить старый чип на такси в аэропорт, чтобы сбить погоню со следа, а потом жизнь Юнги снова вернется на круги своя, в ту хаотичную опасную рутину, где каждый сам за себя. На то, чтобы сшить заново мышцы и кожу, уходит каких-то десять минут. Намджун желает Чимину удачи и похлопывает его по плечу, а Чимин благодарит его за работу и улыбается в ответ — как-то немного скованно, но все равно искренне. Потом они идут в мотель, ужинают, коротко обсуждают то, что будут делать дальше. Чимин отправится на север, откуда вылетит сначала в Японию, а оттуда и в Штаты, а дальше его безопасность будет только на его совести. А потом они целуются. И занимаются сексом — быстро и немного отчаянно, после чего остаток ночи просто лежат вместе и ни о чем не разговаривают. Юнги ловит себя на том, что жалеет, что Намджуну удалось уложиться в срок. — Я передал твой чип автокурьеру, — говорит Юнги, возвращаясь в мотель на рассвете. Чимин уже собрался — сидит в теплой куртке, которую ему отдал Юнги (просто в качестве воспоминания и чтобы убедиться, что он не замерзнет по пути), на кровати и смотрит на него, сложив руки на коленях. Все — это точка невозврата, после которой оттягивать расставание больше нельзя. — И как скоро мне придется выезжать? Юнги поджимает губы. — Желательно, уже сейчас. Тебя гарантированно поставили на отслеживание, поэтому за тобой выдвинутся сразу же после того, как такси покинет границы Кансо. Чимин опускает глаза. — Оу. Ну, тогда… спасибо тебе? Я даже не знаю, могу ли выразить то, как я тебе благодарен. Если бы не ты, я был бы либо мертв, либо вернулся обратно в поместье, что одинаково хреново. Юнги вздыхает. — Просто пообещай мне, что с тобой все будет хорошо. — Ты же знаешь, что все может пойти не так, как планировалось. — Боже мой, Чимин, просто соври мне, чтобы я был спокоен. Чимин мягко улыбается и встает с кровати, чтобы обнять его — они стоят, цепляясь друг за друга, определенно дольше, чем того позволяют обстоятельства. — Обещаю. Я смогу за себя постоять, разве ты не знал? Они выходят наружу, в морозные предрассветные сумерки, когда подходят к подержанному неприметному седану, который Чимин выкупил за гроши специально для того, чтобы добраться до аэропорта. Юнги ненавидит прощаться, когда на языке крутятся только всякие бесполезные «береги себя», но Чимин избавляет его от необходимости, когда берет его лицо в руки и ласково целует в губы. — Спасибо, — говорит он напоследок, прежде чем сесть в машину. Юнги разворачивается — от мысли о том, что ему сейчас возвращаться в опустевший и притихший номер, становится немного тошно. Сначала нужно сдать ключи, потом разобраться-таки со старой квартирой, а потом можно и к Сорён, чтобы хорошенько напиться… — Подожди! — Не успевает он и выйти с парковки, как Чимин догоняет его, хватает за руку и разворачивает к себе. — Я передумал. Юнги смотрит в его горящие, взбудораженные глаза с недоумением. — Что? Чимин, уже поздно, тебе лучше езжать сейчас, чтобы сбить погоню… Чимин яростно мотает головой. — Нет. Я не хочу бежать и прятаться, как будто это я сделал что-то плохое. Я хочу встретиться с отцом. Хочу прикончить его голыми руками. — Чимин… — пробует Юнги слабо. — Ты хоть понимаешь, как это опасно? — Мне откровенно на это наплевать. Если я поеду в аэропорт сейчас же, то успею перехватить его, а там уже будь что будет. Юнги сглатывает. — Что ты хочешь от меня? — Чтобы ты помог мне. Помоги мне убить его, Юнги, я заплачу. Это плохая идея — определенно, худшая идея, при которой все может пойти не так по сотне разных сценариев, и Юнги отлично это понимает. Но с другой стороны — эй, он из Кансо, тяга соглашаться на откровенно хреновые идеи у него в крови. — Чем ты мне заплатишь? — Чем угодно, — выдыхает Чимин. — Тогда останься со мной после того, как мы со всем разберемся. Чимин широко улыбается и тянет его за собой.