Скейт: бесконечность не предел.

Переезд — это довольно тяжёлое событие в жизни. Приходится прощаться со своей прошлой жизнью, друзьями и воспоминаниями, откладывая их на самую дальную полку в голове, где они будут пылиться. Ты не почувствуешь ту же радость, тепло на сердце от улыбок близких людей. Сперва всё внутри будет болеть, разрушаться, гнить и загинаться, как дерево, жизнь которого вскоре тоже кончится. Оно медленно умирает в одиночестве, так никому и не понадобившись. Однако есть и такие, которым это дерево может принести хоть чуточку радости, просто сидя под ним и читая интересный рассказ в тишине и спокойствии. Ты приходишь к дереву каждый день, ухаживаешь за ним, без него никак не обойтись в твоей жизни. И когда его жизнь подходит к концу, твоя, возможно, тоже уже будет заканчиваться: ускользать из рук, словно призрак. Хорошие воспоминания останутся, но и тебя возможно забудут, ты никому не будешь нужен, воспоминания о тебе тоже закинут на дальнюю полку. Но даже так, многие преодалевают боль, пытаются жить дальше, хранят воспоминания о прошлой жизни в своём сердце. Также и тут: Рьоко чувствовала бесконечную тоску по дому. Сердце разрывалось на куски, когда осознание всего пришло в её голову: она больше не увидит отца, не увидит его улыбку, не услышит его шуток и рассказов. Она покинет своих друзей, больше не сможет с ними гулять, веселиться обычным солнечным дням и искать новые приключения. Она больше не сможет узреть их улыбок, услышать мягкий, нежный, но всё такой же заливистый смех. Не сможет коснуться их, обнять, почувствовать ласку и любовь. Дом опустел: громкий смех в нём стих, превращаясь в простые, но такие дорогие сердцу воспоминания. Многие вещи уже были собраны, были упакованы в коробки, запихнуты в сумки и чемоданы. Последний раз Рьоко вот так просто бродит по дому, ступая на пол, сделанный из тёмного дерева. Она последний раз касается стен, проводит по ним руками. Нагаи решается выйти на балкон, подышать свежим воздухом, насладиться последним мгновением в этом доме, прежде чем уедет навсегда. Сколько бы Рьоко не твердила себе, что она обязательно забудет это место, начнёт всё с чистого листа, она не могла забыть. Она бы никогда не смогла бы этого сделать, как бы ей не хотелось. Здесь она накопила так много воспоминаний, испытала столько радости, и теперь все эти мгновения навек запечатлены в её голове. Вечерний воздух приводил в себя, успокаивал и убаюкивал, словно мать в колыбели. Так и хотелось громко закричать и завыть от боли, словно осколки стекла вонзились в сердце и с каждым новым криком вонзались ещё сильнее, от чего боль становилась невыносимой. Хотелось просто выпустить всю боль, вложить в простой крик все свои эмоции, чтобы каждй мог почувствовать всё то, что сейчас она испытывала, но высказать не могла. Пришло время уезжать. Сердце сжалось до ужасающей боли, стало просто невыносимо терпеть всё это. Хотелось даже просто стереть воспоминания, выкинуть их в мусорку, словно ненужный никому мусор. Хотелось, чтобы боль ушла, исчезла без остатка, но увы, такое было невозможно. Ещё никто и никогда не мог так просто взять ненужные, приносящие тебе боль, воспоминания и стереть их. Разве что амнезия, при которой все воспоминания подчистую исчезают. Хотя, такой расклад тоже бы устроил Рьоко: она могла бы начать всё с чистого лица, завести новых друзей, научиться чему-то новому и полезному, что приносило бы красок в её жизнь. Нагаи крепко обняла отца, ей не хотелось отпускать его, ведь тогда она бы просто стёрла его из своих воспоминаний. Она бы попыталась забыть его громкий смех, рассказы, шутки, ей не хотелось его забывать, она не хотела покидать его. За столько лет жизни он подарил ей столько мгновений и радости, сколько она не получала никогда в жизни. Он всегда был рядом: обнимал, когда грустно, поддерживал, когда ты теряла веру в себя, защищал и заступался, когда в школе над тобой опять сыграли злую шутку. Он тоже не хотел её отпускать, крепко стискивая в надёжных родительских объятьях. Они были настолько тёплыми и нежными, что казалось, сейчас Рьоко точно расплачется, закричит во всё горло о том, как ей тяжело. Однако она подавила это желание, продолжая крепко сжимать его тёплое худи чёрного цвета в руках и оставлять на нём горькие слёзы, громко всхлипывая и и сжимая элемент одежды чуть ли не до боли. В горле встрял неприятный ком, от чего Рьоко даже простого "прощай" не могла из себя выдавить, только отец и так понимал, что она хотела сказать. Он чмокнул её в лоб, поглаживая по голове и пытаясь успокоить её бесконечные рыдания. Казалось, что сердце вновь пронзили осколки и из раны, образавшийся в груди, сочится тёмная, но густая кровь, принося ещё больший дискомфорт. — Рьоко, дорогая, пора. —  Шепнул он, медленно, но всё также аккуратно, убирая свои руки в карманы. Нагаи кивнула, пытаясь вытереть слёзы, ей стало легче, несомненно, но она всё же хотела, чтобы и у неё было право голоса. Почему она не модет решать, где ей оставаться и что делать? И ведь всё всегда решают за неё и она смирилась, что порой в нашей жизни всё идёт не так, как тебе хочется. Златоглазая помахала отцу на прощание, прежде чем исчезнеть в дверях машины. Сидя на заднем сидении, она продолжала смотреть на ооца и махать ему, пока он не исчез за горизонтом словно дух воспоминаний. На душе стало уж совсем гадко и липко, поэтому, чтобы хоть как-то себя  успокоить и отвлечься, Рьоко решила послушать музыку, пока она в дороге. Нагаи смогла отвлечься от грустных воспоминаний, спокойно кивая в такт музыке и наслаждаясь ею по полной. Когда Рьоко было грустно, она просто приходила к отцу, но где-то около года назад она нашла утешение в скейтбординге. Она жила этим, посвятила всю себя и вкладывала в него все свои силы.  Катаясь, она забывала о всех своих проблемах, успокаивалась и приводила голову в порядок. А уж после хорошей прогулки, Рьоко спокойно садилась за стол и уж с чистой головой думала над тем, как можно решить ту или иную проблему. Матери никогда не нравилось то, чем она занимается, думала, что вот-вот пораниться или сломает себе что-нибудь. Отец же был напротив: рад и горд за дочь. Каждый вечерр он говорил ей, как она повзрослела и стала совсем другой. Он гордился ею, хвалил и любил то, чем она занимается. Что любила Рьоко — то любил и её отец, видя лишь её спокойную, полную позитива улыбку.

***

— Рьоко, дорогая, вставай. — Мать мягко коснулась плеча дочери, проводя по нему рукой, от чего дояб вздрогнула. Нагаи еле-еле разлепила глаза: яркий солнечный свет ударил в глаза, поэтому девушка прикрыла глаза рукой, пытаясь полностью прийти в себя и осознать то, где она находится. Дом был великолепен, это Рьоко поняла только из одного взгляда на него. Как ей показалось, всё не так уж плохо, как казалось. Внутри было ещё просторнее, а вскоре станет и уютнее, когда они вместе с матерью разберутся с огромной кучей коробок, заклееных скотчем. Тяжело вздохнув и с тяжёлым сердцем, Нагаи двинулась к своей комнате. Не так много коробок, но и их было большое количество: где-то около пять-шесть штук в целом. Первой и единственной целью Рьоко поставила себе ращобрать их и сделать комнату уютнее, красочнее, как в своей прошлой жизни, когда она вместе с отцом клеила разные плакаты, расставляла книги по полкам и развешивала подсветку по комнате. Воспоминания нежно накрывали с головой, пожалуй, это содин из самых хороших и светлых моментов об отце, который девушка помнила и отпечатала в своей голове.