28. Судьба (Мукао/Ирина)
27 ноября 2021 г. в 12:50
Удивительны были дороги судьбы. Никогда не знаешь, что ждёт тебя впереди, будь ты при этом хоть трижды сыном Тьмы, охраняющим знания обо всём, что было, есть, будет и никогда не случится. Мукао, по крайней мере, убедился в этом на собственном опыте.
Культура нагов всегда казалась ему любопытной. Сложной, наполненной множеством деталей и нюансов — но любопытной. Чтобы постичь её, необходимо было много времени, которого у Мукао было предостаточно.
Он выбирает себе форму глубинного нага и несколько веков проводит под водой, в подводных владениях Вечной Императрицы. Но дороги судьбы в конце концов приводят его обратно на поверхность, вынуждая выйти на сушу и втянуться в сложный мир не менее сложных, чем наги, наземных жителей. А потом, того вовсе, случается воистину экстраординарное событие, и владыкой Мукао становится смертная женщина, не принадлежащая к числу нагов.
Ирина Грифон — она до последнего упрямо требует, чтобы её звали именно так — интересная женщина. Упрямая, решительная, стойкая, волевая — мужчины её племени ворчат, что женщина не должна быть такой. Не женский у неё характер, но Ирина не слушает никого из них. Требует либо беспрекословного подчинения, либо изгоняет или убивает тех, кто пытаются бросить ей вызов. Мукао наблюдает за ней с любопытством, и ему искренне интересно, куда она заведёт в том числе и его.
Холодный разум и минимум эмоций — такой Ирину видят на поле боя, склонившейся над картами или во время совещаний. Всегда собранная, сдержанная, слушающая внимательно донесения и советы, но всё равно решающая и поступающая по-своему; мужская решимость, сила, натиск и внезапность, запертые в хрупком женском теле двадцатилетней девушки, которой пришлось очень быстро взвалить на свои плечи слишком много ответственности. Мукао наблюдает за ней внимательно и прислушивается к своим ощущениям.
Он скользит взглядом по фигуре Ирины. Твёрдая непоколебимость, прямая спина, гордо поднятый подбородок — и уже заметный живот, тянущий её к земле. Дыхание новой жизни, нежеланной, зачатой в насилии — Ирина не показывает этого, но Мукао знает, что она злится. На мужчину, что сделал это с ней; на себя, что не смогла защитить себя; на дитя под своим сердцем, ведь оно не от любимого мужчины, зачатое не в любви и согласии, ещё одна ответственность, которой Ирина не желала сейчас хотя бы даже в силу своего возраста.
Она говорит, что ребёнок — наследник одного из герцогских домов Империи. Удобный политический инструмент, благодаря которому Ирина будет не последним человеком на своей родине, а значит, сможет отомстить и заставить её считаться с собой. Но Мукао наблюдает и видит, как Ирина, слишком рано ставшая женщиной, поджимает губы, сжимая их в одну линию. В ней словно борется две силы, и эта борьба выматывает ничуть не меньше военных и политических проблем и беременности как физического состояния.
Но Ирина упрямая и стойкая. До последнего она прячет всё в себе, восхищая и поражая воинов личным примером доблести и рвения идти вперёд. Даже беременная, уязвимая и ослабленная, она словно забывает об этом, пытается не думать об этом, и вместо заботы о себе и своём ребёнке, идёт вперёд, разделяя с воинами тяготы походной жизни. Мукао наблюдает за ней, и удивление и восхищение посещают его так же, как и других нагов.
Лишь наедине с собой Ирина могла показать самой себе свою усталость. Боль, недовольство, но всё-таки понимание, что беременность — то, что заставляет с собой считаться. Как бы она ни противилась, ребёнок теперь её забота на многие годы, и тихая злость тёмной волной поднимается в душе, однако практически сразу затихая. Мукао наблюдает и за этим и замечает, что в конце концов ей на смену приходит равнодушие. А вместе с ним что-то тёплое и светлое, но слишком маленькое и незаметное теплится в её душе, вынуждая всё-таки иногда касаться живота и задумчиво поглаживать его.
Упрямая Ирина, которая бежит от самой себя — в конце концов Мукао усмехается. Что-то тёплое шевелится и в его сердце, когда он смотрит на неё, и непреодолимое желание позаботиться о ней в конце концов толкает его выйти из теней кабинета даймё.
Она засыпает, как и бессчётное количество раз, опустив голову на сложенные руки. Сидит за столом в невозможно неудобной позе, окружённая свитками, донесениями и картами. Мукао беззвучно фыркает себе под нос и осторожно подхватывает её на руки, заботливо прижимая к своей груди. Молодая женщина, даже беременная, ничего не весит для глубинного нага, и он бесшумно скользит по пустынному коридору, относя Ирину в её покои. Укладывает в постель и наблюдает, как расслабляется, разглаживается её лицо.
Это первый раз, но далеко не последний, когда Мукао заботится об Ирине. В конце концов он берёт на себя ответственность за первый шаг, и пути назад у него больше не оказывается.
Они сближаются медленно, но в то же время быстро. Ирина не изменяет себе, а Мукао ненавязчиво, но настойчиво о ней заботится. Накидывает на плечи накидку, когда по вечерам становится холодно, и Ирина зябко ёжится. Относит спать, если она вновь засыпает за работой. И старается следить за тем, чтобы она всё-таки хоть немного заботилась о себе.
— Даймё нуш-шно отдыхать, — он понижает голос до умиротворяющего шипения; одной из пар рук осторожно сжимает напряжённые плечи. — Дела никуда не денутс-са. Но ес-сли даймё не пос-саботитс-са о с-себе, реш-шать их будет некому, — чувствует, как расслабляется женское тело, и улыбается удивительно мягко.
— Откуда ты такой на мою голову взялся?.. — Ирина ворчит без особого энтузиазма, просто по привычке, сонно глядя на склонившегося над ней нага. Мукао вежливо улыбается в ответ, и она тянет к нему руки, обвивая за шею. Он обнимает её за спину, одной парой рук прижимая к груди, а второй осторожно подхватывает, поднимая с места.
— Ес-сли Ирина не пос-саботитс-са о с-себе с-сама, я пос-сабочус-сь об Ирине, — Мукао урчит почти как кот, отвечая в какой-то орочьей манере, но Ирина не слушает его, расслабляясь в его руках. Она доверяет ему даже больше, чем самой себе, и Мукао находит это парадоксальным. Но внезапно — волнительно приятным.
Он сам не замечает, в какой момент их отношения меняются и переходят не только грань сюзерен-вассал, но и более близкую, интимную грань. Они становятся больше, чем друзья, и даже больше, чем возлюбленные — в человеческом понимании этого слова, разумеется. Ирина прекрасно знает, кем Мукао является на самом деле, и властная и бескомпромиссная, она как может пытается отдать ему именно то, в чём нуждается безликий. Искреннее желание — не просто ответная благодарность за то, что Мукао знает и подстраивается под её собственные желания и потребности, но она доверяет ему даже больше, чем самой себе, и это — не мимолётная человеческая блажь или порыв.
По крайней мере, не в случае Ирины Грифон уж точно.
Он трепетно прижимает хрупкое женское тело к себе. Глубинный наг, такой большой, суровый и сильный; безликий, не ведающий искренности — он намного более чуткий и нежный, чем многие смертные мужчины, и только в его объятиях Ирина чувствует себя спокойно и защищённо. Только ему она может доверить свою слабость, и горькие слёзы текут по её щекам. Рыдания сдавливают грудь, и слова потоком облегчения льются наконец наружу.
— Я ненавижу своего сына, — она всхлипывает в истинном отчаянии, боли и горе. — Я не хотела его! Я не готова! Он изнасиловал меня, взял против моей воли, словно я какая-то вещь, хотя мы оба знали, что этот брак — формальность. Он хотел унизить и оскорбить моего отца, которого ненавидел всю жизнь, он сам мне в отцы годился! Я убила его, но этот ребёнок!.. Он не виноват в том, что случилось, не виноват в том, что родился, — мотает головой, противореча самой себе, и новые рыдания льются рекой, и Мукао слушает и оберегает доверенную ему тайну чужой души. — Это мой сын — и я люблю его. Он похож на Кирилла, когда я впервые увидела его — я помню это, хотя мне было слишком мало лет, чтобы помнить. Он часть меня, я родила его, но одна мысль, одно воспоминание об его отце вызывает во мне отвращение и ненависть, хотя сейчас он совсем на него не похож, — она замолкает и горько плачет, уставшая, растерянная и разбитая, и Мукао гладит её по волосам и спине, обнимая и утешая.
— Я не могу понять твою боль, но могу разделить её с тобой, — Ирина жмётся к нему сильнее, и Мукао крепче обнимает её. — Спасибо, что доверила её мне. Я могу понять, что тебе сложно, ведь рождение ребёнка для вашего вида — большая ответственность в первую очередь для матери, от которой ждут отказ от всех своих амбиций и смирение со своей ролью. Но ты слишком свободолюбива, и я могу понять, что ребёнок должен был стать для тебя осознанным выбором, как и тот, от кого бы ты хотела его родить, — женщина всхлипывает отчаянно, и горечь льётся через край. — Ты не можешь изменить то, что случилось, но подумай вот о чём: твой сын — это твой и только твой ребёнок. Какая разница, кто его отец, если мать — ты? В твоих руках вырастить из этого мальчика ребёнка с сердцем Грифона, и тогда Герхард Волк станет лишь тенью, именем, предшествующим имени твоего сына в правлении герцогов. Ты не была готова к такой ответственности, но ты не одна. Ты всегда можешь положиться на тех, кто согласился доверить тебе и разделить с тобой свои судьбы.
Словно воды прилива, боль и страх Ирины выливаются наружу, оставляя внутри пустоту. Мукао утешает и баюкает её в своих руках, и женщина принимает его помощь. Что-то внутри неё разрушается, освобождая место для чего-то нового, и Мукао не сомневается: упрямая и стойкая Ирина Грифон сможет построить на руинах прекрасный храм и заполнить пустоту смыслом, имеющим значение именно для неё. Возможно она не станет идеалом матери, но для своего сына она будет лучшей матерью, на которую он станет равняться и которой будет благодарен.