Полчаса до весны

С того дня в их жизни появляется неловкость. Касаний становится все меньше, молчания — больше, а долгие взгляды и вовсе занимают львиную часть досуга. Они все так же играют в приставку по вечерам, иногда болтают, вместе чистят туфли на манной каше и высокие кеды, а ночью ходят в полулегальный круглосуточный магазинчик, но все же ощущают какую-то недосказанность. В случае Кости недосказанность принимает форму шуточек — чтобы смутить Малого еще больше. В случае Саши — форму обороны, чтобы сохранить мужское лицо. Сашка по-прежнему ощущает себя виноватым. Пока Костя бороздит московское метро в попытке доехать до университета или до магазина пластинок, куда его великодушно взяли на работу, Саня домохозяйничает. Он дотягивается веником до каждой паутинки, смывает серой рваной тряпкой многовековую пыль из-под дивана и даже протирает стены. Он стратегически раскладывает кухонную утварь по шкафчикам и накрывает стол новой клеенкой (в красно-белый квадратик), а потом даже снаряжается в магазин. В лавчонке скапливается огромная очередь. Грубоватая продавщица с красными губищами и ртом такой формы и размеров, что взгляд невольно ищет сверху табличку «Для писем», долго и с нескрываемым удовольствием от процесса взвешивает старушкам редис. Сашка не ожидает такого препятствия, а потому неправильно рассчитывает время и запаздывает к моменту Костиного пришествия. Костя греет чай (в Сашкином сознании Костя и чайник уже представляют собою единое целое), а Малой топчется в прихожей. — Я тут по магазинам прошелся, — зачем-то оправдывается Саня. Пушкин уважительно кивает, разглядывая натянутые нитки авоськи. — Ураганом? Саня розовеет. Он понимает, какой реакции добивается Костя, но от неожиданности маневра не справляется с самоуправлением. Костя побежденно отворачивается и возвращается к своей излюбленной плите. Саня не лыком шитый, он знает, что такими отворачиваниями Костян просто скрывает свое прорывающееся чувство превосходства. Это знание придает ему спортивной злости, а та выплескивается в артистизм. Малой достает продукты и раскатисто объявляет их названия, словно телеведущий. — Итак, лот номер один — брикетный кисель! Клюквенный, последний в своем роде, на прилавке больше не было. Пушкин выжидающе складывает руки на груди. — Лот номер два — мягкий творожный сырок! Три штуки, третий придется делить. — Можем начать есть его с двух сторон и встретиться на сгущенке, — невозмутимо предлагает Костян, перекидывая мешочек с сырками за форточку, чтобы не растаяли. Сашка не подает виду. «Учится на ошибках» — с гордостью наставника ухмыляется Костя. — Комментарии зрителей принимаются в письменном виде после передачи. Лот номер три — килька в томате. Две банки нетленной классики. Кабачковая икра — готовь ложки, хлеб я забыл, придется есть прямо отсюда. А вот птичье молоко. Копил две недели. Саня деловито расставляет добычу на столе. Перед последним товаром он выдерживает интригу и многозначительно смотрит на Костю. Тот не выдерживает: — Ну, чего там? На стол звонко встает вытянутая бутылка. Саня горделиво опускается на табурет и с интересом наблюдает за реакцией. Костя вскидывает руки: — Бормотуха! Ну ты даешь, и где нашел только, — Костя улыбается, как новый «икарус», — Сколько ж мы ее, родимой, выкушали на первом курсе… Так могли нафриштыкаться — потом только восклицательные знаки выговаривали!.. Сашка выучил этот тон. Сейчас Костя начнет вспоминать раннее студенчество, лихих друзей и длинные общажные коридоры. Эти истории Саня тоже знает наизусть. Костина комната находилась в конце коридора, а ванна была на противоположном конце. Рядом с ванной располагалась своротка на кухню, и было сложно разобрать, куда именно направляется студент. Когда Костя покидал свои покои и видел, что из комнаты впереди тоже кто-то выходил, он останавливался в дверях (поскольку обгонять соседа было бесполезно и чревато) и внимательно наблюдал за траекторией движения впереди идущего, мысленно умоляя его свернуть на кухню (если сосед сворачивал в ванну, приходилось занимать очередь). Тогда Костя прибегал к молитвам. Они работали с переменным успехом — отсюда в Косте выработался крепкий агностицизм. Но рассказов не следует. В дверь стучат. Сашка переводит взгляд на настенный календарик (он повесил его по личной инициативе и страшно этим гордился). Двадцать восьмое февраля. Кажется, никаких тусовок сегодня не планируется. Пол, стоящий за дверью, кажется еще более встрепанным, чем на митинге. Он безумными глазами осматривает комнату, будто не сразу находит фигуры жильцов. — К вам придут. Ночью, скорее всего, — говорит он, опираясь на дверной проем, — Простите. Костя хмурится. — Кто придет? — Менты, кто! — Пол порывисто двигается в сторону кухни, но по пути передумывает и возвращается к выходу, — Я поговорил с Ясей, она должна помочь. Рассказал ей все. Почти. Идите в столовую. И простите. С того самого вечера Пол начал видеться с Севастьяновым раз в несколько дней. Яся становилась невольной свидетельницей его перепадов настроения: в день после встречи Пол был задумчив, на следующий день он грустил и рассеянно путался под ногами, а в день их свидания сиял, как набриолиненная прическа заправского стиляги. Иногда, когда Пол уже покидал столовую, к Ясе наведывался милиционер — судя по затаившимся мигалкам на машине, сослуживец Севастьянова. Он не представлялся, а лишь расспрашивал о делах и планах Пола. У Яси в такие моменты появлялось выражение лица императрицы перед строем революционных солдат; она молча протирала стакан и отвечала: — Про Пола я не знаю ровным счетом ничего. Зато знаю, как майоры любят наш фирменный «Спотыкач»… И Мирзализаде покидал бар пешком. Зато у Пола с Севастьяновым жизнь начинает кипеть. Пол летает, когда думает о Севастьянове (а думает он о нем постоянно). Севастьянов прилежно мучится со своей совестью. Он все пытается понять, почему его существующая жизнь его не устраивает, зачем он лезет в опасные авантюры — опасные и для себя, и для этого странного мальчика. Пол, зафилософствовавшись как-то раз в его объятьях, находит ему ладно скроенное объяснение. — Понимаешь ли, человеческая душа всегда стремится к разнообразию. Если человек не чувствует в себе счастья, он к этому счастью стремится. А если человек пресыщен удовольствиями, то он наоборот нацелен на несчастье. Действие всегда доходит до противодействия, понимаешь? Вот у тебя есть все: жена, дочка, работа интересная. Поэтому твоя душа, жаждая получить новый виток эмоций, так болит и страдает. А здесь, со мной, ты несчастен — тебя терзает сомнение, стыд, страх; тебе совестно перед женой. Но это в сознании. А бессознательно ты только к этому и тянешься — и твоя изнанка тебя благодарит за такой калейдоскоп чувств. — Как ты можешь говорить такое, — с глухой яростью начинает Севастьянов, — Почему ты так уверен, что я с тобой несчастен? Мне с тобой очень хорошо! А что до нас с Ксюшей, так ты, будь добр, не лезь. Я сам в силах разобраться. — Ты несчастен, потому что рядом с тобой счастлив я. Закон сообщающихся сосудов, — грустно улыбается Пол и смотрит Севастьянову в глаза. — И почему ты только со мной стал водиться… — не менее грустно посетовал тот. Пол знал, почему. Раньше все его любовники метались над ним, зажмурившись, либо переводили взгляд на потолок. Полу казалось, что он имеет дело с куклами, а не с живыми людьми; от этого ощущения он и сам переставал чувствовать себя живым, стòящим, желанным. Чтобы не напоминать себе о собственной ненужности, он взял в привычку выключать в комнате свет. Когда они впервые встретились в человеческих условиях с Севастьяновым, он по обыкновению потянулся к выключателю — и наткнулся на непонимающий взгляд. — Ты чего? — удивленно (и немного подпортив момент) спросил тогда Севастьянов. — Я… — Полу не приходил в голову ни один достойный вариант, а говорить правду — о куклах, о чувстве отрешенности, о своем недавнем прошлом, — было… ну как-то не очень было. — Я хочу видеть тебя. Целиком. На протяжении… всего вечера, — скомандовал Севастьянов. И не соврал — разглядывал, смотрел внимательно, запоминал каждый сантиметр. В конце, на пороге наслаждения, взял Пола за подбородок и рычащим, не терпящим возражений голосом приказал: — Смотри только на меня. А потом навалился на Пола и крепко обнял — аж ребра захрустели, — и зашептал порывисто, нежно: — Саша… Саша, Сашенька… Если что не так — ты говори, я сразу… ты же знаешь… Тут-то Пол все и понял. — Собирайтесь, на все про все полчаса, мне еще по делам надо, — сообщает Пол остолбеневшим Сашке с Костей.

***

— Нет, сюда я вас не пущу. Сашка выдает нервный смешок. А где же им тогда… — Сюда мент один вечно ходит, так что тут вам ловить нечего, — торопливо объясняет Яся, смущаясь резкости собственной фразы, — У меня сегодня друзья вписку устраивают. Уж отведу. Вы пока погуляйте где-нибудь, я здесь до семи. Прошвырнувшись везде, где только можно, вечером они наконец возвращаются в столовую. Яся, на их счастье, уже готова выходить («Сменщица пришла пораньше»). Она идет чуть впереди, и Сашка глядит на ее ноги: стоптанные кеды, явно неподходящие для февромартовской непогоды, еле прикрывают перебинтованные мозоли на ахилле. Проникшись к девушке непомерной благодарностью и сочувствием, Малой мысленно желает ей мужа — начальника поезда. Хозяин квартиры — тип невыносимейший. Встречая гостей, он лучится улыбкой. В разговоре поправляет очки в роговой оправе и невзначай роняет томик Вознесенского. Между примеркой чешских спортивных костюмов и ухаживаниями за очередной студенточкой он спешит на зачет по сопромату. «Тьфу…» — думает Саша. Яся кокетливо заглядывает типу в глаза и прижимается к его руке. — Коленька, это мои хорошие друзья, пусти их к себе потанцевать? — Коля всеми мышцами лица изображает глубокое сомнение. Яся нагибается к его уху и шепчет какие-то сакральные фразы. Коля чуть краснеет, кашляет и обращается к Косте, принимая его за главного: — Портвейн и коньяк — на кухне. Зеленая жидкость в ванной — не тархун! Это не для питья, а для свежего дыхания. Господи, дай мне силы… Яся проходит в квартиру вместе с новоприбывшими и садится напротив хозяина, любезно принимая рюмочку. Еще примерно полчаса она, потягивая напитки, не сводит с Коли глаз. — Она стопудово на него запала, — шепчет довольный собственной наблюдательностью Саша. — Ну чего ты, не выдумывай, — смешливо отмахивается Костя, — Яся живет по заповедям мудрых англичан: выбирает из всех мужчин в комнате самого неказистого и смотрит на него весь вечер; когда ей начнет казаться, что мужчина этот очень даже ничего — она пьяна, пора домой. Видя растерявшего спесь Малого, Костя меняет тон разговора. — Ладно тебе. Пойдем лучше потанцуем. Выясняется, что из всех танцев Саша знает только медляк на вытянутых руках — да и с тем справляется на троечку, потому что все время смотрит на Ясю с Колей. Костя оказывается прав (еще бы), после третьего бокала Яся начинает суетливо собираться, целует Колю в щеки и покидает квартиру. Радостный от своей правоты, Пушкин вызывается научить Санька основным движениям. Хлопнувший рюмашку Саня согласен на любое ча-ча-ча. Они выходят в комнату попросторнее. — Ставь ногу вот так, а плечи разворачивай, — тоном стареющей балерины командует Пушкин. Малой неумело повинуется. — Начальная позиция — контрапост! Раскрепощеннее будь, раскованнее, дубина ты стоеросовая, — ругается Костя после трех неудачных попыток Сашки совершить па. — Чтобы расковаться, мне нужно еще как минимум ноль-пять, — парирует Саня и тянется за крепленым. — В танцах главное — локти, локти! Добавь легкости, будь небрежнее. Как ты умудряешься с твоей врожденной аэродинамичностью быть таким бревном, — сетует Костя, пока Малой смешивает в стакане «ерша». — Сам не знаю, — весело отвечает Сашка и, как бы в шутливой драке, толкает Костю на диван. Пушкин считает, что такое падение заслуживает легкого смешка и быстрого возвращения в вертикаль. Хмель внутри Сашки протестует — и Сашка падает вдогонку. Костино сердце пропускает удар. Малой бесстрашно и, кажется, совершенно не волнуясь, заглядывает в его глаза. Улыбается. Вот уж действительно — раскрепостился. Очевидно, алкоголь не только раздвигает моральные рамки, но еще и как рукой снимает благоговение ученика перед наставником. Он подползает повыше. Руки сгибаются стремительным домкратом — и вот он совсем лежит на Пушкине. — Тебе удобно? — с неуместной галантностью спрашивает Костя. — Я тебя сейчас поцелую, — игнорирует вопрос Малой и принимается за дело. Костя отстраняет Санька от себя и виновато смотрит вниз. — Перестань. Я тебя старше. — Со временем разница сгладится. — Я чувствую за тебя ответственность перед Вовой. — Я уже взрослый парень. Ах, вот оно что. За этим странным поведением не стоит больших чувств — просто вчерашний школьник решил продемонстрировать свою взрослость. Вот он: пьет, ходит по гостям и обнимает мужиков. Костя отвлекается на мысли и пропускает коварный тычок чужим носом в свою щеку. Продолжает холоднее: — Мы даже не дома. — Это придает пикантности. — Я мужчина, Саша. — У каждого свои недостатки. — Костя, пожалуйста… — Сашка поднимает взгляд. Глаза у него большущие, взгляд пронзительный. Просящий, но не теряющий мальчишеского достоинства. — Если у тебя предрассудки, и ты до свадьбы не хочешь, давай распишемся, — совсем уж отчаявшись предлагает Малой. Костю вновь прошибает — нет, это не чувство вседозволенности, не попытка самоутвердиться. Черт его дери, этого искреннего засранца. — У меня паспорта с собой нет, — Костя слабо и смущенно смеется. — Ничего, по студенческому поженят, — находится Сашка и все пытается покрепче обнять Пушкина. Вот он — лохматый, нежный, податливый. Обними да приласкай. Нельзя. Статья за гомосексуализм все еще существует, а главное, по ней все еще закрывают. Малому восемнадцать — а может, и меньше. Он еще жизни-то не видел, зачем ему пожилой Костян и поломанная жизнь. К тому же, он пьян! Костя не может пользоваться его состоянием. Костя, мучимый душевными переживаниями, закрывает лицо длиннопалыми ладонями. Малой цепляет его запястья и убирает руки — хочет видеть все. Он целует Пушкина в лоб, нос, щеки; покрывает поцелуями пальцы, льнет котом. Это ли не тот, чье случайное касание жгло Косте кожу и заставляло все ниже спускать рукав рубашки, прикрывая открытое тело? Это ли не тот, кого Костя видел татуировкой на веке своем с другой стороны? С кем хотел встретить смену тысячелетий, с кем хотел вступить в новую эпоху? Костя! Чего же ты ждешь? Костя отчаянно борется с бурей в сердце, пока в голове — набатом: «нельзя, нельзя, нельзя». Он пьян, он юн, он не осознает, что делает и к чему это все может привести. Сашкина рука ложится на Костин впалый живот. Костя порывисто выдыхает и тихо рычит от ненависти к собственной бесхребетности. Саня ухмыляется и тянется к пушкинскому лицу. Костино воспаленное сознание предлагает обратиться к реверсивной психологии. Кто такой Костя, чтобы ему сопротивляться. Он резко берется за Сашкины запястья и перехватывает инициативу. Напугать, отвадить, заставить передумать, выставить себя мерзавцем — срезать зарождающуюся влюбленность на корню. Глаза Малого округляются, и теперь ухмыляется уже Пушкин. Он опрокидывает Санька на спину и грозно нависает. «Боишься? Хорошо» Ему становится неловко от собственной напористости, и он мягко ведет длинным пальцем по разгоряченной Сашкиной щеке. Сашка не дышит — только глазами бегает, все пытается углядеть Костин замысел. А Костя просто хочет оставить Санька в безопасности. С каждым касанием Малого перед глазами всплывают обрывки фраз, когда-то прочитанных или услышанных: «Пять лет назад почти полторы тысячи посадили» «Кто ж его на работу возьмет, он по голубой статье проходит» «Мужеложца по УДО не выпустят» Следом возникает тревожная мысль: а вдруг сейчас заметят? Так рисковать Сашкиным будущим Костя не может. Он нежно тормошит Сашину прическу (Малой умиротворенно жмурится) и встает с дивана, тут же присаживаясь перед Саней на полу. Малой поворачивается. На лице у него — сплошное разочарование. — Если я тебе не нравлюсь, ты лучше прямо скажи, — с честностью комсомольца проговаривает он. Костя смеется. — Стал бы я ввязываться во все это, если бы ты мне не нравился. — Тогда поцелуй меня, — почему-то шепотом просит Саша. Пушкин отводит взгляд. Медлит, взвешивает, анализирует. «Никто не должен увидеть — все танцуют, пьют или слишком заняты собой» — думает он. «В конце концов, сексуальная революция коснулась даже самой последней библиотекарши. Должны понять» — ищет он утешения. «Была не была» — мысленно машет рукой. — Иди сюда, — шепчет в ответ и наклоняется к Малому. Да только Сашкины глаза уже закрыты, а грудь мерно вздымается, пропуская через себя спертый воздух квартиры. «Надо же, какой я все-таки нерешительный» — смеется про себя Костя, открывая окно. Он возвращается к дивану и предпочитает лечь на полу, дабы избежать утренней неловкости. Снимает очки и кладет рядом с противно тикающими часами. «Полчаса до весны» — лениво думает Костя и проваливается в сон.