Сознание
20 марта 2021 г. в 14:56
Как правило, в кресле, когда через тело Актива пропускают тысячи вольт, тот-который-другой прячется где-то в подкорке. Он не чувствует и десятой доли той боли, которую приходится сносить Активу, зато, когда Актив даёт слабину, первый никогда не упустит своего шанса вырваться из своей крысиной норы и отобрать у него тело. Чаще всего это происходит во время коротких перерывов между миссиями и заморозкой (обнулением), когда за Активом надзор становится чуть менее пристальным и выпадает шанс уединиться и побыть наедине… нет, не с собой. Один он никогда, к сожалению, не бывает. Но со своими маленькими бесполезными трофеями, которые он украдкой мог стащить во время «выгула». Тот-который-другой отбирал у него это время. А потом их всегда ловили, сажали в кресло, и Активу приходилось расплачиваться за другого. Солдат всем своим существом ненавидел его за это.
Поэтому, очнувшись спустя неясное количество времени закованным в подвале, в каких-то средней паршивости цепях, Актив испытал нечто похожее на чёрное удовлетворение, не услышав в собственной голове даже отдалённого эха другого. Ему очень редко доводилось бывать наедине с собой. Это было настоящим даром, ни с чем не сравнимым элементарным удовольствием, как если бы вы каждый долбанный день вашей жизни просыпались и только и делали, что держали дверь, когда кто-то с той стороны наваливался на неё всем телом. С утра и до заката. И даже более того, во время сна вам приходилось бы делать тоже самое, из-за чего спать были бы вынуждены стоя, «одним глазом», упёршись обеими руками. Никакого перерыва — нескончаемая борьба в течение всей жизни. Борьба вокруг него, борьба за него, борьба с ним, борьба внутри него. Его жизнь — это одна сплошная кровавая борьба без малейшего проблеска надежды на покой. И тут кто-то дёрнул переключатель, и время или жизнь вокруг и внутри него остановились, и он впервые за долгое время сполз по стенке на пол, вытянув ноги. Что бы с ним ни сделали, если это позволит хоть ненадолго заткнуть другого, Актив не будет против.
Увы, всё было совсем не так просто, как хотелось бы.
Как оказалось в последствии, его постоянными визитёрами и тюремщиками в одном лице стала цель его последнего задания и его жена — Говард и Мария Старки. Судя по всему, информация, которой обладала Гидра, была до безобразия халтурно собранной. В отчёте не было сказано, что цель будет транспортировать не один человек, а двое, и уж тем более не было сказано, даже намёка не давалось на то, что второй обладает какими-либо способностями.
Про способности женщины стоило говорить отдельно, так как на практике оказалось, что они весьма разнообразны. Однако, наблюдая за женщиной, Актив лишь смог понять, что либо сила заключались в деревянной палке, которую та всё время держала при себе, либо палка служила проводником, а источником — человек, то есть сама Мария. С помощью своего оружия женщина делала невообразимые вещи. Взмах деревянной палочки мог как создать просто из воздуха чашу с холодной водой, так и… влезть в его голову. Актив не должен испытывать страха. У него его просто нет. Оружие в принципе не умеет бояться. Но то, что происходило с ним во время их совместных «сеансов», заставляло что-то внутри Солдата холодеть и страстно желать слиться со стеной.
Это было самым странным, что он когда-либо испытывал. Женщина направляла на него палочку, произносила незнакомое слово, которое Актив уже давно выучил наизусть, и сразу после этого начинался его личный хит-парад красочных калейдоскопов. Боли не было. Первым появлялось ощущение холодящего прикосновения к затылку, лёгкое давление, и если бы его голова состояла из желе — «откуда он знает, что такое желе?» — он бы заявил, что некто вонзил пальцы в его мозг. После этого всегда начинались вспышки самых различных воспоминаний, о наличии которых Актив, как правило, даже не подозревал. Многочисленные кровавые миссии, о которых он напрочь забыл благодаря белым халатам и их чёртовому креслу; десятки неудачных кураторов, нынче, вероятнее всего, покойных, к чьих смерти он отчасти лично приложил руку; короткие разговоры сотрудников Гидры, которые они позволяли себе вести при нём, абсолютно уверенные, что через несколько часов он всё забудет… А также другие, совершенно незнакомые ему воспоминания… О светловолосом мальчике, которому он ставил горчичники и мерил температуру, о темноволосой девочке, которой читал сказки на ночь, о хулиганах в подворотне, избивающих какого-то грязного задохлика, и толпе девиц, восторженно глядевших ему в рот, каждой из которых он отвешивал по комплименту… Нет. Конечно же, не он. Это были не его воспоминания, они того-который-другой, и тот сейчас явно забеспокоился. Актив ощутил покалывание и резь где-то внутри от проносящихся сцен, и это заставило его почувствовать некоторое, пусть и слабое, но удовлетворение. Если ему предстоит торчать в этом плену, терпеть пытки, то пусть хотя бы мучиться он будет не один.
Ему казалось, что прошли часы, может, даже дни, когда калейдоскоп остановился и до Солдата дошло, что весь сеанс длился не более пятнадцати минут, судя по элегантным серебряным часикам на запястье женщины.
В подвале, где его держали, не было окон, и он не мог полноценно оценить, сколько времени уже провёл взаперти. Единственное, на что можно было ориентироваться, так это на час кормления. Каждый день, утром и вечером, ему приносили вполне недурственный, хотя и небольшой паёк. Приносило его маленькое, чахлое, карликовое существо, каких Актив прежде ещё не видывал. Существо отдалённо напоминало рахитного ребёнка с огромными глазами, вытянутым носом и ушами, точно как у летучей мыши; он был выряжен в алое полотенце с золотыми и сиреневыми кисточками, повязанное на манер тоги. На полотенце был вышит какой-то рисунок, но свет от свечи был столь тусклым, что разглядеть его не было возможности даже для Актива. Существо тихо бубнило всякие ворчания себе под нос, оставляло поднос в пределах его досягаемости, само при этом находясь на расстоянии, ровно на таком, на котором руке Солдата, закованной в цепи, до него было не дотянуться.
«Соображает», — с отдалённой жалостью думал про себя Актив.
Спустя два месяца Говард урезал количество своих визитов, очевидно, из-за осознания их бесполезности. Сколько бы он ни пытался вытащить того-который-Баки, это было тщетно. Актив даже придумал себе развлечение: не дать тому-который-Баки захватить тело, пока Старк пытается промыть им мозги. Разумеется, это удавалось не всегда, и примерно один раз из пяти Актив отключался, а когда просыпался, Говарда уже не было. Узнать, пусть и отдалённо, о теме их беседы, можно было на сеансах с Марией Старк, если он очень сильно концентрировался на прошедших событиях, а она не прикладывала много усилий, чтобы копнуть сразу поглубже.
Ещё через полтора месяца Говард Старк и вовсе перестал приходить, и даже сеансы почти прекратились. Активу по-прежнему приносили еду два раза в день, но теперь он всё время проводил наедине с тем-который-Баки, что само по себе подарком нельзя было назвать.
Единственное, что поменялось, в какой-то момент, сидя в полной темноте и одиночестве, Солдат смог отметить, что думается ему куда легче, чем раньше. Если сравнивать то, как механически выстраивались… даже не мысли, скорее это походило на порядок действий, которые гуськом тянулись в узком, мрачного вида коридоре его сознания. Сейчас же он ощущал некоторую свободу, будто стены этого самого коридора расширили, теперь он представлял собой небольших размеров комнату, и мыслей в нём как кроликов расплодилось. Порой Актив даже ловил себя на том, о чём никогда раньше не думал. Например, что картофельное пюре, которым его кормили пару дней назад, понравилось ему куда больше овсянки, хотя, казалось бы, еда и еда, какая разница, какая она на вкус или из чего готовится? Или что ему очень хочется выйти на улицу и погреться под солнцем. Тоже абсолютно не рационально, ведь в подвале была нормальная температура, ровно такая, какая надо, чтобы было не холодно, но и не жарко. Актив ловил себя на этих мыслях, и что-то в его груди испуганно ухало, как если бы его застал куратор за какими-то противозаконными действиями, и его бы ждало наказание.
Возможно, благодаря увеличившемуся объёму мыслей и памяти, своей и чужой, удерживать того-который-Баки на расстоянии стало проще. Погружаясь в раздумья, Актив практически не замечал чужого присутствия в своей голове.
У Марии Старк была небольшая привычка: поглощённая работой, она частенько могла начать разговаривать сама с собой, давая комментарии ситуации или собственной работе. Из-за состояния овоща, в которое Актива вводили фокусы женщины, он редко мог её слышать, но представившимися возможностями пользовался. Насколько он мог понять, Марии удавалось застать того-который-Баки, и в отличие от Актива, другой не помнил практически ничего. Он отзывался на воспоминания, вытащенные Марией, но осознавать себя в них он не мог. Они были для него столь же чужими, сколь и для Актива.
— Кто такой Зола? — спросила женщина после того, как отвела палочку в сторону, и видения в голове Солдата рассеялись. Он поднял на пленительницу хмурый взгляд, сильнее стиснув и без того плотно сжатые челюсти. Он не собирается ничего ей выбалтывать, по своей воле уж точно. Мария с иронией изогнула бровь, проницательно считывая мысли Актива с его каменного лица. — Нет? Ну и ладно, — дернув плечом, легко согласилась она. — Я же всё равно узнаю.
В задумчивости постучав кончиком палочки по своим накрашенным губам, она опять задала вопрос:
— Рука не болит?
Ответом ей было точно такое же гробовое молчание. Конечно же, Старк спрашивала о протезе. Ещё когда Говард приходил к нему, он проявлял поползновения в сторону бионики, жаждая вскрыть и изучить её, но после того, как в результате одной из попыток едва сам не потерял руку, желание изучить Актива как новую игрушку у него отпало. Спасся он, разумеется, только благодаря жене, всегда присутствующей на их встречах.
К сожалению, сама бионическая рука была в крайне плачевном состоянии. После нападения на шоссе, в результате которого он оказался в столь критическом положении, бионическая рука словно бы заглохла. Актив явственно помнил металлический скрежет сквозь пелену боли, а также то, как неестественно его выкручивало… Возможно, несущую конструкцию в протезе заклинило или она дала трещину, хотя это было крайне маловероятно. В любом случае после его первого пробуждения Солдат обнаружил, что теперь от его руки толку не больше, чем от винтовки с погнутым дулом. Беспокоить она, увы, беспокоила. Особенно сильно при неудачном повороте или движении; боль была острой, простреливающей, но пропадала почти сразу, лишь только он возвращался в прежнее положение.
Сейчас его рука, идеальное оружие Гидры, было абсолютно бесполезнейшим хламом. Как и он сам. Сломанное, непригодное оружие.
Мария смотрела на него выжидательно ещё несколько минут и вскоре покинула камеру, так и не услышав от него ни слова.
Первым, мало-мальски интересным событием, случившимся с момента его заточения и вырвавшим из состояния ужасного деградирующего анабиоза, в котором варились Актив и тот-который-Баки, был прогремевший откуда-то сверху взрыв. С потолка и стен посыпалась пыль и мелкие кусочки камня. Судя по глухому отголоску, Актив недооценил глубину, на которой находилась его темница. Он думал, что его просто заперли в подвале, но, скорее всего, он обитал на глубине не менее двадцати метров под землёй. Не то, чтобы это было хорошим открытием для него. Впрочем, особо сильно после происшествия для Актива ничего не поменялось. В тот день ему, как и раньше, принесли еду, и на следующий день тоже, и на тот, который следовал после него, и так далее, и тому подобное.
Однако после этого Мария не являлась к нему три с половиной недели, а когда всё же пришла, даже Солдат смог отметить изменения в её лице. Практически незаметные. Не лицезрей он эту женщину, и только её, в течение полугода, он и не заметил бы эту мёртвую, пустую маску на её лице. Было предельно ясно, что произошло что-то очень плохое, но получить хоть крохи информации Активу было неоткуда.
В этот день Мария не стала лезть в его голову. К удивлению Солдата, женщина, изъяв из рукава палочку, начертала в воздухе кованый витиеватый стул и такой же столик, водрузила на него поднос с чайным сервизом и принялась с напускной безмятежностью пить чай, уставившись стеклянным взглядом в тёмный угол комнаты.
Она ничего не спрашивала у Зимнего Солдата, не колдовала над ним, даже не смотрела в его сторону. Просто сидела и, полностью погружённая в свои туманные мысли, пила чай. В отблесках огней немногочисленных свеч можно было разглядеть красные белки её блестящих от влаги глаз.
Это был самый необычный и странный из всех визитов. Актив никак ей не мешал, изображая из себя предмет интерьера, лишь краем глаза наблюдая за слишком плавными движениями, идеально ровной спиной и плотно сжатыми бледными губами. Выпив полторы чашки, Старк встала, взмахом палочки убрала сервиз и мебель и так же молча удалилась, оставив озадаченного Актива наедине с самим собой. Это было абсолютно бессмысленно и нерационально, а потому Солдат мог лишь ломать голову над тем, какой тайный помысел или уловка содержались в действиях ведьмы.
Деревянная сцена. Свет софитов, направленный на него. Огни слепят глаза. Играет непонятная, незнакомая ему быстрая музыка. Она должна была бы раздражать, но он не испытывает этого чувства. Ему надо танцевать, но он делает это так, словно его ноги и руки привязаны к ниточкам, за которые кто-то сверху постоянно дергает. Солдат не понимает, что происходит, ведь он по определению не может здесь находиться. Ему не страшно: им управляли всю его жизнь, но ему неприятно, хочется уйти, сбежать отсюда. Он продолжает отбивать чечётку, подкидывает бамбуковую трость в воздух, смотря вверх, в темноту, меж ярких огней, и видит огромную, необъятную тень, расползающуюся так далеко, что и не обхватить взором. Его тянет за шею, он отвлёкся. В последнюю секунду успевает поймать трость и продолжает танцевать. В эту же секунду угол обзора резко меняется. Он смотрит из-за спины собственного, продолжающего плясать тела. Он находится в собственной тени и чувствует, как что-то сдавливает его шею. Он поднимает паль… нет, не пальцы, у него больше нет рук, только одна когтистая, покрытая чёрной шерстью… лапа?
Актив просыпается так резко, словно на него опрокинули ушат ледяной воды. Сердце в груди колотится, будто он пробежал марафон. Это было… так странно. Ненормально. Он спал, но видел… себя? Актив опустил взгляд на свою живую руку. Она была абсолютно нормальной, только выпачкана в чём-то белом. Актив потёр пальцы. Мел. Опустил взгляд на каменную плиту перед собой.
«Убирайся из моей головы», – гласила надпись, написанная определённо его собственной рукой, но не его почерком. Этот был более корявый, косой, хотя «Р» и «В» имели точно такие же завитки, как и у Актива. Несколько секунд Солдат тупо рассматривал надпись, как будто та сейчас вскочит с каменной плиты, отрастит себе ноги и ускачет в закат. Разумеется, этого не произошло, и Актив с ожесточением двинул сапогом по надписи. При виде этих размазанных каракуль внутри него поднималось что-то чёрное, яростное, полное ненависти и злобы, что-то жаждущее крови.
— Ты видел сон, — сказала Мария, прикасаясь палочкой к виску и вытягивая из него тонкую светящуюся нить, опуская её в стеклянную пробирку. Это случилось после очередного сеанса. Он впервые заговорил с ней. Впервые задал вопрос, что беспокоил его уже несколько дней. С того момента он не сомкнул глаз и, надо признать, по истечению пяти суток чувствовал себя неважно, настолько, что даже начал слышать присутствие того-который-Баки в своей голове. Тот был буквально в шаге от перехвата контроля над телом, но пока этого не произошло, Актив хотел задать этот вопрос.
— Ты никогда не видел сны? — поинтересовалась она, глянув на него через плечо. Он ничего не ответил.
— Ладно. В любом случае… это нормально. Людям снятся сны, когда они спят, так устроен наш мозг. Он показывает тебе картинки из накопленных образов, чей скрытый смысл понятен твоему подсознанию, но не понятен сознанию. Иногда таким образом твой мозг пытается решить какую-то мучающую тебя проблему. По крайней мере, я слышала, что маглы так это объясняют.
Актив поднял на женщину взгляд, в котором читался не один немой вопрос.
— Хочешь, чтобы я его истолковала? Тогда тебе нужно его рассказать. Я, конечно, могу и сама поискать, но это будет лишней тратой времени, — он отвернулся. У Актива не было уверенности, насколько это безопасно и правильно ли вообще. — Окей, — хмыкнула Старк, правильно истолковав его хмурую мину. — Просто, скорее всего, ты начал их видеть, потому что тебе перестали стирать память, вот и всё. В этом нет ничего страшного, и это не повод, чтобы перестать спать.
Как только она покинула камеру, Солдат моментально отключился.