***
— А безопасно ли выпускать его на люди? — прошептала Гермиона, глядя на Тома поверх книги. — Эм-м… — Рон замолчал, оторвавшись от своих шахмат, с которыми отважно сражался. — Я… так не думаю? — Бродяга здесь, — тихо ответил Гарри, стараясь не слишком пялиться. — Он не причинит нам вреда. — А ты … уверен? — обеспокоенно прошептала в ответ Гермиона. — Вы осознаете, — заговорил Том Риддл с другого конца комнаты, уставившись на книгу в своих длинных ушибленных пальцах, — что шепчетесь очень громко? И на сегодня моё терпение практически исчерпано. — Он немного ворчливый, — добавил Сириус. — Он познакомился с Клювокрылом. — Эту адскую тварь, — тихо прорычал Том, слегка приглушенным голосом из-за своей книги, — надо застрелить. — Вспыльчивый, — Сириус закатил глаза, вытаскивая палочку, чтобы бездумно поиграть с наколдованными искрами. — Это разве… — голос Гермионы повысился почти до писка, — …безопасно? Разве он не может украсть твою палочку? — А? — Сириус удивленно моргнул. — Он? Я чертовски надеюсь, что нет. Том издал звук, который невозможно было скрыть: возмущенное шипение. — Бродяга остановит все, что угодно, — хмыкнул Рон, сдвигая одну протестующую фигуру. — Или просто укусит его. Как в тот раз. — Я же сказал, что мне очень жаль! — защищался Сириус с игривым раздражением. — Но нет, я сомневаюсь, что мы совместимы. — Совместимы? — оживилась Гермиона с любопытством, — Это как палочка выбирает волшебника? Том с откровенным отвращением опустил книгу. — Как вы все настолько глупы, что не владеете самой элементарной информацией? О, прошу прощение, это же ваша страна просто сожгла и уничтожила историческую информацию, так как вами управляют некомпетентные болваны. — Ух ты, — вздохнул Сириус, слегка дернув щекой, — жаль, что ты не сказал это со своим очаровательным акцентом. Лицо Тома было впечатляюще спокойным. — Палочки не выбирают волшебника, — злобно прорычал Том, лично оскорбленный пренебрежением и дезинформацией, которые витали в комнате. — Наши магические ядра формируются через наш опыт и настраиваются на нас лично. Нельзя просто взять и использовать чужую палочку. — Что? — Рон моргнул широко раскрытыми глазами, рот его приоткрылся. — А почему бы и нет, черт возьми? Я все время это делаю. Том выглядел так, словно вот-вот выскочит обозленным из комнаты. — Ты взорвешься, — вмешался Сириус со слегка разочарованным вздохом. — Это э-э… немного более очевидно с… некоторыми типами магии… если бы… скажем, Малфой использовал палочку твоей мамы, я думаю, хорек потерял бы всю свою чертову руку. Рон попытался сдержать улыбку, но ему это не удалось. — Но если ты воспользуешься палочкой своего брата, то, скорее всего, ничего не случится. Это в значительной степени зависит от кровного родства и типа магии, которую ты чаще используешь. — Сомневаюсь, что хоть одна из твоих волшебных палочек отреагирует на меня соответствующим образом, — кисло отрезал Том, перевернув страницу в книге. — И не из-за твоих раздражающих заблуждений относительно светлой и темной магии, мое магическое ядро и магия превосходят любые возможности твоей палочки. Рон скривился и выпятил подбородок. — Эй! Докажи это, говнюк! Том захлопнул свою книгу. Сириус выглядел готовым вмешаться. — Считаешь меня дураком? — кисло выплюнул Риддл, его глаза горели от уровня его раздражения. — Ты думаешь, я не знаю, где нахожусь? Мне нечего тебе доказывать, предатель крови. Сириус слегка нахмурился и склонил голову набок. — Нет, вообще-то… в этом есть смысл. Вот. Затем, к большому ужасу Гарри, Сириус перевернул свою палочку и предложил ее Тому рукоятью вперед. В комнате будто похолодало, дыхание Гермионы замерло. Том замер. — …ты совсем не милый, Блэк, — тихо произнёс Том. — Я знаю, — резко ответил Сириус. — Я хочу это проверить. Выпусти искры, и если ты сделаешь что-нибудь еще, я разорву тебе глотку и покончу с тобой. Том медленно втянул воздух через нос. Он протянул левую руку и взял палочку Сириуса. Он держал ее изящно, палочка казалась маленькой в его ослабленной руке. Бледная кожа, настороженные глаза. — Periculum, — проговорил Том плавно, голос перешёл на что-то более текучее, столь же явно латинское — и с приглушенным хлопком с кончика палочки посыпались красные искры. Почти мгновенно Том откинул голову назад и тихо зашипел от боли. Он напрягся и захрипел, прерывистое дыхание вырывалось из сомкнутых челюстей. Сириус дернулся, когда его палочка со стуком упала на пол, слегка подпрыгнув на досках пола. Том не смотрел на свою руку, он смотрел вперед на стену. Его ноздри слегка раздувались в такт контролируемому тяжелому дыханию. Его левая рука согнулась, медленно разгибаясь, чтобы как можно незаметнее скользнуть к своей книге. Даже на другом конце комнаты было видно, как его рука дымится темно-серыми завитками. Толстые волдыри пузырились, от них исходил легкий запах обугленного мяса. — Вот что бывает, когда магия несовместима, — прощебетал Сириус, поднимая свою палочку с пола. Лицо Тома не дрогнуло. Тонкая струйка крови извивалась по его запястью, скрываясь под рукавом. Впервые за все время Гермиона не нашлась, что сказать.***
Входная дверь открылась с мягким скрипом и безошибочным звуком походки Альбуса Дамблдора. Вслед за этим послышался резкий стук каблуков по деревянному настилу. Том Риддл очень надеялся, что есть еще один человек; он боялся того дня, когда Альбус Дамблдор откроет туфли на шпильках. Голоса стали громче, и с лестницы показались два человека. — Директор! — Гарри, затаив дыхание, ухмыльнулся, а Рон с ворчанием поднял голову. Гермиона слабо улыбнулась, почувствовав облегчение от того, что вернулся символ стабильности и безопасности. — О, — произнес Сириус, и это слово слетело с его губ, как олень, спотыкающийся о лед. — О, нет. Том спокойно обвел взглядом женщину, следовавшую за директором. Она не могла быть слишком старой; у нее виднелись следы возраста, которые не смогут скрыть никакие зелья или процедуры для кожи. Худощавая и непритязательная, но физический рост мало что значил в мире магии. — А, — тихо усмехнулся Альбус, — Я вижу, ты узнал нашего уважаемого гостя. Сириус попятился, безмолвно запинаясь, прежде чем издать тихий писк. Что ж, это уже было довольно интересно. — Сириус Блэк, — произнесла женщина с легким акцентом, хотя ее английский был безупречен. Произношение как бы округлое и артикулированное по-другому — Бельгийка? Может быть, румынка? Сириус съежился, женщина даже не улыбнулась. — Сбежавший заключенный, отсидевший в Азкабане ужасное количество времени. Я предполагаю, что вы провели достаточно времени в бегах, — выпалила она с небольшой странностью в голосе. — Впечатляет, может быть, мне стоит пригласить вас на ужин? Гарри разинул рот, а Сириус побледнел. — О, не надо слишком дразнить мальчика, — Альбус тихо усмехнулся. — Я боюсь, что он может сбежать от тебя. — Или отгрызть свою ногу в отчаянной попытке сбежать, — ответила женщина ровно и спокойно. — Полагаю, я не нуждаюсь в представлении, но ради драматизма могу. Я Крина Димитриу, которую оторвали от работы по просьбе Альбуса. Тому не понравилась эта женщина, кстати, Сириус Блэк, — сбежавший заключённый? — отшатнулся от неё. — Я много слышала о вас, мистер Блэк, — спокойно продолжала Крина. — Слухи распространяются и на моей работе. К несчастью, меня не подкупили и мне не заплатили за то, чтобы я занималась вашим безумием. Крина Димитриу обернулась, она была на высоких каблуках под своей довольно непримечательной одеждой: брюки и консервативная мантия. — Мистер Риддл, я полагаю, — заговорила она. Её глаза острые, но при этом обычные. В близи форма лица женщины заставила его неуверенно ассоциировать ее все-таки с румынским происхождением. — У нас назначена встреча.***
Комната опустела — Сириус Блэк слишком торопился сбежать. Рон, Гермиона и Гарри тоже быстро ушли под спокойными призывами Альбуса Дамблдора. Дверь гостиной закрылась, отделяя довольно большую комнату от остальной части дома. — Ну, это было очень утомительно, — вздохнула Крина, вытирая рукой пыль с одного из стульев. Та взмыла в воздух, мягко кружась вокруг. Том наблюдал за ней, слегка нахмурившись. Его рука горела, бедро пульсировало. Дверь открылась, и Альбус снова просунул голову. — А, вино, которое вы заказали. Крина закинула ногу на колено. — Спасибо, Альбус, дорогой. Я, конечно, надеюсь, что это из виноградника, о котором вы говорили. Я бы сама его принесла, если бы не ваше столь оперативное приглашение. Как жаль, что вы прервали меня, я полагаю, это ваша старая привычка. Альбус слегка занервничал, левитируя бутылку через всю комнату. Том заметил, что она была бледно-голубая, почти лазурного цвета, но он ее не узнавал. Возможно, со временем изменились и стекольные компании. — Ах, прошу прощения, дорогая Крина. Уверяю вас, я сделаю так, что это будет стоить вашего времени. Глаза Крины сосредоточились на юноше, когда она подняла бутылку в воздух и начала водить ногтями по пробке. — Сомневаюсь, Альбус, что вы можете предложить мне что-то такое, что будет стоить моего времени. Единственная стоящая возможность сейчас — попытаться выяснить, почему я здесь. Том Риддл, я полагаю. Я редко забываю имена. Лицо Тома слегка дернулось при виде внезапно появившегося на нем внимательного взгляда. — Как жаль, — начал Том, облизнув губы, — что меня так мало беспокоит ваше. Она слегка наклонила голову, не выглядя удивленной или обиженной его колкостью. — Как приятно это слышать, — вежливо ответила она. — Я ненавижу тратить время на разговоры о хобби, не представляющем интереса. Поскольку ты уже услужливо определил нашу динамику, ты определил и тему нашей концепции. Похоже, нам есть, что обсудить, мистер Риддл. Глаза Тома слегка расширились, Альбус судорожно выдохнул. — Ах, да, — Альбус Дамблдор слегка дернулся, — Крина, вы можете обсудить … — Хотя мистер Риддл не достиг совершеннолетия, вы не являетесь его опекуном или законным представителем, — оборвала Крина хладнокровно. — Как таковой, он не является ни вашей ответственностью, ни вашим подопечным. Наши обсуждения конфиденциальны, дорогой Альбус. На них также нельзя влиять, иначе я могу прямо сейчас вернуться домой и продолжить работать над своей книгой. Челюсть Альбуса Дамблдора захлопнулась, он выглядел соответственным образом наказанным. — Ах, моя ошибка, — начал он, сделав небольшую паузу. — Простите меня. Зовите, если… эм. Будет необходимо моё присутствие. Альбус нырнул за дверь и тихо прикрыл ее. Крина тихонько вздохнула и, вытащив тонкую палочку, постучала ею по бутылке с вином. Та волшебным образом открылась, и пробка растворилась в воздухе. Из сумки, которую она принесла с собой, она достала хрустальный бокал на ножке. Том в скрытом замешательстве наблюдал, как она наливает себе скромный стакан темно-красной жидкости. — Как я уже вкратце сказала, — спокойно начала она, — твой уникальный статус несуществующего приравнивается к моей… забывчивости в отношении контроля над законами, касающимися ответственности перед твоим опекуном. Твои действия никоим образом не влияют на других, и я не обязана раскрывать информацию независимо от содержания или намерения. Ты не принадлежишь ни к большинству, ни к меньшинству. Ты не существуешь, и я едва ли вижу необходимость сообщать об всем Альбусу. Наконец она подняла глаза и достала из сумки еще один хрустальный бокал. — Вина? В конце концов, ты еще несовершеннолетний. Том коротко кивнул, настолько ошеломленный, что не мог придумать, как противостоять странной личности этой женщины. — Превосходно, — она напевала, взмахивая палочкой и едва слышно шепча заклинания. — Забавно, не правда ли? Я знаю два оскорбительных заклинания и еще дюжину для открытия и запечатывания бутылок вина в зависимости от содержания, — она раздраженно закатила глаза. — Шардоне требует… менее сильного прикосновения. Она взмахнула палочкой и заговорила, отлевитировав хрустальный бокал к Тому. Он поймал его правой рукой, изящно придерживая. Крина еще не сделала ни глотка, а он не дурак, чтобы пить раньше нее. — Скажите, мистер Риддл, откуда я? — решительно спросила Крина. Риддл слегка покрутил стакан. — Румыния. Она кивнула без малейшего признака несогласия. — Румынское магическое образование делится на специализированные области, определяемые по профессиям. В юности я решила более тщательно исследовать магию разума. Том слегка напрягся. — Легилименция не простое искусство. Крина улыбнулась, тонкая изогнутая вверх губа была скрыта секундой позже глотком вина. — Это правда, — проговорила она после того, как сглотнула, ее губы покраснели. — Я не претендую на мастера легилименции. Я нахожу более естественным резонанс с окклюменцией. Фактически, Всемирный совет по сертификации согласен с моим утверждением, что я являюсь экспертом в этой области. Том сделал глоток вина. Вкус был гладким, а затем резко осел кислинкой на языке. Пары алкоголя ударили ему в нос. — Я мастер астральной проекции, консенсуальной одержимости и разделенного сенсорного восприятия, — спокойно продолжала Крина. — Хотя в среднем я открываю больше винных бутылок, чем чужих чувств. Том спокойно отпил еще глоток. — Я опубликовала несколько книг, в которых исследуются умственные способности людей, подвергшихся различным проклятиям. Меня также привлекали для помощи с когнитивными исследованиями для нескольких темных когнитивных заклинаний, таких как сломанная личность. Было опубликовано несколько исследований, если тебе небезразлична такая бессмысленная информация. Том постарался не обращать внимания на маленькую шпильку, пронзившую его при этих словах. — Почему вы считаете, что это информация бессмысленная, если потратили на нее столько времени? Крина откинулась на спинку стула, чтобы устроиться поудобнее. — Бессмысленная, потому что к вам это не относится, Мистер Риддл. Я одна из самых опытных ведьм-медиумов в мире, и я ненавижу, когда мое время тратится впустую. Не всех можно подкупить алкоголем. Лицо Тома слегка дернулось. — Вы слишком молоды, чтобы достичь таких высот за столь короткое время. Крина даже не моргнула. — У меня очень напряженная работа. Я принимаю больше расслабляющих ванн, чем советуют для моего собственного здравомыслия. — Вы сидите в пузырях и забываете обо всем на свете? — холодно спросил Том. — Конечно, нет, — Крина сделала глоток из своего бокала. — Я разоряюсь на лаванду и вулканические соли. Поверьте мне, Мистер Риддл. Не все из нас выползли из кишащей червями траншеи. Рука Тома сжалась вокруг стакана, который он держал. Другая рука сжалась, пока не лопнули волдыри. — О боже, — заметила Крина, не слишком обеспокоенная видом засохшей крови и гноя. — Это выглядит как несовместимый магический урон. Я удивляюсь, почему вы вообще попытались сделать что-то настолько вредное для себя? Последовала пауза, затем Крина покачала головой. — Прошу прощения, это был риторический вопрос. Мой пациент отказывается говорить, поэтому я делаю это за нас обоих. — Я бы не возражал, если бы мы перестали говорить все вместе, — улыбнулся Том едко и резко. — Потому что мои слова звучат угрожающе, — парировала Крина. — Потому что ты наслаждаешься ложным чувством страха, которое внушаешь другим. К сожалению, мне довелось столкнуться с бесчисленными ужасами, и ты не произвел на меня того впечатления, на которое надеялся. Том проигнорировал острый подкол и то, как вспыхнул его гнев на мгновение. — Вы когда-нибудь устаете от бессвязной болтовни? — Вы когда-нибудь устаете от попыток внушить страх другим, несмотря на отсутствие физических доказательств ваших способностей? — возразила Крина почти с игривым оттенком. — Может быть, вам стоит свернуть птице шею ради меня? Заколите котенка, чтобы показать мне вашу истинную психопатическую природу, Мистер Риддл. Том испытывал противоречивые чувства. Он мог повиноваться бурлящему голосу в своем сознании, который убеждал его наброситься и подтвердить, что он был чем-то, чего следовало опасаться. С другой стороны, делая такие вещи, он подтвердит, что все, что она сказала, было действительно и как таковое применимо к нему. Том Риддл прожил так долго, будучи самым умным существом в этой комнате. Он преуспевал, зная, что у него есть преимущество, и любое время, когда он был без него, было, несомненно, хаосом. Том Риддл прикусил язык и с трудом сдержался, подавляя вскипающий в крови гнев. Крина улыбнулась, склонив голову в самом тонком проявлении восхищения. — Впечатляет, — спокойно пробормотала она. — Я была почти уверена, что ты на это клюнешь. Рука Тома слегка дернулась, но он не ответил. — Я думаю, что эта твоя рука очень поражает, — сказала Крина, делая маленький глоток. В ее бокале оставалось совсем мало вина, но это, казалось, ничуть ее не смущало. — Тот факт, что ты сознательно использовал чью-то палочку, зная о возможных последствиях. Ты оценил свои риски и преимущества и игнорировал последствия боли или возможность травмы. Ты ни разу не колебался, и твой бокал не опрокинулся, несмотря на волнение. Амбидекстр? Губы Тома слегка дрогнули. — Доминирующая левая рука-это знак дьявольского ребенка. — Для тебя есть гораздо больше признаков, чем основное использование левой руки, — заметила Крина. Том слегка кивнул в ответ. — Какое отчаяние ты, должно быть, испытываешь, — тихо продолжила Крина, замолкая, постукивая пальцами по хрусталю. — Добровольно искалечить себя этим. Судя по твоей собственной магической подписи и состоянию комнаты, когда я вошла, ты использовал палочку мистера Блэка? Молчание Тома сказало само за себя. — Как любопытно, — задумчиво произнесла Крина, и в ее глазах впервые мелькнула искорка чистого любопытства. — Ваше ядро и подпись должно быть очень разные, чтобы отреагировать так… враждебно, на кого-то другого. Тогда ты, должно быть, невероятно бережно относишься к своей палочке, у кого она сейчас? Том сделал глоток своего напитка и задержал его на языке. Он сглотнул и проглотил свою гордость. — У Альбуса Дамблдора. — Я поговорю с ним, чтобы он вернул её, — отреагировала Крина почти мгновенно. — Скажи мне, ты причиняешь себе боль? Том не ответил, и Крина тихо фыркнула. — Простите меня, — напряженно извинилась она. — Я совсем забылась. Иногда трудно говорить с молодежью из-за цензуры над такими… темами. Могу ли я отклониться от темы на более знакомую область? Том внимательно посмотрел на нее. — Как вы предлагаете это сделать? Крина поставила стакан на пол и снова полезла в сумку. Она достала небольшую бумажную коробку вместе с каким то незнакомым пластиковым предметом. Она открыла коробку, и Том никогда не забудет этот бумажный яд, который успокаивал его, когда дрожала земля. — Вся эта пачка твоя, — она вежливо передала ее. — Я полагаю, ты справишься с зажигалкой. Она маггловского происхождения, но проста в эксплуатации. Отказ от никотина — это жестоко, учитывая твою ситуацию. Том нащупал один из гладких бумажных рулонов. Маленькие пятна на его пальцах все еще были, прошло много времени с тех пор, как он нашел пачку в разрушенных руинах бомбоубежищ. У зажигалки была кнопка, он щелкнул ею и обжег пальцы знакомым теплым поцелуем. — У тебя есть сигареты, — спокойно сказала она, — у меня есть вино. Я хочу, чтобы вы поговорили со мной, Мистер Риддл. Вы более очаровательны, чем я предполагала, и мы все знаем, что вы не так хорошо адаптируетесь, как хотите показать. Конечно, вы отличный актер. Том затянулся, задыхаясь от дыма, что обнимал его горло. Асбест под кожей, охлаждающее жужжание, чтобы успокоить рой ос, которые впрыскивали яд в его кровь. Возможности, которые предоставляла ему эта женщина, давали ему выход, принося в жертву его гордость и безопасность. — Вы работаете на Дамблдора? — спросил Том приглушенным смогом голосом. — Нет, — ответила она с улыбкой, — Дамблдор — один из моих пациентов. Или скорее… он проверяет мою информацию, чтобы убедиться, что она достоверна. Дамблдор работает на меня. О, это было что-то другое. — Возможно, нам следует начать этот разговор иначе, но более продуктивно, — предложила она с нейтральной позиции. — Какое заклинание ты произнес в последний раз? Том сказал ей, перекатывая латынь на языке, как будто это было вино, которое она пила. Она кивнула без малейшего признака неудовольствия. — Заклинание обнаружения трупа. Зачем ты искал трупы? — Одежда, — коротко и без колебаний ответил Том. — Моя рубашка была порвана, я искал среди мертвых рубашку, которая ещё не сгнила. — Ммм, — сказала Крина. — Ты, должно быть, ненавидишь магазины одежды. Юноша чуть не рассмеялся. — Интуитивно. Крина опрокинула свой уже пустой бокал. — Том Риддл, я верю, что у нас будут замечательные беседы.***
— Ты идешь по дороге и видишь раненую птицу, — Крина помолчала, слегка наклонив голову. Морщинки в уголках ее глаз теперь стали заметнее. — Или… скорее, ты видишь раненого. Может быть, это будет более понятно? Ты видишь раненого человека, лежащего в укрытии возле здания. О чем ты подумаешь в первую очередь, Том? Ему захотелось солгать, сказать правильный ответ, которого она ожидала. Было желание сказать правду, единственный вариант, который оставит её пребывать в шоке и отвращении к его натуре. — Это… человек, — начал Том, и это слово показалось ему странным и онемевшим, словно он впервые на своей памяти сказал правду. — Раненый человек. Мне все равно. Крина тонко улыбнулась — единственное выражение, которое он наконец смог добиться после часа пребывания с ней. Оно не было ни осуждающим, ни резким. Это было не одобрение или разочарование, это было ее…выражение равенства. Конечно, они оба были личностями, у которых были темы для обсуждения. — Моя первая мысль — это осознание того, что он также ранен, — она молча кивнула. — И все же я хочу использовать эту возможность, чтобы добить его. Я хочу раскрошить все кости. Существует изначальное неприятие слабости, которое никто никогда не обсуждает. Отбраковка ослабленных побегов, удаление сорняков. Это так же распространено и естественно, как желание защищать и лелеять. Конечно, я бы не раскрошил их, но моя первая мысль — сделать это. Крина чуть-чуть подалась вперед всем телом. — Я совершенно в своем уме и тоже испытываю подобные мысли. Почему же ты считаешь себя таким монстром? Во рту Тома было скользко и холодно. — Я и есть монстр. Крина впервые нахмурилась. — Это тот ярлык, который ты теперь ассоциируешь с собой? Монстр? Она казалась разочарованной или расстроенной чем-то, чего Том не мог понять. — В этом мире у нас нет настоящих монстров. У нас есть понятия и необъяснимые явления, которые мы приписываем чудовищам. Убийство не делает из тебя монстра, Том Риддл. Том вздрогнул. Он чувствовал себя опустошенным, как будто что-то выпотрошило его внутренности, как тыкву в Хэллоуин. — Вы понятия не имеете, что я сделал и что еще сделаю. Крина издала тихий звук, легкий невесомый вздох. — Как это лениво, дискредитировать твое будущее и веру, какая она бы у тебя ни была, из-за такой мелочи, как стечение обстоятельств. — Оставьте мою веру в покое. — Могу себе представить, — резко бросила она, глубоко врезавшись в него взглядом, словно оголенная проволока в бедро. — Что ты сделал все возможное в своей жизни, чтобы убедить других, что ты именно такой демон, каким хотел бы быть. Возможно, тогда, как ты полагаешь, есть причина, по которой все покинули тебя.***
— Сюда идет ведьма-медик, — лениво проговорила Крина, наконец-то достаточно расслабившись после некоторого прогресса в психоанализе Тома. — Она ждет снаружи. Она проведет полное медицинское обследование. Тебе нужно обновить бесчисленное множество прививок. Никотин было единственным, что успокаивало его, когда он пытался подавить желание наброситься. — Я так и предполагал. — Еще раз повторяю, тебя не существует в мире документации, — спокойно сообщила Крина. — Все медицинские записи связаны с моими собственными диагностическими отчетами и документами. Я буду знать обо всех результатах, но, конечно, никто другой не будет иметь законной возможности ознакомиться с ними. — Сомневаюсь, что вы сообщили бы об этом Дамблдору, даже если бы я умирал, — сказал Том сухо и горько. Он сделал глубокий вдох, от которого перед глазами все поплыло. — Ты совершенно прав, — Крина улыбнулась, слегка скривив губы. — Я бы не стала. Он вызывает у меня головную боль и еще больше бумажной волокиты. Ты бы предпочел, чтобы я осталась на время твоего обследования, или просто отправить сову позднее со всеми результатами, которые мы должны проработать? — Отправьте сову, — резко ответил Том. — А еще лучше купите мне сову. — Я опасаюсь, что ты убьешь ее назло, — промурлыкала Крина. — Разве психологи не должны привязываться к своим пациентам? Крина тонко улыбнулась, едва заметно выражая свое одобрения. — Ты совершенно прав. Я принимаю только конкретных клиентов с качествами, которые нахожу интересными. Я не могу не чувствовать себя привязанным к ним. Я знаю тебя совсем недолго, но уже очень привязалась. Неужели это делает меня дурой, Том? Он громко усмехнулся. — Да. Ты всегда глуп, если испытаешь чувства к кому-то. Крина улыбнулась, морщинки в уголках ее глаз сморщились. — Я сказала, что у меня появилась привязанность. Почему идея привязанности приравнивается к нежным чувствам? Это то, во что ты веришь? Что быть очарованным умом другого в конечном счете приведет к дружбе, любви или семье? Том слегка оскалил зубы. — Я этого не говорил. — Не говорил, — согласилась она. — Сомневаюсь, что ты хоть раз в жизни позволял себе привязываться. Или, по крайней мере, не к кому-то живому. Том не дрогнул, но по легкой ухмылке на лице, она поняла, что в любом случае выиграла этот спор. — Я буду на связи, — Крина улыбнулась, собирая свои бокалы и полупустую бутылку. Она оставила его с полупустой пачкой сигарет и маггловской зажигалкой. — Постарайся больше никому не навредить, — заговорила Крина тихим протяжным голосом. — Причинение вреда самому себе — это в пределах моей зарплаты. На других это не распространяется. Она прошла мимо него, щелкнув каблуками. Как только дверь закрылась, Том схватил ближайшую подушку и с воплем швырнул ее через всю комнату. Он схватил наполовину стлевшую сигарету, отчаянно закуривая ее, вдыхая с такой силой, что фильтр обжег ему пальцы. Он задыхался от дыма, когда дверь открылась и в комнату ввалилась толстая ведьма. Она бросила взгляд на дым, прежде чем ее глаза тревожно расширились. Она поспешно закрыла дверь и дрожащими пальцами достала волшебную палочку. — О, боже, это Драконья оспа? — она поспешно подошла, широко раскрыв глаза от дыма. — Нет, — Том заскрежетал зубами, переворачивая обожженный конец сигареты, чтобы потушить ее о диван. Сигарета удовлетворенно зашипела. — Это маггловское. — Ох, — Ведьма вздохнула в замешательстве, но, к счастью, больше не обратила на это внимание. — Ну, мы здесь для полной проверки документов, Мистер Риддл! Могу я задать вам несколько основных медицинских вопросов, прежде чем мы начнем осмотр? Том все равно не мог спорить, поэтому кивнул. — Вы когда-нибудь раньше лежали в больнице? — бодро спросила она. У Тома чуть не задергался глаз. — Из-за маггловской болезни, — он стиснул зубы. — Скарлатина. Она встревоженно моргнула и сделала запись. — У вас есть какие-нибудь хронические заболевания, такие как астма? Том демонстративно не смотрел на сигареты, все еще лежавшие рядом. Вопросы продолжались, продолжались и продолжались по различным темам, на которые Том либо не мог ответить, либо они были очень простыми. Дата его последнего визита к стоматологу, которого Том никогда не посещал, любая травма в младенчестве была за пределами его знаний. Весь раздел, посвященный семейному анамнезу, был ему совершенно чужд. Это было раздражающе и унизительно, особенно с явно скрытой инфекцией нескольких болезней, которые он узнал по названию: холера, лямблии. Медиведьма выглядела особенно озабоченной, когда ей удалось вытащить полдюжины насекомых из раздражительной чесотки. — Так, — пискнула она, слегка позеленев. — В тебе пять футов и семь дюймов, то есть что семьдесят сантиметров. Немного… О, совсем немного, дорогой. Ты весишь сто один фунт, или сорок пять целых и восемь десятых килограмма. Это индекс массы тела пятнадцать целых девять десятых, что немного маловато для вашего возраста. Том закатил глаза и небрежно проигнорировал встревоженное бормотание женщины. Он снова включился только тогда, когда она проявила явное беспокойство по поводу различных недостатков питательных веществ. О, это будет восхитительно, когда она заставит его раздеться. В конце концов время пришло, и она слегка покраснела от беспокойства. К тому времени, как он был вынужден снять рубашку, она уже успела обратить внимание на несколько вещей, которые выглядели неправильно. Впадины его ключиц, то, как выступали ребра. Рубцы от любительских зелий, которые ему не удалось залечить коммерческими зельями. Маленькие порезы все еще были покрыты струпьями, маленькие отметины все еще кровоточили. — Ох, — прошептала она в ужасе, и ее лицо брезгливо исказилось еще сильнее. — Святой Мерлин. Ах, тогда она обратила внимание на его спину. Она не прикасалась, и он испытал дикое ликование, когда ее глаза слишком долго задержались на грубой татуировке ручной иглой на его предплечье, защищавшая от мелких болезней и недомоганий; удары от плети и кровоточащие раны, и большие фиолетовые синяки, симметричные на его талии. — И зелья для сна без сновидений тоже, — заговорил Том почти мурлыкающим тоном, бодрым в том смысле, что медиведьма, вероятно, завтра возьмет отпуск. — По крайней мере, на месяц. — Хорошо, — хрипло согласилась она, быстро моргая, и начала быстро записывать. Том и не подозревал, в каком жалком мире он живёт, с какими жалкими людьми. Ему уже странным болезненным образом не хватало интеллигентной компании Крины Димитриу***
Глупо было оставаться в общественной комнате, но он не мог находиться в душной пелене пыли, в которой был вынужден переносить психиатрический сеанс. Это слово уже казалось ему тошнотворным и отвратительным. Душевная болезнь — так называлось безумие, которое посылало людей из окопов на верную смерть. Он видел их воочию, как люди кричали и хватались за свои черепа, глядя на демонов, которых никто не видел. Том считал их жалкими, но что-то в Крине все изменило. Кто-то умный не стал бы тратить свое время на бессмысленных шутов, на тех, у кого нет надежды. Кто-то вроде нее не стал бы тратить жизнь на обсуждение и допрос тех, кого уже поглотило безумие. Но он не мог себе представить, что ему нужно что-то вроде исцеления разума. Он не нуждался в смирительной рубашке, электричестве и разрезании мозга пополам, как он слышал, делали немцы. Быть другим означало бы его смерть, быть другим означало бы нужду в святой воде. Он вздрогнул от этой мысли, поэтому побежал в гостиную, где было больше солнечного света, и свернулся калачиком в кресле, настолько маленьком и скромном, насколько это было возможно. Дневник лежал у него на коленях, нераскрытый, но в какой-то мере успокаивающий. Потрескавшаяся обложка была грязной в одном углу, он должен был найти где-нибудь масло, чтобы смягчить ее и починить как можно лучше. Дверь открылась. Самая младшая из рыжеволосых вошла вместе с более старшей, Гермионой, которую он помнил. Младшая замерла, затем уставилась на него с безмолвной злостью. — О, отлично, — злобно прорычала младшая девочка, выкручивая руки, как будто собираясь вытащить палочку. Левая рука Тома, исцеленная от ожогов, вспыхнула фантомной болью. — Я не буду сидеть в одной комнате с монстром! — закричала она яростно. Гермиона попыталась утихомирить ее или как-то сдержать. Том отвел взгляд, вместо этого уставившись на картины на стенах. Он смутно помнил их по описаниям, которые дал ему Орион. — Уберите от меня эту чертову книгу! — закричала девушка, указывая на дневник на коленях Тома. Том почувствовал, как у него разболелась голова. — Тогда дай мне что-нибудь получше почитать! — раздраженно огрызнулся он. Кожа была гладкой и мягкой в его руке, что помогало ему успокоиться. Гермиона пристально посмотрела на него и слегка усмехнулась. — У меня есть только Шекспир, и я сомневаюсь, что у тебя хватит терпения наслаждаться классической литературой. У Тома выдался довольно напряженный день. Он прошел через бесчисленные испытания, но терпеть глупость агрессоров было уже слишком. Том судорожно вдохнул и медленно выдохнул. Он успокоился и посмотрел с синтетическим холодом, с легкой ухмылкой, которая злобно изогнулась по краям. Младшая девочка, Джинни, побледнела и мгновенно выскочила из комнаты. Гермиона замерла, не в силах поверить в то, что увидела. — Я бы не оценил классику, — коротко и холодно отрезал он. Слова, казалось, повисли в воздухе, и ухмылка Тома стала еще более злобной. Он прокрутил в памяти те ночи в приюте, когда от скуки читал книги при свете фонаря. — Завтра, и завтра, и завтра, — Том вздрогнул, слова мягко перекатывались, когда он вспоминал строки драматурга на старой испачканной бумаге. — Крадутся мелким шагом, день за днем, К последней букве вписанного срока. Гермиона уставилась на него, прежний ужас начал пузыриться, превращаясь во что-то любопытное и сдержанное. — … Макбет? — тихо догадалась она. Улыбка Тома была такой же острой, как и прежде. — Я нахожу трагедии более привлекательными. Романтика — его напрасные усилия. Гермиона вздрогнула. — Люди утверждают, что «Ромео и Джульетта» — его лучшая работа. — Как жаль, — безжалостно проговорил Том, — что люди склонны быть идиотами себе во вред. — Нельзя винить людей вообще! — голос Гермионы перешел в пронзительный визг. — Это… это фанатизм! Выражение лица Тома не дрогнуло. — Если ты хочешь поспорить о литературе, я советую тебе почитать. Какими бы знаниями ты ни обладала сейчас, они ничтожны. Философия, а потом возвращайся ко мне. Гермиона вспыхнула уродливым красным румянцем, от которого Том пришел в дикий восторг. Ее глаза наполнились искрами и слегка увлажнились, она шмыгнула носом от оскорбления, а затем вылетела из комнаты. Дверь со щелчком захлопнулась за ней, задребезжав. Где-то в глубине дома закричал портрет. Том снова посмотрел на книгу, лежавшую у него на коленях, и открыл дневник на случайной странице. Паучьи каракули его собственного почерка насмехались над ним, а слова-еще больше. Он помнил каждую запись, каждое мгновение, когда писал в темноте или при свете, пробивавшемся сквозь минометную пыль и дым. Ошибка его памяти, что он изо всех сил пытался вспомнить такие простые тривиальные вещи. Он снова закрыл книгу и провел пальцем по маленьким трещинкам вдоль корешка и обложки. Его бедро горело, и он был очень голоден.***
Он был отчасти удивлен, что его вообще пригласили на ужин в тот вечер. С его (болезненной) встречей с Криной ранее, испуганного медика, который передал ему рецепты зелий для восполнения питательных веществ, увеличения веса и сна без сновидений, а затем он ещё набросился на Гермиону и Джинни, — оказывается, так ее звали, — это было чудо, что он получил пищу. Он изо всех сил старался не обращать на них внимания, прекрасно понимая, что Сириус Блэк сидит рядом с ним за столом в качестве его надзирателя. Он чувствовал запах готовящейся пищи, густой запах дрожжей, который сопровождал свежий хлеб. У него уже текли слюнки, чтобы откусить кусочек, но у него было достаточно ума, чтобы понять, что употребление пищи в этот момент будет только раздражать его нежный желудок. Он, вероятно, мог бы попробовать немного хлеба, потому что запах дразнил его. — Нет! — крикнула Джинни из кухни. — Я отказываюсь! Я не собираюсь ужинать с этим чудовищем! — Джинни Уизли! — ее мать, в свою очередь, закричала в ответ. — Не называй его так! — Держу пари, он хочет убить всех! — закричала Джинни, и от ее голоса задребезжали стаканы с водой, стоявшие на столе. — Держу пари, он хочет перебить всех магглов! Том вздохнул и начертил знаки на столе. Он знал, что это ничего не даст, но было полезно держать свой ум острым для того, что ему нужно будет вырезать в конечном итоге. — Я не хочу. Если это вообще имеет значение. — Скорее всего, нет, — утешил Сириус с легким раздражением. — Ты действительно её травмировал. Или сделаешь это в будущем. Черт возьми, это сбивает с толку. Том почувствовал небольшую волну негодования, потому что это выводило его из себя. О, это было совсем незначительное неудобство для Тома — оказаться в мире, где у него и для него ничего не было. Еда была накрыта на столе, и со всех сторон в Тома стреляли кинжалами взглядов. Он проигнорировал их, по крайней мере, такое он привык получать в приюте. Он был готов к тому, что из-под него вырвут ковер, что они будут издеваться и смеяться над тем, как «ты действительно думал, что будешь есть сегодня? Иди в свою комнату!» Он прогибался вперед, слегка скрючившись над пустой тарелкой. Сириус наблюдал за ним, его глаза гнетуще и тяжело смотрели в спину Тома. Желудок парня заурчал, мучительно сжавшись, хотя он знал, что не должен слушать его мучительные позывы. — Ну… — миссис Уизли вздрогнула и улыбнулась, хотя улыбка была отчасти вымученной. Глаза Тома были прикованы к хлебу перед ним, сосредоточенные с целеустремленным намерением хищника. — Я так счастлива, что мы снова вместе! Джинни фыркнула, она сидела довольно далеко. Ну, хотя бы вне досягаемости ножа для масла. — Разве наш местный монстр не должен что-нибудь сказать? Разве наш отмеченный дьяволом не должен что-нибудь сказать? Глаза Тома не отрывались от стола, когда хорошо знакомое благословение пронизывало его мысли. Сейчас это было невозможно забыть, потому что он был вынужден говорить за всех вслух за каждым приемом пищи. То, как они избили бы его, если бы он отказывался говорить, даже когда он был ребёнком. Том открыл рот и изрыгнул благословения с привкусом кислоты. — Благословим Господа за щедрость, которую он дал, он в моем теле отталкивает прикосновение сатаны, что прогнивает мою плоть и делает меня нечистым, благословим того, кто высечет свой знак на моей коже и избавит меня от зла самовосхваления, аминь. «Аминь». Эхом отозвались дети в приюте. Том рванулся вперед и вцепился в хлеб, как волк в тушу.***
Он слышал новости о Дюнкерке из газет, которые валялись по улицам. Солдаты возвращались домой, их кормили чаем и печеньем, а Том тем временем выискивал кусочки сыра. Лондонские крысы, утопающие в сале и пыли. Палочка, которую он держал в руке, была не самой лучшей, но она была совместима с его ядром в изрядной степени. Он рылся в комнате забытых вещей, проверяя различные палочки, чтобы определить, какая будет подходить лучше. Он знал, что под взглядом профессора Дамблдора, наблюдающего за ним, его, скорее всего, проверят на недавнее использование магии в его зарегистрированной в министерстве палочке. Гораздо безопаснее иметь вторую палочку, пусть и не идеальную. Эта заставило его тело покрыться мурашками, зудя, как плющ и оспа на коже. Она не заставила его истекать кровью или взрываться, так что он посчитал это победой. Войска возвращались, и он знал, что они будут рыскать по Лондону в поисках клочков фамильярности, которые они оставили. Они были дураками, вернувшимися сюда, чтобы добавить к гноящейся выгребной яме гнили и загрязнения, которой была Темза. В зданиях валялись трупы, прошлой ночью вспыхнул пожар, и дым и пепел были такими густыми, что Том задыхался даже находясь за много километров. Он знал, что многие, должно быть, сгорели, изнемогая от боли. Эта защита все еще действовала над Лондоном, и ответная реакция на любую магию, применяемую в городе, была отрицательной. Это было сдерживающим фактором для дальнейшего терроризма, но в этот момент Том едва сводил концы с концами. Его последняя рубашка загорелась от одного неожиданного взрыва, брюки уцелели только от быстрого перекатывания по штукатурке, покрывавшей улицы. Его сумка была чудесным образом в порядке, но он не продержится долго без какой-либо одежды ночью. Он всегда мог попытаться ограбить магазин, но без оружия, он знал, что это не приведет к хорошему результату. Ему нужно было обыскать мертвых; если повезет, он мог найти на трупах талоны на еду или одежду. Он вытащил позаимствованную палочку и положил ее рядом с медикаментами, которые уже были подготовлены. Держа палочку в правой руке, он глубоко вдохнул и попытался успокоить нервы. Он произнес заклинание, чувствуя, как гул абсолютного удовольствия проходит по его нервам от использования темной выровненной магии. Это было сильно влияющее проклятие, ищущее свежих мертвецов для отбора инфери. Сейчас он не собирался оживлять тела, но проклятие мало заботило намерение, кроме того, на что оно было способно. Том выдохнул с восторженным хрипом, почти впадая в транс от блаженства, исходящего от этого. Он уже давно не мог расслабиться. А потом защита обрушилась на него, словно сапог на маленького ребенка. Том поперхнулся, палочка выпала из его руки. Его кости затрещали, позвоночник затрещал, и он согнулся, корчась на земле. Жалкий хрип, когда у него перехватило дыхание. Его глаза закрылись, и он поник, позволяя себе страдать, пока защита давила на него, разрывая кожу с явным неудовольствием. Оно исчезло, и липкая теплая кровь потекла из ран на боку. Большие порезы, содранные участки кожи. Том не обращал внимания на ужасные следы архаичной магии, которую применяло министерство. Они все были напуганы, особенно после того, как Гриндевальд неистовствовал ранее. Том потянулся за марлей и бинтами и попытался собрать свою плоть воедино. Краем глаза он заметил пурпурный оттенок, которым были пропитаны стены. Светящийся фиолетовый, который передавал его глазам лишь очертания мертвого тела. Он мог видеть около четырех в поле зрения, спрятанных в маленьких шкафах разбомбленных домов. Вероятно, они пытались найти убежище в свои последние минуты. Теперь они давали Тому шанс выжить. Он с трудом поднялся на ноги, не обращая внимания на скулеж маленького зверька, который сорвался с его губ, когда торс запульсировал от боли и снова закровоточил. Может быть, если ему повезет, один из трупов окажется поблизости с бинтами. У него кончалась вода.