Diablerie / Истинное зло

— Крина необычайно заинтересована в тебе. Гарри подпрыгнул, рефлекторно дернув рукой. Он уставился на темное пятно на своей летней домашней работе, уже расплывающееся и уродующее слово, которое ему удалось написать. С легким вздохом он нацарапал его снова, зная, что Снейп, скорее всего, занизит ему оценку за бесчисленные пятна на пергаменте. Том уже некоторое время наблюдал за ним, неторопливо, как большой кот. Его взгляд был острым и пугающим, что-то в его постоянном наблюдении напомнило Гарри тревожный взгляд тети Петунии в окно. Наблюдающей за каждым его движением, словно ожидая какого-то сбоя. — Ну да, — фыркнул Гарри, оглядывая свой истерзанный свиток, чтобы посмотреть, стоит ли ему вообще переписывать все это. Гермиона, вероятно, могла бы помочь ему, она закончила свою летнюю домашнюю работу почти в первую неделю каникул. — Что тут скажешь, взрослые, похоже, любят совать свой нос в мои дела. Том не усмехнулся и не улыбнулся, как ожидал Гарри. Выражение его лица оставалось прежним, наблюдающим. Было все еще странно видеть его, одетого в повседневную одежду (хотя и немного плохо сидящую) и развалившегося на изъеденной молью мебели. Гарри помнил только Тома Риддла из Тайной Комнаты, одетого в безупречную одежду и шелковую рубашку. Теперь он выглядел моложе, изможденнее и каким-то более реальным, чем тот давящий образ за завесой адреналина из юности Гарри. — Она посчитала довольно ироничным тот факт, — заговорил Том глухим голосом, не меняя выражение лица, — Что я заинтересовался тобой. Не знаешь почему? Гарри судорожно сглотнул и снова опустил голову, чтобы нацарапать еще несколько бесполезных фраз в своем эссе  — Ни малейшего понятия. — Я тебе не верю, — сказал Том. Он встал, сложив длинные ноги, словно марионетка. Грациозный и, казалось бы, бросающий вызов основным законам гравитации. Он шёл, почти плывя, бесшумно ступая по истончающемуся ковру. Том согнулся, приблизив голову к Гарри, который что-то строчил на кофейном столике. Том нахмурился, едва заметно изогнув потрескавшиеся и искусанные губы. Гарри не помнил, чтобы призрак из дневника когда-либо выглядел таким ужасно больным. — Почему ты лжешь мне? — спросил Том тихим шепотом. Гарри, несмотря на все свои попытки, почувствовал, как по спине пробежала острая рефлекторная дрожь. Его рука дернулась, нацарапав еще больше каракуль на бедном пергаменте. Том Риддл был красив, с тонкой, почти женственной структурой костей, которая казалась еще более заметной из-за впалых щек. Они постепенно округлялись, но не так быстро, как исчезали темные мешки под глазами. Почти за ночь они исчезли. Сложный оттенок глаз Тома Риддла — голубого, зеленого или какого-то промежуточного цвета со странным названием — слегка потемнел от слабого света лампы. Иллюзия, потому что тонкая кожа под глазами Тома с такого близкого расстояния выглядела почти серебристой. — Я не лгу, — выпалил Гарри, мгновенно устыдившись и почувствовав себя очень неловко из-за того, как близко подошел другой мальчик. — Честно говоря, я понятия не имею, почему ты одержим мной. Том слегка нахмурился, его нижняя губа выпятилась. — Я вовсе не одержим тобой. Гарри чувствовал нутром, странным шестым чувством, которое подсказывало ему, что Том очень даже заинтересован. — Да? Тогда убирайся из моего личного пространства, черт побери. Том моргнул, но все же выглядел немного разочарованным. — Твое эссе неверно. В следующий раз, когда ты будешь писать о противоядиях, по крайней мере, хотя бы напиши слово правильно. Гарри выругался и исправил название своего эссе, где, конечно же, он пропустил букву «и».  — Да? Ну что ж, в следующий раз, когда захочешь нарушить моё личное пространство, подумай о том, чтобы сначала съесть мятную конфету. Том откинулся на спинку дивана, его поза стала более жесткой и прямой по сравнению с предыдущей. Его глаза метнулись к мешанине чернильных пятен и букв — к правой стороне пергамента слова смешались вместе и начали наклоняться к низу страницы. Гарри продолжал писать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на обращенный на него взгляд; это было почти так же некомфортно, как если бы сам Снейп присутствовал в комнате. Гарри почти жалел, что рядом нет Рона, чтобы составить ему компанию, или даже Гермионы. Первый жестко отрицал любую возможность находиться рядом с Томом, вторая была наполовину обеспокоена и наполовину обижена тем, что Гарри еще не закончил свою домашнюю работу. Гарри был почти уверен, что Рон даже не прикоснулся к его стопке заданий, но опять же, он сомневался, что это произойдет до тех пор, пока тот не сядет в поезд. До тех пор Гарри был заперт в облаке дешево пахнущего пергамента и скользкого аромата чернил. Сначала он не думал, что чернила вообще имеют запах, но четыре часа письма доказали, что он ошибался. — Разве у тебя нет дел поважнее? — спросил Гарри, стараясь скрыть раздражение в голосе. Он знал, что не поможет, но, возможно, если Том поймет, насколько он раздражен, то это сработает. — Нет, — ответил Том чересчур спокойно. Гарри поднял голову и нахмурился, поскольку Том явно ни разу не отвел от него взгляда. — А ты не можешь просто…- Гарри взмахнул, словно пытаясь прогнать его пером. -… Уйти? Сгинуть? Э-э…сила Христа изгонит тебя? Том нахмурился, совершенно не впечатленный.  — Ты что, ждешь, что я сгорю пламенем? Начну шипеть? О боже, неужели у меня почернели глаза? — Я могу плеснуть тебе в глаза чернилами, — предложил Гарри. — Почему Крина интересуется тобой? — спросил Том, не мигая. — Мерлин, ты все еще об этом? — застонал Гарри, борясь с желанием по-настоящему выплеснуть чернила в лицо мальчика. — Я даже никогда не встречал эту чертову женщину! Том слегка нахмурился. — И все же она тобой очень заинтересована. Она не тратит времени на слабоумных … — Ого, ты становишься более претенциозным, когда капризничаешь, — возразил Гарри. Том проигнорировал его. — Это значит, что ты особенный. Скажи мне, почему ты особенный. Гарри фыркнул и нацарапал слово «магиа» и тут же понял, что написал его с буквой «а». — Расскажи мне сейчас же. — Сейчас же, — поторил Гарри, понизив голос, чтобы попытаться передразнить Тома. — Это было ужасно, — сказал Том. — Ты неправильно написал «шартрез», что не имеет значения, учитывая, что ты описываешь неправильное противоядие. Гарри посмотрел на свой пергамент. Очевидно, шартрез пишется не с буквой «с» на конце. — Я озадачен, что кто-то настолько…посредственный мог привлечь к себе такое внимание, — признался Том с презрением в голосе. — Я почти не вижу в тебе искупительных качеств, но с тобой обращаются с такой драгоценной осторожностью. Гарри даже не взглянул на него. — Если ты собираешься и дальше употреблять причудливые слова, то можешь написать за меня мое чёртово эссе. — Я не стану, потому что мне любопытно, когда ты поймешь, что все это время писал о яде, а не о противоядии, — признался Том с почти с мягкой застенчивостью в голосе. Поддельной, конечно. — Должен сказать, мне очень нравится тройное отрицание в четвертом предложении. Воистину, передает весь размах твоего интеллекта. Гарри уставился на свой пергамент, отчасти соглашаясь. Одно хорошо, он бы провалил эту работу в любом случае. — А теперь скажи мне, почему Крина тобой заинтересована, — резко потребовал Том. Трескучее давление чего-то тяжелого на него, словно гравитация, обрушивающаяся на его череп. Гарри поморщился, отложил перо и чернильницу. Безжалостное давление не прекращалось, даже когда в ушах громко застучало. — Ты можешь, черт возьми, прекратить! — грубо огрызнулся Гарри. — Только потому, что у тебя есть волшебная палочка, не значит, что ты можешь вести себя как чёртов мерзавец! Ноздри Гарри раздулись. Палочки у Тома с собой не было. Глаза Тома Риддла были широко раскрыты. Что-то в складке возле уголков его рта выдавало его удивление, или, может быть, Гарри был просто потрясающе хорошо знаком с эмоциями Волдеморта после стольких лет. Давление на его череп прекратилось, тяжелая ноша наконец-то соскользнула. Гарри был раздражен, нет — он злился. Наглость Риддла с тех пор, как он появился, его напыщенное поведение и дерьмовые манеры. Все это напрашивалось на хороший такой фингал под глазом хорошим таким кулаком. Конечно, Гарри не собирался этого делать, но мысленный образ был довольно приятным. — Ты просто придурок, — резко сообщил ему Гарри. — Совершенный, высокомерный придурок. Мне плевать на твою слезливую историю, ты можешь хотя бы перестать вести себя так, будто ты лучше других! Том вздрогнул, его голова дернулась как-то по-змеиному. Его губы скривились, нос сморщился, и Гарри столкнулся с ответным рычанием. Руки Гарри зудели от желания врезать, хотя бы несколько раз. — Я… — голос Тома дрогнул, превратившись из сдержанной вибрации в удивленный октавный треск. Том моргнул, еще раз отпрянув, прежде чем уставился на свои руки каким-то остекленевшем взглядом. — Ты…громкий, да? Гарри фыркнул и схватил пергамент и чернильницу, не утруждая себя ответом. Он выскочил за дверь и помчался по коридору на кухню. Первым он заметил Сириуса, который обменивался какой-то шуткой с Близнецами. В тот момент, когда его темные глаза остановились на Гарри, его улыбка дрогнула, а большие ладони мягко обхватили его плечи. — Полегче, — присвистнул Сириус, — ты выглядишь немного раздраженным, Гарри. — Ненавижу его! — выпалил Гарри, взорвавшись громким хриплым криком. — Я, черт возьми, ненавижу Риддла! Он … он … он такой чертов придурок! Сириус медленно кивнул, переводя взгляд с Гарри за его спину. — Почему бы тебе не сделать перерыв? Пойду понаблюдаю за ним, попробую понять, что тебя так разозлило. Даже прирученные животные могут иногда огрызнуться, да? Иди, сделай передышку. Гарри медленно кивнул, не в силах выразить то облегчение, которое испытывал. Это был бальзам на жгучие раны, которые он был слишком зол, чтобы зализать самому. — Спасибо, Бродяга. — Не беспокойся, — улыбнулся Сириус и еще раз хлопнул его по плечу, прежде чем пройти мимо.

***

Том уставился на кофейный столик, не сводя глаз с маленькой чернильной кляксы, запятнавшей старое дерево. Вальбурга подняла бы шум из-за того, что ее древняя родословная запятнана, даже если бы это был всего лишь стол. Гарри Поттер, внук того Поттера, которого Том знал в школе. Какой-то Гриффиндорский хам, о котором он не потрудился запомнить ничего, кроме того, что тот был лордом и чистокровным. Гарри Поттер, скорее всего чистокровный, и все же без той учтивости, которой он заставил себя научиться. Например, отсутствие такта в отношении к Уизли, но было и что-то…еще. Врожденное отсутствие знаний, пробел в том, что должно быть известно и признано, и что вообще всегда было в крови у чистокровных. Не только это, но и то, что Гарри был вне себя от гнева. Разочарование настолько ощутимое, что каким-то образом заразило и Тома, и заставило пламя внутри него вспыхнуть, а то, в свою очередь, подогрело его собственное раздражение. Он никогда раньше не помнил у себя такого неприкрытого раздражения, или, скорее, Том активно пытался забыть его. Том контролировал свои эмоции с помощью поводка и плети. Он заставлял их пятиться или заставлял себя стиснуть зубы. Он не должен был быть так…необъяснимо взбешен. Единственным фактором был мальчик, Гарри Поттер, который каким-то образом заставил его так вспылить. Был ли он эмпатом? Эмпаты, как правило, получали и генерировали информацию, такой давно бы понял технику, которую использовал Том по самоограничению и контролю и обратил бы на это внимание. Может быть, он был…легилименом какой-нибудь экзотической разновидности? Это звучало безумно, но больше никаких идей в голову не приходило. Том смотрел на чернильное пятно и размышлял о том, чего не должно быть. Почему именно Гарри Поттер встретился ему после того, как его похитили и взяли в плен? Почему он был там, а не девушка или рыжеволосая семья ублюдков? Почему к Гарри Поттеру относились с такой нежной заботой, и при этом не было никаких признаков кровного родства? — Эй, — прорычал низкий голос от двери. Грубый хриплый голос, который Том знал как Блэковский. Сириус Блэк, Крина сказала, что он сбежавший заключенный. Осужденный за что, подумал он. Том ничего не сказал, и Сириус вошел в комнату, усевшись на стул, который Крина обычно использовала для собственных сеансов. Том все еще смотрел на чернильное пятно, размышляя, не превратится ли оно на его глазах в одну из тех чернильных клякс, которые ему когда-то показывали, проводя тесты. Они никогда не были довольны тем, что отвечал Том. — Гарри Поттер, — заговорил Том тихо, хотя и понимал, что уже привлек внимание мужчины. — Он твой родственник. Сириус ничего не сказал, и его молчание стало подтверждением. Может быть, Блэк понял, что глупо пытаться лгать сейчас, а может быть, он решил, что информация настолько же бесполезна, насколько был опасен Том. — Он мой крестник. — Крестник, — повторил Том низким задумчивым шепотом. Чернильное пятно искривилось, приняв искаженную форму вздыбленной лошади или стула, лишившегося ножек. — Его семья, как я понимаю, убита? Сириус поудобнее устроился на стуле и больше ничего не сказал. Так все и происходило в жизни, на войне — убийства и смерти. Либо пистолетом, либо разбитой бутылкой по горлу, либо петлей, сделанной из простыней. Все заканчивалось одинаково, обрывая окончательное звучание. Гарри Поттер, сирота по чистокровной линии. Общавшийся с грязнокровками и предателями крови, запертыми в доме, когда за его стенами шла война. Почему-то Гарри Поттер очень, очень рассердил Тома. — У меня кончились книги, — пробормотал Том тихо, мягко, как бы отвратительно ему ни было это признавать. — Запасы, учитывая новые условия. — Да, — проворчал Сириус, раздраженный драгоценным эмоциональным состоянием своего бедного крестника. — Я слышал об этом. Ты чёртова беда на мою голову. Руку Тома покалывало, наружный бицепс с левой стороны ныл. Мягкое изменение температуры, как легкий ветерок, обдувающий кожу. Защита была на месте, следилка, как ошейник, висел у него на шее. В худшем случаем, он мог бы срезать ее своим ножом. У сломанной защиты не было места, но сигнала тревоги, который она вызовет, будет достаточным, чтобы сократить его отставание на немыслимое количество времени. — Все очень бережно относятся к твоему крестнику, — громко сказал Том. — Он видел, как они умирали? Сириус уставился на него с выражением, которое Том знал слишком хорошо и которое он ненавидел. Том смотрел на чернильную кляксу и ждал, пока врачи скажут ему, что что-то нашептывает ему искушения. — Нет, — сказал Сириус через некоторое время, откашливаясь. — Плохие обстоятельства постоянные его спутники. — Понимаю, — пальцы Тома дрогнули, а горло обожгло словно сигартеным дымом, — Его крестный-беглый заключённый… О, не смотри на меня так. Я такой же пленник, как и ты.- Глаза Сириуса были темными, как у Вальбурги. Такие темные, что радужная оболочка не просматривалась и была скрыта в тени его лба. — По крайней мере, я невиновен. Я знаю это. Том не позволил своему лицу измениться. Он не позволял ничему выдать его намерения. — Мне нужны книги для чтения. Сириус недоверчиво фыркнул. — Что, ты ничего не можешь найти в этом проклятом богом доме? Том дважды похлопал себя по руке, даже не взглянув в сторону Блэка. — Мне не доверяют такую доступную информацию. У меня кончились книги. Сириус слегка дернулся.  — Лето все еще довольно длинное, не так ли. Черт возьми, ты, скорее всего, сожжешь этот дом, прежде чем отправишься за покупками для школы. Том гадал, если он бросит чернила об стену, не выстроятся ли они в форме созвездий. Он задумался, не мог бы он украсть откуда-нибудь бутылку и изрисовать нижнюю сторону своей кровати рунами, чтобы свести на нет магию, и попрактиковать заклинания, которые он жаждал попробовать. — Я спрошу, не хочет ли Тонкс пройтись по магазинам, — уступил Сириус, слегка нахмурившись, — Ты же знаешь, что на тебе будет полдюжины следилок. Том пожал плечом, стараясь сделать вид, что его это не беспокоит. Так оно и было, но всегда приходилось чем-то жертвовать.

***

— Хорошо, — резко отрезала Тонкс, ее глаза были проницательными для ее возраста. — На тебе две следилки. Вместе с защитой. Если ты вообще покинешь пределы Косого переулка, следилки предупредят меня и вырубят тебя. Если ты попытаешься сбежать, они вырубят тебя болезненно. Я узнаю об этом в тот момент, как ты попытаешься войти в Лютный. Я буду знать где ты находишься постоянно. Если таймер на твоем запястье запищит, ты должен немедленно встретиться со мной здесь, ты меня понял? Челюсть Тома медленно расслабилась, он улыбнулся. Он изобразил на лице такую улыбку, от которой ноздри Тонкс раздулись от едва сдерживаемой ярости. Любопытно, как ее гнев только забавлял его, в то время как Поттер заражал его своим. — Убирайся отсюда, — хмуро огрызнулась Тонкс, дойдя до того, что больно хлопнула его по уху. Том не позволил этому сбить себя с толку. Он смотрел, как она уходит в ближайший магазин — тот, где продавался ассортимент алкогольных напитков. Некоторые вещи никогда не меняются. Том пошел и склонил голову, смешиваясь с толпой людей в тусклом свете полудня. Лето длилось долго, но всегда оставалось в туманных оттенках оранжевого и красного, которым окрашивались сумерки. Здания были красивыми и целыми, без отметок бомб, которые всегда игнорировали скрытый мир. По какой-то причине это рассердило Тома. Визитная карточка в кармане, начавшая размягчаться от того, что он много раз проводил пальцами по ее складкам, оказалась теплой. Он выдернул ее, с сожалением и нерешительностью прочитав слова. Значит, этот человек все-таки был здесь, с карманом, полным монет, по сравнению с ничтожными деньгами Тома. В лучшем случае он побродит по магазинам, проверяя товары букинистических магазинов в надежде, что в некоторых книгах с выцветшими обложками ещё осталось давно запрещённое содержание.

***

Том приветливо улыбнулся — лицо, вырезанное из глины руками со шрамами и сломанными ногтями. Дож, в своей экзотической одежде и начищенных ботинках, искренне улыбнулся.

***

— О, привет! — восторженно воскликнул Дож, приподнимая шляпу, как какой-нибудь обаятельный джентльмен. — О Том, как я рад видеть тебя так скоро! Боже мой, ты выглядишь гораздо … э-э … в прекрасном здравии. Том скользнул взглядом по потертым обложкам, сделанным из картона и ткани с обглоданными концами и загнутыми уголками. — Спасибо, я чувствую себя гораздо лучше. Том вытащил книгу, прислушиваясь к тихому шуршанию ткани о ткань, к тихому шипению старого книжного магазина с историей, сложенной, как маленькие коробочки. Том открыл обложку и просмотрел содержимое-философия или что-то ещё, нематериальное. — Значит, ты любишь читать? — спросил Дож, обойдя его и прислонившись к деревянной полке. Красное дерево в пятнах пота, вонь дорогого одеколона. Том прикусил язык и посмотрел на дорогие туфли Дожа. — Когда могу позволить себе. — Я справлюсь, — ему хотелось сплюнуть. — Ты мне не нужен. Глаза Дожа потемнели. — О, я не думаю, что теперь это будет проблемой, не так ли? Иди вперед, выбирай, что понравится. Том не вздрогнул, не оторвал взгляда от полированной итальянской кожи, чувствуя запах полированного красного дерева.  — Давай, Том. Я оплачу. Легкое прикосновение пальцев к его шее, мягкое, как переворачивание страницы. Том закрыл глаза и взял себя в руки. — Спасибо, — пробормотал Том, стараясь придать своему голосу кислое благоговение. Это был тон, который он практиковал с младенчества, выражение фальшивого обожания. — Сколько я могу выбрать? Белые зубы, выправленные и отбеленные химией. — Хоть все.

***

— Ты слишком худой, — Дож тихонько прищелкнул языком, одной рукой обхватив запястье Тома. Бледная, трепещущая голубизна с паутинными прожилками. — Посмотри на свое запястье, такое маленькое и слабое. Том тихо выдохнул, не обращая внимания на человека у кассы, который не заметил ничего подозрительного. Мужчина расставлял книги, стопки и рассказы, которые, Том думал, стоят того. Обмен пергамента и ткани на красное дерево и кожу. — Слишком маленькое, — повторил Дож, немного помолчав. — Тут неподалеку есть неплохая пекарня, там такая чудесная выпечка. Позволь мне побаловать тебя. Том улыбнулся, плотно сжав губы, чтобы скрыть пожелтевшую эмаль и слегка изогнутые клыки. На плечах у него был шрам, там, где кожа слишком туго затянулась. Это было странно, тепло и тянуло его спину. — Сюда, мой дорогой, — пробормотал Дож, положив руку на его спину и зацепив кончиками пальцев изгиб лопаток. Пирожные с медовой начинкой, посыпанные корицей и мускатным орехом. Апельсины, кисло-сладкие на губах. Пекарня представляла собой отель типа «постель и завтрак», обслуживавший французов, которые приезжали с сильным акцентом и еще более толстыми кошельками. — В лягушках есть что-то такое, — подумал Том, глядя на яркие веселые стены. Нарисованные вручную судя по тонким штрихам, которые не могла сотворить магия. — Грубо нарисованое, красно-оранжево-рубиновые мазки повсюду. Шрамы Тома зудели, покалывали и искрились под грубой плотью. Там, где шрапнель обожгла ему икры, и он еще не успел вонзить иглу, чтобы вытащить ее. Спелый запах ванильных свечей — напоминание о предыдущих жильцах. Том пожалел, что у него нет дневника, где он мог бы написать свои мысли под грохот выстрелов. — Потное красное дерево, ноги подогнуты, словно ножки автомата, — писал бы он. — Ван-Гог с запахом темного сидра, — подумал он, игнорируя непрошеный шепот «прелестная, прелестная любовь». Том чувствовал себя словно не в своей коже, слишком туго натянутой. Грохот, словно бомбы, жаждущие быть выпущенными. Недостижимые, никогда не сдерживаемые и ждущие выплеснуться и все разрушить. Шепот «ты» и Том проигнорировал дребезжание, исходившее из его собственной груди. Шелушащиеся губы Тома от сухой душной жары; слюнотечение, глотание, удушье. Том понял, что облажался, когда вспомнил, что он вовсе не поэт. *** Тонкс нахмурилась, оглядывая своего подопечного. Она дважды проверила защиту, определила местоположение тех мест, где он побывал. Книжный магазин, пекарня, универсальный магазин одежды, что объясняло новый тонкий плащ, наброшенный на его плечи. Он был довольно худым, возможно, ему все ещё было холодно, не смотря на жару. — Ты закончил? — спросила Тонкс, удивленно выгнув бровь. Сириус сказал, что мальчик выглядит беспокойным, и Тонкс решила, что тот воспользуется случаем и останется так долго, как сможет. Переулок был симпатичный, с милыми магазинчиками и декоративными витринами. Она уже захватила несколько бутылок для Ремуса и Грюма, того самого бренди, которое обожал Дамблдор. Том пожал плечами, бледный даже при свете дня. Может быть, они должны позволить ему больше выходить наружу, а то он был похож на чертову мраморную статую. И такой же тихий. — Ладно, иди сюда, — Тонкс протянула руку и схватила его за плечо побелевшими костяшками пальцев. Он резко вдохнул, тихий мягкий звук, которому она почти удивилась, услышав. Нервный маленький ублюдок, да. Общественный камин, чтобы увести их на нужное расстояние, а затем портключом. Том следовал за ней, всегда невпопад, волочась хромающей походкой. Тонкс решила, что он делает это наполовину нарочно, наполовину из-за отсутствия координации. Дом принес долгожданное облегчение, но Том по-прежнему молчал. По дороге домой он тоже молчал, словно скромный путник, проходящий мимо. — Не забудь снять свои чертовы ботинки! — крикнула ему Тонкс, не в силах избавиться от неприятного ощущения, что что-то сильно взволновало мальчика. Проверил ли он границы следилок? Неужели кто-то узнал его? Это было невозможно, только Орден знал о его существовании, и даже если без этого, только горстка людей знала его личность. Мальчик вёл себя странным, возможно, Тонкс снова придется вызывать этого его психоаналитика. — Тонкс! — позвала миссис Уизли, снова высунув голову в прихожую. — О, Здравствуй, дорогой! Вы так скоро вернулись? — Да, парень не заставил себя долго ждать. Думаю, суматоха была слишком для него, — Тонкс кивнула в сторону лестницы, по которой поднимался Том. Миссис Уизли неловко заерзала.  — Ах, ты же знаешь, какие бывают мальчики. Не могла бы ты помочь мне с ужином? Я думала, что ты уйдешь на дольше, как было бы чудесно иметь еще одну пару рук! — Конечно! — Тонкс вскочила на ноги, споткнувшись о туфли, от которых только что избавилась. Просто чудо, что она еще не потеряла равновесие и не сломала ногу.

***

Том сидел в ванне на когтистых ножках, его кожа вздрагивала от ледяного фарфора. Вода стала такой горячей, что тонкие струйки пара заплясали над поверхностью, затемненные потемневшей водой. Ванны всегда были чудесными, гораздо лучше, чем корыто для скота, в котором, Том помнил, как сидел на корточках, снова и снова обливаясь ледяной водой, набранной из насоса или принесенной из Темзы. А после, от Тома всегда долго воняло нечистотами. Вода здесь была роскошной, горячей на ощупь. Она вызвала теплый румянец на коже Тома, но красный оттенок никак не мог остановить появление почерневших синяков. Разбитые пятна крови, застывающие, как желе, под кожей. Все болело, пульсировала в определенных местах, как из-за тех белых и черных собак, которые гнались за фургонами к горящим зданиям. Острое жало разорванной кожи из-за какой-то голодной причины. — Черт, — тихо прошипел Том себе под нос, как делал это уже тысячи раз. Мыло было мягким и маслянистым, совсем не похожим на комок каменистой слизи и жесткий грубый «скраб». Том все равно тер себя, снова и снова по коже, по легким. Пока вода не потемнела и кровь не потекла наружу. Том ненавидел, когда у него шла кровь. — Три сильнее, — приказал он себе, что и начал делать.

***

Гарри хмуро глядел на ужин, ковыряя в тарелке кусочки картошки. Еда правда была вкусной, но у него не было аппетита. Том выглядел по-другому, странно настороженно. Далекий, но не отсутствующий. Он выглядел почти больным, если можно быть больным без каких-либо повреждений тела или разума. Что-то преследовало его, беспокоило, или, может быть, он был настолько погружен в свои мысли, что само присутствие людей ничего для него не значило. — Ты собираешься есть, тупой убийца? — хмыкнул Рон, жуя с открытым ртом. Том очень медленно перевел взгляд на Рона. Может быть, это из-за лёгкого глянца, или того, что его радужка казалась слишком яркой для его тонкой бледной кожи. Покрасневший от ванны, как будто он внезапно решил, что хочет по-царски расслабиться, пока все ждали еду. — Мне бы очень хотелось, — начал Том тихо и задумчиво, — расколоть тебе череп кирпичом. Рон уродливо нахмурился, его щеки оттопырились.  — Ну да, мне тоже, приятель. Кроме, знаешь ли, того, что это будет твоя чертова башка. Том уставился на него, потом перевел взгляд на стену. Он не притронулся ни к чему, несмотря на еду, поставленную перед ним. — Я слышал, ты купил книги, — предложила Гермиона для разговора. — Что-нибудь интересное. — Нет, — ответил Том. И больше ничего не сказал. — Да ладно тебе, не ворчи, — проворчал Сириус. Если он и заметил иронию, то ничего не сказал. Челюсть Тома напряглась, и Гарри поморщился, почувствовав, как гнетущая тяжесть снова врезалась в его разум, словно его ударили чугунной сковородой. Это немного раздражало его, хотя остальные, казалось, пребывали в блаженном неведении. Гарри поморщился, когда это давление заставило что-то пронзительно жжужать, вызывая головную боль. — Прекрати это! — рявкнул Гарри, встретившись взглядом с Томом. — Ты не должен этого делать, — небрежно сказал Том, погруженный в свои мысли. Гарри не думал, что он действительно присутствовал с ними весь ужин. — Ты тоже не должен иметь возможности влиять. — Влияние? — спросил Рон, мир вокруг его полудюжины маленьких морковок, запихнутых ему в рот одновременно, исказился. Влияние, вот что это было…это было странно. Гарри на самом деле ни на что не влиял, это был Том с его проклятой раздражающей аурой мерзавца, пытающийся заставить их подчиниться через головную боль. — Это не я пытаюсь вызвать у себя боль в ушах, — возразил Гарри, Том тихо фыркнул и снова уставился в стену. Нос Гарри сморщился, руки сжались в кулаки. Что бы он сделал, черт возьми, чтобы хоть как-то разобраться в этом … Гарри задумался и уставился на сжатый кулак Тома. Сжатый так, что побелели костяшки пальцев. Это могло быть только совпадением. Полное чертово совпадение. Несмотря на это, Гарри был слегка заинтригован всем этим. У него было какое-то влияние? Например, как Волдеморт заставлял его шрам болеть каждый раз, когда тот был рядом? Эти странные вспышки мыслей и бессвязные сны, которые беспокоили его в течение многих месяцев? Неужели он оказал на Тома какое-то … обратное воздействие? Разве это не было бы иронично, мальчик-который-выжил-чтобы-вызывать-головную боль. Что-то было…что-то интересное. Может, ему как-нибудь удастся это изменить? Гарри уставился на Тома и резко подумал: «Вставай и танцуй вокруг стола». Том даже не дернулся. Гарри слегка пыхтел себе под нос, пронзая одну из своих маленьких морковок, чтобы укусить. Мерлин, иногда Риддл действительно выводил его из себя. Если он собирается сидеть с ними за столом, то, по крайней мере, сможет, черт возьми, поесть. — А какие книги ты купил? — попытался Сириус, безразлично и немного осторожно. Том не отвел взгляда. Он резко, грубо ввыплюнул. — Отвали. Рука Гарри сжалась в кулак, когда он заставил себя не вставать слишком резко. Том, возможно, был неблагодарным придурком, но все же. — Слишком грубо, м? — кисло пробормотал Рон. Затем Том бросил на Рона совершенно неприязненный взгляд. Гарри почувствовал тот же укол раздражения. — Отъебись, Риддл. (Как петля положительной обратной связи; клыки были обнажены, а шерсть вздыблена.) — Меня не интересуют дегенераты, — резко ответил Том. Гарри обычно не злился, но что — то в Томе было просто … просто чертовски… (Гарри не знал, что это было, но, возможно, что-то в отстраненных глазах Тома было немного похоже на Седрика.) Они двое набросились друг на друга и столкнулись без слов. Том схватил свой нож для стейка, тупой маленький столовый прибор. Гарри заметил его и … Гарри с импульсивностью навязчивых мыслей представил себе, как дико восхитительно было бы видеть нож в предплечье Тома… — Блядский черт! — взвизгнул Сириус, выбросив руку, чтобы оттолкнуть Гермиону и Рона. Гарри сам отпрыгнул назад, стараясь держаться подальше от опасности. Том Риддл уставился на него, и лицо его побледнело, словно тень от скатерти цвета слоновой кости. На поверхности росло небольшое пятно крови, как пролитое вино. — О боже … — Гермиона прикрыла рот, когда Рон быстро толкнул ее еще дальше. Сириус уставился на него, не зная, что делать и что вообще произошло. Гарри не мог избавиться от тошноты, пузырящейся в горле, отвратительно горькой и цитрусовой, и… и странного специфического запаха красного дерева. Том выровнял дыхание. Он не смотрел на свою руку, где в предплечье торчал блестящий нож для масла — его рука все еще сжимала рукоятку.