Без прошлого

      Танака шумный, его много, он — везде. Он пахнет кожей, бензином и палёными покрышками. Его бёрнауты эффектны, он — стант-райдер со стажем и сросся, кажется, со своим байком как сиамский близнец. Нет такого «хвоста», от которого он бы не смог оторваться, а вот от него ещё не уходил никто и никогда. Всегда улыбчивый и добродушный, он устрашающе преображался, стоило обозначить цель. Безжалостность во взгляде и отточенные чёткие действия, чёткие настолько, что даже босс несколько раз при всех отметил, а это среди членов Некома считалось вершиной успеха. Хвалил Кенма редко: качество работы — априори основная, базовая комплектация, а выворачиваться наизнанку до разрыва аорты — фундамент, основа Некома.       А ещё Танака крутой наставник, который, в отличие от Яку, всегда шутит. И неизменно игнорирует защиту. При этом он с неожиданным для столь буйной натуры занудством проверяет, надёжно ли Кейджи фиксирует шлем ремешками, правильно ли закрепил «черепаху» и всё прочее. На недоуменный взгляд ученика, когда сам он крутит whip в куртке, наброшенной на майку, строго замечает: — Суги! Когда наездишь с моё и сожжёшь с десяток байков — тогда и будешь «адреналинить» без защиты, а пока — вперёд. — Лучше сразу признайся, что у тебя уже половина костей заменена на титан, — раздается весёлый журчащий голос. Киёко Шимидзу, темноволосая голубоглазая красавица и одновременно королева снабжения, смеётся, глядя как Рюноске читает нотации.       Она, как и все их товарищи, помнит его путь к званию мастера, все его переломы, выбитые зубы, разбитые руки и голову. Помнит свои бдения в холлах многочисленных клиник, свои слёзы и угрозы послать его и его проклятый мотоцикл ко всем чертям. Она никогда не приводила их в исполнение. Она любила его таким и только таким, понимая, что без риска он угаснет, снова потянется к бутылке или чему ещё похуже. Рю жил на лезвии, носился по краю, на границе где смерть играет в шахматы с жизнью, а может и в кости. И пока оставался на стороне второй. Он уверял, что это благодаря Шимидзу, потому что она не заслужила остаться одной в этом жестоком мире, так что её ангелу-хранителю приходится отдуваться за двоих. Ну и ещё Бога удачи стоит отблагодарить за то, что в своё время Кенма его почти из-под ножей якудза вытащил.       Акааши тихо улыбается, слушая их перепалку, заодно пользуется минуткой короткого отдыха. В такие моменты он ощущает себя не новичком агентурной сети, а обычным человеком, вырвавшимся внезапно погонять с друзьями. Кажется, сейчас они накрутят свои круги по раскалённому треку и отправятся в ближайший бар, освежить пересохшее горло прохладным недорогим пенным напитком. Однако хриплый голос Танаки выводит его из приятных фантазий: — Погнали!       Акааши послушно натягивает шлем и поворачивает ключ в замке. Немного подгазовывает, вырывая из «железного» кобальтового коня довольный рык. Старт! Танака сразу уносится вперёд, закладывает немыслимые виражи, которые Кейджи предстоит повторить, не сбавляя скорости. И хоть ничего нового сегодня мастер не показывает, под ложечкой ухает, утягивая внутренности вниз, когда байк опасно кренится вбок.       Вилли, стоппи, всевозможные стойки, прыжки и развороты давно стали обыденной рутиной. Но ощущения странной и дикой смеси страха, волнения и опьяняющего детского восторга в момент разгона и прыжка, когда опора остаётся где-то внизу, чувство кратковременного полета — каждый раз будто впервые.       Парень несётся на полной скорости, влетая в поворот практически горизонтально, тут же выравниваясь и продолжая путь. Дрожь от эмоций в сочетании с абсолютным анализом и контролем над телом непривычны и до сумасшествия приятны.             Кейджи радуется, немного мандражируя от новых ощущений, за последние дни он будто заново знакомится с собой, будто ему дали ключи от коробочки, а в ней ещё одна и ещё. И в каждой секрет, ранее не известный, хоть коробка-то вот, прямо перед ним, всегда тут была. Только не видел, не замечал, играя ту роль, которую от него ждали окружающие. Хороший друг, прилежный студент, вежливый внук.       Он привык носить маски, потеряв в какой-то момент себя, свои чувства, эмоции. Слишком эмпатировал, слишком думал о других, забывая о себе. Спасибо жизни за отрезвляющий пинок. И пусть едва не расплющило о суровую серую стену реальности. Мозги зато перетряхнуло так, что до сих пор по полочкам расставляет разлетевшиеся ошмётками мысли.       Наслаждаясь управлением телом и техникой, ловя выбросы адреналина, прожигающие позвоночник, он отчётливо осознавал, что не жалеет о той, прежней жизни. Удобный для всех, кроме себя самого, Акааши Кейджи окончательно развеялся в клубах белого дыма мототрека, освобождая место Сугияме Кейташи, который не загадывает дальше пары дней, уверенный, что вслед за этим виражом обязательно будет ещё один.       Танака одобрительно кричит что-то, показывая большие пальцы. Руки все ещё подрагивают, но в целом состояние у Кейджи хорошее. Даже что-то вроде радости проскальзывает. Он с некоторой долей иронии наблюдает за хороводом собственных чувств. Оказывается, его эмоциональный диапазон несколько шире, чем он всегда полагал, чем думали окружающие. В его богатой палитре оказались и гнев, и раздражение, и восхищение, и радость, и здоровая злость. Даже чувство страха, как выяснилось, вполне себе имеет право на существование. Кейджи ёжится, вспоминая вчерашнюю «тренировку» с Кенмой. Страх хоть и естественнен, но неприятен, поскольку не поддается контролю, пока не поддается. Но тем интереснее играть с ним. Из жертвы, он стал охотником, играющим с собственными монстрами в салочки, получая какое-то извращённое удовлетворение от эмоциональных волн, ловя и веселясь на их гребнях. Акааши вновь переводит взгляд на Шимидзу и Рюноске. Странная пара, конечно: Красавица и Чудовище нашего времени. Дикий, громкий, грубоватый Танака и идеальная Киёко. Но кто в этом месте не странный? Как Шимидзу оказалась в Некома — тайна для всех, кроме Шефа и Куроо. Насколько он понял, Кенма, Куроо и Киёко с Широфуку были изначально основой, стержнем, вокруг которого, под умелым управлением Кенмы, как соль вокруг проволоки, потихоньку выкристаллизовывалась Некома. Яку и Танаку нашли позже. Как и брата и сестру Хайба. Подробностей, понятное дело, не говорили, да Акааши в принципе никогда не лез с ненужным любопытством, справедливо полагая, что если сочтут необходимым — просветят.       В целом, он неплохо общается почти со всеми членами организации. Большинство жило прямо там, по разным причинам. Если Акааши пока не имел жилья, то Яку и Широфуку просто не хотели. А Танака не рисковал безопасностью девушки. Алиса и Юкио снимали. Собственность была только у Кенмы с Куроо. Но и они частенько оставались там же. От этого жизнь в этом месте немного напоминала общежитие: все в куче и каждый занят своим делом, что разительно и приятно отличалось от казарм Эскорта.       С кем-то вроде Танаки помимо заданий и тренировок можно почти душевно провести время за просмотром очередного шедевра Нетфликса или просто за лёгким трёпом. Конечно, Рюноске не так прост, как кажется, давно научился лихо переключать режимы, как передачи, фильтровать информацию, не особо напрягаясь.        Яку серьезнее, с ним хорошо медитировать и молчать между тренировками. И Кейджи даже почти счастлив, когда удается остановить круговерть сознания, потеряв границы тела, сливаясь с пространством. После таких упражнений он всегда ощущает поразительную лёгкость и ясность ума, позволяющую решать мозговыворачивающие головоломки босса.        С девушками он пересекается реже. Алиса — редкий гость, в основном приходит или к боссу, или к брату. Широфуку же вызывала уважение и какой-то благоговейный трепет, наравне с Кенмой и его заместителем. Не то чтобы он боялся Куроо, но привычка ощущать чужие эманации буквально кричала страшной силе последнего, тщательно скрываемой за манерой паяца. Интуиция странным образом и доверяла этому Мефистофелю современности, и предупреждала быть настороже. Куроо платил ему тем же, а после выходки шефа и вовсе игнорировал.       Кенма был для него главной загадкой среди всех. Куроо всё же более предсказуем. Реакции Кенмы Акааши просчитать не мог. Тот и притягивал и пугал, отталкивал отстранённостью и жёсткостью. Пазл с недостающими кусочками, калейдоскоп, в который все время подбрасывают кристаллы, и повторов не будет. Вчера Кейджи в этом убедился. Вот только к чему был этот выверт? Что за задание? Спросить бы у Юкио, но тот уже который месяц не объявлялся на базе.       Юкио — ещё одно уравнение с кучей неизвестных. Его манера говорить вроде как открыто и честно, настораживала. Путем нехитрых логических рассуждений, Акааши сразу осознал, что «Брат» выдаёт по-аптекарски точную дозировку фактов. Ни больше, ни меньше, а основную часть не говорит вовсе. Намеки, интонации, метафоры. Будто проверяет — сообразит или нет. С ним словно идёшь, держась за руку, но с завязанными глазами: и не очень страшно, и в то же время неуверенно. И с этим человеком ему, вероятно, предстоит работать в паре. Во всяком случае именно так он мог трактовать высказывания Куроо и Яку на эту тему.       Мысли продолжают толпиться среди извилин, то и дело поднимая шум и отвлекая. Кейджи на автомате заводит мотоцикл в гараж, привычно приветствует перепачканного маслом Льва, высоченного парня с красивым и абсолютно детским лицом, талантливого в механике настолько же, насколько бестолкового в обыденной жизни.        Лев вообще был явлением странным на первый взгляд для организации. Слишком улыбчивый, слишком открытый, слишком несуразный. Правда это лишь на первый взгляд. Стоило увидеть его за работой, когда он занимался «терапией» вверенного ему автопарка, мнение о нём кардинально менялось. Ни одного лишнего слова или действия: в гараже Хайба был царем и богом, вдыхающим жизнь в свои детища, превращая обычные машины в мечту любого спецагента уровня «Миссия невыполнима». Иногда Акааши заходил к нему в свободные минуты, посмотреть за его работой, немного разобраться в устройстве техники и просто переключить потоки сознания. Благо Льву, погруженному с головой в мир моторов и коробок передач, в такие моменты было всё по боку.       Лев кивает Акааши с привычной улыбкой, не прекращая копаться в очередном «инвалиде». Акааши какое-то время наблюдает за ним, медитируя на слаженную работу длинных пальцев, но его отвлекает чёртом из табакерки возникший на пороге Яку. — Вот ты где. Тебя шеф вызывает.