Без прошлого

      Тренировки с Боссом проходили в помещении под крышей. Кенма предпочитал верхние этажи, наблюдая за жизнью снаружи из панорамного окна. Очевидно, компенсировал годы, проведённые по цоколям и подвалам.       Окидывая взглядом прошлое, он не испытывал обиды на судьбу. Но если есть возможность порадовать себя — почему бы и нет. Новейшая техника, последние компьютерные разработки и этот вид из окна. Не так уж много, если разобраться. В остальном «мозг» корпорации был более чем скромен. Его привычка носить одно и то же, есть практически однообразную пищу уже были известны всем. Кенма не зависел ни от денег, ни от вещей. Казалось, он не зависел ни от чего. Ему была просто интересна игра под названием жизнь, интересны её задачи и головоломки, поэтому он так критично подходил к отбору людей. Однако кое-кто оставлял во всём это своё послевкусие.       Куроо был головной болью Кенмы: уж слишком он материален, горяч, жаден до жизни. Но зависим. Однако Козуме не отрицал, что быть одной из зависимостей Куроо Тецуро, — весьма неплохо. Тем более, он его и подобрал.       «Мы в ответе за тех, кого приручили».       Кенма был в ответе за всех, кого повёл за собой, кого привёл Куроо. Но теперь его котята выросли и сами волокли с улицы детёнышей, которым жизнь, кроме как сдохнуть и начать по новой эту круговерть Сансары, не оставила иного выбора. И если поначалу Кенма злился на выходку Сугавары и Куроо — Куроо в особенности, — то, узнав новенького получше, он простил обоих. Негласно. Куроо слова были и не нужны.        Звук открывающейся двери отвлекает Кенму от наблюдения за городом. Акааши — ныне Сугияма Кейташи, — тихо входит, замирая в конце большого Т-образного стола. Взгляд Кенмы теплеет: этот новичок вызывает симпатию. С ним интересно заниматься. Многое Акааши просчитывает наперёд и охотно стремиться к знаниям. В отличии от его «старшего брата», который брал лишь необходимое, не заостряя внимания на остальном, Кейташи интересовало всё. Погружаясь в виртуальный мир, он преображался, упрямо искал решения и нестандартные ходы, докапывался до мелочей, чем и радовал наставника. Точно так же радовал и его ровный характер, отсутствие эмоциональных перепадов и мгновенное считывание обстановки. Этим он отличался от большинства в Некоме. Выгодно отличался.       В этот раз снова шахматы — партия длится уже неделю. Сугияма-младший делает ход: продуманный, взвешенный. Заставляет Кенму зависнуть на секунду над доской, анализируя. Противник меняет тактику с защиты на атаку, готов разменять коня, нацеливаясь на ладью, и если Кенма хоть что-то упустит — сразу получит «шах». Козуме ответным ходом сохраняет ладью и прикрывает короля: на провокацию не ведётся, наблюдая за реакцией парня. На бледном лице — ни эмоции, но Кенма просто так это не оставляет: — Веди себя так, будто уверен в проигрыше и боишься этого.       Акааши коротко кивает. Через мгновение напротив него сидит абсолютно растерянный паренёк с бегающим затравленным взглядом и подрагивающими пальцами. Он то нервно сглатывает, то истерично улыбается, оттягивая ворот свитшота, часто моргает. Козуме уверен, что даже ладони у него влажные и горячие. И пока босс пытается заметить недостатки, Акааши объявляет ему «шах». — Неплохо, — одобрительная улыбка озаряет изящные черты Кенмы: давно ему не угрожали на доске. Игра становится интереснее.       Босс выруливает из «вилки», жертвуя конём. Отдавать ферзя в его планы не входит, хоть и две пешки почти добрались до противоположного края.       Мысленно принося извинения Куроо, Кенма встаёт с кресла и заходит со спины игрока. Небольшие широкие ладони ложатся на плечи, слегка придавливая, улавливая моментально возникающее напряжение в чужом теле. Реакция быстрая, сдержанная, но ритм дыхания еле заметно меняется. — Что вы хотите сделать?              Голос спокоен, ровен, с едва заметным волнением. Кенма скользит руками кпереди, до груди, и наклоняется к уху, обжигая горячим дыханием кожу: — Твои догадки?.. — Не уверен, что правильно думаю, — голос по-прежнему ровный, но мышечная готовность на максимуме, — как и не совсем понимаю, зачем вам это. — Дело не в том, зачем это мне, — шепчет Кенма, продолжая гладить парня, — а в том, что хочешь сделать ты.       Он уже вплотную прижимается к Акааши, сдавливает его мышцы руками, тут же ощущая сильный захват тренированными пальцами: кисть крепко фиксирована к плечу. — Прекратите. — Разве мне следует остановиться? — с усмешкой произносит Кенма, дразня Акааши. — Зачем заходить так далеко? — парень заметно нервничает, но очень достойно пытается это скрыть.       Кенма расслабляется, отстраняясь, и Акааши одновременно убирает руку с его запястья. — Неплохо, но над чем работать — есть, — Кенма возвращается на своё место и встречается с тревожно-внимательным взглядом тёмно-синих глаз. — Ну, как ощущения?       Лицо сидящего напротив расслабляется, приобретая задумчивое выражение. — Что-то среднее между недовольством, раздражением, удивлением и… — он берёт паузу то ли подбирая слово, то ли никак не решаясь произнести, и Козуме делает это за него. — М-м… страхом? — босс испытующе глядит на будущего агента, ожидая, хватит ли у того смелости признать перед шефом очевидный факт. — Да, пожалуй, — тянет собеседник, хмурясь. Не хочется признаваться в слабостях. И это тоже ожидаемо. — Хорошо. Не боятся лишь психи и идиоты. Нормальный человек должен бояться. Это помогает выжить.       Акааши кивает, глядя сквозь него, пряча истинные эмоции. Однако Кенма хочет удостовериться, что этот актер выступит на бенефисе с аншлагом, проскользит по чёртовому лезвию, не испортив сценарий. — Изобрази роль потенциальной жертвы домогательств. Мне интересно, как ты будешь справляться на заданиях. — Что вы имеете в виду под потенциальной жертвой? — Сможешь ли ты сыграть настолько достоверно, чтобы никто не догадался, что ты руки переломать можешь? — иронизирует босс, покачиваясь в кресле.       На секунду Акааши зависает в недоумении, но довольно быстро соображает, к чему ведёт шеф. — Думаю, да. — Хм, интересно, — хмыкает Кенма, вновь поднимаясь. — Подойди сюда.       Стоит агенту приблизится, как Кенма хватает его за мягкую ткань свитера и впечатывает в стену, раздвигая ноги коленом. На секунду на лице парня отображается недоумение, сразу же сменяющееся испугом и отчаянием. Кажется, что он забывает, как дышать, сипло выдыхая: — Н-не надо… П-прошу вас…       Потрясающе. Акааши выглядит весьма убедительным. Кенма всматривается в перепуганное лицо, параллельно прикидывая, как лучше вырулить из ситуации, не прерывая «тест», как вдруг со стороны двери слышит: — Кхем-кхем, — демонстративно кашляет Куроо, опираясь на косяк. — Извините за беспокойство, но ваш, мать его, самый внимательный сотрудник Некомы пришёл доложить, что в северо-восточной части Токио осуществляется сделка по продаже наркотиков. Благодарю, что почтили меня вниманием. Всего доброго. — Субординация, Куро! — рычит Кенма, не отстраняясь от Акааши.       Скользит ладонью по его груди к паху, доводя ситуацию до грани. Возможно, даже делает это специально, призывая Куроо не забываться, но в остальном — дразнит, проявляя излишнюю вольность. — Как вы сказали? Субординация, да? Если ваш язык окажется у новичка в жопе — это тоже будет считаться субординацией? — А как ты называешь это, когда твой язык находится в моей жопе? — Назову вам ответ в спальне.       Куроо уходит. Тихо. Даже дверью не хлопает. Кенма ухмыляется. Отстраняясь от Акааши, он объявляет тренировку законченной, а после — садится в кресло, взглядом намекая новичку об этом молчать.

***

      Кенма, прошерстив информацию о торговле наркотиками, решает отвлечься. Наблюдает за жизнью ночного города из панорамного окна девятнадцатого этажа, еле заметно улыбаясь успешной попытке вывести Куроо ради забавы, ради доказательства самому себе в статусе искусного манипулятора, ради того, чтобы его подразнить: сдержанности в такие моменты ему не хватает. Щелчок по носу — меньше будет бить себя в грудь и оправдываться, что чувства для него ничего не значат, что с ревностью ранее никогда не сталкивался и что ему на самом деле всё равно.       Заигрались. Заигрались в любовь, о которой никогда друг другу не скажут. Оставят слова при себе, подкрепив всю важность их отношений действиями. Просто будут друг с другом рядом до конца, уступив чувства рационализму, но только до тех пор, пока ночью в одной постели не окажутся. Каждый раз будут задыхаться любовью, но утром — ни слова друг другу не скажут. Обсудят работу, когда повод появится, и еле дождутся вечера, чтобы снова друг к другу прикоснуться.       Кенма тоскует по Куроо, наблюдая за ползущими машинами, с такой высоты больше напоминающими муравьёв, чем «создания» из металла. Возможно, даже начинает жалеть за маленькое представление с Акааши, но яркие огоньки вывесок, фонарей и зданий напротив заставляют чувствовать себя настолько уютно, что ожидание перестаёт казаться томительным. — Что это, мать твою, было? — наконец слышится за спиной, и Кенма переводит взгляд с машин на нечёткое отражение Куроо. — Ты про потрясающую игру? — произносит с серьёзным видом, изображая непонимание. — Да, твою потрясающую игру, — подходит к столу, небрежно хватая пепельницу, и встаёт рядом, закуривая. — На моих нервах.       Отвечает спокойно, сдержанно, будто бы выучил охуенно красивый текст и своей же интонацией его обесцветил. Медленно выдыхает дым, задирая голову к потолку, и поворачивается на Кенму. — Не драматизируй, — протягивает Козуме, сглатывая, засматриваясь на острый выпирающий кадык, еле перебарывая в себе желание коснуться его зубами. — Ты же понимаешь, что мы здесь одни? — ухмыляется легонько Куроо, глубоко затягиваясь. — И до дома ждать я не намерен. — Не зарывайся, Куро, — отворачивается, запрещая себе ловить этот хищный взгляд в отражении, и заводит руки за спину. — Я тебя подобрал, как котёнка. А котята не должны быть настолько своевольными перед своими хозяевами. — У котов нет хозяев, — резко бросает парень, придавливая в пепельнице недокуренную сигарету, и возвращается к столу, всё-таки вынуждая Кенму столкнуться с ним взглядом.       Игра в гляделки, где тот, кто первым этого дразнящего напряжения не выдержит, проиграет. Особая атмосфера, которой лучше не поддаваться, но Кенма, кажется, уже. Ночь и этот чёртов вид из окна, тишина в тёмном, пахнущем табаком помещении кружат голову. Многозначительный взгляд Куроо, отчего-то сейчас нечитаемый, провоцирует на что-то большее. А раскачиваться на этих качелях — в удовольствие. — Почему ты тогда мне так предан? — улыбнувшись, спрашивает Кенма, продолжая смотреть на Куроо через отражение. Поворачиваться на него, сохраняя зрительный контакт не в искажённой реальности, — чревато. Не последствиями. Слабостью и попыткой как можно скорее избавиться от расстояния между ними, от чёртовых сантиметров, что так предательски их разделяют. — Это мой выбор. Как и твой — быть преданным мне.       Кенма проигрывает. Отводит взгляд, даже не пытаясь подавить улыбку, и смотрит куда-то перед собой, сцепляя руки за спиной в замок. Однако, когда Куроо медленно подходит сзади, близко-близко настолько, что шеей можно почувствовать его дыхание, — Кенма тут же поднимает на их отражение глаза. — Я предан не тебе. Ты — всего лишь та малая доля ответственности, которая лежит на моих плечах, — сдвигает лопатки в попытке прогнать мурашки, но так их только больше становится. — О, правда? — Куроо приобнимает Кенму за плечи, прижимаясь грудью к его спине. — Неужели после всего, что между нами было, ты хочешь сказать, что не нуждаешься во мне?       Кенма сглатывает. Горячие ладони гладят его тело, и думать над ответом становится в разы сложнее. Ходить по этому растрескавшемуся льду — ещё опаснее, ведь риск не пройти это испытание превышен.       Он знает, зачем Куроо его изводит. Прекрасно понимает, что это — часть их маленькой игры в любовь, но преимущество сейчас потеряно.       Кенма в Куроо нуждается. Нуждается, но никогда об этом не скажет: жаркие поцелуи под одним одеялом на двоих сделают это за него. — Если котёнок будет плохо себя вести, то останется без ужина, — кладёт затылок Куроо на плечо, позволяя себе в его объятиях расслабиться. — Опять ты мне ультиматумы ставишь? — спрашивает без злости, слегка устало, скрещивая руки у Кенмы на талии. — Снова заставляешь делать так, как тебе хочется? — М-м… этого хочется в первую очередь тебе. Я лишь тебя направляю. — Как тогда, когда я убил своего грёбаного папашу, потому что это было выгодно вам?       Резко бросает с оттенком неприязни, пытаясь заставить Кенму чистосердечно признаться в манипуляции, но тот не ведётся. Всё так и есть: он всего лишь направляет. Остальное — Куроо делает всё сам. — Тебя никто не заставлял этого делать, — спокойно отвечает, проводя кончиками пальцев по его кисти. — Ты просто сделал выбор. Выбрал жить, а не разлагаться в безымянной могиле. На смерть одного из старших братьев Оябуна нам было плевать. — Тогда смысл было подбирать котёнка? — утыкается носом ему в шею, надеясь хотя бы сейчас услышать ответ. — Кто знает, Куро. Кто знает.