***
Томас сам не понимает, как его руки успевают проникнуть под тонкую больничную рубашку и смело скользнуть по худощавой спине Ньюта вниз, к ладным ягодицам. Он осознает только, что очень хочет продолжения и совсем не хочет останавливаться, хоть полчаса назад он и должен был начать работу. А Ньют стонет тихонько, выгибает спину и прижимается к прессу Томаса своим плоским животом. Ему нравится. Им обоим нравится. Хочется продолжить. Но это все неправильно. Том вздрагивает, как от удара, и медленно прикусывает нижнюю губу так сильно, что по подбородку бежит тонкая струйка горячей крови. Его длинные тонкие ладони послушно замирают на бледных бедрах, а пальцы расслабляются, больше не впиваясь жадно в кожу. Голова Ньюта медленно поднимается и закидывается назад, чтобы красивые робкие глаза могли посмотреть прямо в глаза Томаса. Бровка светловолосого поднимается, а во взгляде читается вопрос, мол, почему ты остановился? - Ты ведь.. не совсем понимаешь, что к чему, да?.. - Томас медленно поднимает хрупкое тело со своих колен и сажает на мягкую кровать. Ньют издает невнятное бурчание, по которому становится понятно только то, что он не доволен. Но молодой ученый отодвигает столь желанное сокровище и аккуратно опускает его на кровать, чтобы уложить спать. Улыбается, видя аккуратные линии шеи, подбородка и скул. Какой он все-таки красивый.. Томас снова вздрагивает и даже немного хмурится, пытаясь подавить наконец свои эмоции и скорее заняться делом, чтобы наступил вечер и он вернулся обратно к Ньюту, и они снова сидели бы так вместе, и светлый мальчик наконец оказался бы под защитой, которая была необходима ему все время пребывания в этом жутком месте. Парень кивает своим мыслям и накрывает Ньюта пледом, игнорируя недовольное бурчание, которое за пару минут утихает в бормотание, а потом и вовсе сменяется тишиной, когда измученный парень, наконец, засыпает. Томас не удерживается и мягко целует его в лоб, с радостью замечая, что, судя по остывающей коже, температура уже спала. Он покидает комнату под сонное сопение и бежит в крыло, где уже давно должен был начать работать.***
Когда Томас возвращается, Ньют сидит к нему спиной. Голой спиной, усыпанной целыми созвездиями веснушек, которые сочетают в себе десятки оттенков рыжего и коричневого. Его бледная кожа, такая тонкая, хрупкая и будто фарфоровая, манит горячие губы ученого, будто просит целовать себя до горящих красных пятен, от которых мурашки разбегаются по телу, а внизу живота невероятно сладко тянет. Светловолосая голова медленно поворачивается к нему, губы медленно меняют положение и на бледном лице появляется усмешка, от которой внутри Томаса создается ощущение, что Ньют не просто так сейчас полуголый. Брюнет медленно стягивает с себя белоснежный, открахмаленный халат, небрежно бросает его на пол и идет к кровати на ватных ногах, оставаясь в футболке, которая заманчиво обтягивает его сильные руки и не менее сильный торс. Ньют поворачивается, борясь со смущением, и они оказываются повернутыми друг к другу лицами. Щеки обоих медленно заливаются румянцем, когда они читают в глазах друг друга желание, которое ни с чем не перепутаешь. Томас мнется, не знает, имеет ли он право сделать то, о чём сейчас думает, а Ньют молчит и только смотрит пронзительными янтарными глазами, не осмеливаясь что-либо сказать. Он итак говорит немного, а в такой ситуации это и вовсе кажется невозможным. Тогда Том очень медленно, будто боится лишним движением взять и разрушить важный момент, поднимает немного дрожащую горячую ладонь и проводит большим пальцем по четкой скуле Ньюта, выводя ее от начала и до конца. То место сразу краснеет от прильнувшей крови и брюнет одергивает руку, пугаясь, что умудрился таки сделать что-то не так. Он вздрагивает и открывает рот от удивления, когда ледяные веснушчатые руки перехватывают ее ладонь и прижимают ее к бледной щеке. На глазах появляются слезы, когда Томас видит лицо мальчика, которое сейчас светиться от новых эмоций, ранее не виданных. Ньют улыбается и медленно закрывает глаза, доверяясь и доверяя Томасу свое тело. Томас гладит его щеку еще несколько секунд, а потом тихонько садится рядом на кровать и кладет вторую руку на еще не такую румяную сторону лица Ньюта. Тот чуть вздрагивает от неожиданности и сразу успокаивается, а под ладонью темного и вторая щека начинает покрываться пунцовым румянцем. Том улыбается, а потом медленно притягивает к себе бледное лицо, начиная тянуться к нему сам. Ньют настолько доверяется, что даже не открывает глаза, но Томас слишком боится оступиться и шепчет уже почти в потрескавшиеся губы: - Я могу... поцеловать тебя, Ньют?... Вопрос получается невероятно тихим, настолько, что Том боится не услышать ответа, но с губ Ньюта срывается тихое "да", а щеки обоих начинают гореть еще сильнее, как и их тела. Том тихо кивает, на несколько сантиметров опуская и поднимая голову, а потом медленно и боязливо приближается, дыша горячим дыханием прямо в бледные губы Ньюта. На несколько секунд замирает, чтобы рассмотреть их. Сухие, почти белые, тонкие. Такие манящие, что парень не выдерживает и касается их своими горячими губами, сжимает их, чуть не покусывая от нахлынувших чувств, а потом начинает нежно мять чужие губы, безумно боясь сделать больно. Ньют издает тихий стон и кладет свои тонкие ладони поверх ладоней Томаса, сжимает их и пытается гладить большими пальцами, но движения получаются до забавного смазанными от того, как светлый сосредоточен на ощущениях в своем теле. На мурашках, которые бегут со щек на спину и вниз, на сладких спазмах, что мягкими и приятными тисками сжимают низ тощего живота. А Томас дергается и дрожит еще сильнее, ловя этот стон губами, смакуя его и чувствуя, как внутри начинает пульсировать от чувств, которые уже сбивают волной, дурманят и накрывают с головой. Его руки медленно спускаются на горячую шею Ньюта, утягивая с собой его дрожащие руки, проводят кончиками пальцев по ключицам, заставляют новую волну мурашек разрядом пробежать по телу и заставить живот тянуть еще сильнее, еще приятнее. Едва заставив себя оторваться от горячих губ, Томас медленно опускается губами сначала на подбородок, целуя его, а потом и на горячую шею, выдыхая в нее раскаленный стон и дергаясь от электрической вспышки, когда Ньют снова стонет, только теперь громче и раскованнее, чем в предыдущий раз. Губы сами собой сжимаются, раздается тихий влажный звук, и вот, на шее светлого парня начинает расцветать ярко-красное пятно, что-то смежное между засосом и укусом. Том несколько секунд ругает себя за то, что не спросил разрешения, но, судя по молчанию сверху, никто даже не против, поэтому брюнет продолжает, оставляя на бледной шее все новые и новые красные пятна, и все это сопровождается тихими стонами и улыбкой Томаса, который чувствует, что Ньюту нравится. Когда горячие губы Томаса добираются до груди, соски которой уже натянули больничную рубашку Ньюта, светлый не выдерживает и на несколько секунд берет его голову в дрожащие ладони, ровняя дыхание с приоткрытым ртом. Том улыбается и горячеет все больше и больше, смотря на него тонкими щелочками приоткрытых и мутных от возбуждения глаз. Он фотографирует раскрасневшееся лицо Ньюта взглядом, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей. Щеки конопатого полыхают от смущения, а зубы крепко прикусывают то щеку, то нижнюю губу. Ньют морщится от боли, но, кажется, она только усиливает его возбуждение. Спустя минуту, придя в себя, парень сильнее прикусывает губу и прижимает голову Томаса к своей груди. Тот вздрагивает, утыкаясь носом прямо в твердый от возбуждения сосок. Он тихо рычит от того, как сильно пульсирует тело, и медленно, чтобы не напугать Ньюта, нависает сверху. Тот даже не дергается, потому что доверяет Томасу и знает, что тот не сделает больно. Только когда горячие пальцы темного расстегивают пуговицы, Ньют на несколько секунд открывает глаза, смущенно смотря на него, а потом кивком разрешает, и Томас убирает его верхнюю одежду за свою спину. Ньют выгибается и стонет, когда горячие влажные губы смыкаются и начинают ласкать его грудь, раскрашивая красными пятнами и ее. Томас вздрагивает и зажмуривает карие глаза, сдерживая свои чувства и продолжая медленно ласкать тело Ньюта губами и руками, не торопя его и не пугая резкостью. Когда дорожка поцелуев завершает свой путь по плоскому животу светлого, Томас с трепетом замирает, поднимая голову на Ньюта и вздрагивая от того, как сексуально он выглядит: волосы разметались по покрывалу, лицо и все, что не закрыто оставшейся одеждой, горит и краснеет все больше, рот приоткрыт в очередном стоне, а красивые глаза рассматривают Томаса, будто не понимая, стоит ли продолжить, или лучшим решением будет остановиться сейчас, не пускать темного дальше, и просто лечь спать, чтобы больше к этому не вернуться. Ньют сам не знает, отчего мрачные мысли лезут в его голову прямо сейчас, в такой приятный момент, когда Том делает все, чтобы ему было хорошо. А вдруг, он тоже обманывает? Использует Ньюта, пользуется его слабостью и потом бросит, оставит ученым и позволит им продолжать свои эксперименты, пока жизнь не покинет худое тело фарфорового мальчика? Страх продолжает охватывать парня, он чувствует, что начинает остывать, а ощущение головы Томаса прямо у лобка уже не возбуждает, а медленно начинает пугать. Мягкий поцелуй вдруг касается бинтов, которыми закрыто изрезанное запястье, и Ньют вздрагивает, распахивая глаза и устремляя взгляд туда. Томас целует его руку с трепетом, прикрыв глаза и едва касаясь губами белоснежной повязки. Он сводит брови, жалея мальчика, а потом открывает глаза и смотрит ими на Ньюта. В них только сочувствие и любовь, настолько сильная, что светлый дергается от неожиданности. - Я больше.. не позволю никому тебя обидеть.. я никому тебя не отдам.. - шепчет ученый тихо, и медленно целует руку парня в последний раз. Что-то в этом аккуратном, трепетном жесте успокаивает Ньюта и позволяет ему расслабиться и снова начать возбуждаться. Он тянет к Томасу здоровую руку, тот сжимает ее, аккуратно подносит к губам и нежно целует, а Ньют окончательно решает, что может ему доверять.***
Когда палец Томаса толкается внутрь Ньюта, он дергается и кусает губу, и темный напугано останавливается, уже думая, что сделал ему больно. Он спрашивает, нужно ли остановиться, но светлый только отрицательно качает головой и шире раздвигает ноги, раскрываясь перед ученым. Они оба смущены и быстро отводят глаза куда-то в пустоту, лишь бы не смотреть друг на друга. Том старается не думать, насколько это правильно или нет, и аккуратно вводит палец до конца, смазывая стенки розоватого ануса смазкой, которая долгое время отбывала свой век в прикроватной тумбочке и наконец оказалась нужной. Через несколько минут Томас вводит вторую фалангу, и Ньют принимает ее уже почти безболезненно, только тихонько всхлипывает и закрывает глаза, отдаваясь ощущениям. Темный выдыхает и продолжает двигать пальцами, иногда робко поднимая глаза на Ньюта, чтобы убедиться, что он в порядке. В один момент, светлый вдруг начинает дергаться и часто дышать, и Томас до крови кусает губу, понимая, что достал до чувствительного комочка нервов. Он наклоняется и начинает осыпать низ бледного живота поцелуями, ускоряя пальцы и слушая стоны, которые с каждой секундой становятся все горячее и чаще. Когда Ньюту становится настолько хорошо, что он начинает забывать о людях, которые живут в соседних комнатах и стонать все громче, Томас резко прекращает и вытаскивает влажные и скользкие от смазки пальцы. Под протестующее и непонимающее бурчание, темный приспускает свои брюки и смущенно смотрит на давно вставший и мокрый член. Парень с тихим стоном сжимает его в руке и пристраивается между приглашающе раздвинутыми ногами. Второй рукой он аккуратно приподнимает Ньюта под спину и смотрит на него, пытаясь убедиться, что может продолжить. - Я могу войти?.. - шепчет горячо, и несколько секунд ждет положительного ответа. Когда Ньют закрывает глаза и медленно кивает, Томас тихо выдыхает и медленно, аккуратно вставляет внутрь свою головку и смотрит на парня, вздрагивая от того, как сексуально закатились желтоватые глаза. Чтобы удержаться и не кончить от одного только выражения лица конопатого, Том наклоняется и начинает осыпать поцелуями его лицо, шею и ключицы, проталкивая свой член глубже и слушая тихие горячие стоны, обвивающие со всех сторон и заставляющие мурашки бегать по всему телу без остановок и передышки. ... Они кончают не вместе. Первым сдается Томас, и скоро внутри Ньюта становится горячо и влажно, а у темного темнеет в глазах и мышцы дергаются от сладких спазмов, которые с собой приносит долгожданный оргазм. Сквозь приятный, тянущий в сон туман, Том двигается еще несколько раз и проводит трясущейся ладонью по головке члена Ньюта до тех пор, пока тот не изливается на свой живот со сладкими гортанными стонами. Слыша это, темный медленно двигает тазом назад, вытаскивая из горячего нутра пульсирующий член. Сперма вытекает прямо на чистое покрывало, но Томас уже не обращает на это внимания, падая рядом с Ньютом и отключаясь на несколько минут, крепко сжимая его дрожащую ладошку своей.***
Когда темный приходит в себя, за окнами уже глубокая ночь, а под его боком тихо сопит трогательный голый паренек, немного дрожащий и мокрый, жмущийся к нему, чтобы согреться. Томас сонно улыбается и обнимает его ватными руками, готовясь снова провалиться в сон, но чувство долга заставляет его подняться и взять влажные салфетки, чтобы протереть ими Ньюта. Закончив с этим, ученый сонно разматывает его запястье и бережно меняет повязку, очень стараясь не разбудить этот трепетный и нежный комочек, усыпанный веснушками. Томас не выдерживает и бережно целует светлого в теплый лоб, а потом аккуратно ложится рядом. Внутри теплеет, когда голое тело снова прижимается к его телу и начинает сопеть. Томас обнимает Ньюта и утыкается носом в его кучерявые светлые волосы, наслаждаясь теплом, которое окружает его. Он улыбается, понимая, что влюбился в своего фарфорового мальчика даже больше, чем несколько минут назад. Запах чистых волос баюкает и очень быстро усыпляет парня, так что он проваливается в сон. Засыпая, Томас даже не догадывается, что полчаса назад сюда заглядывала Тереза, до которой донеслось, что из комнаты парня раздаются странные звуки. Она видела их обоих и теперь рыдает у себя, думая, что Томас специально затащил Ньюта в кровать, чтобы разбить ей сердце. Она глотает соленые слезы и начинает медленно утихать от того, что боль и грусть стремительно пожирает злоба. Здравый смысл быстро душит ревность и обида, и слезы наконец перестают течь по мокрым щекам девушки. В конце концов, Тереза медленно проводит ладонью по уже высыхающей щеке и улыбается жуткой улыбкой, обещая себе отомстить.