***
Первый учебный день после хороших каникул, казалось бы, должен был быть нежданным и отвратительным, но Антону не терпелось узнать расписание новых профильных дисциплин по его направлению, да и по группе он соскучился. Ребята действительно сдружились за первый курс. Парень стоял на улице, возле входа в метро, поворачиваясь в разные стороны и выглядывая друга, с которым они обычно встречаются перед занятиями, чтобы покурить. На улице было на удивление тепло, неподалёку доносился шум прибывающих поездов, а запах метро уколол чувством ностальгии по учебным будням и ужасному утреннему подъёму в колледж. Люди суетились, бежали в разные стороны, судя по всему, опаздывая на работу. А более старшее поколение прогуливалось по узким улочкам, направляясь в сторону магазинов или парков. Шастун вообще любил стареньких людей, потому что обычно они весёлые, беззаботные; многие из них любили общаться, рассказывали интересные истории из молодости, давали мудрые советы. Парень подошёл к такому, доброму на вид, немного отстранённому дедушке и попросил сигарету. Тот, недовольно нахмурив брови, протянул ему две штуки и сказал, отчитывая и грозя пальцем: «Ты прекращай это дело! А то будешь потом, вон, как я, курить до старости лет и бросить не сможешь!». Шастун улыбнулся, поблагодарил его, убрал сигареты в карман куртки и отошёл в сторону. Лямка рюкзака постоянно спадала, раздражая, поэтому он нервно закидывал её обратно и продолжал пялиться то в телефон, в надежде, что одногруппник напишет ему что-то, то по сторонам. Матвиенко опять опаздывал и через некоторое время написал Антону сообщение, чтобы тот шёл к «аллее» — их любимому месту для времяпрепровождения перед парами и на переменах, а иногда и после. Это находилось в парке, недалеко от колледжа, но располагалось так, что учителя, любившие наблюдать из окон, не могли увидеть студентов, которые выходили на перекур. В целом, аллея представляла собой ряд деревьев, плотно высаженных рядом друг с другом и совершенно непонятно, почему именно это место полюбилось парням, но тут было комфортно и тихо. Антон пришёл на несколько минут раньше, чем Серёжа, и готов был уже кричать на него за опоздание, потому что они снова либо не успеют покурить, либо не успеют на пару, но Матвиенко, сука, заулыбался так коварно, завидев друга, что Антон и забыл уже про какие-либо крики, а просто кинулся навстречу, налетая и чуть не сбивая парня с ног. — Шпала, ты меня в могилу сведёшь, — посмеиваясь, сказал Серёжа, обнимая друга в ответ и даже похлопывая по спине, — ну что, готов к новым парам? Расписание нам уже скинули на неделю, — сказал парень, на ходу щёлкая зажигалкой себе, потом прикуривая другу. — Реально? — удивился Шастун, заходя в официальную беседу, чтобы проверить полученную только что информацию, а второй рукой держа сигарету у рта, так и не затянувшись. — Да, там не особо интересно. Единственное что, последняя пара прикольная должна быть сегодня, — Сережа курил действительно быстро, поэтому примерно через минуту он уже делал несколько последних затяжек и тушил бычок об стоящий рядом зелёный забор, выкидывая его туда же, — пойдем, до первой пары пять минут, — он поёжился от прохладного ветра, неожиданно подувшего в такую, казалось, тёплую осеннюю погоду, и запахнул расстёгнутую куртку. — Блять, Серый, щас… я докурю, — опомнился Антон и пару раз глубоко затянулся. Большая часть сигареты все равно стлела на ветру, но остаток парень жадно вдохнул в себя, утоляя нехватку никотина. Он взглянул на ячейку таблицы, опубликованной администрацией. Последняя пара действительно внушает доверие. «Возрастная анатомия, физиология и гигиена»? Что-то интересное. А на первую пару они все-таки опоздали.***
Шастун громко поставил рюкзак на парту, доставая нужные принадлежности для учебы и, повесив его на крючок, нагло развалился на парте, кладя голову на руку. — Ща что? — спросил сидячий рядом Серёга, листая что-то в телефоне, намеренно коверкая слово «сейчас». Парень нехотя поднял голову и потёр глаза, потому что противное солнце резко и ярко слепило через окно. Кто-то громко сказал: «Закройте жалюзи», но просьба была нагло проигнорирована: все были заняты своими делами. — Детская литература с методикой преподавания, — ответил он и завалился на другую руку, чтобы отвернуться от солнечных лучей, — кстати, интересно будет, я думаю, — пробубнил юноша. Учительница опаздывала уже минут на пять. — Ага, поэтому ты лежишь и сопишь, как медведь в берлоге, — усмехнулся одногруппник, откладывая телефон в сторону, — на следующей перемене идём в туалет, там попарить можно, — поставил он перед фактом, даже не спросив мнение у друга. Антон не сильно понимал эти «традиции» — собираться в туалете компанией на переменах, доставать электронные сигареты, а потом, не дай бог зайдёт кто из учителей, быстро и небрежно прятать устройства по карманам и рюкзакам. По его мнению, лучше выйти на улицу, где вероятность быть замеченным намного меньше, и спокойно себе общаться, а не ютиться в местных туалетах с кучей ворчливых студентов, которые обязательно захотят обратить на себя внимание, выдав коронную фразу: «Чё вы тут столпились? Другого места не нашли?» — У кого ты возьмёшь? Димки же нет сегодня, — поднялся Шастун с парты, заинтересовавшись темой. На пороге послышался тонкий голос и дружелюбное приветствие: «Здравствуйте, ребята, извините за опоздание. Меня зовут… «. Многие учащиеся тут же оживились, некоторые убрали телефоны и перестали общаться. Пришлось говорить полушепотом, чтобы не отвлекать учителя от урока и, тем более, не быть услышанными. — У Фроловой, — подметил Сергей, замечая заинтересованность парня. Антон поставил локоть на стол и облокотил голову на руку, полностью отстраняясь от монотонного голоса преподавателя и включаясь в тему разговора с другом. — Что-то часто вы стали с ней общаться, — юноша поиграл бровями и по-доброму усмехнулся, когда обратил внимание на то, как кончики ушей Матвиенко начали заметно краснеть. Тот мельком отвёл взгляд и глупо улыбнулся на высказывание Антона. — Мы гуляли несколько раз на каникулах, но, думаю, мне абсолютно ничего не светит, потому что, насколько я знаю, она встречается с Ваней, — Серёжа опустил голову и записал что-то в чистой тетради, иногда посматривая на доску. — Кто такой Ваня? — Шастун нахмурил брови и перевёл взгляд на одногруппника, явно не ориентируясь в списке тех имён, которые иногда произносит Серёжа. Вообще они с Димкой люди не столь общительные, в отличие от их друга, который вечно старается завести новые знакомства или же просто располагает к себе людей так, что те сами тянутся к нему за общением. Однако к Диме и Антону Матвиенко всё равно относится по-другому: трепетно, доверчиво. Он знает, что их дружба крепкая и вряд ли кто-то сможет её разрушить, вряд ли кто-то сможет помешать общению ребят. Их диалог прервал высокий голос: — Молодые люди, как вас зовут? — видимо, обращаясь к ним, спросила учительница. Парни неуверенно представились. — Отлично. Ребята, пожалуйста, давайте немного потише? Очень сложно работать в таком шуме, — низкая женщина, на вид лет тридцати, довольно худая, вернулась на своё место, удволитворившись положительным кивком студентов на свою просьбу. Серёжа наклонился вперёд, чтобы друг мог лучше его расслышать и тихо стал ему объяснять: — Ваня Купринов, с четвёртого курса, высокий такой… на баскетбол ходит ещё, — он нервно покрутил ручку между пальцев и колпачок случайно отлетел на пол. Ирина Васильевна, кажется так её зовут, стоявшая недалеко от парней, не переставая что-то рассказывать, подняла колпачок и положила на их парту. «Приятная все-таки женщина» — подумал Антон. — Спасибо, — тихо поблагодарил её Матвиенко, отводя взгляд. Антон задумался, представляя образ коварного и страшного баскетболиста, который старше них на два года. — Припоминаю такого: на волейболе ещё выёбывается часто, — грустно произнёс он, осознавая, что против этого парня у друга нет никаких шансов…***
В туалете людей было не много, однако, из-за того, что они не разделялись на «мужской» и «женский, потому что всем было откровенно плевать, в кабинках часто находилось по несколько девушек, вечно обсуждающих какие-либо сплетни, новости, подруг за спиной, косметику, парней… да всё, что придёт в голову. Обычно Антон не вникал, ему никогда не нравились эти «змеи», предательски оскорблявшие людей между собой, а как дело доходило до того, чтобы сказать в лицо, так «никто ничего не говорил». Однако сейчас тема заинтересовала его: студентки говорили, кажется, о каком-то новом учителе, описывая его как превосходного мужчину, цепляющего и своей внешностью, и речью, и характером… Припоминая всех педагогов-мужчин в их колледже, Антон никак не мог вспомнить из них симпатичных, а уж тем более с хорошим характером. — У него строгий костюм, а сам он высокий и симпатичный, — говорит одна из них, открывая кабинку, — а еще пахнет от него просто обалденно, — обращается она к подругам. — Эй, а вы о ком? — совершенно бестактно перебивает их Антон. — Учитель анатомии… — отвечает она, улыбаясь, и все трое выходят из туалета. Антон нахмурил брови, меняя своё представление о преподавателе, ведь изначально он думал, что дисциплину будет вести женщина, как и многие другие пары. Из мыслей его быстро вывел голос Матвиенко, зашедшего в туалет вместе с Оксаной: — Шастун, вот ты где! — резко произнёс он, как будто и не знал, что друг будет ждать их тут. — Приве-ет, Антоха, — низкая девушка уже доброжелательно обнимала парня, здороваясь, на что тот также ответил нежными объятиями, поглаживая подругу по спине. — Привет, коротышка, — сказал он, щёлкнув её по аккуратному носу. Он испытывал к Оксане особую нежность, ведь девушка очаровывала всех своим превосходным добрым сердцем, готовым отозваться на любую беду, а также милой неброской внешностью. Серёжа уже во всю дымил электронную сигарету. В туалет зашёл высокий парень, внешность смазливая, жутко знакомая: вздёрнутый нос, круглые глаза, губы пухлые, но немного засохшие. Будто прочитав мысли Антона, он высунул кончик языка, мимолётно провёл по губам, облизывая. На лице, если приглядеться, есть даже немного веснушек. Волосы тёмные, но скорее каштановые, будто смешали молочный и тёмный шоколад. Одет он был в чёрные «джоггеры», обыкновенную чёрную футболку, облегающую силуэт накаченных мышц. Железная цепь прикреплена к штанам и немного болтается при походке; взгляд не очень доброжелательный, на что Шастун сразу обратил внимание. Юноша посмотрел на друга непонимающим взглядом, мол: «Это он?». Однако Серёжа даже не заметил, что кто-то смотрит на него: друг стоял с опущенными в пол глазами и нервно покусывал губу. — Вань, привет, — тут же пропищала Оксана, заметив парня, и кинулась ему на шею, крепко обхватив двумя руками. После этого Антону ответ и не понадобился. Купринов поднял низкую, по сравнению с его ростом, девушку и немного покрутил. На лице Фроловой появилась счастливая улыбка, будто он — та самая значимая часть её жизни, самый близкий и родной человек. И выглядело это действительно мило, но от взгляда на отчаянного Серёжу в этот момент шли мурашки буквально по всему телу. Четверокурсник протягивает Антону руку, представляясь, на что тот моментально реагирует, приветствуя его в ответ. Некоторое время они дружелюбно беседовали, однако Антону не давал покоя его друг, стоявший в стороне с «электронкой» Оксаны. Звонок прозвенел, громко отдавая по ушам, оповещая, что последняя пара уже началась. Матвиенко всучил электронную сигарету девушке и резко отрыл дверь, выходя из туалета, даже не попрощавшись с остальными. Антон, удивлённый таким поведением друга, бодро пошёл за ним, но на пол пути к выходу голос Оксаны отвлёк его: — Что это с ним? — поинтересовалась одногруппница. Шастун на ходу пожал плечами, оповещая, что понятия не имеет и, бросив короткое «Пока!», вышел, следуя за Серёжей. Тот, будучи уже на другом конце коридора, злобно пнул скамейку и, запустив обе руки в волосы, остановился буквально на секунду, а после, не дождавшись Антона, направился в нужный кабинет. Что ж, сам Антон подумал: «Если нужно будет поговорить — Серёга начнёт сам, а пока надо бы оставить его в покое.».***
— Можно войти? — голос друга звучал громко, сердито и уверенно, отчего опешил не только шатен, но и большая часть студентов их группы, однако преподаватель лишь спокойно кивнул в ответ, обращая на них своё внимание. Антон быстро сел на свободное место, но стоило ему посмотреть на мужчину, как он застыл в оцепенении, кажется, даже чуть приоткрыв рот, как ребёнок, мечтательно засмотревшийся на большую игрушку, которую ему никогда не купят. Мужчина действительно был одет в чёрный офисный костюм, как об этом и говорили девушки из другой группы, но пиджак уже висел на спинке учительского стула. Рубашка белоснежная, идеально выглаженная; ровный чёрный галстук висит вдоль пуговиц, на удивление ничуть не помятый, как обычно это бывает у Антона, если ему требуется нарядиться; рукава рубашки завёрнуты до локтей, оголяя предплечья, на которых можно даже увидеть небольшую россыпь родинок, а, опуская взгляд ниже — изящные тонкие пальцы правой руки, потому что левая убрана в карман. Чёрные волосы причёсаны, но не уложены, хотя это никак не мешает им выглядеть опрятно. Пара отделившихся от волос прядей свисают ко лбу, что придаёт образу педагога ещё более сексуальный вид. Рубашка заправлена в прямые чёрные брюки, которые подчёркивают отличную фигуру и без того потрясающего мужчины, а на паховой зоне немного натянуты, облегают, но не по форме, потому что молния мешает рассмотреть более подробно. Изучающий, немного загадочный взгляд холодных голубых глаз устремлён на группу; взгляд бегает от одного человека к другому, будто пытаясь отпечатать в памяти лицо каждого ученика. На лице небольшая дневная щетина, но, чёрт, даже она не лишняя в этом образе, а, наоборот, придаёт мужественности и харизмы. Одна бровь приподнята вверх, будто ожидая, когда на него обратят внимание, хотя большая часть группы и так смотрит на него. Когда взгляд останавливается на нежных зелёных глазах Антона, приподнимается и вторая бровь, будто настолько пристального внимания, коим одарил его Шастун, он не ожидал. Парень, осознав, что откровенно пялится, быстренько закрывает рот, откуда, как казалось, скоро уже потекут слюни, и опускает глаза, прячась за спинами учащихся, лишь бы не поймать этот взгляд снова. Щёки студента жутко покраснели, когда он понял, что учитель спалил его за столь пристальным и внимательным наблюдением за его особой. — Добрый день. Меня зовут Попов Арсений Сергеевич, — представился он, говоря абсолютно размеренно, чётко, а Антон залип ещё и на его голос. Грубоватый, с небольшой хрипотцой, тихий, но в тоже время не обратить на него внимание просто невозможно, — для начала предлагаю вам разобраться с тем, чем мы будем заниматься на данной дисциплине. Как вы думаете, что такое «анатомия»? Он осмотрел группу и спросил отличницу, тянущую руку на каждой паре, которая что-то предположила. Антон особо не вникал. — Совершенно верно, анатомия — это наука о строении, форме человеческого организма, его органов… — послышался вновь приятный, успокаивающий голос Арсения, а Антон, наспех записавший что-то с его слов, обратил внимание на друга, который сидел тихо, смотрел перед собой, не обращая внимание ни на привлекательного учителя, ни на материал, излагаемый им, ни на соседа по парте. — Эй, — шепнул он, пихая друга в бок, — ну ты чего? Матвиенко переводит на него взгляд, смешанный со злобой и грустью. Он фыркает и, закрыв лицо руками, выпаливает: — Блять… — потирает глаза и снова смотрит, пытаясь, судя по всему, подобрать правильные снова, — я устал. И этим не сильно объясняется его поведение и состояние, но под вопросительным взглядом Антона он продолжил: — Я тесно общаюсь с ней ещё с прошлого года, и я почти был уверен, что добился её внимания, — прерываясь, он посмотрел на девушку, которая пришла после ребят буквально через пару минут, а сейчас что-то очень внимательно записывает с доски. Антон дёргается, возвращаясь к занятию краем уха, быстро переписывает несколько определений, но друга всё равно слушает. — А потом появляется этот кретин, который обращается с ней иногда, как хамло, не имея к девушкам должного уважения, а она просто терпит и говорит, какая вся счастливая, — продолжил друг с ядовитой злостью и обидой, — если бы я имел возможность общаться с ней на том уровне, на котором общается он… я бы никогда не посмел её как-либо оскорбить, потому что… блять, — Сергей устало прикрыл глаза и теребил кольцо на среднем пальце, то снимая его, то с силой надевая обратно на фалангу. Было видно, что слова человеку действительно даются сложно, к тому же, зная Серёгу, он никогда не сможет открыто и прямо сказать что-то про симпатию или любовь к кому-то. За разговором время летит быстро, как и сейчас незаметно для ребят пролетело чуть больше половины пары за обсуждением объекта внимания Матвиенко. — Бля, Серый… — студент сочувственно вздохнул, не в силах найти слова для поддержки, потому что какой смысл? Как можно поддержать человека, который находится в такой ситуации? — я даже не знаю, что сказать… Шастун обратил внимание на то, что вокруг было подозрительно тихо. Никто не шуршал тетрадями, не доносилось голосов, не было слышно привычных дискуссий между учениками и учителем на ту или иную тему. Когда парень поднял голову, резко раздался громкий хохот с разных сторон, обращённый в его сторону, что очень насторожило. Так как ученик сидел полу-боком, то ситуацию за спиной было видно плохо, поэтому наиболее разумным решением он счёл повернуться в сторону смеха одногруппников. Повисла напряжённая пауза и с диким разочарованием он обнаружил, что над ним, сложив руки, стоял преподаватель анатомии. И, вроде бы, любой нормальный человек напрягся бы ещё больше под недовольным взглядом, однако Антон уволил тонкий, приятный аромат духов, исходящий от объекта всеобщего внимания, и первым делом постарался незаметно принюхаться, наслаждаясь. Но, проанализировав ситуацию и поняв, что, вероятно, разговаривали они очень громко, он посмотрел в голубые глаза и, немного осев под его взглядом, поспешил извиниться: — А, ой, — вырвалось из него первое, что пришло в голову, отчего послышалась вторая волна смешков, — извините. Арсений Сергеевич по-доброму улыбнулся, что привело юношу в полнейшее недоумение. Так он что, не будет отчитывать за неуважение к педагогу? Не будет читать нотации про то, что мы все ощутим себя на его месте? С первого взгляда на этого мужчину было понятно, что он либо тиран, капающий на мозги, либо слишком требователен к своему предмету. Но, похоже, Антон жестоко ошибся. Такой реакции он явно не ожидал. — Как зовут? — обратился к нему физиолог, немного усмехаясь. — А-антон, — протянул парень, всё ещё немного поверженный в шок, — Шастун, — добавил он. — Антон, я понимаю, что вы устали к четвёртой паре, — сказал он, обращаясь уже к нему и Серёже одновременно, — но осталось немного. Дослушайте спокойно материал, и я отпущу вас пораньше, — на этом моменте учитель оглядел группу, донося информацию до всех. Послышались благодарные возгласы группы, а Шастун поймал улыбку Серёжи и, посмеиваясь, выдохнул, понимая, что настроение друга явно улучшилось. Наконец он обратил внимание на кафедру. Ничего наглядного для подачи материала не было: ни презентации, ни каких-либо записей на доске, никакой демонстрации — только сам учитель, который облокотился локтями на стол и общался с группой так, будто долгое время знает всех поголовно. Антон не переставал удивляться тому, как он мог расположить к себе, заинтересовать темой, причём сразу же, с первого занятия. Шастун огляделся. Многие слушали его буквально с открытыми ртами, как и он сам оставшуюся часть пары. Те, кто обычно предпочитает провести время в телефоне, вместо того, чтобы послушать пару, и то сидели с внимательным видом и вслушивались в каждое слово. Попов находил ответ на любой вопрос. Он не пытался выкрутиться, добыть информацию из учебника, как делали некоторые учителя. Он давал чёткий и ясный ответ, доступный для понимания. Если кто-то не понимал каких-либо моментов, он не срывался, не повышал голос, лишь спокойно объяснял ещё раз, и ещё, и ещё, пока ученик наконец не говорил: «А-а-а, точно, дошло!» Сложно было сказать, что Арсений кому-то не понравился. Казалось, он нравился всем. Многие поняли сразу: Арс — тот учитель, которому можно доверять. — Значит, из этого выходит, — Арсений Сергеевич сделал небольшую паузу. В этот момент он заполнял таблицу на доске, пачкая руки белым мелом, — в столбике «Структурные уровни организма» мы пишем: молекулярный, клеточный, тканевый, — продолжил он. Почерк преподавателя был вполне разборчивым и даже красивым, из-за чего Антон подумал: «А есть у него вообще какие-либо изъяны, или настолько он, блять, идеальный во всём?» — Органный, система органов и организм в целом, — закончил Попов, кладя мел и, отряхнув руки, повернулся к группе, снова облокачиваясь локтями на стол, — а кто мне назовёт свойства живой материи? Преподаватель обвёл учеников глазами, игнорируя поднятые руки, которых, на удивление, было много и, наткнувшись на Антона, коварно улыбнулся. — Шастун? Поведаешь нам? — спросил Арсений Сергеевич, не отрывая взгляда от растерянного выражения лица младшего, — это элементарно, мы говорили об этом минут 15 назад, — усмехнулся он. — А, э, — и снова волна смешков, направленных в сторону Антона. Тот притупил взгляд и немного даже голову вжал в плечи, лишь бы до него не докапывались. «Знали бы вы, Арсений, как вас там… Сергеич, что я не об анатомии думал, а на вас в тот момент залипал», — пронеслось в голове Шастуна. — Ну же, Шастун, — Попов улыбнулся ещё шире, — что свойственно живой материи? Подумай. Серёжа, покопавшись немного в телефоне, шепнул другу: — Тут много всего, и я не думаю, что это правильно, — вынес он свой вердикт, закрывая вкладки сайтов. Сам он, вероятно, не слушал, потому что снова переписывался с Оксаной, Шастун был почти уверен в этом. Кто-то, находившийся на задней паре, шепнул подсказку, но единственное, что ученик смог расслышать — это одно слово, поэтому, не теряя времени, он произнёс: — Рост… — Антон почесал лоб, делая вид, что сильно занят раздумьями и что вспоминает материал, недавно звучавший на паре, — и… — И? — нетерпеливо переспросил физиолог, — и развитие, Шастун, — ответил он за ученика, записывая в таблицу. Антон поспешил сесть и перечертить её к себе в тетрадь. Ну даже если бы он слушал, он бы все равно не понял, чего докапываться то? Он и в школе биологию не сильно понимал, а тут, считай, она же, только более подробная, ну и, собственно, анатомия, а не биология.***
Пара закончилась быстро, ну, а Арсений Сергеевич, как и обещал, отпустил пораньше, что удивило многих учеников: неужели не забыл? Шастун неохотно собирал вещи, поглядывая на группу столпившихся возле учителя людей, подошедших либо с вопросами, либо просто что-то обсудить. И разговор клеился у них так душевно, что Антону оставалось только завидовать: сам он не может вот так просто подойти и начать разговор, или спросить что-то, потому что даже в материале толком не разбирается. Арсений смеялся над чем-то, выслушивая истории студентов, а Шастун лишь бросил очередной косой взгляд на этих подлиз. — Пойдём? — спросил Сергей, выводя друга из своих мыслей. — Да, — ответил тот, застёгивая молнию на рюкзаке, — я очень не хочу домой, Серёг, — пожаловался парень, напоследок снова оглядываясь на Попова. Ответной реакции не было. Преподаватель даже не обратил внимание на то, что они уходят, а сам Антон не будет кричать через весь класс: «До свидания!», как делают многие девочки, он же не дурак. При всём при этом, юноша опять забыл отчество нового учителя и было бы не очень вежливо прощаться без обращения лично к нему. — Ко мне нельзя, у меня отец сегодня дома, — грустно подытожил Матвиенко, отвечая на высказывание парня, — он гостей не любит. — Блять, — коротко ответил он, — я понимаю. Ничего, Серый, — грустно улыбнулся Антон, продолжая спускаться по лестнице.***
С Матвиенко они попрощались возле метро, а путь до дома в душном автобусе, полном отвратительных, грубых людей, занял добрых 40 минут. Поднимаясь по лесенке пятиэтажки, Антон молил всех богов о том, чтобы мама сегодня задержалась на работе; чтобы он пришёл, а дома тишина и спокойствие. А нет, эти самые боги решили посмеяться над ним в очередной раз. — Я дома! — крикнул парень, снимая с плеч рюкзак и быстро разуваясь, надеясь проскочить в комнату до того, как мама выглянет с кухни. — Какого чёрта ты так долго? — донёсся злобный, низкий голос женщины, обращённый к нему. Не успел. Мама Антона стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди, и оглядывала сына презрительным взглядом с ног до головы. — Сегодня четыре пары было, я же говорил, — спокойно ответил юноша, привыкший к грубым высказываниям от матери в свой адрес. Женщина лишь закатила глаза и вернулась на кухню. Быстро взглянув на кухонный стол, Антон глубоко вздохнул, спеша быстрее очутиться в своей комнате. Недолго думая, он достал с последней полки книгу, с головой окунаясь в другой мир и абстрагируясь от реальности. На столе стояла только начатая бутылка коньяка. Опять пьёт.