Дальше в Лес

Яра поспевала за проводником, сжимая для успокоения кинжал, слишком сильно, отчего уставало запястье. Оружие давало ощущение защищенности и контроля над ситуацией - иллюзорное. Иногда в ее голове всплывало: «Бей в лицо или под подбородок», - тогда она невольно представляла, как полоснет перед собой наотмашь, и кто-то обезображенный зальется красным по самые подошвы. Ее начинало подташнивать. Такие, как тот похититель, не должны получать, что хотят, и оставаться безнаказанными, но сама она не желала пускать кровь и не чувствовала себя способной на это. Даже расквашенный ею нос шокировал до чертиков, несмотря на то что это была необходимая самооборона. По просьбе Наи Яра пересказала произошедшее. Рассказ вышел сухой, недостаточно пронзительный, чтобы передать глубину ее эмоций. Она попыталась было обрисовать, что почувствовала, оказавшись обездвиженной, но слова в сравнении с пережитым звучали бледно, и она умолкла. Один раз по пути до охотничьего домика они остановились, потому что у Яры разболталось крепление снегоступа. Наи опустился на колено, помогая зафиксировать ногу правильно, а когда поднимался, мимоходом вынул из ее руки кинжал, который она не выпускала, даже пока возилась с ремнями. - Он теперь твой. И ножны забирай. Наи вернул кинжал в ножны и перевесил перевязь с себя на Яру, плотно застегивая на талии. Едва он это сделал, она снова машинально ухватилась за рукоять. - Ты успеешь его вытащить. Бесшумно никто не подкрадется, у тебя будет время, - заметил он, по пальцу разжимая ее хватку. Чтобы это сделать, ему пришлось снять варежки. Яра же в перчатках уже рук не чувствовала: то ли от стресса, то ли от холода. Он оценивающе мазнул взглядом по трясущимся губам и вдруг запустил два пальца под воротник ее куртки, прижимая к шее. Яра не отшатнулась в испуге только потому, что не успела среагировать на мимолетное касание. - Мы движемся, но ты как ледышка. - Я снега за шиворот нагребла, пока боролась с… этим. У меня толстовка на спине мокрая. И манжеты, и носки. - Ясно. Идем дальше. Краткая передышка дала навалиться усталости. Даже на разговоры сил не осталось, Яра переступала ногами в ожидании перевалочной точки маршрута - сторожки. Однако ей снова пришлось включиться, когда Наи вдруг указующе выпростал руку вперед и заявил: - Иди вот в этом направлении – и выберешься к сторожке. А я вернусь и замету следы. Встретимся уже там. Яра сразу же вцепилась в его рукав и умоляюще выпалила: - Нет, не бросай меня одну! - Я не бросаю, - терпеливо сказал Наи. – Но чтобы нам в затылок не дышали пятеро разъяренных бугаев, надо увести их в сторону. - Я пойду с тобой. - Ты будешь мешать. - Пожалуйста! Вдруг я заблужусь? Вдруг они доберутся до домика раньше, чем ты вернешься? Вдруг там окажется кто-то еще? - Никого там нет. И не будет, если ты дашь мне разобраться со всем сейчас. Ты не заблудишься – тут идти всего ничего. И даже если ухитришься потеряться в трех соснах – я тебя найду, главное не спи, а то околеешь. - А если ты… не вернешься? – неразборчиво пробормотала Яра, не желая даже произносить такое вслух. Наи вдохнул и протяжно выдохнул, а заговорил медленно и внушительно, будто вдалбливал правила жизни в башку пятилетке: - Отойди на шаг от своей трясучки и оцени здраво. Допустим, я со всем справлюсь. Тогда ты в безопасности: потому что мы избавимся от преследования и вернемся домой. Теперь допустим, со мной что-то случилось, но ты добралась до сторожки и свободна. Тогда тебе просто придется чуть больше проблем решать самостоятельно. Отогрейся как следует перед выходом, а потом держись наших старых следов. И все будет в порядке. Ага. - А теперь вообрази худшее: я умер, тебя схватили. Из того, что я слышал, для той шайки красивая девушка – вроде как особая добыча. Это значит, что гадости могут произойти, но ты не умрешь, и тебя не покалечат. Им это не выгодно. Яра возмущенно застонала, и ему пришлось повысить голос, чтобы продраться сквозь ее негодование. - В этом случае наберись терпения и постарайся их не бесить. Если мы не вернемся, Харза сообразит, что что-то случилось, и отправится на поиски. Это вопрос времени, когда она тебя отыщет и отобьет. - Она будет искать тебя, - подчеркнула Яра. – А про меня, может, и не вспомнит. И как это она в одиночку переборет пять мужчин? - Почему в одиночку? Соберет отряд по деревням – и вперед. Она не оставит девушку в беде, а за меня глотки перегрызет. - В любом случае, я не хочу и минуты снова пробыть с теми уродами! - Тогда возьми себя в руки и дай мне замести следы. Он твердо отцепил ее от рукава и снова указал направление. - Возвращайся быстрее, - тоскливо попросила Яра. Но он уже уходил и ее не слушал. Яре ничего не осталось, как продолжить путь в одиночку. Она шла четко по указанному, не сходя в сторону даже чтобы обойти заросли, а не продираться через них, потому что боялась потерять ориентиры. И, не успев даже толком известись от неопределенности, наткнулась на старые следы. С такой подсказкой сбиться было уже невозможно, и вскоре она вышла к охотничьему домику. Первым делом Яра разыскала в рюкзаке предусмотрительного Наи запасной свитер с носками и переоделась. Затем затопила очаг и разогрела еду. Ей кусок в горло не лез, но урчащий желудок недвусмысленно напоминал о себе, и она, давясь, съела вареное яйцо с куском хлеба. Этого хватило, чтобы экстренно подкрепить силы. За время ожидания Яра перераспределила вещи в рюкзаках, опустевших и полегчавших без провизии. Еды оставалось на один раз, и это было еще одной причиной, по которой следовало вернуться в избушку как можно скорее. Наи, может, и способен был настрелять им дичи, но Яре не хотелось проверять, так ли это, а уж самой ей даже мерзлые ягодки не светили. И это заставляло ее едко критиковать школьный учебник по основам безопасности, в котором рассматривались исключительно летние случаи. Все время Яра просидела в полумраке домика у теплого очага, и хлынувший внутрь свет из распахнутой двери резанул по глазам. Она снова рефлекторно схватилась за кинжал, но расслабилась, опознав Наи. - Ну и чего переживала? Сама вернулась, меня дождалась – все как задумывалось вышло, - с ходу пожурил он. – О, ты и вещи переложила? Замечательно. Готовься, выходим очень скоро. - У тебя не получилось? За нами погоня? - Я замел следы, и среди тех пятерых нет ходоков, так что они могут сутками круги наматывать и ничего не найти. Но если они изначально знали о сторожке, то проверят ее, хоть и поблуждают пару лишних часов. Надо вернуться на мою землю – туда им хода нет. Так что без ночевки, выдвигаемся. Придется идти ночью. Яру не удивила спешка, но озадачило, что при всех обстоятельствах, Наи просто расселся перед очагом и принялся ковырять ножом принесенные с собой сосновые палки. - Что ты делаешь? - Факелы. Палки были толстые и тяжелые – почти дубины, и он расщеплял их с одного конца, а затем начинял хвоинками. После объяснения его действия приобрели смысл. - На такой случай придумали фонарики, - проворчала Яра, больше от нервов, чем с реальным упреком. - И как ты справишься, когда батарейка откажет? – невозмутимо откликнулся он. Яра забрала у него заготовки и принялась утыкивать хвоей и щепой. Вдвоем они справились быстро. Погасили очаг, подбавили дров для следующих путников, оставили снегоступы и покинули домик. Яра не представляла, как проведет несколько часов на ногах, на лыжах, но прикусила язык и не тревожила своими опасениями. Ведь, в отличие от нее, Наи не отдыхал вовсе, если не считать тех минут, когда они мастерили факелы. Идти по старой лыжне было чуть-чуть, но легче. Временами Наи отправлял Яру вперед, а сам возвращался и опять что-то колдовал со следами. На лыжне, да с отрывом от преследования Яра уже не боялась оставаться одна, но ей было интересно, что делает Наи, и она задала вопрос. «Потом научу, сейчас у тебя не получится», - ответил он, чем только взвинтил ее любопытство. О том, что в Лесу стоит опасаться не только людей, она вспомнила, когда дорогу им перерезал на удивление стремительный кабан, мощно, как плугом, пропахавший снег. Яра остолбенела. Наи же прокомментировал почти ласково: - Сбили с толку мы бедняжку. Так бы мимо он не сунулся. Яра раздумывала, спросить ли, каким образом двое лыжников могут сбить с толку дикого кабана. Но поймала себя на том, что, когда Наи покидал ее, она ощущала легкое головокружение. Она связывала это с избытком кислорода и движения, да и вовсе не обращала на это внимания. Но вдруг поняла, что головокружение сопровождала дезориентация, которую она тоже успешно игнорировала. - Мне кажется… ты и меня сбил с толку, - медлительно проговорила она, на пробу, больше наблюдая, какой это произведет эффект, чем ожидая ответа. Он подтвердил ее нелепые догадки, которые и вслух высказать-то было стыдно. Стыдно, пока казалось невозможным. - Так бывает, когда Лес колышешь. У не ходоков голова кругом идет. Да и ходоков штормит, пока не устаканится. Как бы фантастически его ответ ни прозвучал, Яра выделила рациональное зерно и сложила два плюс два. - Вот так заметают следы: воздействием на Лес? Я думала, ты там веточкой шерудил или еще что… - И веточкой тоже шерудил, - рассмеялся он. – Глупо пренебрегать простыми способами. Но даже как веточкой шерудить надо знать. Иначе еще больше наследишь. - Боже. Я совсем не умею здесь жить. Мне не место в Лесу, - в который раз уверилась Яра. - Убогий вывод. Расскажи о нем тысяче лесных жителей, которые точно так же не умеют путать следы. - Разве не все умеют? - А многим ли это надо? Яра понятия не имела. Откуда ей было знать, как живут лесные? Но раз Наи считал, что навык даже для Леса редкий, то так оно и было. Если только под «тысячей» он подразумевал подавляющее большинство. Демография Леса, конечно, оставалась темным пятном, но наверняка в поселениях, общим числом, жило гораздо больше. Иначе повырождались бы, да вымерли все давно. Наступление сумерек Яра восприняла тревожно, поскольку уже знала, как быстро темнеет в лесу. Даже с факелами ночное путешествие представлялось ей чем-то ужасным. Как оказалось, зря. Стало существенно холоднее, усталость после привалов наступала быстрее, но, в целом, продвигаться было не так уж трудно, учитывая, что вел Наи, и нужно было только следовать его лыжне. Факелы освещали лишь небольшое пятно, за его пределами царил густой безлунный мрак. Только скрип подсказывал, что в нем стоят деревья, да совиное уханье рисовало объем пространству. В какой-то момент растворилось напряжение. Яра ощутила, будто ослабли удерживающее нити, которых она раньше даже не замечала, и чувства прояснились. Несмотря на утомленность, стряхнулась отупелость. Сперва она решила, что, наконец-то переварила нападение, но затем вспомнила, как игнорировала головокружение, посчитав нормальным, а это оказалось воздействием, и для проверки забросила удочку: - Знаешь, мне вот сейчас сильно полегчало. - Хорошо. Яра попробовала по-другому: - Как будто натянутая резинка порвалась. Проще стало. Разница заметная. - Мы уже в моих владениях. Эта земля меня любит и защищает. - И меня заодно? – спросила Яра, чувствуя, что ступает на шаткую почву незнакомого, рискуя попасть впросак. - Всех, кто созвучен. Что ж, она почти угадала, хоть и с трудом укладывала в голове, что место может проявлять благосклонность, да еще и выборочно. - Хороших пропускает, злых – нет? – снова рискнула она. - Кто хорошие, а кто злые? - Мужик, который на меня напал, точно не хороший! Вот он будет, как ты говоришь, созвучен этому месту? - Нет, но не потому что посмел тебя тронуть. Как будто земле есть дело до человеческой возни! Ты серьезно, что ли? И как, по-твоему, место может кого-то не пропустить? Ты забор и ворота тут видишь? «Действительно. И как это я так сплоховала?» - пассивно-агрессивно подумала в его сторону Яра. Ей еще предстояло разобраться в парадоксах, которые он считал очевидными истинами. Но злилась она не на него, конечно, а на свою неспособность уловить нюансы. - Чего притихла? Даже не хочешь возразить или какую чепуху высказать? – спросил Наи, оборачиваясь. Огонь факела мистически подкрашивал его лицо красно-коричневым, а смесь запахов костра и хвои насыщала пространство между ними, за пределами которого ничего, кроме тьмы, не было. Казалось даже странным, что в такой атмосфере они что-то выясняют и шутливо переругиваются, когда надо было просто молчать и благоговейно внимать. - Что говорить-то? – сдавшись, вздохнула Яра. – Все сначала проясняется, а потом опять запутывается. Спрошу еще что-то – и совсем потеряюсь. - Просто дай себе время. И что ей оставалось, кроме этого? Умственным усилием ответы на вопросы Леса было не найти, как невозможно заставить себя уснуть напряжением. Время у нее было. Прямо сейчас молчание, их и Леса, закладывало в ней фундамент, не понимания, но состояния, дающего понять. Учило внутренней тишине. Мир фрагментарно вырисовывался перед глазами, и тут же распадался за спинами. Деревья и кустарники меняли очертания в танцующем пламени. Путников сопровождал треск сгорающих сосновых веток, а блуждающий ветер подвывал в кронах то тут, то там. В этом ужатом до освещенного пятна существовании, сосредоточенном в текущем моменте, не так уж важно было, каково вовне. Яра ощущала, будто стягивается в одну точку, становится плотнее и реальнее. Словно большую часть времени она блуждала вне себя одновременно в тысяче сторон, а тут вернулась. Наи остановился и поднял факел выше. Уже привычный световой ареал расширился и допрыгнул до другого освещенного круга. Впереди под пламенем воткнутого в сугроб чужого факела мохнатая фигура склонилась над темной грудой. Блестела сталь, пар поднимался над темными лужицами крови. Тени смещались и дрожали, наращивая массу жертве, и убывали, сдирая этот обманчивый покров. Мохнатое существо распрямилось и обернулось. Руки его были черны, как и снег под тушей. А лицо светлое, как луна. Яра вдохнула, выдохнула и, подуспокоив скачущее сердце, поняла, наконец, что это Харза. - Вы вовремя, - сказала та. - Чтобы помочь тащить добычу? – утомленно пробормотал Наи. – Мы и так с ног валимся. Харза воткнула нож в сугроб, нагребла чистого снега и принялась отмывать руки. - Я уже закончила с разделкой. Заберем лучшие части, остальное – зверям. - Чтобы волков на мою территорию приманило? - Ну… утром вынесу за пределы. - Утром уже поздно будет. Да и бесполезно это: все и так пропиталось кровью, запах никуда не денется. - Пф-ф, забирайте тогда мясо и ступайте. А я тут приберусь. - Да ладно уж. Оставь как есть, просто больше так не делай. Если охотишься – уходи подальше. Они с Ярой подошли ближе. Наи воткнул факел рядом с уже торчащим, скинул рюкзак и принялся помогать обматывать сочащиеся кровью мясные пласты тканью и кожей. Яра же встала на границе чистого и оскверненного снега и осветила себе зрелище. Распотрошенная олениха блеснула стеклянным черным глазом и, казалось, уставилась на нее с человеческим пониманием. Ободранная, с голыми ребрами и вываленными наружу внутренностями. К запаху крови примешивался другой, тошнотворный. Утопленные в снегу копыта чернели, будто ноги пригвоздило к земле. Яре стало нехорошо, но она не могла отвести взгляда от умного мертвого глаза. Олененок на тонких ножках. Вернись домой по следам или надейся, что тебя заберут. Кровь прожгла снег, но не добралась до земли - она прольется только весной. Рядом два совершенных хищника, два лесных духа, раскладывали плоть, переговариваясь на своем разрывном языке, расталкивающем другие звуки локтями. Они были в своем праве. И добычей тоже, пока не замеченной. Они водили близкое знакомство со страхом: и сами, и являясь источником. У них был изысканный вкус, и сытная основа в крепком панцире ореха. Орехи? Что это? Она выплыла из сумрака и перевела взгляд на занятых людей. Кто жертва, кто хищник? Убитое животное – олениха, но не олененок на тонких ножках. Не ребенок в Лесу, а сам Лес. А кто же Яра? Яростное и тесное имя. Ярослава – еще теснее, и немного нежнее. Дичь. - Дичь, эй! – грубо, с хрипотцой. - Ты меня слышишь, Дичь? – немногим более чутко. Те же агрессивные созвучия, созданные с умыслом, как и железные полосы. - Да она провалилась, - второй из голосов. – Тс-с-с, не пугай ее, я сейчас… Что-то разорвало ее напополам и когтистой лапой уволокло более древнюю и знающую часть прочь. Сознание вернулось к ней. Яра судорожно вдохнула, будто вынырнула с большой глубины, и в груди жгло так же. - Я… Я… - она пыталась одним взглядом объяснить Наи, что с ней произошло, потому что это было важно, а слова пока еще застряли в глотке. - Ты вымоталась, перевпечатлилась и потерялась. - Нет, я чувствовала… Я… вас… - Я знаю, что с тобой было, не надо объяснять. Но если хочешь рассказать – я выслушаю потом. Когда поймешь как. Яра благодарно закивала и поспешила отойти от туши. - Иди-ка сюда, олененок, - поманила Харза. - Не зови меня так! – взвилась Яра. - А чой-то? - Ей не нравится слышать это рядом с освежеванной оленихой, - пояснил Наи. - Дурная, что ли? Может, она еще в озере, где рыба, не плавает? - Она немного по-другому вещи видит. - А я вижу, что у нас есть лишняя пустая сумка. Иди сюда, не-олененок. Вот твоя часть. И Харза указала на аккуратную кучку свертков. Яра принялась складывать их в свой рюкзак со странным благоговением жертвоприношения и облегчением, что жребий пал не на нее. Ощущать потом этот вес на спине было то ли кощунственно, то ли грязно. Но так чувствовала только она. Харза с Наи привычно нацепили рюкзаки и, подхватив факелы, целеустремленно заспешили домой. Они не отрывались сильно, иногда поджидали, но и не сбавляли темп, чтобы подстроиться под нее. Яра плелась за ними, иногда отставая настолько, что ее факел только кончиками пальцев дотягивался до их огоньков. Но она уже не способна была ни бояться, ни ускоряться. На полянке перед избушкой она сбросила лыжи и до дома ковыляла уже пешком. Рюкзак оттянул плечи, все тело ныло, глаза слипались. Она не сопротивлялась и ничего не спрашивала, когда Харза забрала ее рюкзак, - да в нем и не было ничего личного. Пока Харза и Наи разбирали вещи, Яра доплелась до жилой комнаты и через силу занялась печью: выгребла золу, подбросила дров, раздула тлеющий огонь. На этом она посчитала свои обязанности выполненными и присела отдохнуть. Никто из ее спутников не возвращался. А через некоторое время она увидела за окном огонь и вышла проверить. Наи с Харзой крутились вокруг разгорающегося костра, который обещал стать ярким и высоким пламенем. Уже сейчас он плевался искрами в черное бархатное небо и рисовал на стене избы подвижные картины. Стряхнувшие сон, повеселевшие, Наи и Харза бросались друг в друга снегом через костер и перекрикивались на незнакомом тягучем языке. - Эй, иди к нам? Скоро будем жарить оленину! – выкрикнул Наи. Весь день толком не евшая Яра тряслась от слабости, но малейшего воспоминания о стеклянном глазе – даже не о жутких вываленных внутренностях – было достаточно, чтобы ее начало мутить. - Я не голодна. К тому же замерзла и хочу в дом. - Как пожелаешь, - пожал плечами Наи. - Так изба-то небось остыть успела, а тут костер жаркий и движение, - заметила Харза. - Два дня под открытым небом – для меня это перебор. Я лучше под крышу. - Ну, точно дурная, - уверилась Харза. - А я бы тоже домой уже пошел, - зевнул Наи. - Не-олененок, ты тогда не раскладывайся особо, мы с тобой в баню ночевать пойдем. - Куда вы две намылились? Полночи баню топить будете! А Дичь уже и так на ходу рушится. Все вместе в избу пойдем. - Аха-а, а так ты не выспишься и завтра будешь беситься. Знаю я тебя. - Придется всем немного потерпеть. И лучше меня, чем простуду. Не слушай ее, Дичь, ложись спать, где спала. Яра пожелала спокойной ночи и вернулась в дом. Там, прежде чем забраться под одеяло на печь, в свете лучины отыскала и сжевала пару сморщенных безвкусных яблок. Потом, опершись на локти, смотрела в окно на буйное рыжее пламя и две снующие фигуры. Она сама не заметила, как прикорнула, а проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо. - Не спи сидя, ложись, - раздался голос Наи. Яра поднялась со стола и протерла глаза. Там, где только что лежала ее голова, с легким стуком опустилась тарелка с мясом. - На случай, если все же голодная. Он отошел расстилать кровать. Харза была тут же: вместо постели она набрасывала себе шкуры прямо на полу под печным боком. Яра уставилась на истекающее соком, курящееся дымком мясо. Легко можно было вообразить, что это свиной шашлык с пикника. Клубок чувств от этого зрелища, запахов, переживаний поднялся к сознанию и развился на две нити в диалог. Чем свинья хуже оленя? Почему ее можно есть, а оленя – нет? Потому что тебя сравнивали с олененком, и ты смотрела в мертвые глаза оленихи. Воу, и поэтому свинья имеет меньше прав? Вообще-то, ты ей задолжала даже больше. Смерть свиньи ты воспринимаешь как нечто обычное, да и вообще о ней не думаешь. Харза хотя бы имеет смелость и силу сама убить свою дичь. Она либо остается голодной, либо убивает. Настало время морализаторства и философии? Это все на поверхности. В глубине души ты боишься сама стать дичью в этом мире. Да. И как в этом поможет отказ от мяса уже убитого животного? Ослабить себя голодом – подходящее жертве занятие. Я просто не хочу стать частью этого мира. А мир деликатно и с пониманием отнесется к тому факту, что ты от него отворачиваешься? Меня сегодня чуть не похитили и не изнасиловали. Еще тебя спасли и подарили нож. Я не умею и не хочу драться. А они вообще зовут меня дичью. «Вряд ли охотник назовет дичь доступной едой». - Наи, - дрожащим голосом позвала Яра. – Ты ведь говорил, что демон меня защитит. Почему он не появился, когда на меня напали? Наи оторвался от дел и встал в задумчивости уперев руки в боки. - Не знаю. Может, ты не так сильно испугалась, как тебе казалось? А может, я был не прав, и в действительности ему все равно, что с тобой произойдет. - А почему он проявился около мертвой оленихи? - Ты мне это скажи, тебе виднее. Но догадываюсь, что ты впала в глубокое помрачение, пока мы шли. Я чувствовал это в тебе, но подумал, что все и так в порядке. В желудке уже жгло огнем, и сводило внутренности, а рот наполнялся сладкой слюной. Недавние яблоки только раззадорили аппетит. Мясо искушало коричневой корочкой и подтекающим бурым соком, ноздри щекотало густым ароматом. Даже если бы Яра залезла на печную лежанку, запах догнал бы и там. Она взяла кусочек и вонзила зубы на пробу. И тут же запихала в рот целиком, почувствовав плотный сытный вкус. Дальше ей руководил уже исключительно зверский голод. «У меня совершенно нет принципов!» - с приглушенным отчаянием, подумала она. А потом более вяло: «Я ужасна. После этого я не имею права жаловаться на свои переживания». И продолжила есть, пока не смела половину тарелки.