Крокодил Валера и его жена Эльвира

Свет уличного фонаря падал прямо на цирковую афишу, и казалось, что бисер на костюме красавицы со здоровенным крокодилом сверкает, как самые настоящие бриллианты. — Эх, какие сиськи… — мечтательно протянул Толик. — Покувыркаться бы с ней. Циркачки, говорят, еще круче гимнасток. И дают охотнее. — Дала тут одному такому, — проворчал Семёныч и почесал длинный сизый нос. — Ну, еще по стаканчику? Артюха, наливай! Сутулый лысый Артюха в вытянутых на коленях трениках, которые когда-то были черными, полосатой майке и разбитых кедах встряхнул наполовину пустую бутылку «Солнцедара». — Можно и еще по стаканчику, — согласился он и налил каждому. — Ну, мужики, за что пить будем? За непобедимую и легендарную? Семёныч покосился на него и выпил, запрокинув голову. Острый кадык на тощей шее скакнул несколько раз. Вытерев губы, Семёныч закурил «беломорину». — Не, ну а правда, — не унимался Толик. — Разве не красотка, а? Жаль, жопу не видно. У нее небось и жопа первый сорт. Толик был самым молодым и у него ещё детство под хвостом играло. Он работал грузчиком в продмаге, носил модную полосатую тенниску, кепку с голубым пластиковым козырьком и потрепанные брюки-дудочки. — Да не дают циркачки таким как мы, — принялся объяснять ему Артюха. — Дала тут одному такому… — повторил Семёныч. — А чем я хуже? — возмутился Толик. — Вот приду к ней с цветами, бутылочку с собой возьму, скажу: я, мол, восхищен вашим талантом и невероятной красотой. Думаешь, ей такое каждый день говорят? — Сказал тут один такой… — не унимался Семёныч. Он одернул серый клетчатый пиджак с надорванным карманом и пошевелил большим пальцем, выглядывавшим из дырки в носке. — Да что ты заладил! — не выдержал Толик. — А давайте еще по стаканчику, — предложил Артюха. Он не любил ссор. — Вот ты Юрку помнишь? — спросил Семёныч вдруг. — Какого Юрку? — нахмурился Толик. — Который на базе работает? Он в отпуске, к тетке в Прикамье уехал. — А вот это видишь? — Семёныч сунул ему под нос здоровенную дулю. Грязный зазубренный желтый ноготь торчал особенно издевательски. — Сожрали его. — Да ты что! — всплеснул руками Артюха, чуть не выронив стакан. — И кто же? — А этот, — Семёныч ткнул пальцем в крокодила с афиши. — Юрка вроде Толика, пошел к этой бабе подкатывать. Цветы, вино, — издевательски скривил губы он. — А она его своему крокодилу скормила. — Врешь ты все, — с надеждой произнес Толик. — Кто ж позволит живого человека крокодилу скормить? Артюха согласно буркнул. — Ну да, ну да, — пробурчал Семёныч. — Олега с Полётной знаешь? Почтальона? — Так мы соседи почти, — сказал Артюха. — Он от меня наискосок живет. Хороший человек, всегда рубль одолжит или трешку. Только у него бабка в Кемерово померла, он еще на той неделе уехал. — Уехал, как же, — с торжеством произнёс Семёныч. — Он к этой пошел, — Семёныч прищурился, вглядываясь в надпись на плакате. — К Эль-ви-ре. А она его по башке — и крокодилу скормила. Потому что мяса в городе дефицит, а зверюгу кормить каждый день надо. Ясно вам? — со значением оглядел собутыльников он. Толик передернулся от внезапно пробежавшего по спине холодка. С мясом и правда была напряженка. Говядину продавали только в виде суповых наборов, кур выбрасывали один-два раза в неделю, а свинины в магазинах никто не видел года два. — А ты откуда знаешь? — с подозрением спросил Артюха. На него иногда находило, и тогда в каждом мужчине в темных очках и с портфелем он видел шпиона НАТО. — А в милиции слышал, — объяснил Семёныч. — Когда меня на пятнадцать суток загребли. — Это когда ты Алёнке на рынке в корзину с яйцами нассал? — заухмылялся Толик. — Так вот, — словно не слыша его, продолжил Семёныч. — Я, значит, там сижу и слышу, как мусора разговаривают, что Яценко, Куликова и Маркевича искать не надо, а надо распустить слухи, что они по делам в отъезде. Потому что ряптилию кормить надо, а дефицит. Сверху, — Семёныч потыкал пальцем в высокое чёрное небо с брызгами звезд, — указание пришло. Маркевича я не знаю, а Куликов — это как раз Олег с почты, Яценко — Юрка с базы. Ясно вам? — Маркевич — это же Сашка… — прошептал Толик. — Одноклассник мой. Он и цирк всегда любил, и… Я его маму видел недавно, он в Москву учиться уехал, она говорила… И что, никто ничего?.. — у него перехватило горло. — Так сверху же, — Артюха тоже потыкал в небо. — Эта небось как раз с кем-нибудь из горкома и спит. Будто не знаешь, как такие дела делаются. Они открыли еще одну бутылку и выпили её, а потом в молчании разбрелись по домам. Толик плохо спал в эту ночь. Ему снились кошмары: огромный черно-зеленый крокодил разевал зубастую красную пасть, а красотка в бисерном купальнике, с роскошной грудью и потрясающей задницей, закидывала в эту пасть отрубленные, истекающие кровью человеческие руки, ноги и головы. Голова Сашки смотрела на Толика из крокодильей пасти и звала: «Помоги!», а Толик ничего, совсем ничего не мог сделать. Потому что красотка уже улыбнулась ему, а значит, он будет следующим.