***
Настоящий Дин ожидает, что видение, или что это такое, начнёт бледнеть, но вместо этого понимает, что они следуют за этим старшим Дином к выходу из парка. — Что за чёрт, — обращается Дин к Касу, когда они подходят за старшим Дином к Импале, ждущей его на парковке. — Это даже не сон, который бы я помнил, чувак. Я думал, что должен сталкиваться с демонами своего прошлого или как там. Кас хмурится, когда они оказываются на заднем сидении Импалы. — Сквозь семь дверей тот должен пройти, чтобы стать Человеком достойным вступить в Царствие Божие. Слава тому, кто одержит победу над демонами, им же самим и созданными, и горе тому, кто окажется виновен, и будет он проклят на вечную жизнь вне Света, — вспоминает он. — Я не знаю. Возможно, это всё ещё один из твоих демонов? Может быть, ты сейчас сделаешь что-нибудь… глупое. Дин усмехается. Он пытается убедить себя, что это не реально, потому что мысль о том, чтобы потерять это, или даже просто наблюдать, как эта его версия потеряет всё, ужасает. Его тревога снова усиливается. Он не сможет смотреть, как умирает этот ребёнок. Всё это не реально. Оно существует только в его голове. Но Боже, оно ощущается настолько реальным. Это словно вспоминать наоборот, словно Дин получает маленькие кусочки своей памяти из этого видения. Старший Дин едет какое-то время. Он включает радио, оставляя играть песню Queen, и, блядь, насвистывает в такт. Настоящий Дин, сидя на заднем сидении, разглядывает свою старшую версию. Этот Дин выглядит счастливее, чем настоящий Дин может когда-либо себя вспомнить, особенно за последние годы. Дело не только в какой-то лёгкости в нём. Он всё ещё выглядит усталым, немного взволнованным. То, что настоящий Дин не мог идентифицировать в этом Дине, встаёт на свои места. Он не совсем размяк, в отличие от этой версии Сэма. Но этот Дин… этот Дин сломлен. Полностью, совершенно, был обнажён и разобран на молекулы. Настоящий Дин не знает, когда это произошло, может быть, некоторое время назад, но это случилось. Потому что этот Дин открыт для него, что невообразимо для настоящего Дина. У этого парня душа нараспашку. И единственное, что могло привести Дина к этой версии себя, — это если все его стены были снесены, его крепости сожжены, и он был склеен заново трясущимися руками и скотчем. Словно он сломался и каким-то образом смог вернуться, не вырастив свои обычные мозоли, словно он живёт в мире, где такая уязвимость не приведёт его к смерти. Старший Дин останавливается около какого-то дома. Это не самый лучший дом, но у него есть небольшой задний дворик, и район выглядит не самым ужасным. Настоящий Дин и Кас наблюдают, как старший Дин открывает багажник Импалы. Дин с удивлением обнаруживает, что багажник в основном заполнен продуктами. В нём, конечно, есть небольшой деревянный органайзер в левом углу, и там всё ещё лежат мешок с солью, кувшин со святой водой, три ружья, патроны для каменной соли и ящик с амулетами. Но кроме этого, всё пространство заполняет просто куча доверху заполненных пластиковых пакетов. Старший Дин пытается забрать все пакеты в один заход, закрывая багажник локтем. Настоящий Дин обращает внимание на свой пояс и рад видеть, что, по крайней мере, он всё ещё при оружии. И он не понимает, почему это его радует, за исключением того, что это не могло бы быть хоть сколько-нибудь реальным, если бы он хотя бы не носил при себе пистолет. Но это не реально. Не реально. Старший Дин дотягивается локтем до звонка, и настоящий Дин знает, снова вспоминает задом наперёд, что у него есть ключи от этого места, просто сейчас его руки заняты. Дверь открывает девочка-подросток с бритой головой и впалыми, словно от недоедания, щеками. Она широко улыбается и отступает, чтобы впустить Дина. — Привет, ребёнок, — говорит Дин, закрывая за собой ногой дверь. Настоящий Дин и Кас оказываются внутри. Девочка отворачивается и кричит вглубь дома: — Ребята, Ди здесь! — она снова поворачивается к Дину, крепко обнимая его. Настоящий Дин видит это на слишком открытом лице старшего Дина, ему даже не нужна вспышка памяти будущего, чтобы знать, что её привязанность глубоко его поражает. И прозвище, и объятие согревают его душу. Дин не может обнять девушку, пока его руки заняты, поэтому он неловко похлопывает её по спине полиэтиленовыми пакетами. — Рад тебя видеть, Энни, — говорит он. — Дай этому парню сложить свою ношу, ладно? Мои руки не сделаны из стали. Энни отпускает его, и Дин ставит пакеты на пол в коридоре. Он протягивает руку и гладит светлую макушку Энни. Маленький мальчик, лет десяти, выбегает из-за угла, за ним чуть медленнее следуют два подростка, которые выглядят немного младше Энни. Они все расплываются в улыбках, увидев Дина. Десятилетний мальчик врезается прямо в него, его голова оказывается на уровне груди Дина, когда он крепко обнимает мужчину. — Дин, — говорит он, задыхаясь и сияя от восторга. — Привет! Угадай что! Дороти сказала, что я могу записаться на тхэквондо после школы в общественном центре в этом году! Она не разрешила мне использовать приёмы самообороны, которым ты нас учил, на занятиях, потому что все решат, что я варвар, но держу пари, они мне всё равно пригодятся, правда? — Эй, тигр, — говорит Дин, выпрямляясь и гладя значительно более лохматую голову этого ребенка. — Когда ты немного подрастёшь, мне будет тебя уже не побороть. Тхэквондо, да? Старший Дин потирает подбородок, и настоящий Дин понимает, что он сдерживает слова, которые принадлежат Джону, которые всё ещё вертятся на кончике его языка, о пренебрежении всеми занятиями, кроме смешанных боевых искусств или, что ещё лучше, бокса. Но дело не в этом. — Пусть Дороти не забудет пригласить меня на твой первый матч, или как там это называется, ладно? Парень лучезарно смотрит на Дина, будто он его чёртов кумир или что-то в этом роде. Дин наклоняется и начинает собирать пакеты. — Так, — говорит он. — У нас здесь консервы, галантерея, скоропортящиеся продукты. Он передаёт большую часть пакетов Энни. — Сладости, — продолжает Дин, передавая два пакета десятилетнему мальчику, который сразу же заглядывает в них, широко улыбаясь. Дин роется в оставшихся пакетах, вытаскивает бутылку и бросает её мальчику-подростку. — Это для Люси. Витамины для беременных. Убедись, что она их принимает, и ради Бога, Шон, сообщите одному из нас, когда в следующий раз вас двоих нужно будет отвезти на запланированные осмотры. Шон ловит бутылку, вертит её в руках и опускает свой взгляд в пол, пока по его лицу ползёт румянец. — Извини, — говорит он половицам. — Мы не думали, что клиника так далеко. — Я знаю. Но ведь если Люси хочет проехать квартал до Квиктрип, вы даёте мне знать, а это серьёзнее. Просто позвони, ладно? — Ладно. — В остальных пакетах, в основном, одежда и книги, ребят, нечего интересного. Где, кстати, Чарли? Ещё одна девочка-подросток, стоящая рядом с Шоном, подавляет смешок. У неё длинные тёмные волосы, закрывающие лицо, но они всё равно не могут полностью скрыть шрамы, Дин совершенно уверен, что они от химического ожога. — Они с Дороти мирятся, — шепчет она. У Дина создается впечатление, что она всегда шепчет. — Они поругались сегодня утром. Абэ подслушивал. — Неправда, — краснеет десятилетний мальчик. — Я не виноват, что ванная рядом с офисом. — Ладно, — поспешно говорит Дин. — Не думаю, что мне стоит их прерывать, я всё равно приехал ненадолго. Кто-нибудь из вас потом скажет им, что я оставил вещи здесь? Он складывает оставшиеся пакеты возле одной из стен. Настоящий Дин просто пытается всё это осознать. Как дети смотрят на эту его версию, как ловят каждое его слово. Еда, одежда, витамины для беременных, эта разношёрстная кучка детей… Опять, не совсем понимая каким образом, Дин уже знает, что дети называют это место убежищем, а Чарли — «Домом Дина Винчестера для заблудших детей». Он знает, что, когда они только начинали этим заниматься, когда Чарли появилась у него на пороге с парой грязных, усталых, чудаковатых беглецов и попросила помочь ей найти для них место, Дороти пошла в колледж и получила степень, хотя Дин ворчал и настаивал, что им не нужен психотерапевт. Конечно же, он ошибался. Психотерапевт был им необходим. Дин и Чарли абсолютно не подходили на эту роль, а Сэм хоть и помогал, но не всегда мог быть рядом со своими печальными и понимающими глазами. К тому же Дин хорошо умел находить детей, которые пережили самое худшее, и он был недостаточно эгоцентричен, чтобы думать, что действительно может помочь им справится с их травмами. Не с ними. И это… Настоящий Дин всё понимает. Он понимает, и это настолько же жестоко, как и остальная часть заклинания. Конечно же. Конечно же, один из его демонов — это то, чего он хотел бы иметь. Самые тёмные, самые отчаянные желания его сердца. Это Сэмми, живой, счастливый, в безопасности, наслаждающийся жизнью. С женой и сыном, которого он назвал в честь своего брата, ребёнком, которого Дин безумно любит, не будучи полностью ответственным за него. Это то, что Сэм достаточно близко, чтобы можно было его увидеть, проверить, но одновременно с этим отпустить его, совсем немного. Достаточно, чтобы они могли понять, кто они друг без друга. Это он сам, помогающий детям, помогающий другим людям не охотой, а другим путём, не предполагающим использование собственного тела или самопожертвование. Это поддержка детей, которые не могут не напоминать ему о самом себе и Сэме. Это работа с Чарли, возможность использовать годы опыта обмана системы, чтобы обойти всевозможные препятствия на пути к созданию этого дома. Это их связи с программами по работе с населением и поиск детей, которым действительно нужна помощь. Настоящий Дин сжимает кулаки, стараясь побороть закипающий в его жилах гнев. Он хочет врезать этому видению себя, за то, что эта версия его самого думает, что просто может это всё получить, за то, что это Дин может быть открытым для других таким способом, который заставляет настоящего Дина чувствовать себя обнажённым и уязвимым. Это всё не реально. Это никогда не может стать реальным. И, возможно, Дину стоит хотя бы надеяться, что в мультивселенной есть Дин, для которого это могло бы быть правдой, но он просто не может. Мысль о том, что есть какая-то версия самого себя, которая получит это, которая когда-либо могла бы это заслужить, для него слишком невозможна. Горячие слёзы злости и ревности текут по щекам Дина, и он прикусывает язык, бесполезно пытаясь сдержать их. — Дин, — зовёт его Кас. Он протягивает руку, и Дин практически отскакивает от него, хотя он уже и так прижимается к углу за дверью. Кас всё понимает и медленно, заметно опускает руку, как если бы он столкнулся с напуганным животным. Просто Дин думает, что, если кто-то коснётся его сейчас, он может разбиться как стекло. Что он может сломаться, и в этот раз необратимо. — Когда Кас придёт? — спрашивает Абэ с лёгким хныканьем в голосе. — Мы уже целую вечность его не видели. Старший Дин улыбается. — Разве он не был здесь в прошлый четверг? — Да, вот именно, вечность! — Ладно, ладно. Я позабочусь о том, чтобы на выходных он притащил сюда свою задницу. Слушай, говоря об этом, мне пора на работу, но передай остальным членам банды, что я сказал «привет», хорошо?***
Кас и настоящий Дин молча следуют за другим Дином назад к Импале. Некоторое время они снова едут тем же путем, которым добирались сюда, а затем на несколько минут выезжают на шоссе, прежде чем свернуть на съезд, который ведёт их мимо фермы, и в итоге подъезжают к пустому зданию, которое стоит на перекрёстке. У Дина учащается пульс. Может быть, именно здесь всё снова станет кошмаром. Может быть, этот Дин сломался и продал свою душу за несколько лет нормальной жизни, ради защиты Сэма и остальных. Это не кажется невозможным. Но старший Дин просто паркует Импалу рядом со зданием и отпирает входную дверь одним из ключей в довольно большой связке. Снаружи здание ни на что не похоже, по крайней мере пока. На нём нет ни знака, ни вывески, обозначающей, что это такое, но внутри это почти полностью законченный бар. Настоящий Дин глубоко вздыхает, глядя на это видение или будущее или исполнение желаний, старший Дин сбрасывает куртку и кидает её на высокий барный стул. Планировка немного отличается, но этот бар оформлен явно как дань уважения The Roadhouse. Хоть он ещё даже не успел открыться, Дин уже чувствует этот запах, про который Эш когда-то говорил: «Приятели, кровь и орешки к пиву». За бильярдными столами стоит старый музыкальный автомат, и старший Дин кладёт туда несколько четвертаков, улыбаясь про себя, включая классический рок. Затем закатывает рукава своей фланели и заходит за барную стойку. Он наливает себе полстакана виски и медленно пьёт его, проводя инвентаризацию. На доске над его головой уже написаны специальные предложения по будням. Специальное предложение понедельника — индийский пейл-эль «Улёт на туманные горы», во вторник — коктейль под названием «Плохой день Сэмми», который представляет собой водку с тоником со слишком большим количеством оливок, в среду — это кошмарная смесь егермейстера и кока-колы, которую Дин, видимо, выбрал ради названия «Coda», в четверг — половина пинты от местной пивоварни, а в пятницу — «Помощник охотника», который является всего лишь полным стаканом виски с нижней полки. Песня группы Guns N 'Roses «Welcome to the Jungle» начинается одновременно с тем, как открывается входная дверь. Дин поднимает взгляд из-за стойки бара, и его лёгкая ухмылка расширяется, выдавая слишком многое. Кас, вошедший только что в бар, тоже выглядит старше. Настоящий Дин думает, несколько бессвязно, что это ему вроде как даже идёт. Этот Кас выглядит добрее, более прижившимся в своей коже. Всё ещё уставшим, они все всё ещё уставшие, но словно, может быть, ему не пришлось никого убивать на этой неделе. — Привет, — говорит Дин. — Здравствуй, Дин, — отвечает Кас в своей обычной манере. Он выдвигает барный стул, на который Дин ранее накинул свою куртку, и садится, старый плащ всё ещё на его плечах. Не спрашивая, он берёт стакан Дина и делает из него глоток, удивлённо приподнимая брови при взгляде за стойку. — Мы уже начали дегустацию товара? Дин улыбается ему в ответ, невозмутимо, с хитринкой во взгляде. — Эй, это же главный плюс владения баром. Расслабься, я купил эту бутылку. Подумал, что было бы хорошо иметь её под рукой, пока мы проходим через последний этап. Ты будешь? — Нет, спасибо, я в порядке, — Кас оценивающе оглядывается. — Будем ли мы готовы к торжественному открытию? Хм. Мы. Настоящий Дин украдкой смотрит на Каса, стоящего рядом с ним. Он склонил голову набок и выглядит смущённым со своим щенячьим взглядом. Дин знает, что он всегда может рассчитывать на Каса, но он также не может представить себе более бесполезного партнёра по бизнесу. Чёрт, Сэм был бы более полезен в ведении книг. Или Чарли, хотя она, кажется, занята другой их работой. Тем не менее, мысль о работе с Касом, о том, чтобы открыть с ним бар, бар для охотников… В этом есть своя привлекательность. Старший Дин ласково проводит рукой по стойке, обходя её. — Конечно, она почти готова. Осталось получить лицензию, установить последние столы, и мы будем полностью готовы. Кас, сидящий на барном стуле, хмурится. — Я не понимаю, почему тебе так необходимо придавать неодушевленным предметам значение человеческого пола, — говорит он. — Почему всегда должна быть «она»? — Потому что она дама, Кас. — Дин проводит пальцами по стойке, подходя к нему ближе. — И мы будем относиться к ней подобающе. Кас поворачивает стул к Дину. — Ты собираешься заполнить этот бар измученными путешествиями охотниками и своей весёлой и абсолютно безбашенной шпаной. Разве так подобает относиться к даме? Настолько забавно слышать, как Кас произносит «шпана», что настоящий Дин почти смеётся. — Ладно, ладно, мы будем относиться к ней как к крутой суровой бабе. Первый пьяный идиот, разбивший окно, в него же и вылетит. Старший Дин всё ещё улыбается, по-прежнему слишком открыто. И, конечно, это факт, что у них всегда были проблемы с соблюдением личного пространства, но этот Дин стоит настолько близко к этому Касу, что практически упирается в его колени. Это странно и неловко. Кас из видения, кажется, этого не замечает. Он смягчает свой взволнованный хмурый взгляд. — Так ты решил, как назовёшь её? Дин отчаянно стонет. — Это один из самых сложных выборов, который мне приходилось делать. Кас фыркает. Это очаровательный звук. — Конечно. — Как насчёт «Бойни-66»? — А ты вообще хочешь, чтобы у нас были клиенты? — Хм… «Дом Святости» — слишком вычурно. Я думал, что может быть «Дилижанс» подойдёт, но это не кажется подходящим для настолько дальнего востока. — Я не понимаю, почему ты просто не назовёшь бар «У Винчестера». Это будет очевидно для других охотников. — Я уже говорил тебе, — говорит Дин, наклоняясь ещё ближе к Касу и кладя руку на спинку его стула. Настоящий Дин смотрит на то, как их тела почти прижимаются друг к другу. Подождите. Что? — Понадобится слишком много рекламы для всех непросвещённых. Кроме того, это наше место, а не только моё. Как насчёт «Два Тупицы»? — улыбка старшего Дина возвращается, и Кас улыбается ему в ответ, расстояние между их лицами меньше фута. — Хм, — отвечает Кас. — Может быть, «Доверие»? Меньше тупиц, меньше очевидности. — Ты знаешь, — задумчиво говорит Дин. — Я не ненавижу это название. «Доверие». Хм. — Ты же не думаешь, что это глупое название для бара? Этот Дин такой открытый, когда он смотрит на Каса. — Это глупо по правильным причинам, — говорит он, снова озорно ухмыляясь, возвращая Касу его же слова. Кас хватает Дина за рубашку и тянет его к себе на колени, наклоняясь, чтобы поцеловать его губы. Настоящий Дин замирает. Потому что… что? Старший Дин, кажется, совсем не против, как будто в этом нет ничего нового или странного, как будто они делали так уже сотню раз. Он седлает бёдра Каса, выгибаясь, вжимаясь в него, как чёртов подросток. Он смеётся в поцелуе, его улыбка встречается с губами Каса, его руки обнимают шею бывшего ангела. Руки Каса продолжают держаться за рубашку Дина, собственнические и нетерпеливые. Так продолжается какое-то время, пока пальцы Дина не оказываются в волосах Каса, а Кас не обвивает одной рукой талию мужчины, другой рукой скользя сначала вверх по его бедру, а затем крепко сжимая задницу, вжимая в себя. Дин больше не смеётся через поцелуй, а целует его так глубоко, словно хочет продолжать целовать Каса, пока один из них не умрёт, или пока их одежда не исчезнет сама собой, в зависимости от того, что наступит раньше. Видение, наконец, начинает исчезать и размываться.***
Настоящий Дин не может двигаться. Не может думать. Он всё ещё остаётся в полном оцепенении от шока, смущения или стыда, или от какой-то комбинации всего этого. Блядь. Он чувствует, что Кас смотрит на него, но не может заставить себя повернуть голову, чтобы встретиться с ним глазами. И ладно. Да. В моменты, когда Дин был слишком сонным или слишком пьяным или и то, и другое вместе, когда они с Касом были наедине, когда он замечал, как Кас смотрит на него с той же нежностью во взгляде, с которой он смотрел на все эти его младшие копии, у Дина возникала полусонная мысль о том, что ему бы хотелось, чтобы Кас был ближе. Почувствовать его пальцы в волосах. Почувствовать его лежащим рядом, как можно ближе. Достаточно близко, чтобы дотянуться до его губ в поцелуе. Но это… Дин всегда говорил себе, что это в нём говорит какая-то первобытная часть мозга, что его полусонному разуму просто хочется обнимашек с кем угодно. Он говорил себе, что дело не в Касе, потому что, Господи… Всё это очень плохая, плохая, плохая идея. Даже если бы Кас… Если бы он… Дин — это яд. Он уничтожает всё, с чем соприкасается. Он ничего не может с собой поделать. И, ладно, да, он пытался поцеловать Каса буквально час назад, но это не считается. Он просто паниковал. Даже Кас распознал, что это была паника. Это не значит, что это то, чего он хочет. Это то, чего он хочет? Он и Кас, бизнес-партнёры, партнёры во всех смыслах? Сэм сказал «вы с Касом», словно они были одним целым, приглашая их к ужину на Шаббат вместе с ним и его женой. Дети в приюте спрашивали его о Касе так, словно он был за него ответственнен. То, как Кас улыбнулся ему и притянул к себе на колени. То, как Дин позволял ему себя целовать. Господи, блядь, Иисусе. Комната с дверьми всё ещё содрогается, грохочет, угрожая обрушением. Дверь перед ними нетронута, цифра 7 над ней совершенно цела. Дин заставляет себя повернуть голову и встретиться взглядом с широко раскрытыми глазами Каса. Ангел выглядит совершенно несчастным, что удивляет. Дин ожидал гнева или отвращения, или хотя бы элементарного замешательства. Но, может быть, так лучше. Может быть, Кас выглядит таким обезумевшим, потому что чувствует себя виноватым из-за того, что не может ответить на эти чувства между другим Касом и Дином. Дин пытается смириться с этим, потому что, ну, это был бы не самый плохой вариант. Если он всё ещё сможет сохранить своего лучшего друга, это будет лучшим из того, на что вообще можно было бы надеяться после… этого. Не то чтобы он чего-то ждал от Каса, не то чтобы он когда-либо собирался на что-то рассчитывать. Дин даже не знает, как относиться к этому заклинанию, осознавая, что Кас — одно из самых глубоких и отчаянных желаний его сердца. Ладно. На самом деле, он знает, что чувствует по этому поводу. Он слишком измучен и раскрыт, чтобы не знать, что чувствует. Но, если они смогут пройти через это и проснуться, он почти уверен, что сможет убить это чувство с помощью алкоголя и нескольких недель избегания Каса. Кас прочищает горло. Его глаза всё ещё широко раскрыты. — Я… — он пытается, затем начинает снова. — Дин, прости меня. Дин моргает. Стены вокруг них трясутся и трескаются. На них обоих оседает пыль, и Дин закашливается. — Я не позволил пойти Сэму, потому что опасался того, что его человеческое сознание может спутать твоё, особенно из-за того, что вы делите многие воспоминания. Я предполагал, что с большой вероятностью его воспоминания повлияют на твои, но я был уверен, что мои… Я был уверен, что ничто из моей головы не сможет проникнуть в твою. Я не знаю, как такое могло выйти, ведь нужно перевести это с енохианского, даже чтобы… Но должно быть… Возможно, если мы попытаемся пройти через дверь снова, там будет то, что должен был увидеть ты. Я не хотел… — Кас неловко умолкает, неопределённо жестикулируя обеими руками. Подождите… Что? — Что, чёрт возьми, ты несёшь, чувак? — Дин смотрит на Каса, выражение лица которого близко к полному отчаянию. — Что ты… — Ты не сможешь «побороть» седьмую дверь, если её содержимое создано не самим тобой. Так что… видимо, мои чувства повлияли на… — Кас, ты идиот, — эмоции, с которыми вынужден бороться Дин, слишком велики для его измождённой груди. Они мерцают в его обнаженных нервах, электричеством потрескивают в его проводах под напряжением, в нём копится мощь с огромным потенциалом. Это невыносимо. — Это всё я. Это всё моё дерьмо. Ты что, думаешь, что это ты, — Дин, движимый истерическим желанием, нежно щёлкает Каса по лбу. Тот моргает, удивлённый и сбитый с толку. — Ты придумал бар с напитками, названными в честь песен Led Zeppelin? Ты думаешь, что ты мечтал о том, как мы об… обжимаемся под песню «Communication Breakdown»? Правда? Думаешь, всё это пришло из твоей головы? Это всё, что Дин успевает сказать перед тем, как его голос срывается. Когда стены вокруг них раскалываются, а большие куски камня начинают разбиваться об пол, Дин не может не заметить, насколько это чертовски уместно, что они ведут этот разговор, в то время как его голова, его сознание буквально разваливается вокруг них. Он смотрит в пол и ненавидит, как тихо выходят его следующие слова. — То есть ты говоришь… Кас, ты говоришь, что хотел бы чего-то подобного? Помимо гортанного урчания вокруг, между ними наступает момент молчания. Только когда Дин заставляет себя поднять глаза, Кас, кажется, выходит из собственного шока. — Дин… — говорит он, и у Дина замирает сердце. Кас подходит к нему и обхватывает лицо Дина руками, его голос надрывается. — Ты единственное, чего я когда-либо хотел. Дин снова не может дышать. — Ты самый заботливый, любящий человек, которого я когда-либо знал, — говорит Кас, будто это просто факт. Как будто это прогноз погоды. Как будто это 2+2=4. — Я любил тебя ещё до того, как понял, что вообще значит хотеть чего-то. И я буду любить тебя так, как ты мне позволишь, во все времена. Трансцендентность любви. Руки Каса на мокрых щеках Дина делают то, что начало назревать ещё тогда, когда он впервые понял, что ребёнок в руках его видения принадлежит Сэму. Прикосновение Каса ломает его, развязывает последний узел, завязанный в самом центре существа Дина, разрушает все правила и защиту, которые всегда обеспечивали его безопасность. Седьмая дверь загорается, как и вся комната вокруг них. И когда всё рушится, Дин разбивается вдребезги.***
Это промежуточный момент тьмы, когда Дин чувствует, что ломается. Он раскалывается во времени. Все его трещины, разломы рушатся: его неудачи в качестве сына, брата, отца, друга, его потери, его чувство стыда, никчёмности и испорченности, его ошибки, его желания. Он — напуганный маленький мальчик, который только что потерял мать. Он — попавший в ловушку подросток, у которого нет выбора, и он испытывает отвращение к себе. Ему двадцать с лишним лет, он теряет Сэма, теряет Сэма снова и снова и снова. Ему за сорок, и он впервые видит своего новорождённого племянника, всего розового, морщинистого, похожего на давно забытую надежду. Ему тридцать с чем-то, и Кас приводит ребёнка с улицы, говоря: «Я хочу ему помочь», а Дин понимает, что никогда не знал такой любви, которую он испытывает к Касу в этот момент. Он в Аду, разрывая и рассекая и зная, что он та тварь в темноте. Он в Аду, его разрывают, режут, насилуют и сшивают, чтобы сделать это снова, и снова, и снова. Он жив и мёртв. Свет и тьма. Частица и волна. На мгновение Дин становится каждым «я», которым он когда-либо был, и которым он, возможно, ещё станет. Он разрозненный и нелинейный. Он — это он, просто он не связан со своей временной линией. Не в строгом порядке. Возможно, это пространство за его глазами пульсирует. Дин Винчестер — это все эти части, и ни одна из них. Он создан из своей травмы, создан из своих выборов и поступков, совершённых из любви. И он также нечто большее, чем всё это. Неважно, хорош ли он, или сломлен, или достоин. Общее количество частей Дина не поддаётся подсчёту. Где-то в моментах всего, кем он был, есть и ещё должен стать, ощущение сдавливания в распахнутой груди Дина приводит его к осознанию, что это и есть то, что значит быть человеком. Это то, что даёт ему понять, что он всё ещё человек.***
Дин тяжело хватает ртом воздух и быстро моргает. Его глаза кажутся сухими, и требуется секунда, чтобы он смог их сфокусировать на чём-то. Он лежит на своей кровати — кто знает, как он попал туда — и прямо в поле его зрения попадает Кас, лежащий рядом с ним. Кас просто открывает глаза. На самом деле, это не осознанное решение. Это больше похоже на кульминацию многих лет, потраченных на попытки закопать то, что теперь так открыто и правильно между ними. Сейчас Дин так открыт. Он чувствует себя таким обнажённым и уязвимым, каким никогда не был. И даже несмотря на это, он наклоняется вперёд и целует Каса, лежащего в его постели. Всего секунду Кас слишком поражён, чтобы ответить, но затем его рука касается лица Дина, и он целует его в ответ, и это… Этот поцелуй настолько пронизан любовью и желанием, что Дин думает, что мог бы умереть от такого. Кас целует небрежно, как подросток, но это не имеет значения, потому что он так сильно прижимается к Дину, его руки обнимают его, и это ощущение проходит как ток через всё тело Дина. Откуда-то из-за кровати раздаётся неуверенное покашливание. — Хм, — говорит Сэм. — Так, похоже, вы двое удачно со всем справились? Дин отскакивает от Каса, чувствуя, как всё его тело краснеет, но Сэм уже торопливо пятится из комнаты. — Я просто дам вам немного времени, — говорит он и исчезает. Прежде чем Дин успевает сделать что-нибудь, кроме как продолжить тупо смотреть ему вслед, в дверном проеме снова появляется голова Сэма, и он улыбается шире, чем Дин когда-либо видел за долгое время. — Рад, что ты вернулся, — говорит Сэм и снова исчезает. Дин слышит, как он смеется, идя по коридору, и это не совсем тот мягкий, радостный смех, какой был у Сэмми в его видении, но близко к нему. Это чертовски близко. — Кас, — говорит Дин, поворачиваясь к нему лицом, его голос звучит хрипло. — Сделай что-нибудь с дверью. Кас выглядит слегка встревоженным, но взмахивает рукой, и дверь в спальню Дина закрывается. Дин приподнимается на локте, чтобы посмотреть на своего лучшего друга, этого идиота, который решил позволить погубить себя ради него. Того, кто однажды уже собирал его в одно целое. Дин снова целует его, и это ощущается так сильно. Слишком сильно. Дину почти больно от этого ощущения. Он такой грубый, выжатый и поломанный. Но это Кас, который уже всё знает. Который всё равно любит его сквозь всё время. — Дин, — бормочет Кас после нескольких минут, когда их горячие, нетерпеливые губы еле отрываются друг от друга, их руки переплетаются, ласкают, трогают. — Я… что мы делаем? Дин прижимается ко лбу Касу своим и на мгновение закрывает глаза. Когда его голос звучит, он всё ещё почти задыхается. Голос звучит так же разбито, как сам Дин себя чувствует. — Я живу в Свете. Позже, когда они лежат, плотно переплетясь телами друг с другом, всё ещё полностью одетые, Дин на спине, одной рукой обняв Каса, прижавшись лицом к его плечу, Кас, свернувшись рядом с Дином, обхватив его грудь одной рукой и забросив на него ногу, Дин думает про себя, что ему нравится всё это. Дину нравится, что ему ещё предстоит многому научить Каса; нравится, что Кас обладает таким большим энтузиазмом, хотя абсолютно не понимает, что делать со своим языком; нравится, что руки Каса большие и тёплые, а его пальцы всё ещё легко скользят по груди Дина. Ему нравится, что Кас уже знает его. Ему нравится, что Сэма, судя по всему, ничуть не удивил такой поворот событий. Ему нравится то, как Кас смотрит на него сейчас, то, как Кас всегда смотрел на него. Дин слабо осознает, что в какой-то момент им придется встать и столкнуться с самодовольством Сэма. Теперь, когда он прошёл испытание, ему придётся вернуться в святилище и завершить начатое. Возможно, он тогда слишком поторопился, был слишком зациклен на себе, чтобы принять необходимые меры предосторожности, но всё же там было что-то, что-то, что, по слухам, полученным от других охотников, которые собирались туда, закрывало врата между Небом и Землёй для любых живых ангелов. Дин не знал, собираются ли они использовать эту штуку или уничтожить её, но он был слишком испуган мыслью, что Кас может быть изгнан навсегда, что сподвигло его броситься внутрь, сломя голову. И вот они здесь. — Давай сразу кое-что проясним, — говорит Дин, разбивая сонное молчание, в котором они пребывают. — Что? — Мы не назовём наш бар «Доверие». Мне пофиг, что сказала та моя версия, это тупое название. Кас мягко смеётся в волосы Дина. — Ладно. Разве оно не глупо по достаточно правильным причинам? — По недостаточно правильным. — Что ты предлагаешь? Дин думает о деле, которое он хочет начать с Чарли, обо всём, над чем им придётся работать. Он думает о себе, Сэме и Касе, их маленькой сломанной, хорошей семье. Он думает о себе и Касе, обо всех моментах, в которых они теряли друг друга, и, наконец, о том, как они вернулись домой. Дин улыбается и нежно проводит пальцами по руке Каса. Её вес и тепло ощущаются на его теле как якорь, как защита. — Что ты думаешь о «Блудных Сыновьях»?***
Примечания от автора: Пара замечаний в конце: вы не можете исправить людей, и вы не можете спасти их от самих себя. Дин заслужил возможность самому выбирать, сталкиваться ли ему или нет со своим прошлым и травмами, но, к сожалению, я жестокий и капризный Бог. Это просто означает, что отказ от работы со своими травмами может быть нездоровым решением, но и не всегда обязательно является здоровым. Если вам интересна литература о травмах вне фанфиков, то могу посоветовать книгу «Тело помнит всё» Бессела ван дер Колка, она написана скорее с точки зрения психотерапевта, чем того, кто лично сталкивался с травмами в своей жизни, однако в целом это очень хорошая и содержательная работа на данную тему. Тем не менее, подходите к её прочтению осторожно, так как книга содержит в себе практически каждое предупреждение, которое только можно придумать. Я надеюсь, что вы сейчас заботитесь о себе. P.S. Этот фик существует вне пространства и времени. Он свободно дрейфует по канону. Очевидно, что события в нём происходят где-то после 9-го сезона, но упоминаются и моменты, по крайней мере, из 12-го сезона, но где же тогда Джек и Мэри? Может, они не в голове Дина, потому что раны, нанесённые ими, слишком новы, чтобы глубоко укорениться в его сознании? Может, это из-за того, что я предполагала, что события будут разворачиваться после 8-го сезона, но затем забыла об этом, когда решила добавить некоторые смерти Каса, может, это из-за того, что я не смотрела сериал с 9-го сезона? Кто знает? Примечание от переводчика: Спасибо всем, кто прочёл этот перевод! Мне, как человеку, которому совсем не зашёл финал сериала, понравилась идея о подобном «исцелении» Дина, потому что долгая и счастливая жизнь — это то, чего он несомненно заслуживал после того, что ему пришлось пережить. Буду очень рада почитать ваши комментарии, мысли, замечания:)