Мои мечтанья лёгкие туманит. Мне лилии о смерти говорят, О времени, когда меня не станет. Мир — успокоенной душе моей. Ничто ее не радует, не ранит. Не забывай моих последних дней, Пойми меня, когда меня не станет. Я знаю, друг, дорога не длинна, И скоро тело бедное устанет. Но ведаю: любовь, как смерть, сильна. Люби меня, когда меня не станет. Мне чудится таинственный обет... И, ведаю, он сердца не обманет, — Забвения тебе в разлуке нет! Иди за мной, когда меня не станет.
@З.Н.Гиппиус***
Блять, вот так всегда! Мне становится хорошо и легче, если только я под чем-то, либо, когда я выступаю. А выступаем мы сейчас в пиздатом пабе, на охуенной сцене, квасили великолепный алкоголь… Немножко подкосила эта дебильная ситуация с тем жирным лысым уродом в потном костюме, но вы меня извините! Ну даже если тёлка охуенно красивая там… Тебе, блять, мудила, кто давал право вести себя так?! Нет бы, коли так в душу запала, там… Вежливо спросить, как зовут её. Если согласится идти дальше на знакомство, то собственно… Договориться там о встрече, ну и как пойдёт. Нет, блять, этот гандопляс решил сразу «быка за рога брать», не спрашивая! Фу, мерзкое уёбище, а не человек… Даже вот я… А меня небось много кто считает отвратительным, Светка, к примеру… И вот даже я, хуё-моё, такое себе, блять, даже в мыслях ебаных не позволяю! Вот… Пялюсь, как дурак, в два конца шумной пляшущей толпы. В одном конце — Анфиска, жёнушка моя. В другом — Светка. Её моя жена накрасила днём, так непривычно видеть её такой, ваще… Личико Светино взрослее стало. Но как мне кажется, эта бабская косметика нарочито старается замаскировать все её тусклые, погасшие и грустные черты. Мне такое не очень тоже нравится, ёптыть. Я боюсь и сторонюсь серьёзных людей, но вот Светыч… Она хоть и серьёзная всегда, но до безумия притягательная… Вот, несмотря на вчерашние наши перепалки, в голове до сих пор та прошлогодняя улыбка и румяные щёчки. Так, нахуй такие мысли! Изыди-те! Я женатый молодой человек, солидный. Однако ж, у Анфисы дебильная черта есть такая… Вернее, только сегодня она её проявила — всё меня к себе присваивала. Не знаю, чё она подумала про Князеву подружку, но как её на горизонте увидала, так сразу и слышу над ухом обворожительный шёпот её сладкого голоса:«Миша, Миша… Мой любимый, мой самый красивый… Мой самый лучший, мой хороший… Мой ласковый…»
Шептала, блять, будто заговаривала. Уцепилася, на привязи держала, как щенка или козлёночка. Тьфу! Как будто за этой малолетней страдалицей побегу, слюни теряя… С чего на неё ревность накатила? Света приличненькая дю-же, малая совсем, повторюсь. Худа, бледна, немногословна и вечно печальна. А кому нахуй такое нужно… Она, может, кому-то нужна… Вот Андрею, как подруга детства, нужна, маме нужна… Да и мне, в какой-то там степени, нужна, наверно… Ну, я ей бы рассказал про иную жизненную философию там, показал бы мир иной, другой … В котором она никогда не жила. Сейчас она тоже, совсем не та Света Горошкина, с которая мы вчера повздорили. Она весёлая, яркая… Ну конечно-то, хуё-моё, после стакана виски всем охуенно! Ну мне, по крайней мере, точно! Она яркая, весёлая. Сейчас, в первом ряду, в числе пляшущих безликих для меня слушателей, единственная, кто сейчас имеет душу и личность. Никогда не увлекающаяся нашей группой, творчеством, не слушая толком хорошую музыку, и вообще… Как я знаю, не творческий человек совсем… А сейчас подпевает нам громко-громко, вместе с Анфиской… Как и тогда, на прошлогоднем фестивале. Память моя, ещё не пропитая, всё отчаянно за этот образ цепляется, желая им насладиться вновь, как и тогда. Долг, принципы и совесть не позволяют…А может, позволят, когда-нибудь?
Я, блять, не знаю я. Вот вообще, понятия не имею. Меня, не то чтобы совсем пьяного в щи или угашенного напрочь, но сейчас уносит неведомо куда под гитарные партии Яшки или громкий-громкий бит барабанов Поручика, да и ещё Андрюха на фоне соловьём разливается… Как же странно, как же всё, блять, странно, нахуй! И все тут, такие странные… И даже Анфиса, что мне там, в толпе, улыбается лучезарно, тоже странная. И только, как бы не звучало это в моей голове, мы со Светкой, не странные совсем.***
Близился вот-вот уже первый час ночи поди. Феерично, хоть и с дикими криками, свойственные некоторым песням группы «Король и шут», но ребята закрыли концерт песней «Паника в селе». Воистину была жуткая, нагоняющая нешуточную паранойю, композиция. Не только характерная музыка, но и устрашающие сливающиеся в дуэте голоса Горшка и Князя. История, рассказанная слушателям, заканчивалась очень неожиданно. Уже и веришь, что паника в селе не напрасна — старый дед и в правду увидел чёрта. Но угрожающий мотив сменяется более мирным и весёлым, даже. Нас спешат успокоить, повторяя, что «старый дурак потерял рассудок» и что «он к тому же пьёт, как бык.» Паб разразился воплями и оглушающими аплодисментами. Толпа кричала от восторга после неземного шоу. Пока ребята вытирали с себя тысячные струйки пота, сняв с себя одежду, сзади меня послышались неприятные писклявые перешёптывания (или же перекрикивания, стоял громкий гул) и сплетни: — Вы видели, какой Князь красавчик? Просто отпад! — Нет, нет! Ты на Горшка погляди, вот настоящий горячий мужчина! — А мне Балу нравится… Или Яша? Гитаристы — моя слабость! — А мне кажется, Поручик тоже хорош собой, вы его недооцениваете, дуры! Я резко повернулась, подобно роботу Вертеру из фильма «Гостья из будущего». Компания из четырёх молоденьких девушек умолкли, поймав на себе мой строгий прожигающий взгляд, словно перед мамами провинились. Крайняя из компании, тёмненькая, даже нервно сглотнула, пытаясь не смотреть мне в глаза. Но обо мне тут же они забыли, ломанувшись со всей скорости к сцене. «От души спасибо вам, братцы… и сестрицы!», — искренне и радостно, с искрой, блеском… теплом в глазах проговорил в микрофон Миша, улыбаясь своим беззубым ртом. Музыканты присели на край сцены, вернее только загашенный Горшенёв и весьма сильно уставший Андрей. К ним подходили радостные фанаты. Конечно! Появился шанс заполучить автограф от своих кумиров. Те девушки были в их числе. Блондинка, что была похожа на лидера этой странноватой компании, взяла автограф у Андрюши. Темноволосая леди подошла к Мише. Рыжеволосая поспешила сразу к двум — к Яше и Шуре Балунову, а вот девушка с волосами цвета каштана осторожно забралась на сцену, подобравшись к Щиголеву. Поблагодарив каждого сердечно за подпись в блокнотике, или на листочке, да у одной из них был плакат, а другая без стеснения заявила «Распишись на моём топике!», дамы осмелились поцеловать музыкантов в щёчку. Боковым зрением видела, как хищно на них смотрела из другого угла Анфиса, яростно и презренно. Грозно следила за квартетом, как кровожадная голодная львица за своей потенциальной жертвой, добычей. Клянусь, ещё бы чуть-чуть, и накинулась бы Горшенёва на несчастную горе-фанатку (та самая брюнетка), что «посмела наградить» Мишу коротким поцелуем в щёку. Я не уважаю излишнюю фамильярность, вот никак. Но, ввиду целого калейдоскопа обстоятельств, мне снова было как-то и наплевать. Скучающе перевела взгляд в другую сторону — Балу подписывал плакаты каким-то близнецам-подросткам. Снова смотрю на Анфису, она уже ласково общается с Мишей, который жадно поглощал воду из бутылки. Развесёлые люди расходились, кто-то оставался на местах, потягивая алкогольные разноцветные коктейли из трубочек, или залпом хлебали что-то покрепче из стаканов, бокалов. Я следила за движениями наших музыкантов: кто-то убирал инструменты, а кто-то и решил покурить. На какое-то время моё сознание выключилось снова, со мной же подобное частенько случается, в последние месяцы… Из этого состояния меня вывел хлопок по плечу от Анфисы. — Ась?, - как в бреду бросила я не совсем понимающе. — Мне уже идти нужно, решила с тобой первой попрощаться. Было приятно провести с тобой время, ты классная!, - фальшиво улыбаясь, она пожала мою руку и скрылась где-то там, за дверьми рок паба, или же это всё-таки клуб? Ведь пабы только в Объединённом Королевстве бывают, да? В пропахшем сигаретным дымом и алкогольным смрадом помещении быстро становилось душно. Под моей водолазкой с меня стекала тысяча ручейков пота, уже больше походило на настоящий водопад. Я смутно вспоминала, что пришла сюда в пальто и шарфе. В столь поздний час на улице небось задувает уже, не хотелось простыть, придя домой под градусом и ещё в не детское время, когда все спят. Так… Сбросила одежду я в гримёрке, когда меня красила Анфиса… Так, картинка по тихонько восстанавливалась в моей не совсем уж трезвой голове, но восстанавливалась хотя бы. Осталось только без последствий добраться до той двери. Под шум клубной музыки и голосов я увидела знакомый проход и дверку в конце, с той огромной надписью. Сначала осторожно постучалась — вдруг там кто-то из ребят целуется с фанаткой, а я не вовремя впорхну сюда ночной пташкой. В ответ тишина. Никого что ль? Открывать я не стала, и громче колотить так-то тоже. Костяшки жалко очень, и тревожить возможных обитателей гримёрки — себе дороже. По инерции прислонила ухо к двери — точно! Слышу голоса. Различаю голос… Андрея? Пока я стояла, смотрела в никуда и пропадала в трансе, он уже успел смыться сюда? Какой молодец, однако. И какой-то второй голос, мужской, высокий, несколько манерный. — Мы честно отыграли полтора часа, как и договаривались, - слышался голос Княже в гримёрной, звучал он крайне серьёзно. Очень серьёзно. — И? Я же сказал, свободны!, - манерный голос незнакомца звучал властно и ехидно, по-грубому. — Нет, нет! Вы… Ты меня не понял. В твой проплаченный гадюшник мы и ступать даже не хотели, а ты с мольбой на коленях уговаривал нас сыграть сегодня, видите ли, «важные гости» хотели послушать, за хорошую сумму. Я считаю, что наш честный труд должен быть оплачен, по справедливости, как и обещано, - голос Андрея ни на тон не смягчался, а даже становился злее и строже. — Ох-ох-ох! Ваш вокалист беззубый изволил прогнать важнейшего гостя! Палачова Илью Абрамовича, дабы не иметь проблем с твоим балаганом неотёсанным, мои охранники среагировали. Но потом, когда-нибудь, это влиятельное и важное лицо мне голову оторвёт, за вашу выходку с дракой. А официантку, ту… Сашу, я уволю сегодня же. Все… все вы испортили мне сегодня всё!, - фальцет таинственного «инкогнито» дрожал, явно переживал и был не в себе. — Ближе к сути, - резко отрезал Князь, послышался громкий стук. Видимо стукнул кулаком по чему-то твёрдому, наверняка та ситуация набирала обороты и не самые приятные. Послышалось шипение от подступившей боли, видимо, не без травм обошёлся этот гневный жест. — Сути? А вы разве не ради себя играете, в своё удовольствие? Удовольствие получили? Сыграли? Слушатели тоже вас любили и были счастливы. Не лучшая ли оплата? Некрасиво, с вашей стороны так корыстно просить несчастные гроши. А теперь проваливай, глаза мозолишь! Где вас только штампуют, смазливых блондинчиков, тьфу ты, госпедя-я!, - манерный голос язвил противно. На долю секунду оба говорящих затихли, но это было недолго. Высокий голос поспешил добавить: — Понимаешь, у меня таких денег нет просто… Либо же есть, но я всё равно не отдам их. Времена сейчас тяжёлые, честно заработанное не стоит раздавать всем подряд… Хотелось вмешаться. Ворваться туда и восстановить справедливость. Но я затаилась ещё тише, продолжая слушать с опаской разговор, хоть это и было рисково. — Ты доигрался…, - слышу я свирепый тон и уже не выдерживаю такого напряжения. Лихо с большой скоростью открываю дверь, чуть не сорвав её с петель. Дышу часто и тяжело в проходе, вижу такую картину: Андрей крепко держит за воротник высокого и тощего мужчину, с пышной русой шевелюрой, по-модному зачёсанной. В дорогой костюм был одет незнакомец. С неподдельным страхом и тревогой смотрел в бешеные злые глаза Князя. Перевёл свои крохотные мерзкие глазёнки на меня: — Ты ещё кто такая?, - нервно сглотнув, челюсть мужчины задрожала. Чего уж он меня так испугался? Думает, «работаем сообща» и я достану оружие? Повторюсь, могу только на горло наступить подошвой своего ботинка. Или же… — Судьба твоя, - ухмыльнувшись, я зарядила ему знатную оплевуху по щеке, а потом ощутимо ударила кулаком по переносице, подобно Мише пару часов назад. День моральных уродов, ей Богу. — Блять, охуевший ты скот, в кармане заднем прячешь ворованные огромные суммы, а сам пиздишь, что платить нечем, - пока злодей скрючивался от боли, Андрей достал купюры из заднего кармана его брюк. Взглядом нашла то, за чем шла — пальто и шарф. Набросив на себя, смотрю на своего друга, пересчитывал шуршащие деньги. — Ровно то, сколько и был должен. Нет бы сразу отдать? Я всех своих настропалял, чтобы сыграли отлично, особенно Миху… Гнида ты, так люди себя не ведут. Свет, пошли отсюда поскорее…, - Андрей в последний раз взглянул на стонущего от боли тощего мужчину, взяв меня за руку. Покинув гримёрную, я поспешила засыпать своего друга детства вопросами: — Кто это был? Почему отказывался платить? Почему обсуждали это здесь?, - впечатлений от этого случая много, я была сама не своя. — Хозяин этого притона. Сюда мы больше не ходим. А чёрт его знает, жадный небось, либо же сам кому-то задолжал по-крупному. А ты подслушивала?, - на последних словах Андрюша позволил себе улыбнуться мне по-хитрому. — Может чуть-чуть … Я верхнюю одежду там оставила, слышу… Голоса, твой и этого хозяина, решила не вмешиваться до последнего, а потом устала за тебя волноваться. Ты мне ещё живым нужен так-то, Княже, - подмигнула я своему товарищу, распахивая дверь клуба «Хулиган», куда мы больше никогда не придём. — Куда же я помру, Светик? Оставлю тебя, кто о тебе заботиться будет? Ох, а самое главное… Кто тебе будет улыбку дарить, когда снова тебе взгрустнётся? Ты ж моя радость, пока ты жива, жив и я, - подхватив меня на руки, он облегчённо рассмеялся, кружа над землёй. Я смеюсь вместе с ним, болтая ногами. Прячу замёрзший нос в его светлые волосы, греюсь так. Осторожно меня поставив, он какое-то время ещё держал руки на моей талии. После долгого смеха задышал часто, голубые глаза бегали по моему лицу. Он как-то странно забеспокоился, что-то словно сказать хотел, как его окликнул Горшок: — Андро! Андрюха! Ну чё, этот дрищ брыкался?, - парни стояли чуть поодаль от нас, освещённые уличными фонарями в ночи. — Брыкался ещё как, оскорбил и послал, а наши деньги забрал! Упорно не хотел платить, сука!, - Андрея гордо показал «награду», пачку купюр, оплата выступления. — Вот же гандон, прям как тот жирный лысый!, - фыркнул Горшенёв, почесав нос. — Кстати, это был его главный гость, а ты его избил… Эх-эх, какие мы ужасные! А вот Светыч вмазала этому дрищу, Павлинову. Сильно так, он долго ещё от боли скулил!, - Андрей наконец-то подошёл к компании, активно жестикулируя. — Светыч, молодцо-о-ом!, - музыканты показывали мне «большой палец», одобрительно кивая и восклицая. Я показала им этот знак в ответ, как вдруг послышалось сзади: — Э-эй! Златовласка! Женский голос громко окликнул, но я не была уверена, что именно меня. Резко развернулась, увидела стоящую у стены «Хулигана» девушку. Высокая, очень высокая девушка. Загорелая, рыжеволосая. Красивая… Глаза большие, ярко-голубые, даже лазурные, я бы сказала. Как поверхность моря в дневных летних лучах. Одета она была не совсем по погоде. Под тонкой леопардовой курткой короткое откровенное платье алого цвета, с шнуровкой спереди. Волосы были растрёпанны немного, наверно от ветра, что периодически дул сейчас и колыхал пряди. Длинные ноги обуты в бархатные высокие сапоги чёрного цвета. Яркий макияж, вернее его остатки… Алая помада размазана по пухлым губам, а чёрная тушь осыпалась пылинками на щёки девушки. Незнакомая девушка поставила одну ногу на стену рок паба, глядя на меня внимательно из-под накрашенных ресниц. На плече маленькая чёрная сумочка. Я медленно указала на себя, мол «Я?» Кивнув утвердительно, она повторила: — Да, да. Ты, белокурая красавица. Закурить нет сигаретки?, - поменяла позу, перекрестив ноги, она вопрошающе посмотрела на меня, доставая из сумочки зажигалку. Сильно смутилась на обращении «красавица», отрицательно замотала головой, ответив: — Не курю, простите!, - переминалась я с ноги на ноги от холода, сложив руки лодочкой. — Ох, блять, жаль, очень жаль… Что-то, сегодня у кого ни спрошу, ни у одного не найдётся сижки… А курить охота, - глубоко и разочарованно вздохнув, рыжеволосая опустилась на корточки. Минута была тихой, парни всё что-то обсуждали, стоя недалеко. С любопытством их изучала незнакомка, а затем произнесла внезапно: — Твой парень?, - она указала на кого-то. Повернулась и слежу за ее длинным накрашенным красным цветом ногтём — показывает на Андрея. — Ох, нет, нет… Мы друзья детства, не более, - я замахала руками в отрицании. — Ясненько, забавная вещь, - усмехнулась рыжая девушка, продолжая сидеть на корточках. Из уважения присела с ней рядом, ожидая, что будет дальше. — Думаешь, чего я тут на холоде ошиваюсь, почти раздетая? Проститутка я, - цокнув языком, она посмотрела на меня с грустной улыбкой. Видимо, ей уже не в первой такое сообщать кому-то, да и научилась относиться к этому бремени с иронией, наверно. — А что так?, - задала я столь некорректный вопрос, насупив брови в раздумьях, что же могло такую красавицу привести к этому… — Вот знаешь, не планировала я тут надолго задерживаться. Сама я не отсюда… Не местная. Из Феодосии, Крым, - начала свой рассказ дéвица. — Родина Айвазовского…, - прошептала я, рисуя в голове образ южного городка. — Ага. Люблю, как мариниста. Красоту писал неописуемую конечно… Ну так вот, я приехала сюда, в надежде немного подзаработать. Вернее, здесь написать питерские пейзажи, а в Крыму продавать эти картины. Мы с мамочкой друг у друга одни остались, самые близкие люди. Приехала сюда, ловить лавры и вдохновение, музу искать… Обокрали, и даже не на вокзале. Должна была жить в общежитии с одной ш… девкой… Она напоила меня чем-то, накачала даже… Меня обобрали, как только прибыла. За дверь выставили с полупустым разворошенным чемоданом, даже феерично его из окна мне «спустили», - печально рассмеялась она, смахивая пару слезинок. — Боже… Мне Вас безумно жаль, это очень страшно и ужасно, я представить не могу, каково Вам было…, - я открыла рот от удивления, какими же сволочами бывают люди, живущие на Земле. — Давай на ты. Не жалей меня, дитя. Я свои шишки все сама, собственноручно набила. Доверилась не тем, малознакомым людям. Теперь каждую копеечку, мало помалу, отсылаю матери в Крым. Чтобы не умерла с голоду, зарплата у неё крошечная. Часть откладываю — коплю на возвращение в Феодосию. Мне здесь нечего ловить. Уже полгода мучаюсь, холодно здесь очень, болею часто, поэтому уже отовсюду уволили; и документы же утеряны. Никто меня, оборванку с улицы, не возьмёт конечно. Рисовать то, что я хотела, просто нет сил. Каждый вечер, или ночь, каких-нибудь клиентов цепляю — после такого только спать на матрас завалиться. Живу в своей «рабочей комнатке», в мотеле. С большими опозданиями отдавая все долги за своё «проживание», или же выживание, - собеседница моя поникла сильно-сильно, сдерживая подступавшие слёзы. — Я не оказывалась в твоей ситуации, но тоже полгода не чувствую себя счастливо или целостно. Сразу скажу просто, таить нечего… Умер отец и просто не знаю, как быть дальше, маме моей тоже не легче. Но, оказаться на отшибе в одиночестве, куда страшнее, поэтому, хочу тебе просто пожелать безмерного счастья и удачи, и очень хочу тебе помочь, хоть как-нибудь, - я осторожно приобняла её, поддерживая, как могла. — Оу, соболезную вашей с мамой утрате. Это жутко. Эх, мой отец нас бросил, когда мне было года три от силы. Сейчас мне двадцать три, и двадцать лет из них живу без него спокойно и о его судьбе не забочусь. Ненадёжный товарищ был, понимаешь меня? Кстати, а как звать тебя, а то как-то неправильно, - она встала, оперевшись на стену, а я последовала её примеру. — Светлана. Светлана Горошкина, - зачем-то добавив и фамилию, выпалила я, — А тебя? — Рябина, - невозмутимо ответила она. — Прозвище? А если настоящее имя? Только честно, - пытаясь согнать мрачное настроение с её лица, я решила начать такую игру. — Фрида, - усмехнувшись, сказала она. — Как Фрида Кало?, - пошутила я, вспомнив имя знаменитой мексиканской художницы. — Ладно, так и быть… Я обладательница самого дурацкого имени на свете… Меня зовут Фаина Гранатова, приятно познакомиться, - она пожала мою руку, глядя куда-то в бок стыдливо. — И ничего не-по дурацки! Красиво же звучит…, - было забавно наверно видеть со стороны, как я смотрю на Фаину снизу вверх. — Свет, ты там застряла? Пошли уже домой, твоя матушка нас обоих прибьёт!, - окликнул меня Андрей, помахав рукой в мою сторону. — Зовут… Не хочу домой я, - вздохнув, я грустно посмотрела на Гранатову. — Плохие отношения? Или так, просто хочешь дома бывать реже?, - подняв брови, поинтересовалась голубоглазая у меня. — Скорее второе… — Ох, жалко прерывать чудный разговор! Что же, завтра буду пытаться устраиваться в парфюмерную контору, в Гостиный двор. Моя подруга Саша, официанткой в этом клубе работает, дала мне поддельные документы на пробу. Только цыц! Мне это очень важно, - подмигнула мне Фаина, постукивая по сумочке. — Ой, группе моего друга не заплатил хозяин клуба, и при разборках выдал, что Александру увольнять собрался… Сказав это, я ожидала, что Гранатовой будет больно и грустно слышать, а в ответ она только широко и лучезарно заулыбалась, а затем громко расхохоталась: — Ну и прекрасно! Она сама увольняться из этого адского места хотела, значит вместе устроимся в Гостиный двор!, - крепко-крепко меня обняв, она продолжала улыбаться и хохотать. Я почувствовала от неё сильный позитив и тепло, хотя после своей истории она чуть ли не плакала. — Значит, надежда ещё есть?, - разжав объятия, я двинулась в сторону уходящих шутов. — Надежда есть всегда. Бывают моменты, когда всплакнуть охота, пожалеть себя… Но у меня нет ни секундочки на уныние! А знаешь, с кем я сегодня трахалась? С Вадимом Павлиновым, блять, этим хером, заведующим «Хулиганом», пошёл он куда подальше!, - плюнув в дверь, она злобно рассмеялась. — Я пойду, меня они ждут, - помахав на прощание рукой, поворачиваюсь и стараюсь догнать ребят. — Заходи в Гостиный двор, ищи меня среди лиц, мои рыжие локоны не пропустишь, как и я твои светлые!, - прокричала Фаина мне вслед. Странное, но приятное вышло знакомство с этой девушкой. Несмотря на такую жизнь, не падает духом даже… Мне бы такой заряд жизнелюбия и оптимизма. Парни проводили нас с Андреем дружно до подземки. Попрощались мы лучше, чем позавчера — обнялась с каждым поочерёдно. Последний был Миша, улыбался мне искренне и сказал: — До встречи, Светик! Приятно было провести время!***
Мы вернулись по домам только под утро уже. Андрею было жизненно важно и необходимо проветриться после всего, гуляя по окрестностям — ссора с моей мамой, полузагашенный Миша, драка с Палачовым, энергичный концерт с полной отдачей, потасовка с Павлиновым. У меня тоже был богатый весьма набор: мама, прогулка до кладбища, соперница Анфиса, неоцененный Мишей макияж ( сейчас тоже был почти стёрт, как у Фаины… надеюсь, всё хорошо у неё сейчас, спит спокойно), стакан виски, бешеная прогулка, потрясающий концерт, выяснения с Павлиновым… Но зато новое знакомство, выходящее за привычные мои рамки общения с кем-то новым. После впервые принятого алкоголя градус стал отпускать, но появилась головная боль. Обсуждали впечатления от этого мартовского денька. Уже скоро совсем апрель, а не так давно был День Рождения Балу… По телефону я его, конечно не поздравляла… Не было сил никаких напрочь, но на словах мои пожелания со всей душой ему тогда передал… Созванивались с Андрейкой тогда, тот был первый случай за двухмесячное затишье. Мы медленно, но верно, плелись до боли знакомого многоэтажного домишки. Каждый боялся о своём — я боялась гнева матери, Андрей боялся разбудить домашних. И вот — последняя точка. Расстояние между дверьми наших соседствующих друг напротив друга квартир. — Спи сладко, Светик-семицветик!, - зевнув широко, Андрей помахал мне, отпирая дверь. — Сладких снов тебе, Андрюша! И он скрылся за дверью. Я копалась в кармане пальто, в поисках ключей. За дверью слышу мамин голос. Кричащий что-то. Прислушиваюсь: «Не звони сюда больше никогда! Ты нам всем жизни разрушил! Я слышать тебя больше не желаю!» Прокручивая ключ, слышу, как с громким звуком мама бросила трубку в гостиной. Оказавшись на пороге, увидела матушку — она была укутана в домашний халат. Искренне улыбнувшись, прошептала мне: «Как хорошо, что ты вернулась. Раздевайся и иди спать, не злюсь на тебя, ни за что. Прости за всё, если сможешь.» Я молча обняла её, маленькую хрупкую женщину, с маленькой девочкой внутри. Дети в нас навсегда остаются, и у этих детей есть только мы сами. Но в тот момент, этому ребёнку нужна была я. Конечно, я всегда её прощу, ведь она моя мама. Человек, которого без меры люблю и очень сильно боюсь потерять навсегда.***
Не спалось мне уже очень долго, несколько часов. Я чувствовала себя «грязно», поэтому ответственно приняла решение пойти искупаться. Действовала тихо, лишь бы не разбудить только заснувшую маму. Сон для неё важен очень. Погружаюсь в наполненную доверху холодной водой ванну. Необходимо было срочно смыть этот одновременно насыщенный новыми впечатлениями и тяжёлый из-за многих обстоятельств день. Сердце колотилось, как не своё. Словно кто-то зажал его в руке и трясёт, как детскую погремушку. В висках и глазах сильная усталость — если бы не малейшие остатки хоть какого-то самоконтроля, я бы заснула прямо здесь, в холодной воде, в этой проклятой ванной комнате. Занятие, хоть и было слегка умиротворяющим, но чувствовала я себя, как никогда паршиво. Было неимоверно стыдно за своё поведение, за мои неясные ( до конца) ревностные конфликты внутри себя, за всё. Несмотря на то, что мама меня встретила вполне радушно и спокойно, я до сих пор вспоминала пересказ того дневного конфликта между ней и Андреем. Из-за меня, глупой декоративной домашней канарейки, одни неприятности! Только новое знакомство с этой лучезарной, как Крымское летнее солнышко, девушкой, Фаиной, сглаживало этот бесполезный и провальный денёчек. Согнулась в три погибели, обняла дрожащие колени, положив на них голову. По щекам стекают горячие солёные слёзы. Беспричинная боль меня в ту секунду сломала. Стирала и крошила рёбра в прах, обнажая пульсирующее глупое сердце. Глупое сердце, не бейся ты, прошу! В который раз склоняюсь перед тобой только в одной лишь просьбе! Умоляю тебя, как Есенин, уймись! У такой бездушной твари, (как я), за прошедшие два дня слишком-слишком много было всего прожито и испытано. Ущербное ничтожество, не заслужившее сострадания, любви. Низкий человек, который никем не будет принят и замечен. Мне это не нравится! «Я отвратительное существо», — пронеслось искрой в моей больной голове. Провела правой рукой по выступающему своему костлявому позвоночнику, посмотрела на просвечивающие на руках узоры из бирюзовых и фиолетовых вен, сосудов. Миша… Миша, Миша, что же ты со мной делаешь? Кто тебе давал такое право… С тех пор, как увидела тебя, в голове лишь беззубая улыбка и растрёпанная шевелюра. Я никогда не влюблялась, и меня никогда не любили. Не берусь рассуждать наверняка, что подобное чувствую к тебе… Но сердце моё волнуешь сильно, щёки мои краснеют мгновенно… Как же хотелось бы тебя погладить по головушке, медленно-медленно, вкладывая всю нежность и заботу. Вверх, вниз, почесать макушку, заправить за ушки торчащие непослушные вихри чёрных волос. Обнимать крепкую мужскую спину, грея в тепле. Поочерёдно и не спеша целовать куда угодно… Будь то нос, виски, щёки… Два дня. Проклятые два дня, и после полугода плавания по течению, я впервые в своём сознании отчаянно и самоотверженно пытаюсь плыть против. Хоть как-то грести, чтобы мой ненадёжный плот примкнул к тому берегу, который мне так жизненно необходим, как глоток свежего воздуха. А будет ли иметь смысл такая борьба? Я не знаю. Может, просто затуманенный стаканом виски мой маленький мозг рисует себе благоприятные и красивые сюжеты. Женатый человек, с иным образом жизни, другими совершенно понятиями, абсолютно не сочетающиеся с моими. Но такой нужный… Такой незаменимый. Меня стало прорывать. Боль не утихала ни на секунду, да и даже не думала об этом, видимо. Мой голос срывался, кряхтя и мямля нечленораздельные звуки. То ли вопль, то ли крик. С громким и внушительным всплеском ледяной воды я откинулась к твёрдому бортику ванны. «Любуясь» разноцветными плиточками на стене. Я горько усмехнулась и сквозь назойливую боль улыбнулась куда-то в пустоту, вынув замёрзшую мокрую руку из воды, длинными пальцами я рисовала в воздухе бессмысленные узоры, напевая тихо печальным голосом одну из часто играющей у нас когда-то песни группы «Агата Кристи», её очень любил ставить папа в гостиной: «Но где она живёт Вечная любовь? Уж я-то к ней всегда готов…» Затем, прошло ещё пару минут и я молниеносно вылезла из ванны, обернувшись в розовое махровое полотенце. Шлёпая мокрыми пятками, подкралась к зеркалу. На меня смотрела та самая бледная истощённая девушка, с размазанными остатками жирного слоя туши по глазам. Вид её никчёмен и лицо очень-очень грустное. «Я так больше не могу…», — прошептало мне это ничтожное существо, больно закусывая губу. Почти шесть утра, уже было светло небось. А ванная наполнилась частыми дрожащими всхлипываниями. Я опустилась на пол рядом с раковиной. Мне было себя очень жаль. Я все это долго терпел! Но знаешь, всему есть предел, есть предел!