Я спросила у кукушки, Сколько лет я проживу… Сосен дрогнули верхушки. Жёлтый луч упал в траву. Но ни звука в чаще свежей… Я иду домой, И прохладный ветер нежит Лоб горячий мой.
@А.А.Ахматова***
Весенние школьные каникулы продолжались. Вместе с ними хвостом тянулась злодейка-тоска. Да и близился самый неоднозначный месяц в весне, а именно апрель-батюшка. Весьма скудный и однообразный повседневный досуг мой был таков: я заставляла себя садиться за уроки и просматривать базу для экзаменов. На случай, если соберусь поступать-таки в какой-нибудь университет. Но экономика меня больше не привлекала, а кем хочу быть в этой жизни… В мозговитой светлой голове пробел по этому вопросу. За десять лет в школьных стенах выучилась решать уравнения, грамотно писать и мыслить, знаю исторические факты, законы различных наук и всякие вариации формул. Сумею процитировать «истины» разных деятелей, по памяти расписать неправильные глаголы английского языка, проанализировать то или иное стихотворение … Объективно, я могу многое. Я зубрила. Обозвать меня подобным образом справедливо вполне. И осознала это, скрючившись в очередной раз при свете жаркого солнца над кипой черновиков с химией и физикой, где-то затесалась и геометрия с алгеброй. Все они исписаны цепочками букв с числами, чертежами, заметками на полях. Голова болела бесконечно (и не планировала проходить после обезболивающего), а глаза отекали и не могли больше видеть эти несчастные цифры. Маме будет необходима моя финансовая поддержка, и я должна на чём-то построить своё будущее. Я всё знаю, но если всё знаю, то кем же мне быть и становиться? На какой труд мой мы будем выживать? Однако, у меня не имелось при себе никаких других умений, кроме отточенной, как лезвие конька, школьной программы. А это из-за отсутствия какого-то хобби или дела. Моя натура, как упоминала уже, не пылала нежными чувствами к творчеству никогда. Читать очень люблю, merci beaucoup à ma maman*. А вот живопись, писательство, музыка… Знаю поверхностно, и то благодаря горячим обсуждениям моего отца и Андрея… Папа знал много об искусстве изобразительном благодаря своей маме, моей бабушке Лукерье. Андро, сами помните, рисовать любил очень и мечтал стать когда-то художником. Оба поэты-песенники, меломаны, можно сказать. Порой казалось, что Андрюша и правда мой старший брат, да и первый сын Алексея Ивановича Горошкина. А ещё, во время каникул весенних у Княже завёлся странноватый «ритуал». Стабильно, в одни и те же часы (утром и поздним вечерком) взял в привычку захаживать к нам на чай. Сам он во время этих походов в гости многословен со мной не был, чаще общался с мамой, по разным вопросам. Однако ж, мне почему-то становилось обидно от такого холодного отношения. Но гордость не позволяла мне как-то заговаривать с ним первой о чём бы там ни было. Вот, самое раздражающее, наверно — когда человек в упор на тебя смотрит, ожидая, что ты посмотришь ему в глаза, а ты старательно отворачиваешься, лишь бы этот взгляд не поймать. И глядишь ты, как завороженный, куда угодно: будь то люстра, или стенка, окошко, мама родная или отражение твоих черт лица на поверхности тёмного крепкого чая в фарфоровой кружечке, всё равно не будешь и головы поворачивать в сторону «оппонента». Такие игры у нас были с Андреем. У меня, словно обида на него за что-то затаилась. Наверно, мне было бесконечно за себя стыдно. Я чувствовала и верила искренне, что весь Питер знает о моих нетрезвых вдохновениях и глупом хохоте во весь голос. Я нарушила принцип, переступила через себя. И винила своего лучшего друга я, что налил мне в стаканчик тогда этой гадкой жидкости янтарного оттенка. Что поддался моей мимолётной прихоти. Но с другой стороны, понимаю, что захотела этого сама, и Андрей ни в чём виновен не был вовсе. Я его практически заставила в приказном высокомерном тоне, и себя за это сильно корю и браню. И вот, вчера он смотрел своими хитрыми голубыми глазищами на меня, пока монотонно мешала сахар в утреннем кофе, и так и ждал, когда я обращу на него внимание. Не давала ему на растерзание свою неуязвимость. Да, виновата, что так себя распущенно повела. Но не надо меня подобными молчаливыми слежками смущать, чувствую себя неправильно от этого. В итоге я любовалась чем угодно в нашем не диковинном интерьере , а Князев молча изучал мой лик своими проницательными очами. Уходил он стабильно в те же часы каждый день, как по расписанию. И к такому мы привыкли уже. В перерывах между «усердной» и «усидчивой» учебой, (как я себе упорно это старалась внушать) и молчаливыми посиделками с Андрейкой, отдыхала по много, лёжа на уютной кровати. Ведь до этих каникул у меня учащались и случаи прогулов, разгильдяйства… Напрочь просто забывала о существовании школы, учёбы Сегодня лежала особенно долго, в неком полудрёме. Под звуки виниловой пластинки Аллы Пугачёвой. Мама её поставила, а значит у неё более-менее настроение приподнятое. Из гостиной слышалось до боли знакомое, тысяча раз прослушанное в этих стенах: «Миллион, миллион алых роз…» Запрокинув голову к потолку, я отвечала Алле Борисовне не самым мелодичным тоном: — Из окна, из окна видишь ты…, - перед глазами стояли разные образы. И то выражение лица Андрэ, когда мы стояли счастливые у «Хулигана». Подобная эмоция его сопровождала, в последнее время, очень часто. Словно он в чём-то во мне разочаровался, но у него не хватает совести мне заявить об этом прямо. И смотрит с доброй уставшей улыбкой в знак ласкового укора младшей сестре. Но очень давно хочет мне сказать что-то. Да не решается… Мишка. Причина моих горьких слёз в подушку по ночам. Это тоже своего рода ритуал. Как походы Княже к нам в дом на чай, как мои мучения с уроками. Нет, не подумайте, что мучаюсь из-за каких-то там невзаимных чувств… Хотя, они же, и в правду, не взаимны же… Просто, грамотней так не выражаться, потому что не утверждаю и не собираюсь зарекаться, что я его… Ну… Люблю. Просто… Отчего-то улыбка этого человека, взъерошенные его волосы, большие и добрые карие глаза во мне воскрешают всё то счастье, тепло, надежду, которые я скрепя своим чёрствым сердцем уже давно похоронила. Я могу сколько угодно долго плакать, в сердцах проклиная ту, из-за которой всё хорошее невозможно, но я всё равно им буду желать счастья и долгих дет совместной жизни в любви и гармонии. Если счастлив будет он, счастлива буду я. Всегда так рассуждаю по отношению к моим близким людям. Отнюдь, с Мишей мы не были близкими людьми совсем. Но по этому поводу сокрушаться не стоит. Даже если ближе, чем просто знакомые, мы никогда не станем, мне просто будет отрадно доживать свой век в мыслях о том, что он познал всю сладость радости искренней любви… Которую, вряд ли познаю я, когда либо. Я никогда не любила и меня никто никогда не любил. Но отчаянно хочу! Очень хочу любить, чтобы в сердце человека, которого люблю, приятно трепетало, а в животе порхали разноцветные бабочки от моих поцелуев и объятий. А что поделать, коли я тверда и бесчувственна? Кстати, об Анфисе. Страшный пылающий гнев к ней в слезах растворяется, смиренной снисходительностью сменяется. Мне не быть такой же обаятельной и красивой, как она. Не обладаю той магией завораживающей, что ловит в сети каждого смотрящего, слушающего. Образы ребят слегка расплывчаты на фоне вышеупомянутой Святой Троицы в жизни Светланы Горошкиной. Они хорошие, очень хорошие. Невероятно талантливые, с чудесным чувством юмора, отзывчивые, добрые… Как мне кажется пока. Фаина Гранатова… Как вспомню её веснушчатое личико, светящееся в надежде, сама невольно улыбаюсь приятным воспоминаниям сейчас, качая скрещенными ножками в такт новой композиции на пластинке. В мою светелку заглядывает мама, очень красиво, профессионально, можно сказать, подпевая Пугачёвой. — Снова лежишь?, - улыбалась по-доброму она, присаживаясь на краешек моей кровати. — А чего же не лежать, раз уж хочется? Каникулы же…, - мечтательно отвечала я, переводя взгляд с потолка на маму. За последние дни она держится весьма хорошо. Тоске и апатии, злобе усердно не поддаётся. Как и перманентной скорби. Да и я не отстаю, месяц назад вообще дни пролетали бы для меня одной секундой. — С Андреем никуда не собираетесь пойти? Никуда не приглашает?, - хитро спросила меня матушка, поглаживая по руке. — Да нет… За «утренним чаем» сидел так же смирно, держался ровно. Со мною не заговаривал даже, только «Доброе утро, Света» и «Пока, Света». Надоела эта серость, тьфу!, - рассмеялась я немного грустно, смотря прямо в зелёные глаза матери. — Андрюша души в тебе на чает. Просто деликатен очень в нашем доме, скромен. Вот и молчит. Не обижайся на него, он только добра тебе желает, - мама вздохнула на последних словах, задумчиво в сторону глядя. — Мам… А вот кто тебе тогда звонил? Ты так сердито и отчаянно кричала, когда я входила, забеспокоилась…, - внезапно задала я давно волнующий меня с того самого дня вопрос. — Ох, да глупости это. Не стоит эта грязная история и малейшей доли твоего внимания, доченька… Это пережитки прошлого, - глаза матушки заблестели слезами, взгляд устремлён куда-то сквозь меня. А я молча и довольно настойчиво продолжаю смотреть на неё, выжидая любого ответа на мой вопрос. Мне важно об этом узнать, чрезвычайно важно и необходимо! — Котёнок, не смотри на меня так. Сама же помнишь, после такого твоего выражения лица я всё равно выдаю всё полностью, - мама мимолётно улыбнулась уголками губ, продолжая сжимать мою руку. А я приподнялась на локтях, приготовившись услышать что угодно из её уст. — Звонил мой старый ухажёр… Ровесник нам с отцом, может чуть старше даже. Зовут его Евгений Берёзов. Тебе было лет… пять, когда папа твой смог освоиться в театре, в качестве драматурга. Там вскоре познакомился с новым актёром. Матёрый лицедей… В меру смазливый, хвастолюбивый очень, тщеславный до боли и абсолютно бессердечный и крайне ревнивый, - начала свой рассказ она, предаваясь старым воспоминаниям из далёкого прошлого. Зелёные глаза цвета изумрудного леса так и блестели слезами, что рисковали градом закапать на мамину юбку. — Я навещала отца в театре, и очень часто. Присутствовала, по возможности, на его премьерах. Была почти на каждом из дебютов. А Берёзов частенько центральные роли играл, вот однажды меня там и приметил. Приставания, шантажи, навязчивость, скандалы… Что я только не испытала от ухаживаний этого безнравственного нарцисса. Знал же, говорила я ему неоднократно : «Поймите, Евгений Дмитриевич, найдёте счастье Вы с другой прекрасной женщиной. А у меня маленькая дочка и любимый супруг, в других не нуждаюсь.», - пара слезинок упала ей на колени, когда она поспешила их смахнуть. — И это же правда…. Я его не дразнила, нет! Постоянно повторяла, что люблю своего мужа и не собираюсь ни предавать свою любовь, ни семью . Закончилось скоропостижно, как и началось. Он поспешил жениться на завидной леди с хорошим доходом, так и исчез. Но вновь объявился в прошлом году, к сожалению. Развёлся, все театры наскучили, решил вернуться сюда, «былое вспомнить». Меня узнал сразу и опять за своё взялся: поглаживания по коленям , которые были мне нежелательны и противны с его стороны. Цветы, конфеты, записки… Отец твой снова стал свидетелем этого, и в театре вновь воцарились скандалы. То кричали они, то кричала я… А Берёзов — актёр с хорошей репутацией и карьерой, выгонять его никто не собирался. Уже позже синяком был награждён, твой папа постарался… А затем, ближе к прошлому лету, только и слышала от него «Алиса, я пойму и приму, если ты уйдёшь к Жене от меня. Я простофиля и шут гороховый, делаю тебя и Свету несчастными, разочаровываю… Я посредственный поэт и автор, мне нечего делать в мире, полным таких исключительных и талантливых людей, как Берёзов…». Да, Света. Говорил он это серьёзно и без нотки сарказма, что самое печальное… Папа изводил себя, ставил себе немыслимые условия и сроки, когда он должен написать то, когда сочинить это… Делал всё, чтобы «окрылить и покорить меня заново». Пока я отбивалась от Евгения, медленно умирал мой муж и отец моего ребёнка… Мне говорили, что последними его словами были «Сон в последнюю очередь! Я почти, почти дописал её! Моя «Комета», это будет триумфом в драматургии! И никакие актёришки не заберут у меня мою Алису… Никогда!», - мама остановилась, тяжёло дыша. Сорвалась на тихий плач. Я придвинулась к ней, крепко обняв и не отпуская её холодной тонкой руки. — Он выгорал. Сильно выгорал. Как свечка. Творческий кризис в мире творческих личностей равносилен гибели. Так он и умер, сидя за своим столом, допечатывая последние действия в пьесе «Комета», - всхлипывая, мама посмотрела на меня виновато своими покрасневшими от плача глазами. — Чего же желал тогда этот негодяй? Поиздеваться решил?, - сердито я вопрошала, проклиная мысленно этого актёра. — Да нет… Извинялся, умолял простить его. Но добавил… Что-то вроде «Ты одна с дочкой? Давай мы с ней познакомимся. Вы одни друг у друга, может… Начнём с тобой всё сначала? Построим своё будущее. Я смогу позаботиться о вас». Накричала на него. Я много кричала и до того дня на него, но всегда был непробиваем. Всякий раз, после моего гнева, на губах играла только ухмылка и звучала фраза «А я всё равно своего добьюсь. Рано или поздно, но помяни моё слово, Алисочка.», - мама вытирала слёзы рукавом домашней блузы. — Что могу сказать … Себя он точно накажет в будущем. Вроде и не убийца, а к смерти за руку невольно и подвёл. Как Свидригайлов почти… А ты себя ни за что не кори. Папа наверняка был уверен в твоей любви и верности, просто эта галиматья завела в тёмный угол. Самооценка стала падать… Всё это, в вашем мире грязно, страшно. От того, сейчас только понимаю, что зря до этого я желала вырасти, как можно скорее. Это очень грустно. Но я люблю тебя, всем сердцем и больше жизни своей. Я всегда буду рядом, и никакие Берёзовы не станут нашим крестом!, - обняв её крепче, поцеловала в такую же, как у меня, тёплую светлую макушку с пушистыми локонами. Мы так сидели ещё долго, не рискуя нарушать приятную, позитивную тишину. В душе снова пусто, зная дополнительные причины смерти твоего ближнего. Любовь — это о радости. А вот «чувства» Евгения Дмитриевича — только о невыносимом горе.***
Дни идут своим чередом, скоро настанет апрель. Было поразительно тепло после череды беспощадных северных ветров и морозов. Хотелось жить порою, пока не вспоминаешь о чём-то ещё. Вот-вот должна была снова начаться злосчастная учёба. Сегодня Андрей на чай не заходил. Нарушил «традицию», это меня забеспокоило. Не на шутку. Подумав недолго, я решила навестить квартиру Князевых напротив. Натянув приличия ради бадлон и раритетные мамины джинсы-клёш, отправилась в свой «длинный путь». И вот, юркнув за дверь одинокой квартиры (мама моя была на работе), я оказалась перед дверью наших любимых соседей. Звоню в родную обитель, в надежде, что скоро… Скоро он мне откроет, и наконец-то я заговорю с ним. И не будем мы играть в надменную молчанку впредь. За дверью слышалась возня, сразу после трещащего старого звонка. Бормотания были незнакомы, звучали в голосе, по ту сторону, более низкие нотки. Таким голосом Андрей не обладал уж точно. Мне открыл Миша. Взгляд его был обращён куда-то надо мной, затем быстро поводил глазами и уставился прямо на меня, улыбнувшись радушно. — Светыч, привет! Ты к Андро?, - Мишка светился от какого-то немыслимого счастья, неведомо откуда даже взявшегося . — Привет, Миша. Да, он же дома?, - я коротко улыбнулась в ответ, заглядывая за него. — Дома-дома! Какими судьбами, юная леди?, - ехидничал Андрей, подкравшийся сзади своего друга, держа в одной руке свою гитару. — Да вот, приходил ты к нам каждый день на чай, молчали мы с тобой всегда во время чаепитий. Сегодня не пришёл, стало как-то тоскливо без тебя, - ответила я, скромно опустив голову. Я стеснялась такое говорить при Горшенёве. — Скучала, значится? Я тоже скучал сильно по тебе. Наконец-то ты сбросила с себя эту… эту… Блять, как там говорилось… Вуаль! Точно, вроде так там было написано, - слегка запинаясь, ответил мне мой друг, впуская меня в свою обитель. Повсюду в квартире царил небольшой беспорядок. То было привычно, когда Миша и Андрей собирались вместе сочинять новые песни. Горшок что-то всё напевал на «рыбе» себе под нос, пока мы вместе заходили в комнату Андрюши. — Мы тут подумываем над будущими композициями, да толкового пока ничего придумать не можем. Вдохновение что-то нас покинуло ненадолго, - задумчиво произнёс Княже, присев с гитарой на свою кровать. — Отсутствие вдохновения это не есть хорошо. Надеюсь, вскоре, всё станет лучше, - ответила я, присаживаясь рядом с ним. Всё было по-родному в этой комнате. Тепло, уютно и безопасно. Всё здесь напоминало о беззаботных временах, проведённых бок о бок в семье и любви. Комната, где я шептала Андрюше на ушко украдкой, про тех, кто меня когда-то увлекал… Не любила, а именно была увлечена тайно, совсем немного! Моя замкнутая натура всё равно истинных чувств никому не открывала, и никто не понимал, что я испытываю, чем дышу и пылаю к тому или иному человеку. Я сама себя не могу понять порою, и вряд ли когда понимала я себя точно и наверняка, без сомнений и растерянности. Чувствую часто, что вся моя жизнь сплошная фальшь, как и мои эмоции. Вдруг я маму не люблю? Андрея не люблю? Отца не любила? Нет, нет… Их же я люблю… Может, и Мишеньку даже, люблю? Я осматривала комнату вновь и вновь, замечая всё больше тех деталей, что напоминали мне о детстве и нашей долгой-долгой дружбе. Бесчисленные рисунки его авторства, медиаторы на тумбочке, мной подаренные. Царила только благодать, ничего не могло эту идиллию разрушить. Фоном слышу гитарные переборы и аккорды — то медленные, мелодичные, схожие с романтичными балладами, это играл Князь, то резкие, динамичные и быстрые, это играл уже Горшок. В комнату заглянули лучики солнца, они грели, обнимали теплом нежно, невольно заставляя сладко потягиваться, как кошка. Хотелось бы всегда тут оставаться, в радости и покое. Рядом с другом детства, мечтая только о хорошем, думая только об этом хорошем. Как дети. Я не хочу больше расти, взрослеть. Будучи ребёнком, всё для тебя отрадно, всё у тебя лучше всех… Ты всегда имеешь надежду, будучи малышом. Веришь в людей, добродушен к ним и искренен, не разочарован, открыт… Я взяла к себе на колени плюшевого медведика Фроньку — мой детский старый подарок Андрею на его двенадцатый день рождения. Мне пять лет, гордо вручаю ему игрушку, не знаю ещё, что Андрюша уже большой мальчишка, в мишек не играет. Но, тогда он взял его на руки, в глазах засияла такая нежность и любовь к плюшевому Мишутке, словно в руках держит родного сына. Поцеловал его в нос, на меня посмотрел очень благодарно и шепнул в тот чудный миг: — Это лучший подарок, солнышко… Стояла духота в комнатушке. Я встала с кровати, чуть скрипнув ею, направилась к окошку. Распахнув его, впустила в помещение прохладный ветер, принимая его дуновение с радостью и наслаждением. — Пива хочется, - нарушил нашу тишину Мишка, проигрывая незамысловатое арпеджио на гитаре. — Вам, судари, только выпить, - шутливо надувшись, я скрестила руки на груди и вернулась к молодым людям. — Светик, не обессудь, мы сегодня очень долго играли, жарко ещё неимоверно, - смахивая выступившие капельки солёного пота с лба, Андрей отложил гитару в сторону. А та в свою очередь, от стука зашумела струнками. — Да я ж не зверь, Княже, и запрещать права не имею. Давайте с вами за компанию схожу за ним, чего уж там, - пожав плечами, я поспешила в коридор обуваться. Что-то почувствовала резкое воодушевление, давно не было в такой тишине, изредка прерываемой чудесными звуками гитар, так приятно. И воспоминания о медвежонке Фроньке… Он его до сих пор хранит бережно, хотя мог выбросить или передарить кому-нибудь. Но этого он не сделал. Болтая о всяком, мы пешком спускались в родную парадную. По близости, если память не подводила, был тот самый, «судьбоносный» магазин «Барабулька». Туда мы и шли весело втроём. Солнце весеннее правда сильно пекло, что было для Петербургской весны не совсем свойственно. В магазин решил зайти Князь, снова оставив меня наедине с Мишей, как и тогда… Горшенёв достал из кармана кожаных штанов пачку сигарет, той же марки, что курила при мне Анфиса, но не успел он и чиркнуть зажигалкой, как сверху на нос ему капнуло что-то. Начинался дождь, что с каждой секундой спешил нарастать. Солнце через подступившие тёмные тучки пыталось отчаянно пробиваться, но приближающийся горький сильный плач небес ему мешал. Оглядываясь по сторонам, растрёпанный Мишутка что-то искал своими большими глазами. Затем, взяв меня за руку, потянул в сторону чужих парадных. — Бежим прятаться, ща ливанёт не по-детски!, - прокричал он мне в шуме стихии, заводя под козырёк.***
Пока Андрюха возился с пойлом, не знаю, что там так долго делать можно, ливень начался беспощадный. Светка со мной рядом стояла, хотел закурить, а сверху покапало. Я ни секунды не размышлял, за собой повёл в сторону многоэтажек каких-то, под крышу переждать этот пиздец. Пока бежали, наверно успели промокнуть сильно и до нитки. С моих лохм стекало ручьями, Светланка дрожала, как осиновый лист. Добежав до какого-то незнакомого подъезда, мы зашли под его козырёк. Тяжело дышали после бега. Светыч подрагивала от холода, мне было за неё волнительно чего-то. Чтобы она не простудилась, я заключил её в крепкие объятия. Спешил теплом туши огромной согреть её. Надеялся, что это ей поможет. Целый день она не улыбалась шире своей скромной улыбки, что иногда на её личике отражалась. Но так я страстно желал всё же застать её в большой радости. Почему-то очень хотел. Но, опять, она почему-то была грустной немного. Андро говорил, что вечно молчит и не смотрит на него, когда он к ним на чай заходит. Его это злило и расстраивало страшно, а меня просто смущало, ну вот… Чисто по-человечески просто, блять. За друга. Накануне, мне Андрюха признавался в том, о чём я бы никогда не догадался, хуё-моё. И его признание для меня было открытием. Сидели мы на «точке», что-то пытались родить. Мотивы бренчали, слова подбирали. Как сегодня, в общем-то. И вот, после этой сраной недорепетиции мы с ним пешком возвращались. И вот речь зашла у нас ни с того ни с сего о бабах… Я ему пожаловался, что Анфиса в последнее время не совсем сносна. Довольно навязчива, всё хочет меня дома оставить, с собой рядом закрепить. А я не пёс сторожевой, чтобы возле неё, как миленький сидеть, склонив морду, вот и поменьше хотел находиться с ней. Утомляла очень, уставал я, блять, от неё, конкретно. А Андрей давай гнуть свою линию, что жену любящую и верную обязан ценить. Мало ли, как блядун там себя поведу, кто же меня знает. На что я ему вставил своё «Не лезь ко мне в душу, почём знать тебе о любви?! Сам холостой и чёрствый сухарь!» А он раскраснелся, как помидор прямо, да как выпалил: «Мне-то больше тебя знать, Гаврила! Я, блять, влюблён давно, я Свету люблю, понимаешь! Очень люблю!» И тут я прихуел, и знатно. Какое угодно имя ожидал услышать от сердитого Князя, но только не Светкино. На что я пожал плечами, усмирил раздражение и ответил : «Так люби, кто ж запрещает? Любить всегда хорошо и не зазорно, люби.» А что ещё? Пусть любит, не моё, блять, дело. Но я рад, что он любит. Чувства его заметно приободряют, вдохновения на песни у него становится больше. Но одновременно меня его признание и облапошило. Думал, что я оригинален в своей «теплоте и нежности» к образу этой белокурой девочки. Что всё меньше и меньше дрожит в моих объятиях. Глазки её серо-зелёные распахнуты широко, зрачки подрагивают. И не так давно, вечером мы сидели у меня. Анфиска тогда ушла куда-то надолго. Мы играли в шахматы, и пока я обдумывал свой ход, Княже мне и говорит снова: — Я в ней всё обожаю и хотел бы прожить с ней вечность рядом, - влюблённый дурак лепетал это, отпивая портвейн. — Верю я тебе, верю, только дай мне сосредоточиться, блять. Тут очень сложный ход, пиздец. А ты опять со своей любовью! Я врал сам себе, когда не верил в способность Князева любить. Любить он умел лучше всех и больше всех. А я, женатый прохиндей, в душе мотаюсь из стороны в сторону, как неваляшка. То к страстным и требовательным поцелуям красавицы-жены, то к румяным щёчкам и лучезарной улыбке подруги детства Андрея. Чувствую через намокшую насквозь футболку маленький носик Горошкиной, которым она прижимается ко мне. Сам немного краснею, такой поворот событий не сильно мне нравится. Не то чтобы не нравится, просто я растерялся. Ну блять, ситуация же вообще неоднозначная совсем. Стоим тут с ней, от дождя проклятого спасаемся. Мёрзнем, так ещё и Андро нас потерял. А коли застанет нас в таком положении, я трупом буду. Светка смотрела на меня с едва заметным осуждением, даже страхом, я бы сказал. Я вопрошающе поднял брови только. Она молчала, исподлобья изучая меня странно. — Ты меня боишься или ненавидишь, не могу понять чёт, - я решился спросить её, ну а хули нет-то? — Не боюсь и не ненавижу, просто остерегаюсь слегка, - нахмурившись, она отстранилась от меня. — А чего меня остерегаться? Страшный я только, когда пою, - загоготав во весь голос, сказал я ей и упёр руки в боки. Так глупо это всё, если честно. О чём болтаем, одному только чёрту известно. Стоим в тишине какое-то время, дождь и не думал умолкать. — Как ты думаешь, я плохой человек?, - внезапно она ко мне снова поворачивается. — С чего такие мысли? Я не считаю тебя плохой, просто ты замкнутая очень. Надо из дома выходить почаще, да общаться с новыми людьми, - ответил я, стряхивая капли с волос. — Понимаю, слышу всю жизнь об этом от всех. А просто не хочется совсем, но не осуждай меня, прошу, как тогда. Чтобы ты сейчас не сказал, ты во всём только прав окажешься, - вздохнув тяжело, она протянула руку из-под козырька — дождь становился тише. Хотел я было ей ответить, что не стану осуждать ни за что, да промолчал. Вспомнил тот разговор, у «Барабульки». Стыдно стало. Я, может и был прав, но расстроил же её сильно, хотя и не хотел. — Ты хорошенькая очень. Будет грустно, если одна останешься, - что-то неопределённое произнёс в пустоту, а она лишь уставилась на меня недоумевающе. Блять, ну и что я спизданул, во дебил! Сука, опять лепечу с ней о чём-то тупом, снова обижаю её этим. Почему я об этом повторять желаю, как умалишённый? Чего я, блять, жду? Что я делаю? Неизвестно. Снова она расстроится и снова будет держаться особняком. И только дождик слышен в ушах моих. Прикрываю глаза на секунду… А если бы вбежали мы под этот козырёк, хохоча весело и заливисто, спасаясь от ласкового «грибного» дождя в лучах весеннего светила. Я бы также крепко обнимал её, но без неловкости. Нежно бы, поглаживал бы по влажным волосам. Оберегал бы, как орёл птенчика. И не начинался бы столь глупый пиздёж ни о чём, и не обидел бы я её вновь, и о глупостях бы не смел думать. Вот, блять, правда! О чём же эдаком я размышляю тут, стоя рядом с ней, о чём? Бессовестный я дурак, абсолютно бессовестный. Света, что же ты со мной делаешь? Не бойся ты меня, не бойся же ты меня. Я не способен же кого-то обидеть, тем более тех, кто мне по-разному важен. Никому никогда не стремился зла я причинять Причинять