Когда уходит родная душа, начинает сдавать и тело
Невысокий двухлетний мальчик заходился в ужасающем плаче, лёжа на ветхом матрасе в крохотном чулане под лестницей. Он плакал и кричал, надрывался так долго и сильно, что уже почти совсем охрип, а в придачу ещё и едва не свёл с ума своих дядю и тётю. — Заткни его, Петуния! Иначе я выброшу его в окно! — донёсся громкий голос мужчины с лестницы. — Я пытаюсь, Вернон! Замолчи же ты, негодник! — женщина в отчаянии прижала руки к лицу. — Я больше не могу видеть этого ребёнка! Она просто смотрела на то, как малыш извивается, словно от боли, и ничего не делала, чтобы помочь. Конечно, откуда ей, этой совершенно глупой маггле, было знать, что Гарри буквально разрывался на части! Его тело выгибалось, будто в судорогах, пальцы на руках и ногах безостановочно сжимались и разжимались, зубы стискивались настолько, что прикушенная случайно щека отозвалась дикой болью и несколькими каплями крови, глаза были зажмурены так сильно, что у нормального человека под ними уже давно пошли бы разноцветные пятна. Но Гарри видел перед собой незнакомый ему (или знакомый?) двухэтажный дом, красивый и опрятный, окружённый аккуратной лужайкой с пышными кустарниками рододендрона и розового шалфея у самых ворот и вдоль деревянного заборчика. Он не знал, кому принадлежит этот дом. Возможно, той самой рыжеволосой женщине, которая на короткое мгновение мелькнула в окне второго этажа с младенцем на руках? Гарри не ведал. Но он точно понимал, что высокая фигура в тёмном плаще пришла сюда не для того, чтобы мило побеседовать и выпить чашку чая. Фигура двигалась странно, будто летела в нескольких дюймах над землёй, да только разве это возможно? Но ведь во снах может быть всё, так? Гарри хотел было кинуться вперёд и задержать незнакомца, но сам он в этом мире был чем-то вроде духа, без плоти и крови, а это означает — без силы. Он мог лишь смотреть, как тень проскальзывает внутрь дома, где ей явно не место, слышать, как кричит неизвестный мужчина, предостерегая женщину, и чувствовать дикий липкий страх, захватывающий всё сознание. Он едва дышал, потому что всё это оказалось слишком для его понимания. Он давно готов был уже упасть, так сильно дрожало его маленькое тельце, да только ногам его не нужна была сила, чтобы держать его в вертикальном положении. Всё его тело будто одеревенело, а в сознании горела лишь одна мысль: смотри. Смотри и запоминай, мальчишка Поттер, потому что сейчас ты увидишь то, что навсегда изменит твою жизнь! Первую полыхнувшую зелёную вспышку он едва заметил. Потому что именно в этот момент ему захотелось зажмуриться, но глаза против его воли снова открылись, когда послышался крик. Женщина молила и просила, она была в полнейшем отчаянии, но голос звучал звонко, так, что до него доносилось каждое с надрывом сказанное слово. — С дороги, глупая девчонка, — этот голос был похож больше на змеиное шипение, чем на говор мужчины. От этого голоса хотелось спрятаться, закрыться, уйти под землю, оторвать себе уши, лишь бы больше никогда в жизни его не слышать. Он проникал в самое сознание, буквально под кожу, запускал своих крохотных змеек прямо по венам и артериям, откуда они добирались до самого сердца и грызли его, рвали, жалили своими ядовитыми клыками, терзая, мучая, убивая. Гарри снова рванулся было, чтобы помочь хоть чем-то, защитить, спасти хотя бы женщину, ведь она так отчаянно заступалась за младенца в своих руках, но он не успел сделать и шага, как полыхнула очередная зелёная вспышка, а затем раздался взрыв. Да, в этом мире он был бесплотен, но его всё равно отбросило в сторону взрывной волной. Он оказался за забором, в кустах таволги и китника, ушедший в них с головой по самую макушку, но живой. А вот в доме, как громче любых слов рассказывала гнетущая тишина, в живых не остался никто. Он тяжело поднялся, едва перебирая коротенькими ножками от ужаса и усталости, поплёлся обратно к воротам, которые теперь покосились и висели на одной лишь петле, и прошёл вперёд. Земля была усеяна обломками древесины, битыми стёклами, кусками камня, а он упрямо шёл дальше своими босыми ногами, не чувствуя ни боли, ни дискомфорта, лишь гнетущую пустоту внутри. Мальчик без проблем протиснулся сквозь покосившуюся дверь в когда-то уютную прихожую, ставшую теперь местом преступления. Местом самого страшного преступления — убийства. Первое тело он встретил ещё на лестнице, и сердце его зашлось от боли и сочувствия этому незнакомому человеку, которой погиб сегодня ночью, защищая свою семью от неведомого зла. Он казался неестественно бледным, но в остальном был совершенно цел, и Гарри на секунду подумал даже, что мужчина просто спит. Но он определённо был мёртв, его грудная клетка не вздымалась, а остекленевшие глаза под разбитыми стёклами очков неотрывно смотрели в потолок. Гарри сдавленно всхлипнул и двинулся дальше по лестнице. В первой же комнате он обнаружил второй труп — ту самую женщину с волосами цвета меди. Она распласталась на полу рядом с детской кроваткой, будто тянулась к ней всем своим телом даже в последние минуты жизни, когда смерть буквально наступала ей на пятки. Больше в комнате никого не было, как Гарри сначала показалось, но потом он увидел: маленький мальчик в люльке, намного меньше его самого, но с точно таким же как у него шрамом на лбу. Мальчик спал, вытянув вперёд ручку, и хватаясь своей ручкой за то, что Гарри сначала принял за видение. Но нет, рядом с мальчиком действительно лежала девочка, такая же крохотная, темноволосая, но без безобразного шрама на лице. Её кожа слегка мерцала в лунном свете, будто она тоже была ненастоящей, как и Гарри в этом мире, но сама она безмятежно спала, прикрыв глазки с пушистыми ресницами и сунув в рот большой палец левой ручки. Именно за неё и хватался младенец. Гарри смотрел вперёд и ничего не понимал, хотя сознание его снова шептало: смотри, Поттер! Запоминай! Но что? Что он мог запомнить? Он, двухлетний мальчишка, путешествующий в своих снах по неизвестным ему местам, где он, как он считал, никогда и не мог бывать. Гарри бросил ещё один взгляд на девчонку, но вдруг его голову опалило огнём. Он закричал и упал на колени, на этот раз почему то больно ударившись о твёрдый пол, да только боль эта никак не могла сравниться с той, что разливалась по его жилам вместо крови. Она рвала в клочья нервные окончания, выжигала мышцы и сосуды, уничтожала всё на своём пути, разливаясь от его головы к самым кончикам пальцев на руках и ногах, а затем собиралась и с невыносимой скоростью неслась обратно, только теперь уже к центру груди. И так бесконечно долго, пока Гарри, думал, что умирает, а сознание его плющило, протискивало сквозь мясорубку, давило наковальней, и снова впихивало в его воспалённую голову. Он точно умирал, потому что буквально чувствовал, как его тело рвётся надвое, расходится по невидимым швам, кровоточит и забирает у него самое главное — жизнь. А потом он вдруг открыл глаза в своём старом чулане под лестницей, мокрый от пота и дрожащий всем телом, но живой, и, кажется, невредимый. Горло саднило неимоверно, оно распухло, и теперь Гарри вряд ли сможет сказать хоть слово в ближайший год, но он был жив. — Ну, наконец-то! Глупый мальчишка, ты разбудил Дадли! — взревела тётя Петуния, рассерженная его криками. Она сидела перед ним на полу, но теперь взлетела, едва не ударяясь головой о слишком низкую притолоку чуланной двери и сотрясая воздух своими по-птичьи худыми ручками. — С тобой я разберусь утром, а теперь заткнись! И чтоб ни единого звука! И бросилась по лестнице вверх, на громоподобный плач Дадли, которому теперь полагалось съесть большущий кусок торта и несколько шариков мороженого, чтобы успокоить детские нестабильные нервы. Нельзя же так, он может и головой повредиться от такого потрясения! А Гарри остался один. В темноте, холоде и сырости собственной постели. И с всепоглощающим чувством пустоты внутри, будто душу его вынули и бесцеремонно отняли. Была ровно полночь 1 ноября, 1982 года. Хэллоуин закончился, а вместе с ним словно бы закончилась вся радость в жизни Гарри, потому что теперь он остался совершенно один. Что бы это ни значило.***
Прошёл уже год. Целый год спокойствия и мира, в который до сих пор не все могли поверить, но факты говорили сами за себя: Тот-Кого-Нельзя-Называть ушёл. Был убит годовалым ребёнком, да так изощрённо, что не оставил после себя даже костей. Или, может быть, он просто исчез? Потому и следа не осталось? Некоторые так и считали, но старались не забивать этим головы. Зачем придумывать небылицы, если хочется наконец жить со спокойной душой и сердцем? Батильда тяжело разогнулась, прохрустев едва ли не всеми позвонками, с наслаждением потянулась и устало потёрла глаза. Она уже почти год потратила на написание новой Истории Магии, а написана была ещё лишь четверть, где это видано? Слишком много времени ушло на празднование Великой Победы и траур по несчастной семье прелестной Лили. Иногда Батильда до сих пор приходила к их дому, смотрела на только что наведённые чары с информацией о том, что именно произошло в этом доме 31 октября прошлого года. Ей было спокойнее от знания, что подвиг Поттеров не забудет никто. Они спасли их всех. Весь Магический мир уберегли от неминуемой смерти, но цена, которую они заплатили, была слишком велика. Где же теперь маленький Гарри? Все знали, что Дамблдор отправил его к родственникам-магглам, но так ли это было разумно с его стороны? Батильда давно уже начала замечать, что не соглашается со многими решениями директора Школы чародейства и волшебства. Ему стоило взять мальчика под свою собственную защиту, чтобы он был здесь, в мире магов, где ему и место. Где он получит должное воспитание и ресурсы для того великого мага, каким однажды должен будет стать. Незаметно для самой себя Батильда поднялась из-за стола, где она часами просиживала над собственной рукописью, отметая любое предложение о Прытко пищущем пере, потому что все свои книги она всегда — всегда! — писала сама. Своей рукой. Без помощи магии. Это был её главный принцип. Пусть издательство потом использует хоть сотни Прытко пишущих, заклинания дублирования и что угодно. Её книга всегда неповторима. Она задумалась о том, сколько ещё ей предстоит написать. Вся история героического подвига Поттеров не уместится ни в одной книге, потому что нельзя просто взять и описать, как канула в небытие их семья. Всем волшебникам и волшебницам ни за что в жизни не удастся отплатить им должным образом, потому что сейчас они даже не могут отдать дань уважения их единственному сыну из-за странных предпочтений и умозаключений Дамблдора! Её внимание привлекло подозрительное движение впереди, прямо перед развалинами крохотного поместья Поттеров. Ночь была абсолютно безветренна и светла, потому колышущиеся заросли цветов розового шалфея были словно бельмо на глазу. Что-то явно там пряталось, и, судя по хаотичным движениям, что-то ни разу не доброе. Батильда ловким движением выхватила из спрятанного в складках платья кармана палочку и бросилась на улицу. Она шла медленно, выставив палочку перед собой, готовая в любой момент отразить атаку или напасть первой, потому что слишком свежи были в памяти воспоминания о кровавых бойнях, устраиваемых Тем-Кого-Нельзя-Называть даже здесь, в Годриковой впадине, казалось бы, самом безопасном месте во всей Магической Британии. Кусты продолжали шевелиться, хотя ни единого дуновения и не предвиделось даже, что казалось по-настоящему нереальным в до боли неестественном свете Луны. «Давай, Батти, ты не для того прожила восемьдесят девять лет, чтобы сейчас струсить перед какой-то веткой!» — успокаивала женщина сама себя, хотя, если быть уж до конца честной, она трусила как самая мелкая девчонка. Там могло скрываться что угодно, а она совершенно не сильна в боевых заклинаниях, и что ей тогда придётся делать? Батильда сделала ещё один крохотный шажок в сторону шевелящегося куста. На этот раз оттуда донеслось тихое мычание, а следом за ним — громкий детский смех. Женщина обомлела. Она палочкой отодвинула в сторону несколько розовых побегов и в удивлении распахнула глаза. На земле в окружении ростков душистого шалфея, доцветающего последние деньки, сидела крохотная девочка. Её пушистые волоски, запутавшиеся в ростках, щекотали ей нос и щёки, отчего девчонка залихватски хохотала. Слегка курносый нос был испачкан поблёскивающей в приглушённом свете пыльцой, ручки сжимали несколько цветков и трясли в разные стороны. И, что самое удивительное, девчонка была абсолютно голенькой. А на дворе, между прочим, стоял октябрь. Хотя, нет, теперь уже ноябрь, полночь наступила минуты три назад. — Мерлинова борода, откуда ты здесь взялась? — воскликнула Батильда, спрятала палочку и подхватила девчонку на руки. Та была совсем крохотной, месяцев пять отроду, не больше, но крепкой: она мигом отпустила цветы и ухватилась за развалившуюся за день причёску почтенной госпожи и с ощутимой силой дёрнула седые волосы. — И что это мы себе позволяем, юная леди? Девчонка ещё раз заливисто рассмеялась. Батильда опасливо огляделась по сторонам, не наблюдает ли кто за ней, кивнула своим собственным мыслям и бросилась к дому. Слишком уж на улице было холодно для того, чтобы голенькая девочка оставалась на месте. Первым делом она укутала очевидно продрогшую малышку тёплым меховым одеялом, затем задёрнула шторы, несколько раз нервно обошла комнату по периметру и стала думать вслух: — Нужно кому-то об этом сообщить! Но кому? Не аврорам же отдавать бедняжку, правильно? Нет, должно быть что-то другое, надо узнать, кто она! И как ты сразу об этом не подумала, Батти, дырявая твоя голова! Женщина с силой схватилась за перо и пергамент, ставя кляксы на чистых листах, размазывая написанное, но уверенно выводя заветные слова: «Ты нужна мне. Как можно быстрее. Порт-ключ активируется в 01:35, надеюсь, Шилох не опоздает к этому времени». Аккуратно запечатав свиток, Батильда прикрепила его к лапке величавого орла, сидящего на ветке невысокого дерева прямо за окном, и строго ему сказала: — Поторопись! Сольвейг нужна мне как можно скорее! Орёл скрылся в темноте, а Батильда снова начала расхаживать из стороны в сторону, бросая нервные взгляды на ворох одеяла на кресле, откуда едва выглядывал слегка курносый детский носик. Девочка начинала засыпать, окутанная теплом и тишиной. Здесь её ничего особо не интересовало, в отличие от цветов шалфея, куда уж тягаться с ними! Там хотя бы было буйство цвета и аромата, а здесь… дом Батильды, окутанный мраком, казался серым и неприметным даже изнутри. Падкую на яркие краски малышку он явно не удивил. Несмотря на отчётливую сонливость, девочка внимательно следила взглядом за каждым движением престарелой ведьмы. — И чего ты так на меня уставилась? — издалека спросила её ведьма. Девочка сморщила личико. Она была готова вот-вот захныкать, что привело Батильду в ужас: — Нет! Ты не будешь плакать, правда же? Но девчонка оказалась своенравной: она не закричала, но тихонько завыла себе под нос, сжав кулачками одеяло и глядя на незнакомку своими огромными чистыми глазами. Батильда растерялась. У неё самой детей не было. Да что уж там, она и замуж-то не хаживала никогда, слишком была занята написанием своих книг и поиском материала для них, а теперь перед ней сидело маленькое дитя, которое, очевидно, чего-то от неё требовало, но вот понять, что именно, было невозможно. Словно понимая растерянность ведьмы, девочка взмахнула ручкой, и прямо в неё со стола слетела одна штучка тыквенного печенья. Батильда, наблюдавшая эту картину, не удержалась на прямых ногах и села, благо, за ней оказалось ещё одно кресло. — Ты… Ты… — только и могла вымолвить она, пока девчонка уверенно посасывала беззубым ртом подзасохшее печенье. «Как ей это удалось? Девочке нет и года от роду, а она уже смогла левитировать к себе предмет, да ещё и без палочки!» — рассуждала мисс Бэгшот, не имея сил сделать хоть что-то. Пока она просто пялилась на малышку, та успела наполовину сгрызть, наполовину слизать печеньку, но, очевидно, вкус ей не то, чтобы очень понравился, отчего она начала оглядываться по сторонам, явно в поисках чего-то более вкусного. Батильда подскочила на месте: — Так, юная леди! Хочешь чего-то, так будь добра, спроси по-человечески, а не воруй мою еду прямо из-под моего же носа! Девочка глянула на неё снизу вверх, глаза её наполнились слезами, а нижняя губа задрожала, предвещая очередной плач. — И не надо мне тут соплей! Такое поведение немыслимо для порядочной леди, ясно тебе? Сиди здесь, я принесу тебе козьего молока. Она двинулась вниз, в подпол, где в прохладе хранила большую часть продуктов питания за неимением продуктового шкафа на кухне. Несколько бутылок молока стояли в самом конце длинных стеллажей, но Батильда этого совершенно не заметила — так быстро она бросилась вперёд. Почему-то сердце её начало болеть, стоило девчушке пропасть из виду. Что бы это могло значить? Ну, не могла же она привязаться к девочке, которую увидела впервые в жизни полчаса назад? Или могла? Малышка сидела на том же месте, одеяло наполовину сползло с её головки, обнажая мягкую детскую кожу на плечиках и шее, в кулачке она всё ещё сжимала остатки печенья, а всё личико было им же и испачкано. Она терпеливо ждала появления ведьмы, а когда та показалась, заёрзала на месте и протянула к ней ручки. Батильда протянула было ей всю бутылку, которая была лишь чуть меньше размера самой девочки, но быстро спохватилась: а как её поить то? Обычно детьми в семьях волшебников занимаются домовики, по крайней мере удовлетворением их физиологических потребностей, но у неё самой домовика не было, как и детей, да как и любого опыта ухода за ними. Ну, да, она часто навещала молодых Поттеров (да упокой, Великий Творец, их души с миром) и нянчила маленького Гарри, но это было так давно, к тому же, она с ним лишь играла, стоило ему захныкать от голода, как Лили тут же подхватывала его с чужих рук, чтобы не утруждать гостью. Что же она тогда использовала? Это была бутылочка с двумя ручками, за которые Гарри хватался крохотными кулачками. А вместо горлышка там… точно! Там была такая пипка. Как же… кажется, Лили называла это «соской»! Но где такую взять? — Мерлиновы кальсоны, Батти, ты волшебница или где?! — воскликнула она. С первого раза у неё получилось трансфигурировать лишь непонятное нечто с пластиковым конусом вместо горлышка. Всё же, трудно создавать что-то, что видел лишь единожды. Но, к счастью, спустя пять минут бутылочка с соской была уже прямо перед ней, а девочка, явно предвкушая трапезу, ещё активнее завозилась на месте и так и норовила свалиться с кресла. После первого глотка она скривилась, но снова попробовала и теперь уже начала пить молоко, не отрываясь. При этом, её большущие глаза продолжали следить за престарелой ведьмой. Разве бывают у детей такие глаза? И почему они кажутся такими знакомыми? У Батильды всегда была хорошая память на даты и истории, но плохая — на лица. Даже лица так ею любимых Поттеров уже истёрлись из памяти, хотя прошёл всего год с их последней встречи. И женщина часто замечала за собой такую погрешность, но поделать с этим ничего не могла: ей совершенно не хотелось принимать никаких зелий до тех пор, пока она может сама передвигаться. Батти Бэгшот не была представительницей того типа старушек, которые вечно жалуются на всё вокруг, ссылаясь на преклонный возраст. Так вот, возвращаясь к лицам: Батильда могла пройти мимо своего родственника и не узнать его, но сейчас, глядя на девчушку, она буквально кожей ощущала узнавание. Очень уж часто она видела точно такую же мордашку. Выражение лица, сведённые к переносице пока ещё почти бесцветные бровки, пушистые ресницы, пухлые губы, лиственная зелень глаз — всё это уже было когда-то. Но вспомнить не получалось. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем девчонка допила всё молоко и в наслаждении растянулась на кресле, теперь уже точно засыпая. Она тихонько посапывала, пихнув в крошечный ротик большой палец левой руки, и казалась такой безмятежной, что на душе у мисс Бэгшот потеплело. Глядя на девчушку, она впервые в жизни начала жалеть о том, что посвятила всю себя истории, но так и не завела семью. Разве это ли не счастье? Когда малышка вот так беззаботно спит, а она — Батильда — тихонько охраняет её сон. Она, наверное, быстро смогла бы к такому привыкнуть. Батильда застыла. Неужели она об этом подумала? Она что, решит оставить эту девочку? Она, престарелая ведьма, которая в скором времени вряд ли сможет обслужить хотя бы себя, хочет взять воспитанницу? Хотя, тут она, конечно, немного слукавила — для своего возраста женщина ощущала себя полной сил. К тому же, ведь всегда можно нанять домовика, верно? Домовика, который будет помогать и с девчонкой и с хозяйством. Это крайне облегчит ей жизнь, к тому же, в Гринготтсе осталась ещё целая половина от предыдущего гонорара. И в ближайшем будущем последует ещё один за обновлённое издание Истории Магии. Да, она определённо может позволить себе домашнего эльфа. Но ребенка? Дети достаточно энерго- и материально затратны. В смысле, ей же понадобится одежда, еда, личные принадлежности. А потом ещё и учебники, когда она пойдёт учиться. Палочка, котёл, своя сова. Всё же, Шилох уже достаточно стар для того, чтобы часто летать на такие далёкие расстояния, а Батильде точно нужно получать весточки от девочки если не каждый день, то хотя бы три раза в неделю. Так, стоп! Она ещё не решила наверняка, оставит ли малышку у себя, с чего вдруг ей думать о том, как и где та будет учиться? «Вот бы её зачислили на Слизерин, — подумала женщина, вопреки воплям своего же разума. — Я бы обучила её всему, что знаю. Стала бы наследницей моего рода, думаю, у меня хватит сил провести ритуал». Да что же это такое?! Она почти уже уверилась в собственном безумии, когда дверь распахнулась. На пороге стояла испуганная высокая женщина в слегка запачканной дорожной мантии — она, похоже, не удержалась на ногах, когда порт-ключ телепортировал её на лужайку перед домом. Кудрявые чёрные с проседью волосы женщины выбились из причёски и висели теперь по обеим сторонам от бледного, но собранного худого лица. Миссис Уингер, а прибыла именно она, сходу бросила в мисс Бэгшот диагностическим заклинанием и, убедившись в том, что дама полностью здорова, облегчённо выдохнула: — Мерлин Всемогущий, Батти! Что за срочность? Шилох буквально вытащил меня из постели! Батильда бросилась ей навстречу, заламывая руки и дрожа всем телом. — Сольви, как же хорошо, что ты успела! Я совершенно обескуражена! Она появилась словно из воздуха! А вдруг ей нужна твоя помощь? Сольвейг глянула на неё, как на сумасшедшую. На секунду она действительно допустила мысль, что старушка в итоге всё же выжила из своего великого ума, но потом взгляд её наткнулся на кулёк из одеяла, на который указывала ведьма. Из кулька вполне красноречиво высунулась крохотная детская ножка. — Батти… откуда здесь ребёнок? — Я всё тебе расскажу, только сначала осмотри её! Целительница опасливо подошла к креслу, на котором лежала девочка, склонилась к ней поближе и лёгким движением руки убрала непослушную прядь волос, упавшую малышке на личико. Диагностические чары говорили о том, что девочка здорова, но что-то всё же было не так. Она казалась крохотной, но её магическое ядро было полно силы, причём сила эта пульсировала золотистым свечением, да таким ярким, что Сольвейг приходилось жмуриться. Она повернулась к Батильде с совершенно озадаченным лицом: — Не могу взять в толк… — Она здорова? — Да, но… — Но? — мисс Бэгшот в мгновение оказалась рядом и вцепилась в руки целительницы с такой силой, что у женщины к утру на этих местах явно выступят синяки. — Тише, Батти! Её жизни ничего не угрожает. И советую тебе взять себя в руки, иначе малышка проснётся. Вряд ли кто-то из нас сможет её успокоить. — Да. Конечно, ты права, что же это я, — согласилась женщина. Она одёрнула платье и гордо выпрямила спину. — Может, чаю? У меня осталось ещё немного тыквенного печенья. — С удовольствием, но сначала я хотела бы отправить весточку Сметвику. Думаю, он расскажет нам больше, чем я знаю. Она написала на листке несколько слов размашистым почерком и легко взмахнула палочкой: лист ловко сложился в самолётик, взлетел и юркнул в темноту ночи. Затем миссис Уингер внимательно глянула на Батильду, будто бы ещё раз диагностируя её состояние, и кивнула: — Теперь я готова тебя выслушать. Сольвейг была ещё достаточно молодой целительницей, но они с Батильдой сохраняли крепкую дружбу последние тридцать лет. Однажды именно Сольви помогла тогда ещё не совсем старушке справиться с ожогом, который оставил на её спине дикий огненный краб. Он сбежал от своего хозяина, там уже даже было не выяснить, кому принадлежало бедное животное, потому что его почти сразу убили прибывшие на место авроры. Именно так Батильда и познакомилась с ещё на тот момент совсем молоденькой целительницей. Ожог она вылечила настолько искусно, что не осталось даже толкового шрама, хотя он изначально был глубочайший. Женщины после этого стали много времени проводить вместе: частые чаепития, совместные походы по магазинам, ужины. Батильда очень трепетно относилась к целительнице и всей её семье, она часто посещала их на Рождество и дарила щедрые подарки. И вот теперь первой, к кому решила обратиться женщина, была именно Сольвейг. Дамы расположились за небольшим столиком, где раньше лежала рукопись, убранная теперь в ящик, от греха подальше. Батильда налила обеим по чашке душистого чая с лимоном и принялась рассказывать. Сольви слушала внимательно, не перебивая и напряжённо хмуря брови. Она изредка бросала тревожные взгляды на спящую малышку, а ещё неустанно отмечала, с какой нежностью о ней говорит Батти. Кажется, старушка всё же прониклась симпатией к девочке. Мисс Бэгшот как раз закончила рассказ, когда в дверь постучались, а следом в доме появился самый, наверное, опытный целитель во всей Магической Британии. То был высокий мужчина, с чёрными волосами до плеч, они были завязаны в низкий хвост и казались слегка припорошены снегом в некоторых местах, так удивительно расположилась седина. Одет он был не в лимонную мантию целителя, а в тёмный безупречный костюм, в руке сжимал длинную трость, так как при каждом шаге мужчина слегка прихрамывал — это было последствие неправильного сращивания костей голени от совершенно безмозглого целителя. Именно поэтому Сметвик выбрал такой сложный путь. И именно поэтому стал самым лучшим, что виднелось в каждом его действии: Гиппократ первым делом по профессиональной привычке просканировал помещение диагностическим заклинанием. Он сразу понял, что больных в доме нет. Зато есть интересный феномен, который, очевидно, и озадачил его коллегу. — Доброй ночи, миссис Уингер, мисс Бэгшот, — высокий темноволосый мужчина сдержанно кивнул обеим дамам и шагнул прямо к креслу, где лежала малютка. — Я так понимаю, вот и причина, по которой мы с вами здесь собрались. — Я такого никогда не видела, Гиппократ, — Сольви придвинулась поближе. — Её ядро сияет, но она слишком для такого мала. Что это значит? Мужчина внимательно оглядел малышку, но смотрел он будто бы сквозь, в самое её нутро. Он несколько раз шепнул какие-то неведомые Батильде заклинания, взмахнул рукой, затем достал палочку и ещё раз взмахнул теперь уже ею. — Её ядро так сильно, потому что оно не новорожденное. Это двухлетняя девочка в теле младенца. Воцарилось молчание, прерываемое лишь далёким собачьим лаем. — Как это возможно? — первой подала голос Батильда. Всё её естество тянулось к малышке, желая защитить её, уберечь. Но от чего? Да от всего мира, если потребуется. — Не пугайтесь, мисс Бэгшот. Это редкость, но далеко не единичный случай. Предлагаю вам присесть, рассказ будет достаточно длинным. Женщина сначала упрямо продолжила стоять, всем своим видом намекая на то, что не двинется с места, пока ей не объяснят, что с её ребёнком. Но потом всё же сдалась под уверенным взглядом целителя Сметвика и грузно опустилась в ближайшее кресло. Всё же она была уже не так молода для того, чтобы по ночам бегать по округе, таскать на себе детей и переживать такие треволнения. — Как я уже сказал, данный случай — редкость. Но такое всё же бывает, — начал мужчина, набрасывая на девочку полог из мерцающей, неизвестной Батильде магии. — Вы, наверное, не знаете, но у магов и магглов есть множество общих картин развития. Особенно в плане того, что касается беременности. Объясню: часто у магглов случается так, что одна оплодотворённая яйцеклетка делится надвое. Таким образом начинает развиваться два яйца, которые вследствие развиваются в два плода — близнецов. В магическом мире близнецы — это достаточно редкое и в то же время опасное явление, потому что не каждая мать и не каждый отец могут поддержать и развить два магических ядра. В таком случае один из младенцев, тот, который был первым, от которого и отделился второй плод, рождается один. С двумя магическими ядрами внутри. Батильда в ужасе прижала руку сухим губам и глянула на девочку теперь уже с опаской. — Я же сказал, всё не так страшно, как кажется, — успокоил её целитель. — Эти дети в большинстве своём являются абсолютно здоровыми, им нужно лишь время и некоторая поддержка для того, чтобы второе ядро отделилось от первого и сформировалось в отдельного человека. Обычно для этого требуется пара недель и очень сильная кровная магия, но при некоторых обстоятельствах весь процесс может замедлиться или даже остановиться на долгие-долгие месяцы, а то и годы. Вот почему девочка так мала при таком сильном магическом ядре. Она родилась уже давно, но появилась на этот свет лишь сегодня. Хорошо хоть, её магии хватило для того, чтобы сотворить тело младенца, а не новорождённого. Это говорит о том, что её сила больше, чем мы с вами можем представить. К тому же, вполне возможно, она питается энергией своего близнеца, имя которого нам, увы, неизвестно. Малышка недовольно нахмурила бровки и сморщила носик, но не проснулась. Батильда с трудом подавила желание подойти, аккуратно погладить её по головке и поплотнее укрыть одеялом. — Я понимаю ваши опасения, мисс Бэгшот. Девочке понадобится достаточное магическое сопровождение, придётся провести несколько исцеляющих ритуалов, но она справится. Думаю, она нас всех ещё удивит, — Сметвик с нежностью глянул на всё ещё высунутую из одеяла детскую ножку. — Она не родня вам по крови. Откуда она у вас? Теперь уже Батильда принялась вести долгий рассказ, упоминая каждую подробность встречи с малюткой сегодняшней ночью. Лицо Гиппократа на одно мгновение будто бы посерело, но он быстро взял себя в руки. К концу всей истории он был уже полностью собран и готов к принятию важных, возможно, жизненно-важных решений. — Говорите, это случилось у дома семьи Поттер? — Всё так. Я очень часто гляжу на него. Всё ещё не верю, что Лили больше никогда не выйдет из главной двери на прогулку с малюткой Гарри. — Тогда всё хоть чуть-чуть проясняется, — Сметвик снова провёл рукой над девочкой, легко задевая свою же магию длинными тонкими пальцами. — Простите? — Как мы с вами знаем, Джеймса Поттера отлучили от семьи. В тот момент, когда они с Лили скрылись от Сами-Знаете-Кого здесь, во Впадине, они не были защищены магией рода. Возможно, именно это сказалось на том, что малышка не смогла отделиться от брата. К тому же, это кошмарное происшествие в прошлом году… — Постойте, — Сольвейг испуганно забормотала, с каждым словом всё больше бледнея и переходя на шёпот, — вы полагаете, девочка — Поттер? Дочь Лили и Джеймса, сестра Гарри? Но это же немыслимо! Батильда с сомнением окинула взглядом гостей. Ей казалось, вся эта история — настоящая выдумка, но сердце подсказывало, что в каждой выдумке есть доля правды. Она ведь действительно нашла девочку в непосредственной близости от дома Поттеров, а ещё… Да! Она уже видела эти настолько знакомые глаза! У Лили, бедняжки Лили, погибшей так рано! И у Гарри, точно, она ещё всегда удивлялась тому, что мальчик унаследовал материны глаза! Это невероятно! Значит, мальчик не один в этом мире, у него есть сестра! — Нужно кому-то об этом рассказать! — воскликнула Сольвейг. — Нет! — твёрдо заявила ей Батильда. В своей голове она уже давно всё решила. — Мисс Бэгшот, — Сметвик внимательно глянул на неё, будто тоже знал, что она сделает, — это большая ответственность. Девочку необходимо подпитывать, иначе она не выживет. — Вы сказали, вы сможете провести необходимые ритуалы, — непреклонно заявила женщина. — Родовой камень Бэгшотов не так силён, как, например, камень Поттеров, но он тоже способен на многое. — Батти! — миссис Уингер взвизгнула. — Ты же не собираешься…? — Да, Сольви, собираюсь. Ты слышала, девочке нужна магия, чтобы выжить. Мы не можем отправить её к магглам, она умрёт. Я правильно понимаю, целитель Сметвик? — Всё верно. — В таком случае, — дама расправила плечи, будто это могло придать ей уверенности. — Я возьму её в род. Дам ей силу и жизнь, какой она заслуживает. А когда придёт время, я расскажу ей, кто она. И она сможет найти брата и воссоединиться с ним. — Ты уверена? — голос Сольвейг дрожал, сама она едва не плакала от ужаса сложившейся ситуации. Батильда ни на секунду не поколебалась. Она твёрдо кивнула и вымолвила: — Я назову её Деспиной. Это имя носила моя прабабушка, она была величайшей колдуньей, какую я могла знать. Что-то подсказывает мне, что эта девочка вырастет ничуть не менее великой.