***
Было далеко за полдень, когда Сюэ Ян, зевнув, все же проснулся, в одну секунду переходя из коматозного состояния в состояние буйной, маниакальной энергичности, сверкая своими беспокойными глазами. Взгляд, которым он одарил сидящего Сун Ланя – или, скорее, Синчэня, уснувшего на его коленях — на миг потемнел, прежде чем он хмыкнул. — О, нет! Похоже, в наш лагерь пробрался еще один лютый мертвец! Ну вот! вот именно на такой случай я говорил протыкать все, что подойдет хоть мало-мальски ближе, чем положено! Сун Лань не удостоил его ответом. Сюэ Ян искривил губы в чем-то, больше напоминающем гримасу, нежели ухмылку, и заставил себя вскочить на ноги. — Разожги костер заново. Этим утром я видел в реке парочку раков, попробую поймать нескольких. Нужно поесть и отправляться дальше, может, удастся найти лучшее место для ночевки. Близится буря. — С чего ты взял? — Сун Лань приподнял брови, потому что целый день было солнечно – ни тучки, ни облачка на небосклоне. Сюэ Ян резко выдохнул нечто среднее между насмешкой и обычной ухмылкой, размяв пальцы. — Я догадливый. Сун Лань лишь вздохнул, когда тот ушел со своим привычным заносчивым видом, и осторожно сдвинул спящего Синчэня, дотягиваясь до сухих веток, чтобы пробудить ими огонь в тлеющих углях. К моменту, когда Синчэнь сонно поднял голову с колен Цзычэня, бубня свое невнятное «доброе утро», вода для чая уже закипала, а несколько раков, приготовленных на пару, остывали на подушке из больших листьев у самого огня. — Как же вкусно пахнет, — он сел, зачесывая взлохмаченные после сна волосы на плечо. — Выспавшийся и с завтраком в постель, — поддел Сюэ Ян, а затем, усмехнувшись, потянулся за своей порцией еды. — Кое-кто из нас определенно хорошо устроился! — Спасибо, что разрешили мне доспать, — смущенно улыбнулся в ответ Синчэнь. — Думаю, после еды нам нужно будет попытаться пройти чуть дальше. Погода портится. — Я уже озвучивал это, — заявил Сюэ Ян, используя свои палочки для еды в качестве указки. —Твой здоровяк меня слышал, он может подтвердить. Если конечно, ты не станешь мухлевать, заставляя встать на твою сторону! Синчэнь вопросительно повернул голову, пока наливал чай, будто и вправду ждал подтверждения. — Так и есть, — пожал плечами Сун Лань. — Вот! Я выиграл в этом споре – твоя очередь готовить ужин! — Но ты ведь уже это сделал, — заметил Синчэнь, передавая Сун Ланю чашку чая и принимаясь за еду. — Приготовил ужин. — Это да, — злорадно согласился Сюэ Ян. — Значит завтра ты будешь готовить дважды! Потягивая горячий чай и ощущая жар вместо вкуса, Сун Лань твердо убеждал себя в том, что его не включали в эту игру слов не нарочно. Его беспокоила привычная слаженность их взаимодействия, и это беспокойство, как всегда, пробуждало его стремление защитить столь небрежно раскрытое сердце Синчэня. Синчэня, который внезапно разулыбался так, как не улыбался ни разу в прошлой жизни, путешествия с ним. Он улыбался не настолько оскаленно как Сюэ Ян, но его улыбка совершенно сбивала с толку неприсущим Синчэню пугающим озорством. — Ну, если мы будем идти, полагаю, мне представится возможность к моменту готовки все же купить немного кориандра? Я бы мог приготовить тебе курицу-призрака или, может быть, освежающий салат с кориандром?... — Это же издевательство! — возмущенно запротестовал Сюэ Ян, и голос его поднялся на несколько октав в притворном негодовании. — Даочжан, да ты монстр, это же издевательство, ты не посмеешь так со мной поступить! Ты же не… Он так и не договорил, потому что Синчэнь расхохотался, буквально взорвался смехом, теплым и радостным — даже более смущающим, чем его предыдущая озорная улыбка. Сун Лань вдруг испытал ощущение нереальности происходящего, когда увидел в ответ на этот смех отголоски собственных эмоций на лице Сюэ Яна, столь беззащитном и открытом: радость, удивление, мягкая, но болезненная привязанность. Сомкнув челюсти, Сун Лань отвернулся. — Если хотим найти убежище до того, как разразится буря, нам стоит поторопиться. Осталось не так уж много времени до заката. Синчэнь согласно кивнул и вновь взял свою тарелку с отваром, но в уголках его губ все равно играла тень улыбки. Они закончили ужин и убрали свой лагерь быстро и эффективно, что несомненно было заслугой чем дальше, тем более устойчивого распорядка — и этот факт Сун Ланя тоже обеспокоил бы очень сильно, если бы он позволил себе о нем задуматься. — Ну что, все готово? — Синчэнь затоптал остатки костра, закапывая его ногой в землю. — Надо выдвигаться, дождь может пойти в любой момент, и, думается мне, он будет надолго. — Да, — подтвердил Сун Лань, пряча в цянькун последнюю сполоснутую чашку. — Да, — эхом отозвался Сюэ Ян, приноравливаясь идти в ногу с ними, едва они вышли на дорогу. Теплые полутона заката быстро поглощали тяжелые сгущающиеся тучи над грядой гор. Им удалось преодолеть еще несколько миль наперегонки с бурей и сгущающимися сумерками, прежде чем первые крупные капли начали орошать дорожную пыль, постепенно превращаясь в темную плотную завесу дождя, охватывающую этот мир под резкие раскаты грома.***
«Если одна рука человека в сугробе, а вторая – в котле с кипящей водой, будет ли сердце его удовлетворено?» — однажды, целую вечность назад, спросил у него Наставник с серьезным выражением лица и горящими глазами, когда Сун Лань хотел узнать, в чем смысл придерживаться лишь одного пути, если в конце концов все пути заканчиваются одинаково. «Нет», — был вынужден признать тогда Сун Лань, будучи еще ребенком. Неизвестно почему, но этот разговор вдруг всплыл в его памяти под аккомпанемент оглушающего рева грозы. «Если одна рука человека на Небесах, а вторая – в Чистилище, будет ли сердце его удовлетворено? — сухо продолжил он размышлять и тут же сам себе ответил. — Нет» Или, например, если некий условный человек находится в маленькой пещере, и Сяо Синчэнь спит, обняв его левую руку, а Сюэ Ян спит, обняв его правую руку, будет ли этот человек удовлетворен? Нет. Еще и как нет. Он сердито дернул правой рукой, попытавшись стряхнуть с нее это мерзкое создание и при этом не разбудив Синчэня, но Сюэ Ян лишь издал протестующий звук во сне, оставаясь неподвижным. Едва они обустроились в этой тесной пещере, Сун Ланю показалось совершенно разумным занять место между этими двумя, изобразив своим крепким телом защитный барьер между Синчэнем и этим ублюдком. Он уже успел привыкнуть к тому, что Синчэнь жмется к нему, когда засыпает покрепче: эдакая своеобразная, безопасная, приятная близость, которую он ждал с нетерпением и которой радовался всем сердцем. Куда меньше он радовался, когда Сюэ Ян вдруг, вырубившись, сделал то же самое с другой стороны, совершенно обмякший и безвольный во сне. Он вновь ткнул засранца локтем – в этот раз куда ощутимей – но это лишь заставило Синчэня беспокойно завозиться, вздрогнув от резкого движения: — Цзычэнь?... — Все в порядке. Спи. — Мм… Синчэнь вздохнул, прижавшись лицом к его плечу, затем снова обустроился поудобнее, и дыхание его стало вновь глубоким и ровным. С другой стороны, это, должно быть, выглядело забавно, с учетом абсурдности всей сложившейся обстановки — Цзычэнь позволил себе так подумать всего на мгновение. Но затем он вспомнил слова Наставника, его мудрое лицо с задорными морщинками у глаз. У тех самых глаз, что застыли широко распахнутыми от боли — последнее, что он видел в Байсюэ собственными глазами, последнее, что он видел в целом, прежде чем его зрение удалось восстановить столь ужасной ценой, которая даже после стольких лет все еще отзывалась болью. И все из-за одного человека, из-за зверя, монстра – того самого, что прильнул к его правой руке, мирно посапывая. Он вздрогнул от отвращения, словно каким-то образом мог сбежать из собственной кожи и от того, кто прижался к ней, и чье тепло ощущалось даже сквозь ткань одежды, вызывая беспокойство. Закрыв глаза, Сун Лань заставил себя дышать ровно, смиряясь с этой пыткой. В конце концов, эта ночь не будет длиться вечно, дождь прекратится, и они пойдут дальше. Ради блага Синчэня – он все еще нуждался в отдыхе, все еще выглядел таким уставшим время от времени из-за необходимости заново учиться быть живым – только ради его блага, он мог продолжать оставаться неподвижным и сохранять спокойствие.***
Лучи рассвета только-только начали проникать в ущелье, когда внезапно последовательно произошло несколько совершенно неожиданных вещей. С воплем нечеловеческой ярости, лютый мертвец между ними вдруг вскочил, вырвавшись из дурного сна, его зубы оскалились, глаза почернели, а пальцы скрючились в подобие когтей. Сонный Сяо Синчэнь интуитивно вскочил на ноги и, послушный вибрациям Шуанхуа, ловко вынул его из ножен и направил в атаку. Сюэ Ян, привыкший все время выживать, проснулся в мгновение ока, тоже сорвался на ноги и, локтем сбив траекторию направления клинка, тут же перехватил запястье Синчэня, чтобы не дать ему закончить удар с другой стороны. Пытаться удержать его левой рукой было все равно, что встать на пути змея Фэйи в полный рост: сила, с которой даочжан сражался, была чертовски велика и подавляла собой. Но если он позволит ему снова проткнуть мечом сердце Сун Ланя, вне зависимости от того, насколько этот придурок заслужил, Сюэ Ян знал, что сам Синчэнь тут же умрет от боли. Спустя мгновение Сяо Синчэнь пришел в себя достаточно, чтобы осознать ситуацию, и Сюэ Ян едва успел ощутить облегчение, как чужая, судорожно сжимающаяся рука сомкнулась на его глотке, поднимая его над землей и с размаху вжимая в стену. В глазах тут же потемнело, он отчаянно вцепился в эту руку, пытаясь освободиться, но без толку – каменная хватка все продолжала сжимать в тиски его горло, и казалось, что голова вот-вот лопнет. В ушах стоял оглушающий рев, а на языке появился привкус крови. Он будто издалека услышал, как Синчэнь что-то говорил и тоже пытался оттянуть пальцы от его горла, но эти несколько минут до того, как мертвая рука наконец дрогнула, разжимая ладонь, Сюэ Яну показались целой вечностью. Он рухнул на пол, отчаянно пытаясь вдохнуть побольше воздуха в горящие легкие, но это было сродни попытке надышаться через соломинку – глотка распухла, мир по-прежнему был темным в его глазах, а каждый удар сердца отдавался колючими искрами в кровеносных сосудах на лице и коже головы. Вся его сущность кричала о том, что нужно подняться на ноги и бежать прочь, давать отпор, но он был так слаб, и к тому же Сяо Синчэнь все еще был здесь и продолжал разговаривать, удерживая Сун Ланя от дальнейших атак, а если Сяо Синчэнь здесь — значит, он, Сюэ Ян, точно в безопасности. Можно сосредоточиться на дыхании. Волнение темной энергии в воздухе постепенно шло на спад – очевидно, мертвый даос наконец-то удосужился взять себя под контроль, успокоившись от умиротворяющего голоса Сяо Синчэня. Ну нихуя ж себе пробуждение с утра пораньше. Он уже успел привести свое дыхание в относительную норму к моменту, когда Сяо Синчэнь отвернулся от Сун Ланя, одарив напоследок легким касанием, чтобы присесть на корточки перед ним – и легкое касание руки к его плечу вдруг заставило весь воздух из легких исчезнуть вновь . — Ты в порядке? Ну что ж, теперь, когда он был окружен этой мягкой заботой, все в мире сузилось до ощущения легкого, но уверенного прикосновения руки, так что да, определенно, он был в порядке. — Терпимо, — выдавил он, ну, или, по крайней мере, попытался, потому что его голос все еще был натужным сиплым карканьем. Сун Лань, этот чертов выблядок. Сяо Синчэнь нахмурился, по-прежнему обеспокоенный и, если совсем уж честно, весь дискомфорт и вся боль на свете стоила того – стоила того, чтобы в конце ощутить его ласковое касание и увидеть столь искреннее беспокойство на его лице. — Больно? — Синчэнь полез в свой мешочек цянькун. — У меня все еще осталось кое-что от тех лекарств, которые дала нам Ван-дайфу, чтобы успокаивать твои раны. Он собирался отказаться, потому что во-первых, он был не настолько слаб, а во-вторых, болело не хуже, чем обычно, но к тому моменту Сяо Синчэнь уже достал пилюлю с настойкой и держал ее у его лица — такую возможность Сюэ Ян в жизни бы не позволил себе упустить. — А… Ну… Возможно, немного больно, да, — он был благодарен мирозданию за материальную причину, по которой ему было тяжело дышать. «Не целовать его пальцы, не смей, просто не вздумай поцеловать его пальцы, не…»— яростно и решительно повторял он инструкцию у себя в голове, когда чужие пальцы прикоснулись к его губам, прижимая пилюлю. Повторял, но, конечно же, все равно не удержался – он поцеловал их так, как целовал в те редкие ленивые утра, когда Ежедневная конфета доставлялась персонально, а не втайне под подушку, как целовал тогда – аккурат перед всеми остальными, невыразимо-сладкими поцелуями. Сяо Синчэнь замер, его губы удивленно округлились в маленькую букву «о», а щеки внезапно залились румянцем, но Сюэ Ян отпрянул прежде, чем он успел что-либо сказать – это было слишком, он перешел черту, а Сяо Синчэнь сейчас так легко расстраивается. — Спасибо, — покладисто и ласково сказал он, несмотря на то, что пилюля была просто отвратительно горькой на вкус. — Дождь прекратился, — Сун Лань снова звучал привычно отстраненно, но едва ли не впервые Сюэ Ян был готов простить ему столь бесцеремонное вмешательство еще до того, как Сяо Синчэнь успел что-то ответить. — Синчэнь, разожги огонь, будь любезен. А мы с ним сходим за водой и дровами. А вот на такое он согласен не был, но, очевидно, всем было насрать, потому что его внезапно схватили за руку – почти так же крепко, как и перед этим — и бесцеремонно поволокли наружу. Последним, что он увидел на лице Сяо Синчэня, было выражение растерянности и смущения, его уши были невозможно-насыщенного розоватого оттенка, заключенные в рамку из белоснежной повязки и черными словно ночь волосами — и это выглядело слаще самого сладкого леденца в мире.***
Сун Лань все еще чувствовал импульсы темной энергии, то и дело отдающиеся по всему телу, так что, возможно, было не слишком разумно подвергать себя испытанию в виде разговора с Сюэ Яном с глазу на глаз — он без труда мог разглядеть темнеющее ожерелье синяков от собственных пальцев на его глотке. Это должно было ощущаться торжественной победой – возможность схватить его за шею, сжать и… — но смутные воспоминания о том, как он полностью растворился в инстинктах лютого мертвеца и потерял контроль над собой, скорее горчили стыдом. Выбравшись подальше от пещеры, он наконец остановился, обернувшись и, несмотря на то, что Сюэ Ян не дернулся, его взгляд все еще был настороженным и колючим, он непроизвольно сохранял дистанцию, позволяющую ему все время находиться вне зоны внезапного захвата. — Я потерял контроль. Как это прекратить. — Ты спрашиваешь у меня? — темные глаза сузились, едва привычная насмешливая ухмылка вновь появилась на губах Сюэ Яна. В нем по-прежнему клокотал гнев, нечто пламенное и кипящее, что совершенно расходилось с его обычной повседневной сдержанностью. Но теперь это было связано с желанием восстановить самообладание, а не поддаться темному соблазну и склониться к еще большему насилию. — Ты сделал меня таким. Так что да, я спрашиваю у тебя. Как это контролировать? Сюэ Ян склонил голову набок, в его колючей ухмылке на миг сверкнули клыки – и это было куда опасней его привычного веселья. — Именно для этого в твоей башке были гвозди. Если хочешь, могу вставить новые! Сун Лань проигнорировал этот выпад, продолжая пялиться и ждать, пока он выдаст нечто более полезное. — Нет? — засранец демонстративно вздохнул, склоняя голову на другую сторону. — Тогда я не уверен, что сильно смогу тебе помочь. Обычные лютые мертвецы – это ничто иное как голод и злость, без передышки, без контроля вообще – ну ты же их видел. Нечто вроде тебя… Видишь ли, такого как ты больше нет. Ну, я полагаю, если не считать Вэнь Нина, Призрачного Генерала Старейшины Илина. Какая жалость, что нам не удалось с ними поговорить чуть больше до того, как наши пути разошлись! Сколько всего можно было бы узнать… По-прежнему ничего полезного — он нахмурился, быстро теряя терпение. Очевидно, Сюэ Ян осознал, что пахнет жаренным, с учетом произошедшего утром, поэтому насмешливый взгляд сменился куда более деловитым – сейчас он выглядел так, как когда впервые принес речевой талисман и осматривал останки нежити в деревне. — Если по правде, это от тебя самого зависит в основном. Контролируй себя. Ты же должен быть хозяином собственному разуму, разве нет, благородный даочжан? Содержи свою энергию в покое, не допускай мыслей, провоцирующих негодование – ты же уснул, да? Ну, в пещере? Видел кошмары? Он коротко кивнул и получил в ответ задумчивый кивок. — Мм. Это хорошо, что ты делаешь вещи, присущие живым: дышишь, принимаешь пищу, отдыхаешь. Все это приближает тебя к человечности, к тому, что нужно ему. Но сон – это утрата контроля, а сны могут быть очень опасными. Он приложил два пальца к сомкнутым губам, задумчиво постукивая ими. — А знаешь, мы можем попробовать подкорректировать любые чары для пробуждения темной энергии так, чтобы они ее наоборот, удерживали. Посмотрим, удастся ли нам найти у лоточников при дороге какую-нибудь полезную безделушку для этого. Хуже не будет. — И это все? Все, что ты можешь сделать? Он не знал, почему ожидал большего, да вообще ожидал хоть чего-то. Сюэ Ян одарил его более широкой улыбкой. — Если бы у меня была Тигриная печать, возможно, я бы смог взять тебя под контроль, но без гвоздей ты все равно будешь пытаться меня прикончить, едва разлепив глаза. Тебе нужно пробовать самому контролировать собственные эмоции. Я не могу делать за тебя все, даочжан Сун. Он сделал глубокий вдох и выдох, позволяя остаткам темной энергии рассеяться, оставив от себя лишь пустоту и отчасти безнадегу. — Прости, — вымучено произнес он. — Прости, что напал на тебя. Я не намеревался этого делать. Улыбка исчезла с лица Сюэ Яна, сменившись чем-то, что он никак не мог разобрать – то ли удивлением, то ли подозрением, а то ли всем вместе. — Ты просишь прощения. У меня. Ты. — Я потерял контроль и причинил тебе вред, — мрачно посмотрел он в ответ. — И теперь прошу за это прощения. Я умею признавать свои ошибки. А ты делай с этим, что хочешь. — А, ну да, — Сюэ Ян коротко выдохнул, и было не ясно до конца, то ли это был смешок, то ли просто горестный вздох. — Для тебя ведь недопустимо потерять лицо. Убивать меня без намерения, конечно же, нельзя: это будет плохо выглядеть. «Как тебе не стыдно, даочжан Сун?» Не то, чтобы он ожидал, что его слова примут как полагается — если честно, он сомневался, что Сюэ Ян способен что угодно сделать, как полагается – но мрачное презрение, усиливающееся в этих сощуренных глазах, вынуждало его бороться с вновь подрагивающей голодной яростью. Сюэ Ян сощурил взгляд еще сильнее, словно на самом деле мог видеть черноту, извивающуюся внутри него не хуже змеи. — Сяо Синчэнь все время говорит мне делать дыхательные упражнения, чтоб уравновесить мое внутреннее состояние. Может, тебе стоит делать то же самое, даочжан Сун? Это творит чудеса со способностью к самообладанию. Очень советую. Затем он коротко хохотнул. — О, бедный, милый, добросердечный Сяо Синчэнь… Застрял с такими монстрами, как мы. Сун Ланю пришлось судорожно зажмуриться – нечто куда холодней бурлящего гнева внезапно пронзило то место, где раньше было его сердце. Ему отчаянно хотелось возразить, но едва ли он мог. — Мм. Давай искать дрова, даочжан Сун. Нам не стоит оставлять его одного так надолго, а то начнет волноваться. Он держал глаза закрытыми до тех пор, пока шаги Сюэ Яна не стихли окончательно, потому что не мог позволить себе смотреть на него – только не сейчас, когда гнев, наконец, улегся. В этой тишине он сделал несколько глубоких размеренных вдохов, потому что, как бы этот факт не раздражал, но медитативное дыхание и правда несколько помогало. А после он заставил все темные мысли уйти прочь, открыл глаза и начал искать подходящие сухие ветки под деревьями. Утро после дождя было прохладным, и Синчэнь заслуживал уюта от – чего-то, что не было монстром – мягкого, согревающего его пламени костра.***
Сяо Синчэнь горел. Пылающий жар расползался под его кожей, лениво облизывая его меридианы, угли в дантьяне раскалялись до нестерпимо-красного, жгуче-желтого и, наконец, белого под влиянием раздувающих мехов его собственного глубокого дыхания. Он хотел, он нуждался, чтобы… Нечто вроде голода, но в коже и плоти, он жаждал, чтоб его обняли, чтобы все это было настоящим снова. Потребовалось просто титаническое усилие, чтобы вернуть под контроль собственное дыхание, подавляя это жгучее пламя до вполне терпимого уровня. Кончики его пальцев отказывались остывать, они все еще жглись воспоминанием о чужих губах, пухлых и мягких, об их влажном, игривом прикосновении, когда этот слишком знакомый рот вбирал пилюлю с его пальцев. Вбирал, словно сладчайшую конфету ленивыми утрами – тогда, в другой жизни. За этим воспоминанием пришло и другое - о том, что обычно происходило после. Костяшки его другой руки тоже вдруг воспламенились жаром воспоминаний о заплаканных поцелуях Цзычэня, испытанных ими накануне утром — и он едва не сошел с ума, тут же взявшись растирать руки, едва не царапая их, словно мог таким образом убрать с собственной кожи эти терзающие его ощущения. Кратковременные прикосновения, которых недостаточно – их никогда не бывает достаточно, они только усугубляют чувство одиночества и тоски. Два спутника, преданно стоящие по бокам от него, но всегда – на слишком невыносимой дистанции: один, чье прикосновение он не мог терпеть, должен был не мочь терпеть, и другой, кто не мог выдержать прикосновение его самого. Какая же жестокая, горькая ирония. — Сяо Синчэнь! Сюэ Ян воодушевленно окликал его по имени снаружи, и Синчэню потребовалась каждая капля ранее железного самоконтроля, чтобы остановиться и напомнить себе, почему его сердцу нельзя столь восторженно подскакивать, почему он не может позволить себе сорваться с места и броситься в столь желанные объятия – а они будут, он знал наверняка, стоит только сказать. — Сяо Синчэнь, похоже, чуть ниже по дороге есть деревня – и если мы остановимся там, чтобы поесть, тебе не придется травить нас всех этим дурацким кориандром! «Давай же, вспомни, его ложь, его обман и равнодушный смех, когда ты умирал, — сурово и несколько отчаянно увещевал он себя в мыслях. — Вспомни всех, кто умер из-за него! — а когда знакомые кинжалы оказались слишком тупыми для его целей, Синчэнь безжалостно вынул последний. — Вспомни А-Цин!» — Все еще прячешься во тьме, даочжан? Вообще-то, предполагалось, что тут уже будет гореть костер. Ты что, и сегодня пытаешься избежать готовки завтрака, м? Тон его голоса становился мягче по мере приближения, привычно острые интонации становились ласковыми — и это регулярно заставало его врасплох — с едва заметным налетом вопросительного беспокойства. — Тебе стоит выйти на улицу! День такой хороший. Особенно после дождя. Все вымыто, сверкающая капельками влаги паутина повсюду, да даже радуга появляется над горами с запада. Он непроизвольно улыбнулся, вынуждая свой голос снова работать как надо. — Прошло много времени с тех пор, как я видел радугу в последний раз. — Я опишу тебе, эта очень хорошая! Все цвета такие яркие. «Я не простил тебя, — беспомощно сказал он в голове. — Некоторые вещи, совершенные тобой… Я не думаю, что когда-либо смогу простить. Но иногда ненавидеть тебя становится так… Сложно» И, ощутив легкое, вопросительное прикосновение к своему рукаву, он не отпрянул, неохотно позволив это: позволив Сюэ Яну взять себя за руку и повести к рассвету, чтобы слушать от него о самых прекрасных вещах на свете.