***
— Не мог бы ты рассказать мне, — спустя шичэнь или два после того, как они вышли из деревни, вдруг заявил Синчэнь, поравнявшись с ним и заглядывая своим слепым взглядом прямо в лицо, — про те годы, что мы провели вместе? Я бы хотел услышать твои воспоминания. Может, получится что вспомнить. Сюэ Ян скосил в его сторону недоверчивый взгляд, ощерившись почти неосознанно. — А ты мне поверишь? — отчасти дразня, отчасти укоряя, спросил он в ответ, изо всех сил подавляя трепетную судорогу в животе от столь серьезного и безраздельного внимания со стороны Сяо Синчэня. Конечно, он должен спросить, должен хотеть узнать! Но в первую очередь, он должен был не позволить себе забыть… — Вдруг я скажу, что ты все время носился по округе с нижним бельем на голове, а ты решишь, что лучше бы тебе такое и не знать! На мгновение уста Синчэня тронула бесценная, почти незаметная ухмылка, но он тут же задумчиво склонил голову на бок. — Мне бы хотелось тебе верить, — казалось, он думал над своим ответом даже тогда, когда уже его произнес.— Цзычэнь не раз говорил, что ты испытываешь ко мне глубокую привязанность. В связи с этим, полагаю, ты не стал бы мне врать о нашем общем прошлом. Сюэ Ян вдруг уставился на него, мгновенно утратив дар речи и едва не забыв о том, что нужно перебирать ногами, — вот еще, он вовсе ничего такого не испытывал, ну, может, и испытывал что-то похожее, но ни за что бы не сказал вот так прямо, а тот факт, что сказал об этом Сун Лань… Сун Лань, шагающий по ту сторону Синчэня, равнодушно смотрел вперед, будто бы и не слышал ничего. К счастью, Сяо Синчэнь продолжил говорить до того, как Сюэ Ян успел огрызнуться, оскалившись по привычке, чтобы прикрыть собственное смущение, что неминуемо испоганило бы зачатки мирной беседы еще до того, как эта беседа успела бы завязаться. — К тому же, — продолжил Синчэнь, явно не придав значения короткой заминке, — когда Цзычэнь рассказывал мне о других воспоминаниях, я мог… Чувствовать. Я чувствовал отголоски эмоций. Даже не имея возможности полноценно вспомнить, рискну предположить, что какая-то частичка моего сердца все же хранит воспоминания о моих чувствах. Так что, думаю, мне не составит труда понять, где правда, а где ложь, — он вновь искривил губы в мимолетной усмешке. — И мысль о том, что я бегаю по округе с нижним бельем на голове не кажется правдой ни моему разуму, ни моему сердцу. — Что означает лишь то, что мне придется врать качественней, — Сюэ Ян попытался было собрать все остатки разума и самообладания, чтоб блеснуть остроумием, но, очевидно, безуспешно. Сяо Синчэнь ничего не ответил, лишь выжидающе склонил голову набок, сохраняя легкую улыбку. — Раньше ты давал мне конфеты, — начал было Сюэ Ян, настороженно вглядываясь в лицо Синчэня сощуренным взглядом. — Каждый день. Сяо Синчэнь медленно, задумчиво покачал головой. — Помню, как давал конфеты А-Цин… Сюэ Ян сердито фыркнул. — Сначала ты давал их только мне, потому что я рассказывал, что никогда в детстве не получал конфет! И ты начал украдкой подсовывать их в мою кровать, пока меня не было, или клал прямо на подушку, когда я спал. Иногда я просто притворялся, что сплю, и ловил губами твои пальцы, удивляя тебя. Ты каждый раз удивлялся будто впервые… На лице Синчэня возникло странное выражение, так что наверняка он это помнил, или чувствовал сердцем, чтобы это ни означало. — Иногда ты хотел, чтоб я тебя застукал, — сипло бросил вызов Сюэ Ян и готов был поклясться, что заметил вспышку румянца на чужих щеках и кончиках ушей. Синчэнь прочистил горло, стараясь выглядеть спокойным и сосредоточенным. — Цзычэнь сказал, я спас тебе жизнь. Поэтому ты решил остаться со мной. Сюэ Ян пожал плечами. — Ага. Прикинь, нашел себе душевную канаву, чтоб спокойненько откинуться, а потом вдруг бам — и надо мной появляешься ты! Думал, ты приволок меня хрен знает куда, чтоб окончательно разобраться в наших недомолвках. Но ты оказался слепым! Даже понятия не имел, что я — это я! Говорил так ласково, бережно перевязывал раны… Он хохотнул, издав нечто, похожее на лай, потому что не умел иначе. — Как забавно все обернулось потом, да? Я полагаю, закончилось все еще забавнее. — Ты остался, — не дал сбить себя с толку Сяо Синчэнь, продолжая сохранять совершенно нечитаемое выражение лица, и Сюэ Ян снова пожал плечами, пользуясь возможностью разогнать онемение. — Казалось разумным отлежаться в безопасном месте, пока не встану толком на ноги. Пока не отомщу тебе… Ну, по крайней мере, таков был план изначально. А потом… — он поморщился, прикусив нижнюю губу. — Похоже, я отвлекся. — Отвлекся, — сухо повторил Сяо Синчэнь, и его хмурое выражение из-за повязки было едва заметным. — Ты прикормил меня конфетами, — он пожал плечами, — Было бы глупо отказываться от такого. Не знай он лучше, то мог бы предположить, что услышал совершенно нелепое фырканье со стороны Сун Ланя. Какие-то странные проблески мелькнули на лице Сяо Синчэня, так что, вероятно, он что-то да почувствовал. Пальцы Сюэ Яна буквально-таки чесались от желания вспороть ему грудную клетку, схватить сердце в ладонь и сжать, чтобы увидеть, какие же моменты воспоминаний выплывут вместе с кровью, чтобы понять, что же это сердце все еще помнит, что чувствует… — Мы были счастливы, — его голос не дрогнул ни на йоту, прозвучал так непринужденно и буднично, как и было запланировано. — Эти три года. Нам было весело. Какое-то время после они шли в полной тишине, яркое летнее солнце становилось жарким, даже несмотря на горную прохладу. Он и забыл, насколько жаркой может быть одежда из качественного шелка по сравнению с одеждой из легкой хлопчатобумажной ткани, на которую он жаловался буквально месяцами. Но сейчас он бы скорее откусил себе язык, чем признал собственный дискомфорт. — Расскажи еще, — попросил Синчэнь через какое-то время. — Просто… что-то будничное. Я пытаюсь вспомнить. Ну пожалуйста. — Мы чинили крышу Похоронного Дома, — вспомнил он. — Первое, что начали делать вместе. Ты умудрился дважды положить инструменты на хилые участки, так что они то и дело проваливались вниз сквозь прогнившую солому и нам приходилось снова и снова спускаться за ними. Потом ты перепутал новые балки со старыми и чуть не испортил их… В результате мне пришлось делать почти все самому. А ты продолжал смеяться… Чем больше мы ошибались, тем больше ты смеялся. Я раньше не замечал. Не замечал, как легко тебя рассмешить. Эти слова наконец снова зажгли столь желанную, крошечную улыбку. — Я помню, что часто смеялся в городе И. Не могу уловить почему, потому что думать о тех временах отчего-то болезненно… Но я помню, как А-Цин меня веселила. Полагаю, и ты тоже. — Ага, — сердце Сюэ Яна сделало странный кульбит. — Ты запрещал мне разговаривать, когда мы ходили на Ночную охоту, говорил, что не сможешь удержать смех, а из-за этого будут дрожать руки, и ты еще, чего доброго, уронишь меч. В ответ — очаровательная усмешка, милее и слаще любой конфеты, Сюэ Ян так бы и съел ее… — Мы охотились на чжуцзяня,— продолжил он, пока разговор не свернул на тему той, самой первой Ночной Охоты, о которой ему бы не хотелось, чтоб Синчэнь сейчас вспоминал. — Думали, что это просто какая-то ерунда, причиняющая мелкие неприятности на дальних склонах, но оказалось, что это настоящее демоническое животное, по размерам куда крупнее быка! Оно придавило тебя, разодрало спину и едва не снесло башку! Мне пришлось тебя выручать, и это было действительно нечто особенное: мы впервые что-то уничтожали вместе! Я шутил шутки все время, пока мы шли домой, лишь бы отвлечь и заставить двигаться дальше. "С какой стороны у чжуцзяня больше всего пятен?" Ты смеялся всю дорогу и едва не потерял меч. Хорошие времена. Сяо Синчэнь вновь приобрел задумчивый вид. — С… внешней, — наконец произнес он, сердце Сюэ Яна екнуло и подскочило к глотке, отдавая пульсирующим ритмом глупой и бестолковой надежды. — Что? — Таков ответ… да? С внешней стороны. У него больше всего пятен. — Да, — ему пришлось прокашляться, чтобы столкнуть сердце обратно на свое место и получить возможность произносить слова. — Ты… вспомнил? Сяо Синчэнь медленно покачал головой, нахмурившись. — Нет… Я не могу вспомнить что-то конкретное, но уверен, так и было — чувствуется правильно. И полагаю, я действительно слышал эту шутку. Ну, раз уж я знаю, в чем ее соль. — Точно, — пробормотал Сюэ Ян, его ладонь вдруг похолодела от разочарования, а по венам будто бы яд рванул вместо крови. — Что ж. Думаю, это лучше, чем ничего. — Да… — согласился Сяо Синчэнь, медленно кивнув головой и выглядя совершенно потерянным. — Это куда лучше. Спустя длительный период молчания он вновь повернулся к нему, и, силы небесные, ничто не выглядело так хорошо на его изможденном, красивом лице, как этот голод. — Расскажи еще…***
Он прилагал все усилия, чтоб в первый день возобновившегося путешествия сохранить размеренный темп движения, ведь ни Сюэ Ян, ни Синчэнь не желали признавать, что из-за всех пережитых мучений, боли и восстановления, они все еще слишком быстро устают. Сам Сун Лань преимущественно молчал, вслушиваясь в их разговор и порой чувствуя себя невидимым наблюдателем, призраком во всех тех воспоминаниях, которые они сейчас разделяли между собой. Воспоминаниях обыденных и основательных, счастливых и болезненных — удивительно, но в словах Сюэ Яна ощущалась мучительная искренность даже тогда, когда он, подобно пойманному на крючок угрю, извивался и вертелся, лишь бы не признавать очевидную привязанность. Он шутил глупые шутки или рассказывал нелепые истории каждый раз, когда нужно было увести разговор от деликатных тем или когда молчание Синчэня становилось слишком долгим, — шутил, а затем впитывал улыбку Синчэня, словно пересохшая земля, впитывающая первые капли дождя. — Это ведь птица той же породы, что ты приносил к моей кровати, да? — прервался Синчэнь, чтобы уточнить, когда они добрались до небольшой долины, все еще наполненной птичьим гомоном, даже несмотря на удлинившиеся послеполуденные тени. — Я тебе больше скажу, это та самая птица, — немедленно ответил Сюэ Ян самым честным тоном на свете. — Ты освободил ее, и она вернулась сюда, к своим маленьким, пернатым друзьям. Синчэнь снова улыбнулся, и глаза Сюэ Яна тут же засветились восхищением. — Правда? — Правда-правда! И вообще-то, — тут же ухватился за имеющуюся возможность Сюэ Ян, и Сун Лань, уже научившийся к этому времени распознавать особые мелодичные нотки в его интонации рассказчика, не смог удержаться и тоже прислушался. — Вообще-то, это не просто какая-то там птица, это принц всех хвамэев, которого мерзкий торговец похитил из гнезда еще птенцом! Злобный дрозд указал путь этому жадному человеку и, избавившись таким образом от принца, захватил себе все эти долины. Но достопочтенный даочжан освободил принца, и тот, использовав техники, которым обучился у своего спасителя, отвоевал свое царство обратно и вернул себе свой трон! Вот почему они все поют так счастливо, разве не слышишь? Это все в твою честь, даочжан! Синчэнь расхохотался, легко и весело. Какая-то часть внутри Сун Ланя отозвалась болью: хотелось бы ему уметь вот так запросто придумывать забавные истории, чтобы заставлять Синчэня смеяться, но все, что он мог сейчас, — лишь упиваться его радостью, спровоцированной чужими сказками. — Вот как? Получается, я обучил птицу какой-то там технике? Да я же все время спал! — Это была особая дыхательная техника! — тут же заверил его Сюэ Ян, его глаза сверкали, а зубы скалились в лукавой усмешке. — Техника «Храпящий Ветерок»! Синчэнь вдруг издал неопределенный, совершенно непотребный звук, затем согнулся едва ли не пополам, расхохотавшись не на шутку, и на короткий миг на лице Сюэ Яна промелькнуло счастливое, восторженное и в то же время болезненно ласковое выражение. — Нам стоит остановиться здесь на ночь, — вмешался Сун Лань, когда Синчэню наконец удалось снова выровнять дыхание. — В этих долинах темнеет довольно быстро. Синчэнь повернулся к нему и кивнул, все еще улыбаясь, от чего сам Сун Лань едва не потерялся. — Полагаю, ты прав. Мне понадобится еще несколько дней, чтобы привыкнуть по новой идти с утра до вечера. Я не прочь остановиться на отдых чуть раньше. Сюэ Ян ничего не сказал, буднично пожав плечами в знак согласия, и вероятно, это означало, что он и сам не против передохнуть. — Впереди у дороги ровный участок, — указал Синчэню Сун Лань. — Можем разбить там лагерь. Однако, едва они устроились и взялись собирать дрова на костер, как Сюэ Ян, ушедший было за водой, вдруг вернулся с одной из тех надменно-довольных ухмылок на лице. — У меня идейка получше! За вот этими деревьями есть великолепное местечко, пойдемте покажу! Синчэнь, любопытно склонив голову на бок, поднялся на ноги, и Сун Ланю ничего не оставалось, кроме как покорно вздохнуть и, собрав дрова, двинуться следом. Что ж, надо признать, место действительно оказалось красивым: ручей, движущийся из крутого склона горы, впадал в большой, чистый пруд меж гладких булыжников, все вокруг было покрыто ярким зеленым мхом и травой. Сюэ Ян величественно взмахнул рукой, так самодовольно демонстрируя обнаруженную полянку, словно создал ее лично силой мысли. — Здорово же, да? — Мне нравится плеск воды, — кивнул Синчэнь, выглядя удовлетворенным. Сун Лань неохотно, сдержанно кивнул в знак согласия и присел, чтобы обустроить хороший костер меж камней. Не то чтобы было слишком холодно, но едва солнце зайдет, как им понадобится свет, и огонь будет очень кстати. Краем глаза он заметил, как Синчэнь склонился над водой, зачерпнув ее пальцами, а затем выровнялся и, решительно развязав пояс, сбросил с себя верхнюю одежду. — Серьезно, даочжан? — недоверчиво воскликнул Сюэ Ян, прервав процесс изымания сладостей из собственного рукава. — Надумал купаться? Здесь? Это же горный ручей! Вода ледяная! Синчэнь оскалился — по-другому и не скажешь — и сложил свою одежду на более крупный камень сбоку. — На Горе не было иной воды, кроме той, что в горных ручьях. Освежает, знаешь ли, если привыкнуть. Сюэ Ян присел на корточки, нахмурившись и закусив губу, наблюдая за тем, как Синчэнь, изящно выскользнул из остатков одежды, но, когда тот начал размеренно и невозмутимо входить в воду, Сюэ Ян не выдержал: он тут же вскочил на ноги и принялся на ходу стаскивать с себя одежду. — Ты же говорил, что здесь слишком холодно? — весело отозвался Синчэнь, опускаясь так, чтоб вода окутала его до самого подбородка. Сюэ Ян принялся неуклюже плескаться в ледяном озере, то и дело пронзительным голосом выкрикивая необычайно цветастые, красноречивые и весьма креативные сплетения нецензурной брани. — Так и есть! Это отвратительно! Но ученый даочжан сказал, что такая вода освежает, а кто я такой, чтобы сомневаться в его словах! Если я превращусь в льдину, советую меня вынуть до того, как я утону, иначе мой призрак будет преследовать тебя целую вечность! Синчэнь снова рассмеялся, постепенно выныривая из воды, чтоб перекинуть влажные волосы через плечо, и, совершенно позабыв о костре, Сун Лань, будто завороженный, уставился на то, как сияет его бледная кожа в сумерках, как сверкают капли воды, стекая по его телу, обводя утонченные черты…. В последний раз пискнув некое сдавленное ругательство, Сюэ Ян наконец осмелел достаточно, чтоб нырнуть под воду с головой, но тут же вынырнул обратно, жалобно шипя. Едва он убрал с лица влажные, наверняка мягкие на ощупь волосы, как его кожа покрылась мурашками, подчеркивая и выделяя ранее почти незаметные шрамы на теле… Сун Лань сглотнул и усилием воли отвел свой взгляд обратно к огню — он едва не поджег собственный рукав к тому времени — ему понадобилось добрых несколько минут, чтоб выровнять дыхание и подавить вспышку неконтролируемого желания, взяв свое тело обратно под контроль. — Эй, здоровяк, тебе бы тоже не помешало окунуться! — нараспев протянул Сюэ Ян, бросая вопиющий, бесчестный вызов вместе с брызгами воды в его сторону. — Ты ведь не хочешь сидеть вонючим и потным рядом с нами, сверкающими чистотой и свежестью, а? Он содрогнулся, хоть и прекрасно знал, что больше не способен потеть, а единственная грязь, что может сейчас покрывать его тело — лишь тонкий слой дорожной пыли. Но стоило Сюэ Яну только упомянуть о грязи, как он не выдержал: тут же поднялся на ноги и принялся стаскивать с себя одежду, хорошенько встряхивая ее, прежде чем сложить в сторону и направиться к воде. Синчэнь весело улыбался, пока Сюэ Ян откровенно пялился на него, позволяя собственному обжигающему взгляду жадно и совершенно бесстыдно блуждать по его телу… Сун Лань заторопился поглубже, чтоб скрыть зачатки возбуждения до того, как они будут обнаружены, — по крайней мере, его мертвой плоти холод не страшен. И действительно, как Синчэнь и сказал, вода была неимоверно освежающей. — Как же хорошо, — отметил Синчэнь, подплывая к берегу, чтобы, усевшись на большом камне, отжать и расчесать волосы. Сюэ Ян последовал за ним, притаившись у камня, словно маленький взъерошенный крокодиленок: он заметно трясся от холода, но явно отказывался это признавать. Сун Лань поймал себя на мысли о том, придется ли им насильно доставать его оледеневшую тушку из воды, или он все же признает, что замерз, и сдастся раньше… Всего на мгновение он представил, как прижимает к себе обнаженное, влажное тело Сюэ Яна, и едва осознав это, тут же решительно повернул голову к Синчэню, стараясь успокоиться. — Нам стоит поужинать и лечь спать, — прагматично заявил он, потому что всегда был прагматичным человеком, безупречно контролирующим себя самого, собственные мысли и физические реакции. — Вам нужно набраться сил перед завтрашним путешествием. Синчэнь поднял голову и кивнул, соскользнув с камня, чтобы добраться до берега вброд, и дрожащий крокодиленок предсказуемо потащился следом. На этот раз Сун Лань тщательно следил за тем, чтобы его взгляд не был направлен в ту сторону, где остальные двое выбирались из воды, — и не менее тщательно он следил за тем, чтобы не возникло даже мысли о том, почему. То есть да, одним из тех двоих был Синчэнь — невероятно прекрасный и невероятно любимый, а значит, и волна желания, возникшая при виде его обнаженного тела, вполне закономерна… Но Сюэ Ян… Сун Лань принялся яростно стряхивать с себя воду, а вместе с ней — и любое воспоминание о том, как это испещренное шрамами, опасное тело сжималось вокруг его плоти, какой обжигающе горячей была кожей — и как выглядело его лицо, когда… Он стремительно упаковался в одежды и сосредоточился на том, чтобы снова развести потухший огонь. Благодаря определенной дистанции стало несколько легче, но облегчение это длилось недолго — ровно до тех пор, пока Сюэ Ян не втиснулся в его личное пространство. К счастью, он догадался накинуть на себя хотя бы нижнюю одежду, прежде чем плюхнуться на валун у костра и склониться до неподобающего близко к Сун Ланю. — Эй, здоровяк. Уложи мне волосы. Его голос звучал совершенно расслабленно, на грани со скукой, но во всей непринужденной, на первый взгляд, интонации звучал дерзкий вызов. Сун Лань перевел на него взгляд, медленно приподняв брови в ответ на столь бесцеремонное, наглое требование. Расчесывать волосы и укладывать их в Айджане — дело одно, ведь тогда наполовину парализованный Сюэ Ян был под его опекой, и, как бы Сун Ланю ни не хотелось, а ухаживать за ним пришлось. Но здесь, посреди дороги… А посреди дороги у Сюэ Яна по-прежнему была лишь одна рука, и подвижность ее плеча после ранения оставалась сомнительной, к тому же оно наверняка затекло. Разумеется, он не смог бы в таком положении сам справиться со своими волосами. Сун Лань смиренно вздохнул и протянул руку, стараясь не слишком сильно отвлекаться на выражение, возникшее у Синчэня на лице, — смесь любопытства и откровенного удивления столь разительными переменами. Сун Лань отчаянно пытался не чувствовать себя смущенным из-за некой интимности того, о чем его попросили, потому что не было причин для смущения. Это ведь обыкновенная практичность, ничего кроме. — Гребень. Дерзкое выражение на лице Сюэ Яна тут же сменилось счастливой улыбкой, и он, передав расческу, немедленно устроился на камне поудобнее, чуть склонив голову набок, чтобы дать Сун Ланю пространство для маневренности. Расчесывать густые, влажные волосы и ощущать, как расслабляется под его руками чужое тело, к этому моменту уже стало почти привычным ритуалом. Нечто вроде особой разновидности медитации. — Кстати, я подобрал, — вдруг произнес Сюэ Ян, когда Сун Лань принялся собирать на его затылке гладко вычесанные локоны. — Кого? — Символы, — уточнил Сюэ Ян так, словно бы говорил об очевидных вещах. Сун Ланю не обязательно было видеть его лицо, чтобы знать, что тот закатил глаза. — Ну, вкусовые. Для речевого талисмана. Его руки замерли, даже Синчэнь прекратил расчесываться, вовлекаясь в разговор. — Ты можешь вернуть ему вкусовые ощущения с помощью монеты речевого талисмана? — Ага, — скучающим тоном ответил Сюэ Ян. — Мы говорили об этом, пока ты спал. Я обещал, что что-нибудь придумаю. — Я думал, ты забыл, — усилием воли Сун Лань привел в движение собственные руки, чтобы закончить начатое и завязать большую часть волос Сюэ Яна в столь любимый тем хвост на затылке. Тот лишь усмехнулся и слегка пожал плечами в ответ. — Ну, не то чтобы в последние пару недель я был сильно занят. Мне было скучно. — Как бы там ни было, — произнес Сун Лань, возвращая гребень. — Я очень…благодарен. Значит, это все-таки возможно? — Ну… и да, и нет, — повернулся к нему Сюэ Ян, и в его черных глазах полыхнули отблески костра. — Сделать-то это можно, — продолжил он, не дожидаясь уточняющих вопросов. — Но, боюсь, способ тебе не понравится. Синчэнь, заплетая косу, чтобы дать волосам высохнуть, тут же слегка нахмурился. — Это опасно? Есть вероятность, что это навредит ему? Сюэ Ян хохотнул. — Разве что его ранимым чувствам! Фишка вот в чем. Он схватил валяющуюся неподалеку от костра корягу и медленно, кропотливо вывел в пыли у своих ног символы, складывающиеся в слово «Здоровяк». Его письменные способности и раньше были так себе, теперь же иероглифы и вовсе не были похожи на самих себя, так что разобрать написанное оказалось нелегко. Сюэ Ян поднял взгляд и мрачно ухмыльнулся: — Думаешь, получится вырезать символы на крошечной монетке столь нетвердой рукой? Посмотри, это же полная хрень, похожая в лучшем случае на то, как кот царапает землю, зарывая свое дерьмо, — тут же пояснил он, не отводя взгляда. — Нет, так не годится, значит, тебе придется сделать это самому. Я могу показать как! Но всю работу будешь делать ты, а это, если честно, не совсем относится к традиционному совершенствованию. Нет, это не темный культ, просто маленький хитрый трюк! Но тем не менее, в нем нет ничего от вашего привычного высокодуховного дерьма. «Он выражает признательность, стараясь помогать или быть полезным», — так ему однажды сказал Синчэнь. Судя по ощущениям, сказал целую вечность назад. — Благодарю, — Сун Лань старательно вынудил себя произнести это вслух. — Я ценю труды, что ты вложил в это исследование. Если ты покажешь мне как…думаю, я мог бы попробовать. Хрупкий, беззащитный восторг, на мгновение сверкнувший во взгляде Сюэ Яна, получилось заметить лишь потому, что сам Сун Лань уже научился его замечать, — а затем выражение скуки вновь вернулось на свое место. — Сейчас лучше не пытаться, уже слишком темно. Будет обидно, если в конце получится печать для бесконечного поворота головы вокруг своей оси или что-то типа того. Синчэнь едва слышно задушенно пискнул, выражая нечто среднее между весельем и ужасом. — Нет уж, лучше подождем до утра. — Я так и сказал, — вздохнул Сюэ Ян, закатывая глаза, но теперь на его лице блуждала совершенно довольная улыбка. — Давайте уже поедим, я же сейчас умру с голоду. Смеющийся, улыбающийся, счастливый — в теплом сиянии костра Сюэ Ян вовсе не походил на демона или монстра.***
Тем вечером — той самой первой ночью, снова проведенной в пути, — случилось нечто из ряда вон выходящее. Костер уютно потрескивал, ручей неподалеку умиротворяюще журчал, а облака истончились настолько, что сквозь них можно было видеть звезды, — и все это было куда лучше угрюмых стен его тесной комнатушки в таверне. Но когда Сяо Синчэнь прильнул к Сун Ланю, чтоб оставить в уголке его губ целомудренный поцелуй на ночь, а затем растаять рядом, готовясь уснуть, и когда Сун Лань, ответив столь редкой улыбкой, добровольно обхватил его и прижал к себе крепкой, но бережной рукой, укрывая широким рукавом, словно уютным одеялом… Тогда, глядя на них сквозь огонь, Сюэ Ян в какой-то совершенно головокружительный, безумный миг поймал себя на том, что не может определиться, на кого из даосов он обижен — и кому из них завидует — сильнее.****
В вопросах обучения совершенствованию Сюэ Ян оказался куда менее снисходительным учителем, чем в вопросах обучения интимным вещам. Хотя, возможно, он слишком сильно беспокоился о том, что неправильно изображенная печать в конечном итоге может привести к катастрофическим последствиям. — Нет, ты не… у тебя напрочь отсутствуют пропорции, ты что не видишь, что ли? Вот эти линии должны быть ближе друг к другу, а эта слишком длинная. Если не научишься изображать символы как надо хотя бы в таком размере, то ни за что не сможешь даже уместить их на монетке, не говоря уже о том, чтоб заставить правильно функционировать в связке с уже имеющимися на ней! Сжав челюсти и моля всех богов о терпении, Сун Лань чуть сдвинул кисть и принялся более пристально изучать довольно неустойчивые знаки, изображенные в качестве образца самим Сюэ Яном на клочке бумаги. В конце концов, он неохотно пришел к выводу, что, вероятно, некоторые из кривых линий были изображены криво сознательно, а не из-за паршивого почерка, и, хоть искушение сделать символ более приятным и сбалансированным на вид было велико, Сун Ланю пускай и с трудом, но удавалось его побороть. Сюэ Ян безжалостно наблюдал за его стараниями, наконец удовлетворенно фыркнув. — Лучше. Изобрази так же еще двадцать штук, чтобы я был уверен, что ты уловил суть. Потом вынем монету и попробуем уже на чистовике. — Что будет, если что-то пойдет не так? — обеспокоенно нахмурившись, спросил Синчэнь, пока наливал всем чай, когда сам Сюэ Ян обустроился на месте, чтобы вынуть сладости к завтраку из своего мешочка цянькунь. — Ему это может навредить? Ну, или, скажем, лишить его голоса? Сюэ Ян пожал плечами. — Я не позволю вставить монету обратно, если он облажается настолько, чтоб это могло навредить. Но да, в таком случае он потеряет способность говорить до тех пор, пока моя рука вновь не окрепнет достаточно, чтобы я мог сделать новый талисман. Или ему придется научиться следовать подробным инструкциям настолько хорошо, чтобы сделать его самостоятельно. Сун Лань застыл, и, едва он осознал, что стоит на кону, как вдоль его позвоночника пробежал холодок. Вновь стать безмолвным, лишиться возможности разговаривать с Синчэнем иначе, как с помощью неуклюжего прикосновения пальца к его ладони… Внезапно он заметил, что Сюэ Ян слишком уж проницательно следит за его реакцией, едва скосив взгляд. — Да не переживай ты так, — выдохнул он беззаботно. — Это несложно. Ты вроде как легендарный заклинатель, разве нет? Тебе ведь не впервой изучать новые символы для талисманов. Просто делай, как я говорю, и все будет в порядке. Очевидно, все двадцать изображенных им символов прошли проверку, ибо после завтрака Сюэ Ян вынул из мешочка цянькунь иглу и, вручив ее Сун Ланю, велел вырезать их миниатюрную версию на небольшом куске относительно гладкой щепки. Сощурив взгляд от усердия и изо всех сил пытаясь удержать пальцы от дрожи, Сун Лань вскоре обнаружил, что невольно проникся подобием уважения к работе рук темного заклинателя. Оказалось, это чертовски сложно. Он даже представить не мог, каково это: делать нечто подобное с учетом отсутствующей доминирующей руки. — Хм, полагаю, вышло неплохо, — наконец, объявил свой приговор Сюэ Ян, тщательно изучив результат кропотливых усилий даоши. — Одному из вас придется пришивать монету обратно по завершении процедуры, потому что я не справлюсь с иглой. — Я могу, — тут же охотно предложил Синчэнь, и его уши немедленно покраснели. — Если ты, конечно, не против прикосновений. А вот на этом моменте Сун Лань едва не покраснел, отчаянно стараясь держаться невозмутимо. — Звучит… — он коротко кивнул. — Звучит приемлемо. Сюэ Ян фыркнул, закатив глаза, но искра мрачной горечи все же успела проскользнуть в его взгляде, так что, вероятно, ни один из них не был так скрытен, как хотел бы казаться. — Если вы собираетесь превратить это в нечто до неприличия странное, то я, пожалуй, схожу прогуляюсь, пока вы не закончите. По какой-то причине эти слова заставили Синчэня рассмеяться, качнув головой. — Никаких неприличных странностей, просто сама ситуация такая… любопытная! Прошу, останься, мы ведь не справимся без твоего руководства. И, конечно же, это сработало. Сун Ланю пришлось отвести взгляд от выражения почти потерянного восхищения на лице Сюэ Яна, чтобы вынуть Фусюэ и осторожно подковырнуть серебряные нити, удерживающие монетку на месте. Стежки расходились неохотно и изымать талисман из щеки было отчасти больно, словно бы приходилось отрывать наживую часть себя самого. «Что теперь?» — попытался было спросить он, подняв монетку, но спустя мгновение осознал, что его никто не слышит. Внезапный ужас от потери голоса врезался под дых, словно кулак великана. Но Сюэ Ян потянулся к монете так, словно мог слышать его вопрос, провернул ее на несколько градусов в ладони Сун Ланя, указывая едва заметно подрагивающими пальцами на свободное пространство меж других символов. — Вот тут. Держи монетку в таком положении. Следи, чтобы ни одна черточка не задела другие символы, чтоб даже близко рядом с ними не стояла, понял? Рисуй так, как рисовал на щепке, и все будет в порядке. Казалось, все трое затаили дыхание, когда он впервые прикоснулся затупленным концом иглы к металлической поверхности и провел первую, пробную царапину. Монета была тверже древесины, из-за чего острие то и дело соскальзывало с намеченной траектории. Он изо всех сил сосредоточился, чтоб медленно и прилежно вывести заданные символы в нужном месте, шаг за шагом, черточка за черточкой. Едва все получилось — вот так запросто, — он тупо уставился на монету, моргая, чтоб выйти из состояния повышенной концентрации внимания. — Ну-ка! — воскликнул Сюэ Ян, едва не подпрыгивая на месте от предвкушения. — Примерь! Вновь сморгнув, он по привычке тщательно протер монету рукавом и осторожно, на пробу, пристроил ее во рту, зажав меж щекой и деснами: так, как держал в самом начале. Синчэнь, всем своим видом демонстрирующий не меньший восторг, чем Сюэ Ян, склонился вперед. — И как? Может, сделаешь глоток чая? Или хочешь что-то еще? — Чувствуется… нормально, — произнес он, и волна облегчения прокатилась по всему его телу, когда они кивнули, явно услышав его слова. — Глоток чая сойдет. Синчэнь налил ему в чашку свежего чая, передавая ее в лучших традициях ритуального чаепития, и он, приняв ее не менее церемонно, поднес чашку к губам, чтоб отхлебнуть. — И? — Сюэ Ян склонился максимально близко, сверкнув обезумевшим взглядом. — Работает? Сун Лань нахмурился и сделал еще один глоток, предварительно подержав жидкость во рту. — Думаю… думаю, да. Отчасти. Не совсем вкус, скорее отголосок того, как это должно чувствоваться, довольно смутный. Как когда пытаешься что-то есть или пить во время тяжелой простуды. Сюэ Ян тут же горестно поник, словно претерпел унизительное личностное оскорбление. — Значит, не сработало. Сун Лань снова предпринял попытку что-то почувствовать: он сделал глоток, представив, что напрягает свои вкусовые ощущения, и почти уловил свежие нотки зелени, слишком уж травянистый привкус, — вероятно, разновидность чаев из бедной деревеньки на Муайшане едва ли соответствовала его обычным предпочтениям. — Лучше, чем прежде, — заключил он. — Я могу чувствовать вкус хоть немного. Может, просто надо привыкнуть. — А может, — провозгласил Сюэ Ян, все еще взвинченный из-за собственного разочарования, — надо просто попробовать что-то получше! Вот. Он вытащил кусочек засахаренного имбиря из своей повязки цянькунь и почти агрессивно сунул прямо в лицо Сун Ланю. На короткое мгновение, полное ужаса и дискомфорта, Сун Лань предстал перед выбором между принятием в рот чего бы то ни было из пальцев Сюэ Яна и волной ярости, которая непременно обрушится на него в случае отказа. Но ведь Сюэ Ян однажды уже запихивал ладонь ему в рот, когда впервые крепил монету, — тогда же он впервые ощутил привкус его крови, столь необходимой для активации талисмана… Подавив дрожь ужаса, Сун Лань все же предпочел выбрать мир и покой, потому заставил себя принять импровизированный дар — осторожно, стараясь не прикасаться губами к кончикам чужих пальцев, он взял зубами лакомство. И это вкусовое ощущение было куда ярче предыдущего — смесь из обжигающе перченого привкуса, даже без какого-либо пряного оттенка, и сладость: насыщенная, тяжелая. Он едва не закашлялся, когда столь мощные ощущения нахлынули на его давным-давно не работающие вкусовые рецепторы. — Сладко, — сипло произнес он. — Я чувствую это. Опасное выражение лица Сюэ Яна, граничащее с яростью, немедленно сменилось восхищенной улыбкой, превращая его глаза в радостные полумесяцы. — Другое дело! Чувствовать вкус конфет важнее всего! Значит, еще не все потеряно, мы еще приучим тебя тащиться от сладенького, Здоровяк! Синчэнь тоже улыбнулся, выглядя почти так же радостно, как и Сюэ Ян. — Это же замечательно, Цзычэнь! Хочешь попробовать что-то еще? Он помотал головой, пытаясь проглотить кусочек имбиря, но мертвый рот отчаянно протестовал против внезапной необходимости выделять столько слюны. Даже когда кусочек исчез, обжигая собой глотку, он все еще чувствовал привкус сахара. — Думаю, хватит пока что. Это несколько… ошеломляет. — Апельсины, — продолжал размышлять вслух Сюэ Ян, убирая остатки завтрака. — Или лимоны. Летние сливы! Точно, они как раз поспели к этому времени! Синчэнь, припорашивая землей костер, улыбнулся шире, наполненный не меньшим энтузиазмом и от того ставший еще красивее. — Как насчет жареных грибов? Или, может, арахис? Ты ведь раньше любил простые закуски. Может, нам стоит раздобыть чаю из женьшеня? Или из мяты? У Сун Ланя возникло четкое ощущение, что эти двое едва ли не из последних сил сдерживаются, чтоб не начать наперебой совать ему в рот разную пищу в качестве эксперимента, подобно птицам, что отчаянно жаждут накормить птенца в своем гнездышке. Признаться, все это казалось неуловимо сюрреалистичным. — Посмотрим, — ответил он, собирая остатки пищи, чтоб убрать искушение прочь с их поля зрения. — Может, позже. Мне нужно какое-то время, чтоб привыкнуть. Сюэ Ян, убрав иглу, снова туго затянул зубами повязку на рукаве, затем вскочил на ноги и выровнялся, одарив его острой, как лезвие ножа, усмешкой. — Всегда пожалуйста, здоровяк! Я ведь говорил, что смогу. Он едва заметно склонил голову в кивке, вежливо выражая благодарность. — Говорил. Спасибо. Как и всегда, на лице Сюэ Яна появилась и почти тут же пропала искорка чего-то вроде удивления, а затем он усмехнулся еще шире. — Уверен, ты наверняка придумаешь, как меня отблагодарить, — произнес он совершенно невинным тоном, но взгляд, брошенный им из-под ресниц, был настолько откровенно похотливым и голодным, что можно было сгореть. Сун Ланю вновь пришлось тяжело сглотнуть по причине, которая на этот раз не имела ничего общего с привкусом жгучей сладости. — Хочешь, я помогу пришить талисман обратно на место, прежде чем мы снова двинемся в путь?.. — уточнил Синчэнь, подступая ближе, и Сун Лань с трудом заставил себя заговорить, искренне надеясь, что его голос звучит спокойно и невозмутимо. — Позже. Щека все еще зудит — но теперь я быстро исцеляюсь, так что она вернется к нормальному состоянию через пару часов. Сделаем это, когда остановимся пообедать. Синчэнь кивнул, улыбнувшись, и легонько провел кончиком пальцев по его щеке в том месте, где были стежки, — совершенно невесомое прикосновение словно предлагало возможность уклониться на случай, если потребуется. Но Сун Лань не уклонился, и улыбка Синчэня стала еще шире, когда он позволил себе дотронуться чуть уверенней — всего на секунду, — а затем снова опустил ладонь. Когда они пробирались сквозь деревья обратно на дорогу, Сун Лань все размышлял о том, что никак не может сказать наверняка, что именно его сбивает с толку больше всего, — то, что оба, и Синчэнь и Сюэ Ян, выказывают ему столь откровенное и бесстыдное желание… Или что — с ума сойти! — некая извращенная, распущенная часть его самого, похоже, жаждала обладать каждым из них в ответ.