Heaven Has A Road But No One Walks It

      Идти было приятно, снова бороздить пространство дорог мира, наслаждаться солнечным теплом, пением птиц и насыщенным ароматом зелени вокруг — все это вызывало у него желание улыбаться.       И, судя по всему, у Сюэ Яна тоже.       Сяо Синчэнь вдруг обнаружил, что снова смеется, осуждающе качая головой, но не в силах прекратить улыбаться от очередного совершенно неприемлемого, но остроумного замечания.       Происходящее не чувствовалось как взаимодействие с врагом или, хотя бы, болтовня с незнакомцем. Это больше походило на веселье со старым добрым другом, его сердце трепетало от глубокой нежности, которая, как он подозревал, жила в нем даже во времена непоколебимого отрицания, но беспомощно проявиться смогла только сейчас.       — ….насквозь просто одну из его бесценных картох! Видел бы ты его лицо! Естественно, после этого на него напал острый приступ щедрости, и он возжелал пожертвовать благочестивому даочжану, оберегающему город И, целую корзину овощей! А ты улыбался — все шире и шире с каждой новой картохой в корзинке. Я тогда так до конца и не смог понять, в курсе ли ты о том, что я проворачиваю или просто радуешься внезапной благотворительности.       — Уверен, я бы не стал, — горячо заверил Сяо Синчэнь, но его губы неосознанно дернулись в ухмылке. — Я помню… Многие пользовались моей слепотой, пока я путешествовал один. Подсовывали испорченный товар или давали неправильно сдачу… Я знаю, что горечь — едкая, неправильная и вредная эмоция, но иногда… Трудно было удержаться от огорчения. Должно быть, я очень обрадовался, что рядом появился тот, кто способен заступиться за меня, когда сам я не в силах.       — Именно так! — яростно согласился Сюэ Ян. — Они поумнели довольно быстро и научились не хитрить с тобой, когда я рядом! Правда, пришлось заставить одного сожрать гнилой баклажан, — гордо заявил он. — Мы принесли его возвращать, а ублюдок сказал, что баклажан был нормальным, и тогда я ответил, что раз уж он настолько нормальный, то он наверняка не будет против и сам отведать его. Где-то пол-баклажана спустя он не выдержал и начал блевать так, что я думал, он выблюет все свои кишки! Ты был так обеспокоен, даже предложил ему сделать особый травяной чай, успокаивающий желудок.       Сюэ Ян захихикал, и вот снова — Сяо Синчэнь знал, что нельзя, но не смог удержаться от улыбки.       — Ну это уже слишком, — упрекнул он, но, с другой стороны, учитывая тот факт, что речь о Сюэ Яне, нужно быть благодарным, что торговец, пересекший ему дорогу, вообще остался в живых.       И если честно, А-Цин тоже могла бы сказать нечто подобное: «Тебе следовало бы накормить этого продавца его же гнилым товаром! Вот тогда бы он научился не жульничать с нами!»       Горько-сладкое воспоминание о ее голосе стерло его улыбку.       Он несколько нахмурился, подавляя голос Цзычэня, выражающий недовольство идеей вышибания клина клином, чтоб проанализировать разговоры во время путешествия за последние несколько дней.       — Ты никогда не говоришь о ней, — заметил он, вмешавшись в назревающую ссору еще до того, как она успела перерасти в полноценную ругань.       — О ком? — переспросил Сюэ Ян, но в его голосе внезапно появилось напряжение.       — Об А-Цин, — прояснил он, чуть склонив набок голову. — Все воспоминания, о которых ты мне рассказывал… там нет даже упоминания о ней.       — Просто к слову не приходилось, — уклонился от ответа Сюэ Ян, но вся прежняя беззаботность вдруг исчезла из беседы. — Короче, помнишь, чуть раньше ты просил меня рассказать полностью ту историю про борьбу с водным духом зимой? Вообще-то она очень смешная, ты тогда так хохотал…       — Сюэ Ян, — тихо перебил он, и Сюэ Ян остановился, напряженный настолько, что Сяо Синчэнь буквально физически чувствовал это, по его коже пробежались мурашки. Он тоже остановился, обернувшись лицом к своему собеседнику.       — Какое это имеет значение? — рявкнул Сюэ Ян тихим и опасным тоном, словно загнанный пес, в последний раз предупреждающе щелкнув зубами перед укусом. — Ты знаешь, что случилось, и разговоры об этом только расстроят тебя. Просто хватит ворошить это осиное гнездо!       — Но это имеет значение! — воскликнул Сяо Синчэнь чуть громче, чем намеревался. — Она была частью моей жизни в городе И точно так же, как была частью твоей жизни! Как она может не иметь значения?       — Ты же спрашивал меня о ней, — спокойно вмешался Цзычэнь, и Сяо Синчэню понадобилось несколько весьма обескураживающих мгновений, чтобы понять, что тот обращается не к нему, а к Сюэ Яну. — Ты обернулся, рассчитывая увидеть ее, а не меня, когда мы все втроем впервые оказались на рынке. А той ночью, когда мы сражались с муваном, ты просил рассказать больше о том, что она говорила о тебе. И я рассказал, что она сказала, что… ты сделал Синчэня счастливым.       Об этом он не знал, и это задело что-то в его сердце, но он решил, что разберется с этим позже, а пока что нужно сосредоточиться на звуке разъяренного дыхания Сюэ Яна.       — Пожалуйста, расскажи мне, — попросил он едва слышно. — Я хочу попытаться узнать тебя снова, понять ту связь, которая нас объединяла, — наш второй шанс, который я прежний хотел, но так и не смог заставить себя дать тебе. Мне нужно знать. Ты правда совсем не сожалеешь о том, что сделал с ней?       И тут Сюэ Ян рассмеялся — возможно, ему не стоило так удивляться этому, но безумие в его смехе заставило Сяо Синчэня содрогнуться.       — Да какое это имеет значение, а? Ты ведь уже сделал свои выводы — и заявил о них весьма четко еще в Юэяне! Ты ни в чем не виноват, она ни в чем не виновата, даже он ни в чем не виноват! — пауза, равная одному удару сердца, и резкий взмах в сторону Цзычэня. — Только я во всем виноват, разве нет? Так какая теперь разница, что я думаю и что чувствую? В последний раз, когда я попытался тебе рассказать об этом, ты сказал…       Его голос оборвался, принудительно обратившись в бессильный рык.       — Три года, — наконец прошипел он, словно раненый зверь, мучающийся от боли. — Мы были вместе целых три года, все мы втроем, и это было словно какой-то тупой сон, сбывшаяся мечта — из тех, которыми я грезил, когда был наивным мелким пиздюком, когда представлял, каково это, иметь дом, иметь с… Было пиздец как скучно! Мы занимались блядской стиркой! Отчищали горшки от пригоревшей пищи, чинили дырявую крышу, ходили на рынок за гнилыми овощами у гнилых продавцов, да еще и в гнилую погоду! Но это все было мое! И я думал… я думал, это важно для всех нас. Но знаешь, что случилось?       Сюэ Ян подступил ближе, тяжелые резкие выдохи его разгоряченного дыхания оседали на лице Синчэня, и ему пришлось едва ли не силой заставлять себя стоять на месте.       — Знаешь, что потом случилось, Сяо Синчэнь? — повторил Сюэ Ян несколько более высоким тоном, словно вот-вот снова расхохочется или… или сделает что-то еще. — В город И приперся чужак, — выплюнул он, едва не рыча. — И напал на меня без предупреждения. Я не хотел этого сражения! Я дрался, только чтоб защититься! Защитить нас, нашу совместную жизнь! Но знаешь, что она сделала?       Более высокий смешок — и да, разумеется, он знал. Одним из тех мутных воспоминаний на размытых концах памяти было то, где А-Цин спрашивает у него: «Даочжан, знаешь ли ты кого-нибудь по имени Сюэ Ян?»       — Три года под одной крышей — и она тут же переметнулась на сторону первого встречного, что пришел меня убивать! Даже без вопросов!       Сюэ Ян снова рассмеялся, но уже тише, словно бы не веря в свои слова.       — И, конечно же, она побежала доносить тебе. Чтоб обратить против меня. Выдумала тот пиздеж про ублюдков, обижавших ее, лишь бы держать тебя поближе к себе, — поверить не могу, что, блядь, поверил в это дерьмо! Мне было так жаль ее! Я потратил весь вечер, пытаясь ее утешить, старался научить приемам самозащиты, даже предлагал накупить всех тех красивых платьев, что она хотела! Я, блядь, делал для нее сраных яблочных кроликов — а она все это время лишь ждала момента, когда я отвернусь, чтобы всадить мне нож в спину!       Сяо Синчэнь похолодел — похолодел, балансируя в шаге от края просто головокружительной пропасти, что зияла в его потрепанных воспоминаниях. Его сердце продолжало гореть, жаждая вспомнить, чтобы, возможно, выкрикнуть предупреждение — хоть и слишком запоздавшее…       — Я купил ей дурацкие ленты, — произнес Сюэ Ян, подозрительно задушенным голосом, так же отстраненно, как чувствовал себя Синчэнь. Возможно, не только он один балансировал сейчас на грани опасных воспоминаний. — Ты знал? Тем утром, когда я пошел один за покупками. Один торгаш заявлял, что такие ленты носят женщины в садах Цзиньлинтая. Я подумал, что, если подарю ей что-то настолько красивое, она прекратит свое раздражающее нытье. Но едва я успел ступить на порог, как меня проткнул ты.       Еще один смешок — фальшивый.       — Три года мы играли в семью, даочжан, мы были семьей… И она вот так запросто взяла и переметнулась на сторону чужака, что пришел меня убивать. А потом и ты сделал то же самое. Ты предпочел быть мертвым с ним, чем быть живым со…       Сюэ Ян внезапно умолк, и мир, казалось, тоже затих, превратившись в сплошную ноющую пустоту из горечи. Когда Цзычэнь подошел ближе, не прикасаясь толком, но просто стоя рядом, подобно стойкой скале в бурлящем потоке, Синчэнь едва не рухнул на него в облегчении.       — Я ничего не разрушал, — прохрипел Сюэ Ян, потерянно и несколько озадаченно, словно ребенок. — Я единственный, кто ничего не разрушал. Это вы меня бросили…       Сяо Синчэнь заставил себя выдыхать сквозь все это невыносимое горе, обрести иллюзию хладнокровия, за которую можно было бы ухватиться.       — Ты поэтому убил ее? — спросил он настолько сорванным голосом, словно бы перед этим бился в истерике. Он пытался понять, хоть и знал, что вряд ли сможет. В ответ раздался короткий, надломленный смешок.       — Нет, — сказал Сюэ Ян. — Я сделал знаешь что? Я перестелил ее постель тем вечером. Положил новую солому, все свеженькое, чистое. Ждал, когда она вернется домой. Только она так и не вернулась. А знаешь, почему?       Он ждал ответа, так что Сяо Синчэнь заставил себя покачать головой.       — Потому что, — нечто в голосе Сюэ Яна звучало совершенно неправильно, словно бы под покровом из обострившейся злобной жестокости пряталась несвойственная ему, абсолютно безнадежная боль. — Пока я пытался тебя разбудить, неделями работал без сна и пищи, выжимал из себя всю кровь до последней капли, лишь бы иметь возможность пробовать одно заклинание за другим, она… она искала наемников.       Сяо Синчэнь почувствовал, как его собственный рот приоткрылся от удивления и неверия, но на этот раз Сюэ Ян не стал дожидаться, пока в нем проснется смелость.       — Она наводила шороху в каждом городе и в каждом поселке на сто ли вокруг города И, искала наемников, просила заклинателей помочь ей уничтожить монстра! А когда я, наконец, поймал ее… Она обматерила меня! Боги, каким же грязным был ее рот! И она сказала…       Он снова умолк.       — Сказала что? — на сей раз, когда пауза затянулась, вмешался Цзычэнь, чтобы уберечь его самого от необходимости говорить.       — Она разозлила меня, — пробубнил Сюэ Ян одеревеневшим, почти защитным тоном. — Ей стоило думать, прежде чем говорить.       — О, А-Цин, — выдохнул Сяо Синчэнь, чувствуя знакомый всплеск липкости в пустых глазницах. — О, моя смелая глупышка. Я же велел ей бежать прочь…       — Я не убивал ее, — хмуро прояснил Сюэ Ян. — Даже после этого не убивал. Я просто преподал ей урок за ложь, за то, что предала меня и спаскудила все! Я знал, что ты захочешь, чтоб она была рядом, когда вернешься, — поэтому я использовал трупный яд. Так я мог контролировать ее, не давать все опять испортить. Этот яд спасал ее.       Сяо Синчэнь почти рассмеялся над этой извращенной логикой и безумием, в котором Сюэ Ян допускал хотя бы мысль о том, что это может быть правдой. Он бы точно рассмеялся, если бы мог издать хотя бы звук.       — Но ты убил ее, — прервал затянувшуюся тишину Цзычэнь таким же точным и холодным голосом, как острие Фусюэ. — Я… помню это, даже несмотря на размытую дымку теней, в которых блуждал тогда. Ты проткнул ее прямо в сердце.       Сюэ Ян сохранял тишину еще какое-то мгновение, а затем издал звук, похожий на насмешливое фырканье или обычный пренебрежительный хохот, но получился только досадливый выдох.       — Ненавижу, когда вы так делаете — сразу вдвоем. Вот мы такие идем, болтаем и смеемся как равноценные спутники, а потом вы оба оборачиваетесь против меня и начинаете судить без предупреждения! Раз уж вы такие благородные заклинатели и так рьяно стремитесь искоренять зло, тогда, для начала, может, не стоило позволять этому злу путешествовать с вами бок о бок, а? И да, — яростно зашипел он, едва Сяо Синчэнь успел открыть рот. — Да, я убил ее, быстрым и точным попаданием прямо в сердце! И, раз уж ты помнишь это, даочжан Сун, то, возможно, ты помнишь и то, почему! Ханьгуан-Цзюнь и Вэй Усянь украли тебя, даочжан, они отняли мешочек с ловушкой для душ… Я лишь хотел вернуть тебя! Приходилось прятаться в тумане, вне зоны их досягаемости, и ждать удобного случая, но она все продолжала наводить их на мои позиции — даже после стольких лет она была прям одержима желанием прикончить меня! Я предупреждал ее, просил остановиться! Но она не оставила мне выбора!       Сюэ Ян снова выдохнул, на этот раз без сумасшедшего хохота, словно бы он пропитан усталостью до самых костей.       — Если тебе полегчает, даочжан, то ее последнее сражение принесло мне меч в грудь, зацепивший сердце. Даже без так и не состоявшейся казни Цзычэня я бы истек кровью и сдох бы прямо там, в грязи. Она убила меня в тот же момент, когда я убил ее. По крайней мере, она умерла, думая так.       Разумеется, ему от этого не полегчало.       Сяо Синчэнь попытался сделать вдох, но вместо этого получился до безобразия громкий всхлип. Какая же все-таки ирония: его сердце, единственное среди присутствующих, что не было пронзено клинком правосудия, болит так сильно и так мощно, что этот самый клинок, кажется, мог бы стать сплошным милосердием для него.       Наконец Цзычэнь крепко прихватил его рукой, чтобы помочь удержаться в вертикальном положении, — и только в этот момент Синчэнь понял, что сгибается и вот-вот упадет.       — Лучше бы ты не настаивал на этих разговорах, даочжан, они лишь расстраивают тебя, — заметил Сюэ Ян истощенно, почти встревоженно. — Но, как бы там ни было, я никогда не хотел, чтоб она умирала. Я знаю, ты злишься, и мне не стоило причинять ей столько боли, я знаю, и мне очень жаль…       Короткий, резкий вдох.       — Но ей нужно было все время быть там. У меня был план! И по возвращении я бы вернул ее тебе, если бы смог, но эти идиоты-заклинатели зарыли ее в землю, пока я истекал кровью, и выпинали ее душу прямиком на небеса своими дурацкими погребальными обрядами! Ничего не осталось, ничегошеньки!.. Я думал об этом снова и снова, но нет никакого способа, я никак не могу ее…       Даже несмотря на собственное горе, Сяо Синчэнь был ошеломлен, услышав, как сорвался голос Сюэ Яна на последних словах, как хрипотца в нем, наконец, прорвала завесу привычного равнодушия. Синчэнь и понятия не имел, стало ему от этого лучше или хуже, но теперь он наконец прекратил свои попытки сдерживаться и заплакал.       — Мне так ее не хватает, — выдавил он, захлебываясь слезами.       — Знаю, — почти неслышно произнес Сюэ Ян, и каким-то непонятным образом Сяо Синчэнь услышал в этом другое: «Мне тоже». Кажется, Сюэ Ян был не в силах произнести этого вслух — или, возможно, считал, что не имеет права.       Они все причинили друг другу столько боли. Любили, ранили и страдали от ран, нанесенных друг другом.       — Давайте продолжим путь, — Сяо Синчэнь неуклюже вытер свое лицо, внезапно испытав потребность сдвинуться с этого места как можно скорее, с этого участка дороги, пропитанного их тоской и воспоминаниями. — Мне нужно двигаться.       Он отчасти рассчитывает на протесты с их стороны, но Цзычэнь лишь чуть ослабил хватку, позволив ему идти вперед, но иметь в зоне досягаемости руку помощи, на случай если понадобится.       — Давай идти помедленней, — сказал он мягко, и его голос был тоже наполнен эмоциями.       Когда они вновь начали идти — медленно, как и сказал Цзычэнь —солнечное тепло и пение птиц, что радовали его за несколько мгновений до этого, теперь казались далекими и фальшивыми, словно такому непозволительно было существовать в мире горечи и тоски, боли и жестокости.       И сзади, за их с Цзычэнем спинами, он услышал лишь одну пару шагов, хотя знал, что часть его сердца всегда будет ждать еще одну.

***

      Они шли в тишине остаток дня, и, даже разбивая лагерь, практически не разговаривали: их странным образом сформировавшийся уклад не нуждался в словах.       Сяо Синчэнь съел поданный ужин и вернул пустую тарелку Цзычэню — но спроси его кто-нибудь, что он ел, и он не смог бы ответить. Сжимая в ладонях остывшую чашку чая, он позволил себе раствориться в тихом потрескивании костра и исходящем от него тепле; мысли, чувства, эмоции и разбитые вдрызг воспоминания поднимались вверх подобно обломкам корабля в водовороте его сердца.       «…благородные заклинатели и так рьяно стремитесь искоренять зло!» — яростно выплюнул Сюэ Ян в их сторону какое-то время назад и, конечно же, был прав.       Самое главное правило, основной девиз любой секты, любого клана, любого просвещенного магистра или странствующего совершенствующегося, независимо от принадлежности или школы.       Противостоять злу. Не вести дела с демонами. Терпеть зло означает потворствовать ему.       И вот они здесь — путешествуют с одним демоном, чтоб заполучить внимание второго — путешествуют с Сюэ Яном, чтобы встретиться с Верховным Заклинателем в Цзиньлинтае. Чтобы просить человека, столь бессердечно убившего своего брата и собственного отца… просить помочь спасти мир.       Он содрогнулся, думая, насколько безумно все происходящее.       «Столкнувшись со злом, лучше разбиться подобно нефриту, чем уцелеть подобно черепице» — так его учили, и в то время суть этого изречения была прямолинейна и ясна: лучше умереть, не запятнав своей чести в сражении со злом, чем выжить, покрывая его.       Но как же поступить правильно в том случае, если речь о чем-то гораздо большем, чем ты сам? Что, если закрытые глаза — две слепых глазницы, если по правде, — на проступки в прошлом означают возможность построить мир, где смелым, умным девочкам вроде А-Цин больше не придется хитрить и воровать, чтоб затем умереть от меча в груди… Где попрошайкам больше не придется просить милостыню в Тяньчжоу, чтобы прокормить себя и своих маленьких братьев. Где маленькие мальчики больше не окажутся избитыми и раздавленными под колесами телеги…       Разве оно того не стоит? Столько добра, уравновешивающего зло?       — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Цзычэнь, заставляя его вынырнуть из собственных изнуряющих размышлений и вздохнуть. Как бы ему хотелось сейчас просто прильнуть к Цзычэню, спрятаться в крохотном мирке за его широкими рукавами, притворяясь хотя бы на время, что мир, как и его решения, совершенно прост.       — Устал, — признал он вслух. — Я хочу и одновременно боюсь того, что ждет нас в конце пути. Наша мечта — я должен верить в нее, должен верить, что мы делаем нечто хорошее, возрождаемся из всей пережитой нами боли и совершенных ошибок, чтобы отстроить нечто достойное. Перемены к лучшему. Но цена за все это… Те решения, что нам приходится принимать, те жертвы, которые мы приносим… Это все еще ранит.       Он услышал, как почти незаметно зашевелился Сюэ Ян по ту сторону костра, беспокойно ерзая на месте.       — Нам не обязательно идти, — беспокойство Цзычэня было очевидным, даже вопреки его неловкой высокопарной интонации: деликатные утешения никогда не были его сильной стороной, несмотря на заботливое сердце. — Если ты передумал или хочешь подождать…       «Разве мог ты принять другое решение, кроме как предложить свою помощь и свою любовь? — терпеливо напоминала ему Баошань Санжэнь. — Это то, кто ты есть, кем ты всегда был. Твое сердце — путеводная звезда, сяо-Син. Не бойся следовать за ним.»       Он уверенно покачал головой. И так уже вон сколько времени потратили впустую.       — Нет. Нет, раз уж мы ступили на эту стезю, то пройдем ее до конца. Проку от безделия — сеять колебания, да пожинать сомнения, вот еще. Мы дойдем до Цзиньлинтая и встретимся с Верховным Заклинателем, мы воплотим нашу мечту в реальность. Сделать мир лучше, исправить старые ошибки — мы должны это сделать. Я обязан этому миру, ведь однажды дал обет помогать. Я в долгу перед А-Цин и всеми теми людьми, которым навредил…       Он попытался было выдавить улыбку, но ощутил, как плохо она держится на лице, вес кармического греха, вины и гнетущего горя разом казался невыносимым.       — Ты уверен, что это то, чего ты хочешь? — Сюэ Ян едва ли не впервые заговорил, и его голос звучал подозрительно отстраненно. — Ты точно не передумаешь? Едва мы туда доберемся, пути назад уже не будет.       — Речь не о том, чего я хочу, — выдохнул Сяо Синчэнь, откладывая полупустую, остывшую чашку на сторону и потирая внезапно похолодевшие ладони. — Речь о том, что нужно сделать. Мы договорились, что станем силой перемен, ручьями, что роют себе каналы для выхода. Может, их вода… сможет омыть хотя бы частицу невинной крови с моих рук — с наших рук.       Эдакое искупление. Уравновешивание причиненного зла добром. Путем предложения миру своей помощи — и любви, конечно же.       Он должен поверить в возможность этого. Ведь не просто так ему был дан второй шанс, им всем был дан… Может, даже демону.       — Хорошо, — скучающим тоном согласился Сюэ Ян. — Значит, так и поступим.       — Если ты так настроен, — в голосе Цзычэня проскользнула хмурая тревога. — Только не переусердствуй.       Затем он поколебался какое-то время — Синчэнь почти видел, как он ерзает на месте, что само по себе было нелепо, — и вдруг спросил:       — Ты думал о том, что будешь делать…после?       Он устало улыбнулся.       — Думаю, пункта об изменении мира на повестке дня пока достаточно. Я бы не посмел думать — или мечтать — о чем-то, кроме этого, сейчас.       Он почувствовал легкое прикосновение к локтю — то самое, что было ему известно как аналог согласного кивка.       — Тебе следует отдохнуть, — заявил Цзычэнь, вновь уравновешенный и практичный. — Я буду присматривать за тобой.       Наконец он сумел улыбнуться, словно этому короткому прикосновению, этому надежному утешению удалось-таки заставить испариться остатки боли и неуверенности, оставив лишь комфортную сонливость.       — Мой Цзычэнь, — Сяо Синчэнь постарался вложить в эти слова всю свою нежность и любовь. — Я знаю, что будешь. Спокойной ночи вам обоим.       — Спокойной ночи.       — Добрых снов, даочжан, — отозвался Сюэ Яна из-за завесы потрескивающего пламени. Его голос был так мягок, что его едва ли можно было услышать. Нежнейший из всех демонов.       Несмотря ни на что, Сяо Синчэнь вновь улыбнулся и отошел ко сну.

***

      Миновав наконец прохладные горы, они столкнулись с заболоченными равнинами, переполненными гнетущим липким зноем, и стеной угрюмо рокочущих грозовых туч, затянувших небо у самого горизонта.       — О, ну ясен хрен, мы попадаем сюда аккурат к сезону дождей, — пробормотал Сюэ Ян, такой же хмурый и угрюмый, как тучи у горизонта, и Сун Лань заметил, как он неосознанно то и дело сжимает пальцы, потираясь рукой о бедро. — Ненавижу это время года. С другой стороны, если пойдет дождь, может, смоет хотя бы часть этих треклятых комаров.       Его настроение менялось куда чаще, чем до этого, колеблясь от отчаянного стремления быть так близко к Синчэню, что тот даже умудрялся спотыкаться об него пару раз, до бурной реакции на малейшую провокацию, что в свою очередь вытекало потом в растерянный взгляд из-за откровенной боли Синчэня и хмурого осуждения Сун Ланя.       — Грядет плохая погода, — кивнул Синчэнь, слегка нахмурившись. — Давайте подыщем место для ночлега в Иньчуане, это наверняка где-то неподалеку. Мне бы не хотелось проводить ночь под открытым небом, когда грянет буря.       Сун Лань прикоснулся к его локтю, выражая согласие. Река Шахэ и ее многочисленные притоки в конце сезона засухи обычно сравнительно мелководны или вовсе пересыхают, но здешние равнины совсем чужие, а ему не хотелось бы оказаться в плену неожиданно грянувшего паводка исключительно потому, что они все разбили лагерь не в том месте и не в то время года.       Инчуань считался первым настоящим городом после гор. Наверняка им удастся найти там пристанище.       — Мы почти пришли, — сказал он Синчэню. — Еще ли, ну самое большее два, и городские ворота.       Солнце все еще смутно проглядывало сквозь туманную дымку облаков, и к моменту, когда они добрались до города, дождя еще не было. Воздух был тяжелым и плотным, когда они начали пробираться от ворот к местному рынку. Сяо Синчэнь замешкался, чтобы сориентироваться, он рассеянно потер завязанные глаза тыльной стороной ладони и аж подскочил, когда услышал, как кто-то выкрикивает его имя.       — Даочжан Сяо! Даочжан Сяо Синчэнь!       Они все удивленно обернулись, когда крепко сложенная женщина средних лет — Сун Лань даже смутно помнил, что встречался с ней несколько раз в Муйшане — безошибочно проложила к ним путь сквозь толпу.       — Даочжан Сяо Синчэнь, я так рада вас видеть здесь! Помнишь мою дочь, несколько недель назад перед отьездом из Айджана я просила у тебя травы для нее. Они немного помогли, но ей все еще не лучше и… Не мог бы ты еще раз помочь нам?       — Невероятно, — проворчал Сюэ Ян, выглядя раздраженно и в равной степени недоверчиво. — Мы и пяти минут здесь не пробыли, а люди уже цепляются за рукава, требуя помощи…       Осадив его укоризненным видом, Сяо Синчэнь повернулся к женщине со слабой улыбкой.       — А, вспомнил, госпожа Чэн, не так ли? Прошу меня простить, я не сразу узнал твой голос… Твоя дочь… Ей нужны были травяные настои от тошноты по утрам и боли в спине, правильно? Я не знаток в таких делах, но у меня есть все те же лекарства, если это спасет положение.       Воздав ему громогласные слова благодарности, толстушка махнула бледной, молодой женщине, явно глубоко беременной и сгорбившейся от своей ноши, а уже через несколько минут Синчэнь был втянут в длительную и подробную консультацию, от которой едва ли собирался отвлекаться в ближайшее время.       Пытаясь заглушить все более и более громкие вздохи демонстративной скуки от Сюэ Яна, Сун Лань, наконец, легонько прикоснулся к локтю Синчэня, улучив паузу в разговоре.       — Похоже, это продлится еще долго, а я тут не помощник. Если ты не против, мы с Сюэ Яном, пока ты беседуешь, начнем затариваться провизией, раз уж мы все равно уже на рынке.       Синчэнь одарил его извиняющейся улыбкой и кивнул.       — Так будет лучше всего, кажется, этот случай куда сложней, чем мне казалось поначалу. Я найду вас, когда закончу.       Сун Лань погладил его руку в знак согласия, затем повернулся, чтоб вежливо поклониться двум женщинам, а затем, выпрямившись, кивнул Сюэ Яну, жестом велев следовать за ним. Тот закатил глаза, явно разрываясь между облегчением от возможности избежать тупейшего в своей скучности разговора и желанием не расставаться с Синчэнем даже на секунду, но все же угрюмо двинулся следом.       — У нас еще хватает еды от жителей той деревни, но не мешало бы пополнить запасы риса, а также свежих фруктов и овощей, раз уж нам выпала такая возможность, — произнес Сун Лань, пока они двигались вдоль рядов с прилавками, но единственным ответом ему было пожатие плечами.       Вдруг Сюэ Ян замер, сузив глаза в сторону прилавка с цукатами и танхуллой — подобно хищной птице, нацелившейся на нечто пищащее и беззащитное, готовой вот-вот наброситься.       — Серьезно, — Сун Лань так и не смог подавить раздражение в собственном голосе, осознав, что Сюэ Ян перестал его слушать еще на середине предложения. — Я же сказал, нам нужно добыть те продукты, которые заканчиваются, и еще успеть найти ночлег до того, как грянет буря! Ты лопал сладости три раза в день на протяжении целой недели. Думаю, какое-то время без конфет можно и потерпеть.       Сюэ Ян напрягся и медленно повернул к нему сощуренный взгляд, чуть склонив набок голову. На его устах блуждала улыбка, хотя выражение глаз казалось полным ярости. Внезапно в нем снова возникло нечто, предвещающее опасность.       — Но у меня уже закончились конфеты, даочжан Суун, — протянул он нараспев, сладко и несколько поддразнивающе. — И скоро закончится время! Так что нет, нельзя потерпеть, мы всего в двух неделях пути от Цзиньлинтая! Сейчас или никогда — есть конфеты без головы, знаешь ли, несколько проблематично.       Сун Лань просто уставился на него, мысленно прокручивая разговор еще раз и еще. Но даже в третий раз смысл все никак не хотел находиться.       — Что?       Сюэ Ян закатил глаза и усмехнулся так, как умел только он: всей своей позой.       — О, да ладно. Мы правда будем делать вид, что никто ничего не понимает? Даочжан вон явно не грустит по этому поводу, так что какой смысл ходить вокруг да около, особенно с тобой. Всем нам известно, что вы ведете меня в Цзиньлинтай умирать. Поэтому наименьшее, что ты можешь мне позволить, так это слопать столько блядских конфет, сколько я смогу слопать по пути.       Сун Лань лишился дара речи, уставившись на него пуще прежнего.       — О чем ты сейчас говоришь?       Глаза Сюэ Яна снова сощурились, а сладкая улыбка превратилась в ядовитую.       — Серьезно? Тебе что, настолько неудобно говорить об этом вслух? О том, что случится, когда мы придем туда?       Он подступил ближе, его глаза расширились, а улыбка стала острее лезвия, подобно увечью, смертельной ране.       — Два благородных, легендарных заклинателя, приводят истинного убийцу Чифэн-Цзюня на праведный суд… Освобождают бедного, ни в чем неповинного Верховного Заклинателя от столь прискорбных обвинений — вот так, запросто, по щелчку пальцев! Но что же…что же хотят эти доблестные герои в благодарность за столь своевременное спасение? Да ничего такого, все, что они просят, — это возможность работать вместе с ним в проекте по спасению мира! Счастливый конец как он есть, даочжан Сун, разве нет?       «Нужно сказать хоть что-то», — подумал Сун Лань, но его конечности буквально парализовало от шока, а горло сковало холодом.       — Ты считаешь… Ты что, считаешь, что мы собираемся тебя обменять? Ты это хочешь сказать?       Сюэ Ян склонил голову набок, будто бы окидывая взглядом все вокруг, а затем рассмеялся:       — «Мучительные решения», «необходимые жертвы»…Это, конечно, не то, чего он хочет, лишь то, что нужно сделать! Он же все решил еще в Юэяне, забыл, что ли? Мы идем в Цзиньлинтай, делаем все, что нужно, чтобы исполнить его дурацкую мечту, а затем он никогда и ни за что не желает снова меня видеть! Все мы знаем, что это означает.       — Это не то, чт… Он же не это имел в виду!       Этого ведь не может быть.       Очередной раскат грома пронесся по небу, Сюэ Ян одарил его безжалостно ленивым взглядом из-под тяжелых ресниц.       — Не переживай ты так. Я все время был в курсе — и, видишь, сбегать не собираюсь. Мы ведь договорились пройти через это все вместе, не так ли? До самого конца. Так что да, ты будешь единственным из нас, кто разделит с ним его мечту, — выдохнул тихо Сюэ Ян, склонившись чуть ближе, и его тепло буквально обжигало. — Но я стану тем, кто подарит ему ее. Так ему хотя бы придется помнить меня всю оставшуюся жизнь!       Затем он отшатнулся, хихикая, будто бы поделился очень остроумной шуткой, и совсем по-товарищески похлопал его ладонью по груди.       — Эй, ну не будь таким угрюмым! Уверен, если ты правильно попросишь, то Верховный Заклинатель окажет тебе такую честь! Было бы неплохо, да? Лучше уж ты, чем какой-нибудь цзиньлинтайский лизоблюд, получивший такой прекрасный повод для хвастовства!       Сун Лань все никак не мог перестать смотреть на него, осознавая, что наверняка должен сейчас испытывать гнев, ярость, обиду до самой глубины души за столь откровенное обвинение в том, что он способен так безжалостно играть чужими жизнями. Но в его груди не было ничего, кроме холода и пустоты, комкающей ребра так, что от этого становилось больно.       — Я к тому, что, — беззаботно продолжил Сюэ Ян, — не так уж и сложно подождать пару минут, пока я пополню свои запасы сладостей, — в этом году урожай снежных слив как никогда хорош! Может, это моя последняя возможность прикупить их, а мысль о том, что я проведу свои последние пару недель, так и не отъевшись снежных слив, меня прям убивает.       Он развернулся на пятках и бросился к прилавку, его глаза сверкали ненасытной жадностью.       Шум толпы постепенно становился таким же далеким, как и раскаты грома. Прохожие то и дело мягко задевали его, но Сун Лань стоял на месте, словно окаменев, наблюдая за тем, как зазубренные осколки головоломки, на которую он смотрел все эти недели, но не замечал, один за другим с мучительной болью занимают свои места.       Все те яростные торопливые попытки Сюэ Яна вновь завоевать благосклонность Синчэня после Юэяна, его безнадежное отчаяние в поисках чего-то, за что можно было бы ухватиться, — пусть даже и за самого Сун Ланя.       «Какое-то жалкое «прости» не исправит ситуацию, — бросил он той ночью на залитой лунным светом дороге, аккурат перед тем, как они начали сражаться с муваном. — Ничто не исправит! Кроме, разве что…»       Разве что возможность отдать абсолютно все, чтобы Синчэнь получил свою мечту.       «Ты просто впустую тратишь время, все равно не успеет зажить до того, как мы придем в Цзиньлинтай» — сказал он о своих ранах на горе Муйшань.       А затем: «По крайней мере, я дойду до Цзиньлинтая не в одних только бинтах и истлевших тряпках, но еще и в шелковом нижнем белье!»       И еще… «Думаешь, он будет скучать, когда меня не станет? Хоть чуть-чуть? А ты будешь?»       И будучи невыносимо жестоким, он пожал плечами и ответил «нет».       Знакомый смех достиг его ушей — но как-то совсем отдаленно, словно бы уже успел исчезнуть из его мира — Сюэ Ян поддразнивал продавца, шутил с ним, используя все свое обаяние, чтоб выцыганить как можно больше бесплатных образцов… Тяжело сглотнув, Сун Лань подумал, что вот-вот рухнет прямо здесь и начнет рыдать вслух.       Будучи произнесенной вслух со столь безжалостной ясностью, эта перспектива обрела смысл — разумеется, такой финал их путешествия был неизбежен. Разумеется, Сюэ Ян слишком идеальный кандидат в козлы отпущения, чтоб иметь возможность беспрепятственно войти в Цзиньлинтай и остаться после этого в живых.       Едва вспомнив о том, как легко вошел Фусюэ в эту тощую грудь, Сун Лань судорожно сжал правую ладонь — плоть, разорванная лезвием меча, скрежет задетой кости, последние сиплые выдохи и рваный стук сердца, отбивающий свой ритм через клинок…       «Уверен, если ты правильно попросишь, то Верховный Заклинатель окажет тебе такую честь!» —любезно заверил его Сюэ Ян так, как будто считал, что он по-прежнему именно этого и хочет…       Вот так запросто… Сюэ Ян умрет.       Исчезнет.       Его просто не станет.       Едва столкнувшись с этой мыслью, Сун Лань почувствовал, как необъятная дыра разорвала собой плотную завесу его реальности, оставив лишь ноющую пустоту там, где должно быть нечто…       Он просто не смог бы этого вынести.       — Цзычэнь? Мне жаль, что пришлось потратить столько времени, девушка и дитя, похоже, в полном порядке, но это ее первенец, так что и она, и ее мама не столько нуждались в помощи, сколько хотели выговориться и услышать в ответ, что все будет в порядке…       Буквально нечеловеческим усилием возвращая себя к реальности, вынужденный несколько раз поморгать, чтоб избавиться от необъяснимой размытости в глазах, Сун Лань обратил огорошенный взгляд к Синчэню.       — Цзычэнь?.. — повторил Синчэнь, едва заметная улыбка растворилась, едва он ощутил чужую подавленность.       — Нам нужно поговорить, — едва сумел он выдавить из себя сиплым голосом, даже сквозь талисман.       Выражение лица Синчэня тут же сменилось с вопросительного на озадаченное, и он подступил на полшага ближе, но вместе с ним появился и окружающий мир: то и дело толкая их, шумная толпа вокруг продолжала сновать и невыносимо галдеть.       — Не здесь, — исправился он, совершенно выбитый из колеи, почти готовый проблеваться. — Нам нужно найти, где бы пе…       — О, даочжан, ты уже здесь! — воскликнул Сюэ Ян, отвернувшись от прилавка со сладостями, прижимая к груди несколько свертков и попутно засовывая в улыбающийся рот засахаренную сливу, чтобы тут же с аппетитом ее разжевать. — Наконец-то! Как насчет обеда? Нам надо…       Краем глаза Сун Лань заметил, как проходящий мимо юный заклинатель, вдруг замер услышав голос Сюэ Яна, затем резко развернулся и уставился на него широко-распахнутыми глазами, наверняка узнавая. Сун Лань уже потянулся было за Фусюэ, когда смутно знакомый голос удивленно окликнул, приветствуя:       — Тигр! Тигр из Горных Вершин!       Юный заклинатель тут же оставил позади свою свиту и, едва не запутавшись в собственных ногах от волнения, бросился к ним. Синчэнь, пользуясь случаем, тут же вынырнул из напряженности и обернулся в сторону незнакомого голоса.       — Сюэхуамэй…ой, тоесть, я хотел сказать… Сюэ Чэнмэй! Сюэ цяньбэ!       Сюэ Ян сначала застыл, затем моргнул и оскалил зубы, выражая нечто среднее между смертельным оскорблением и почти комическим неверием. А потом Синчэнь прижал ко рту ладонь и захихикал.       — Сюэхуамэй! Как мило.       — Хмпф. Считай тебе повезло, что даочжан рассмеялся, — пробормотал Сюэ Ян, направляясь к даосам и юному заклинателю, который, едва заслышав смех Синчэня, тут же обернулся к ним и, узнав, немедленно сложил руки перед собой, склоняясь в вежливом поклоне.       — Яркая луна и Ласковый ветерок, Сяо Синчэнь! Далекий снег и Ледяной иней, Сун Цзычэнь! Тигр, блуждающий в горах, Сюэ Чэнмэй! Я так рад встретить вас всех снова и поприветствовать в Иньчуане!       Едва тот выровнялся, Сун Ланю удалось получше разглядеть лицо мальчишки и сопоставить с лицом одного из тех юных заклинателей, с которыми они сражались против лютых мертвецов на кладбище, кажется, целую вечность назад.       — Ван-гунцзы, — неосознанно поприветствовал он, поклонившись, вопреки тому, что едва ли мальчик сможет его услышать без речевого талисмана. Синчэнь рядом тоже с улыбкой сделал поклон, смутно опознав собеседника.       — О, сколько лет, сколько зим, юный господин Ван! Надеюсь, с тобой все в порядке! Что же ты делаешь здесь, так далеко от гор Ву?       Мальчик моргнув, на какое-то мгновение оказавшись озадаченным.       — Ну, живу, вроде как. Эта земля принадлежит Инчуань-Ванам, тогда мы шли через горы Ву только потому, что должны были встретиться с Ичэнем и Ицзюнем, а от тех мест самый кратчайший путь в Цзиньлинтай — это лодка из Куйчжоу.       — О, точно! Великое собрание! — оскалился Сюэ Ян, зубами доставая из свертка очередную засахаренную сливу, делая вид, что все в порядке, словно не он только что заявил, что они тащат его в Цзиньлинтай на верную смерть ради их мечты, словно не он согласился добровольно пойти туда и умереть ради этого.       — И как прошло? Все, как ты мечтал?       Юный Ван — Сун Лань вытащил из смутных воспоминаний его имя: Хайфэн — несколько отвел взгляд.       — О. Ну, да. Все было в порядке, полагаю.       — Все было в порядке, полагаю, — отозвался Сюэ Ян, закатив глаза, с удовольствием мстительно поддразнивая. Синчэнь укоризненно повернул голову в его сторону, но эта укоризна была слишком уж мягкой, чтоб всерьез ему воспрепятствовать. — Гляньте-ка на этого маленького заклинателя! Весь такой из себя взрослый, важный, на опыте — даже его первое собрание уже недостаточно памятное событие!       Ван Хайфэн рывком опустил взгляд себе под ноги, а его щеки заалели от смущения.       — Я не… ну не то чтобы… Просто дело в том, что… ну… С тех уже столько всего произошло! Поэтому кажется, будто бы это было очень давно, вот и все.       Синчэнь одарил его ободряющей улыбкой.       — Нам пришлось задержаться в Муйшане на довольно длительный период, поэтому мы вряд ли в курсе событий, произошедших в мире заклинателей с момента нашей последней встречи. Если тебе что-то известно, мы бы с радостью послушали.       Мальчик смотрел недоверчивым взглядом поочередно то на них, то на все еще скалящегося Сюэ Яна.       — Так вы ничего не слышали?..       «Не слышали о чем?» — хотел спросить Сун Лань, но будучи в некотором замешательстве, даже забыл вытащить из своего рукава запасной речевой талисман. Сюэ Ян чуть склонил голову набок, его улыбка начала растворяться в выражение хмурой нетерпеливости.       — О чем?       — Ну, я имею в виду, — беспомощно взмахнул рукой мальчик. — Старейшина Илина вернулся из мертвых и явился на Собрание — мы видели его, человека в маске, с Ланем! А вскоре после этого целая орда нежити вырвалась из Луаньцзана и захватила в плен многих юных наследников! Тогда все кланы и ордены объединились и объявили войну Старейшине Илина! Да только все это оказалось ловушкой Молин Су, и этот клан чуть всех не погубил! Но потом Старейшина Илина взял и… всех спас прям!       Он остановился, чтоб перевести дух, взволнованный от того, что его болтовня вдруг стала серьезным разговором, и Сун Лань вдруг обнаружил, что по какой-то причине весь подобрался, в ожидании последующих вестей.       — О… А еще, как я мог забыть, — произнес Ван Хайфэн, — Верховный Заклинатель скончался.