Пижон

Ларик объявился в “Факеле” вместе с Альбертом, директорским замом, неделю назад. Леха не сразу понял, почему мужики все дела свои побросали и сгрудились у приоткрытой створки ворот бокса, что-то оживленно обсуждая. Наконец любопытство взяло верх, и Леха, бросив разводной ключ в ящик с инструментами, подошел к ним. — Ля, како-о-ой! — тянул слесарь Колян, мечтательно закатив глаза. — И делают же где-то таких красавцев. — Ух, я б на таком вжарил, — вторил ему Серега-механик, — зверь какой невъебенный! Даже Михалыч, оглаживая усы, заявил авторитетно: — Эх, мне б годков-то пару десятков скинуть, так я тоже такого не прочь поиметь. Леха массовой смене ориентации персонала мастерской даже удивиться не успел — он смотрел туда, куда смотрели все, и сам мыслил точно в таком же направлении. Да только мужики залипли на здоровенный Лексус, припаркованный у входа в офис, а Леха — на его пижона-хозяина, который, вальяжно привалившись к черному блестящему боку машины, беседовал о чем-то с Альбертом. Мужики толкались, пытаясь рассмотреть получше авточудо, выражая свое восхищение смачными матерными междометиями, а Леха врос в пол, не в силах пошевелиться, только сердце гулко бухало под замасленным рабочим комбинезоном. Потому что это был Ларик. Он не понял даже, когда Альберт, подхватил Ларика под локоть, увлекая его в сторону бокса, когда торопливо все рассосались по рабочим местам, и очнулся только от негромкого, но словно бомбой рванувшего прямо над ухом "Леша, привет!" Леха прямо дежавю поймал. На него снова смотрели светло-голубые глаза-снежинки с узором морозных кристалликов. Ларик стоял совсем рядом — красивый, дорого одетый, терпко пахнущий парфюмом, на который, наверное, не хватило бы даже трех Лехиных зарплат — и протягивал Лехе руку, на запястье которой платиново поблескивал браслет часов. В голове не было ни одной мысли, Леху как оглушило. Он машинально протянул руку в ответ, и тут же отдернул ее, застеснявшись испачканных мазутом пальцев. Но Ларик проворно поймал его ладонь и деликатно сжал ее своей холеной рукой с идеально ухоженными ногтями. — Ты какими судьбами здесь? — его манера улыбаться совсем не изменилась за шесть лет — все также солнечно, искренне. — Работаю, — только и смог выдавить из себя Леха. — Правда? — радостно удивился Ларик. — Я тоже… э ну по работе в общем приехал. Как ты? Черт, вечность тебя не видел! "И еще бы столько же не видеть," — пронеслось у Лехи в голове, но вслух он больше ничего сформулировать не успел. — Ларион Андреевич, пойдемте? — кругленький Альберт выкатился откуда-то из-за его плеча. — Складские помещения вам покажу. — Да-да, — бросил Ларик в его сторону и снова повернулся к Лехе, — извини, Леш, дела. Позже заскочу, поболтаем, — и, наклонившись ближе, он коротко сжал Лехино плечо своими тонкими пальцами. — Рад тебя видеть. Очень. Ларик скрылся с Альбертом в дверях склада, а Леха так и остался стоять столбом посреди мастерской. Когда он наконец отмер и обвел бокс глазами, мужики пялились на него с любопытством. — Кореш что ли твой, Леха? — Колян кивнул в сторону склада, откуда слышался гнусавый бубнеж Альберта и приятный мягкий тембр Ларика. — Прикинутый какой весь. Кто хоть такой? — Да так. Пижон один, — Леха поспешно отвернулся. Ладонь и плечо, там, где к ним прикасался Ларик, горели огнем, как и Лехины щеки. Он будто лунатик добрел до верстака, за которым работал до явления бывшего одноклассника, уставился невидящим взглядом в крашеную зеленым стену и резюмировал: — Пиздец. Последовавшую за этим неделю по-другому действительно назвать было трудно. Ларик приезжал каждый день на пару с Альбертом, и они подолгу зависали в офисе. А потом он заходил в бокс, и Леха давал деру с рабочего места под разными предлогами: то ему резко приспичивало в туалет, то срочно надо было позвонить, то жажда мучила и грозила обезвоживанием. Бежал Леха обычно в раздевалку, нырял головой в свой шкафчик, типа искал там что-то, и сбивчивой скороговоркой шептал в его пропахшие тосолом недра: “Блядь-блядь-блядь, что делать?” Но делать было нечего — возвращаться в бокс приходилось, и он неизменно заставал Ларика все там же, болтающего с мастерами. Здесь тоже ничего не изменилось: за несколько дней Ларик перезнакомился со всеми, заинтересовал и очаровал. Это у него всегда хорошо получалось, а в столице он, видимо, отточил коммуникабельность до совершенства. Только Лехе общительность его была что в горле кость — несмотря на все его позорные побеги, Ларик его все-таки вылавливал и заводил разговор о бывших одноклассниках, общих знакомых, что да как у кого сложилось. Но хотя бы не смотрел так, как раньше. Впрочем, Леха наверняка не знал, смотрел ли. Сам-то он лишний раз глаза поднять не решался. Леха злился на Ларика. Чего он там, в Москве своей не остался? На кой вернулся, да еще и глаза теперь каждый день мозолит Лексусом своим, дорогими часами да галстуками этими проклятыми, будь они неладны? А на себя он злился еще больше. Взрослый же вроде мужик, скоро четверть века разменяет, а вел себя как мальчишка пугливый. Вот хотя бы пару дней назад Ларик попросил Лексусу его под капот заглянуть. Ну Леха заглянул. Только толку-то? От того, что Ларик стоял близко, почти касаясь его локтя рукавом, у Лехи в мозгах помутилось и он хоть режь не мог отличить радиатор от воздушного фильтра. Потыкал куда-то наугад отверткой, по трубке какой-то постучал, сказал, что все, мол, нормально да и захлопнул крышку капота. Ларик поулыбался, поблагодарил и уехал. А сейчас вот опять прикатил. Приветствие Леха опустил и сразу перешел к делу. — Опять случилось чего? — буркнул он, разглядывая глянцевый бок Лексуса. — Леша, привет, — заулыбался Ларик. То есть Леха услышал эту улыбочку в его тоне, в лицо Ларику он старался не смотреть. — Вот, стучит снова что-то под капотом. Посмотришь? — Вчера же смотрел, все было в норме, — еще больше нахмурился Леха, старательно отворачиваясь, вроде как ключ с верстака взять. — А все равно стучит, — Ларик явно подобрался поближе, потому что справа пахнуло терпкой свежестью туалетной воды, а в поле зрения у Лехи оказались носки начищенных до блеска ботинок. — Так в салон ее свези, в Тихорецком есть же вроде бы. — Я не хочу в салон, — тихо раздалось совсем рядом с ухом. — Хочу, чтобы ты. Леха шарахнулся в сторону, задев верстак, с которого со звоном посыпались инструменты, схватился за его деревянную крышку и поднял глаза. Ларик смотрел прямо на него. Внимательно, изучающе, так, что Лехе совсем не по себе стало. — Послушай, Леша, — он немного замялся, но потом продолжил, — я не должен бы пока об этом говорить, но ты все равно узнаешь завтра от Альберта на общем собрании. В общем, я купил “Факел” и теперь являюсь его владельцем и временным директором. Леху тряхнуло — не подвела его, выходит, чуйка. Понятно теперь по какой такой работе Ларик приехал, да зачем зубы ему заговаривал целую неделю. — То есть ты теперь мой хозяин типа, да? — сузил глаза Леха, сжимая кулаки. — Твой начальник, — мягко поправил Ларик. — Мы же не на невольничьем рынке. Но Леха не повелся. — Купил значит меня, да? — в груди разворачивался клубок злости, глаза Лехе застилало красной яростной пеленой. — И что теперь прикажешь мне сделать? Отсос тебе вернуть? Может еще и с процентами?! Ларик растерянно запустил пальцы в волосы, потом привычно оттянул узел темного галстука и вздохнул. — Понимаю. Ты думаешь, что теперь я воспользуюсь служебным положением, чтобы тебя к чему-то там принуждать. Это не так, Леша. — А как? Как?! — То, что случилось, случилось давно, мы мальчишками совсем тогда были. И я правда не знал, что ты работаешь в "Факеле". Мы решили расширяться, чтобы работать не только на Москву, вот и покупаем небольшие автомастерские по области, создаем сеть автосервисов, так что… не думай ничего такого. Это просто бизнес. — Да пошел ты! Пошел! Ты! Леха крутанулся на толстой подошве тяжелых ботинок и вылетел из мастерской как ошпаренный. В ушах стучала кровь, грудь как тисками сжало чем-то горячим и болючим. Бизнес, значит? Это для него только бизнес? А Леха-то навоображал себе всякой хрени, дурак. Да на кой он в своем комбезе замусоленном, да с грязными от масла руками сдался крутому бизнесмену Лариону Метову, у которого одни часы стоят сколько Лехина однушка в старом фонде? Только в голове какой-то голосок ехидно так спрашивал: "А ты хотел бы, чтобы сдался?" И Леха, уперев горящий лоб в холодную кирпичную кладку гаражной стены, с мучительным стыдом наконец признал очевидное: да, хотел бы. *** Ларик после того разговора в боксе больше не появлялся. На правах директора теперь он приглашал работников для беседы к себе в кабинет. Так по одному все к нему сходили побеседовать, и что уж там он им говорил неизвестно, да только мужики довольны были новым руководством. Все, кроме Лехи. Его Ларик не позвал ни разу. Ну и так понятно же все, о чем тут еще было говорить? — Толковый парень, — со знанием дела кивал Михалыч в сторону офиса, — молодой да головастый. — И не мудак, что характерно, — поддакивал Колян. — Вон Серегу как выручил с пеней по квартплате. У него уж там процента набежало немерено, а чем отдавать-то? Все ж матери на лечение уходит. Так Ларион позвонил куда-то да враз все проблемы и порешал. Леха только делал вид, что не слушает их треп, а сам каждое слово ловил. Ларика теперь он видел только мельком на парковке у офисного крыльца, когда тот в машину садился или из нее выходил, весело перебрасываясь парой фраз с кем-нибудь из мастеров. И Лехе бы радоваться, что Ларик больше присутствием своим его не смущал, а он, наоборот, скис совсем, издергался, измучился. А когда понял, что нарочно теперь у ворот боксовых крутится, откуда парковка отлично просматривалась — разозлился на себя. Крепко разозлился Леха — какого хрена, спрашивается, он нюни распустил из-за этого пижона? — прикупил бутыль коньяка да и пошел вечером к соседке Лариске стресс снимать. Лариска разбитная баба была, красивая, фигуристая. Мужа запойного выставила вон лет пять назад да жила с тех пор в свое удовольствие. А в удовольствии Лариска толк знала — трахалась подолгу, со вкусом, ну и неглупой была, с ней поговорить по душам приятно было и вне койки за стопочкой хорошего дербентского коньячка, который Лариска больше других уважала. Знала она, в общем, как хандру мужику развеять. Да только Леха в этот раз банально не смог. Ни беседы у них душевной не получилось, ни секса. Как ни старалась Лариска расшевелить сначала Леху разговорами, а потом член его умелыми ласками, ничего не выходило. Леха на коньяк свалил — перебрал типа — и позорно домой сбежал. Лариска только хмыкнула да бросила вслед: “Разберись с зазнобой своей, тогда и приходи”. Леха ввалился в свою однушку, закрылся в ванной, не понятно от кого, крутанул вентиль крана и тупо уставился на струю воды, бьющую в обшарпанное керамическое дно. Пробку что ли туда сунуть, да утопиться к чертям? Четко ведь Лариска его срисовала, почуяла, что головой да тем, что ниже, Леха совсем не в ее кровати был. И тут под мерное журчание воды накатило по старой памяти, накрыло Леху картинкой шестилетней давности: Ларик смотрит на него голого в душевой — на щеках мазки румянца, глаза горят светлым жаром, язык по губам медленно так, долго скользит. А потом сразу другой кадр: Ларик на коленях перед ним, обнимает Леху губами, пальцами окольцовывает, во рту у него горячо так, скользко и сладко. Леха не заметил даже, как штаны спустил и за ноющий член рукой ухватился. А перед глазами опять Ларик, только такой как сейчас — повзрослевший, красивый, в костюме с блеском, в облаке одуряющего терпкого запаха — и Леха разворачивает его рывком за плечи, прижимает лицом к капоту Лексуса, узенькие брючки с бедер стаскивает и врывается с размаху в его упругую задницу, падая в острое наслаждение с мучительным стоном и единственной мыслью: так вот он какой, полный пиздец. С бабой он, значит, не смог, а стоило только Ларика представить и все — сидел Леха, оглушенный, растрепанный, сжимая в кулаке все еще пульсирующий мокрый член и охреневал. Теперь точно впору было топиться. *** Апрель сдался маю, как Леха — своим мокрым фантазиям о Ларике: с радостной обреченной неотвратимостью. Теперь он сдавался им каждый вечер, представляя, как нагибает худощавое тело то над верстаком в мастерской, то над заваленным бумагами столом в директорском кабинете, и, впиваясь пальцами в смуглую кожу, раздвигает округлые половинки, врезается между ними с хриплым рычанием, а Ларик бьется под ним, стонет, выгибая узкую спину. Бывало, что такому рукоблудному безумию Леха поддавался и в два захода за вечер, а после падал лицом в подушку, сухо сглатывая, дрожа всем телом, и жмурился до багровых кругов под веками, давя жгущие глаза злые слезы. А вскоре и совсем невмоготу ему стало. Плелся Леха как-то вечером к калитке проходной мимо офисного крыльца, да встал как вкопанный, услышав знакомый мягкий тембр. Ларик не видел его. Он стоял на ступеньках под пластиковым навесом и разговаривал по мобильному. Леха, притаившись за пышным кустом сирени, уткнул нос в ароматные лиловые гроздья, которыми пенились ветки, и навострил уши, ловя каждое слово. Но Ларик разговор уже заканчивал, поэтому до Лехи долетел только последний его отрывок в несколько коротких фраз. — ...заждался уже? Ну потерпи, разберусь вот немного здесь с делами и приеду. Да, конечно. Я тоже. Леха замер. "Я тоже" что? Скучаю? Хочу? Люблю? С кем он, черт подери, разговаривал?! Тут Леху и посетила эта внезапная гаденькая мысль, которую он тут же начал усиленно думать. Ведь все это время, а это шесть лет на минуточку, Ларик не в монастыре провел. Леха вот с Люськой жил, а до и после также встречался с кем-то. Так Ларик, значит, тоже? Кто-то ведь у него был? Ему, интересно, женщины тоже нравились или только мужики? Да точно последнее, сто процентов, мать твою! То есть выходит, какие-то мужики Ларика трогали, раздевали, трахали. Или Ларик их? И он им вот так же, как тогда под ивой в парке Лехе... Бля-а-а-а. Леху аж затрясло. А это он с хахалем, значит, своим нынешним любезничал сейчас? Тоже какой-нибудь бизнесмен небось, или там банкир, лощеный весь, в костюмчике, с пальцами волосатыми перстнями утыканными. Почему пальцы у воображаемого Ларикова хахаля должны быть именно волосатыми, Леха не знал, но переломать их хотелось просто до зубовного скрежета. Сиреневая ветка, в которую Леха вцепился вмиг вспотевшими от волнения руками, с треском обломилась, и Ларик, чуть вздрогнув от неожиданности, обернулся на внезапный звук. В этот раз он не сказал как обычно “Леша, привет”. Блеснул ледком светлых глаз, кивнул слегка Лехе, застывшему с отломанной веткой в руках, легко сбежал вниз по ступенькам, и в следующую минуту его Лексус, зашуршав шинами по гравийной дорожке, скрылся за въездными воротами. Вот так. Яснее ясного, что Леха для него теперь просто пустое место. Леха в эту ночь глаз не сомкнул. В голове теснились мысли одна мрачней другой, в ушах голос Ларика нежно так спрашивал: “Заждался уже? Я тоже”, а подлое воображение рисовало то, что сделает с ним этот ждун, когда Ларик в столицу вернется. Вот прямо с порога сграбастает Ларика в объятия и своими гребаными волосатыми пальцами будет его лапать, проникать ими в… Бля-а-а-а! Все, сил больше Лехиных не было. В предрассветных розоватых сумерках он скатился с дивана, в завалах журналов на раскладном столике нашел тетрадку какую-то, рванул из нее лист в клетку да и накатал по собственному желанию. Утром на работу одним из первых явился и сразу шлепнул измятый лист на стол секретарше Маришке. — Ты чего это, Лешенька? — Маришка глаза густо подведенные округлила, махровыми ресницами захлопала. — У тебя все хорошо? — Лучше не бывает, — бодро соврал Леха. — Работу вот в Тихорецком предложили, зарплата там в два раза больше. — Решил, значит. Уходишь? — Ухожу, — уверенно припечатал Леха. Маришка покивала. — Ну ладно, что же, удачи тебе на новом месте. Лариона Андреевича, правда, нет сейчас, а как приедет сразу на подпись ему снесу, — пообещала она. Леха кивнул уже не так уверенно и почесал в бокс. Теперь оставалось две недели еще как-то отработать. *** Тихо матерясь сквозь зубы, Леха закинул в пакет пригоршню резиновых прокладок и утер тыльной стороной ладони потный лоб. Угораздило же его прямо под конец рабочего дня опрокинуть стопку коробок на складе. Леха как раз переодеваться собирался, чтобы домой идти, только вот через склад пробежать надо было, не пригодившийся комплект ГэБэЦэшных втулок сдать, чтобы кладовщик, Васька Петрыкин, не бухтел завтра, что, мол, “понаберут да не сдадут, а мне потом отвечай”. Шел Леха по складу, а сам все думал, что Ларик наверняка уже его заявление видел и, конечно же, подписал. Интересно, прям сразу так черкнул подпись да печать шлепнул, или шевельнулось что в душе при мысли, что уходит Леха? Да хотя чего Ларику о Лехином уходе печалиться, если ни жарко ему от того, ни холодно? А Лехе и вовсе только облегчение выйдет. Погруженный во внутренний диалог, Леха эту стопку коробок и не заметил, пока прямо в нее не врезался всей своей внушительной массой. Коробки разнесло на пару метров вокруг, а содержимое их — колечки прокладок, болты разных размеров и тому подобная дребедень — брызнуло в стороны, усыпая неровным слоем складской пол под причитания Петрыкина. Леха выругался смачно и прервал жалобные стенания обещанием все обратно в тару вернуть и с маркировкой сверить прежде чем уйти. Успокоенный кладовщик уехал домой, а Леха вот уже битый час по полу ползал, детальки собирал и материл гения того, что коробки на самом проходе составил. Леха даже не услышал, как Ларик подошел, просто чуть носом в блестящие ботинки не ткнулся, проползая в очередной раз вдоль стеллажа в поисках раскатившихся повсюду металлических цилиндриков втулок. — Давай-ка я тебе помогу, — предложил негромко голос откуда-то сверху. — До ночи ведь так проползаешь. — Не надо мне помогать, — ощетинился Леха, сдавая назад на четвереньках. — Я сам. Но Ларик уже сбросил пиджак на останки кривой коробочной пирамиды и присел рядом на корточки. В тусклом свете складских ламп, слабо светящих где-то под высоким потолком, ярким пятном светлела его белоснежная рубашка, пересеченная стрелкой галстука. — Ну я пошел, — из дверей мастерской заглянул Михалыч. — Закроете тогда сами, Ларион Андреевич? — Закрою, Михалыч, и на сигнализацию поставлю, — махнул рукой Ларик. — Идите домой. Михалыч покивал и исчез в коридоре, а вскоре глухо лязгнула внешняя дверь и все стихло. Леха передернул плечами — Михалыч обычно последний из мастерской уходил, а это значит, что сейчас они с Лариком остались здесь только вдвоем. Ларик какое-то время молча собирал в небольшую кучку перед собой пузатые болтики, а потом, не поднимая головы от своего монотонного занятия, негромко спросил: — У тебя все нормально, Леша? Да ни хрена у Лехи было не нормально. Но он только зубы стиснул и промычал сквозь них: — Нормально все. Краем глаза Леха видел, как Ларик загреб горсть собранных деталей и поднялся, чтобы ссыпать их в большой пакет, пристроенный на одной из упавших коробок. — Ну ты Марине сказал, что зарплату тебе в Тихорецке побольше предложили, поэтому уходишь, — Ларик стоял теперь прямо перед ним, чуть расставив ноги, теребил запонку на манжете, и, казалось, был полностью поглощен этим важным занятием. Леха зубами только скрипнул с досады и отправил в картонные недра очередную партию прокладок. — Тебе помочь чем-то? — Ларик оставил запонку в покое и смотрел сверху вниз, слегка наклонив голову. — Может, у тебя материальные проблемы? Так ты не стесняйся, скажи. Или… — он чуть запнулся, — в семье может что, с женой? Он издевается что ли? Леха фыркнул и рывком вскочил на ноги, подцепив по дороге с пола пакетик с воздушным фильтром. — Я один живу, — он не глядя пнул заполненную резиновыми колечками коробку, и она с песчаным шуршанием проехала по полу, ткнувшись в лаковый носок Ларикова ботинка. Тот удивленно замер. — А как же Люся? Я знаю, что вы были вместе. — Откуда ты знаешь? — теперь и Леха стоял напротив, скрестив руки на пятнистом от автосмазки переднем кармане комбинезона. — С Серегой Ветровым как-то встретились в Москве, — тихо признался Ларик, — ну вот слово за слово, он и сказал. Не сам интересовался выходит, а ему просто сказали. Изнутри опять поперла обидная разъедающая злость, и Леха буркнул угрюмо: — Разбежались мы. А самого так и подмывало заорать Ларику в лицо: "А знаешь, сука, почему?!" Ларик глаза в пол опустил, помолчал немного и еще тише сказал: — Понятно. Леха швырнул упаковку с фильтром в ближайшую коробку, не заботясь о том, что тот жалобно хрустнул — плевать, пусть из выходного пособия за ущерб вычтут! — Да что тебе может быть понятно? Что?! — Леха почти орал, сжимая кулаки, глядя как у Ларика изумленно вытягивается лицо. — Что-то я не совсем... Леша, да что с тобой? — он растерянно развел руками. — Я же сказал, что ничего от тебя не хочу и… Ах, не хочет он теперь, значит? Леха в одну секунду рядом оказался, сгреб Ларика за грудки его безупречной рубашки, встряхнул так, что голова у него мотнулась как у куклы на веревочках, и теперь уже заорал во весь голос. — А понятно тебе, что я хочу?! Что глазищи мне твои проклятые снятся? Что дрочу я на тебя столько лет уже, сука такая! Всю душу ты из меня вынул, гад! Ларик в плечи его вцепился, чтобы не упасть и глаза зажмурил, ресницы только вздрагивали, как тогда, в том чертовом парке под ивой. А Леха, продолжая его трясти, почти проскулил: — Не могу я больше с этим бороться! — А надо ли? — прошелестел тихонько Ларик. — Лучший способ бороться с искушением — поддаться ему. Леху заколотило: его тут плющит и колбасит, а этот гад спокойно так цитатками сыплет? И тут только Леха заметил, что ни фига Ларик не спокойный: губы трясутся, румянец во всю щеку, а глаза раскрыл — так зрачок черной дырой на всю снежинку радужки, почти до краев. Леха рубашку его отпустил, галстук взамен сграбастал, на кулак намотал и дернул, почти впечатывая Ларика в себя. — Я же трахну тебя сейчас, — проревел Леха в его дрожащие губы. И чуть воздухом не захлебнулся, когда Ларик прерывисто выдохнул в ответ: — Ну наконец-то. Как они в каморке кладовщика очутились, Леха смутно помнил. Кажется, Ларик его туда затянул. Дверь захлопнулась, отрезала поток света со склада, и Леха почти наощупь Ларика толкнул к единственной горизонтальной поверхности — хлипкому столу, слабо освещенному рассеянным лучом фонаря с улицы через окошко под самым потолком. Ларик бедрами в край стола врезался, всхлипнул чуть слышно, когда Леха рванул на нем рубашку так, что пуговицы по полу посыпались, сам отщелкнул бретели на Лехином комбинезоне и потянул его вниз. А Леха поверить не мог, что Ларика в руках держит, не в мечтах своих влажных, а по-настоящему — стягивает с него все эти тряпки его дорогие, руками ведет по гладкой голой коже, натрогаться не может. И Ларик подается к нему, помогает избавиться от мешающей одежды, захлебывается вдохами, пробегая пальцами по Лехиным мускулам. Только когда рука Ларика затеребила узел на галстуке с явным намерением избавиться и от него, Леха возмущенно рыкнул “не смей!” и снова темную шелковистую ленту в кулаке зажал, натянул струной, к себе дернул. Ларик ткнулся губами в Лехино ухо и выдохнул стоном: — Смазка есть? — Э… машинная только, — затупил Леха, судорожно сминая половинки его гладкой задницы другой рукой. — А резинки? — Ларик постанывал, потираясь своим горячим и твердым о Лехин каменный стояк. — Шины только не предлагай. — Блядь, — искренне возмутился Леха, толкая Ларика спиной на протестующе скрипнувшую столешницу. — Я на работе между прочим не трахаюсь в отличие от некоторых. А потом во все глаза смотрел, как Ларик пальцы свои к губам поднес, нырнул ими в рот; как после они — мокрые, скользкие — метнулись между его разведенных ног, покружили там, надавили, и Леха застонал вместе с ним, лизнул торопливо собственную ладонь, обернул ее вокруг набухшей головки, смачивая себя. Ларик обнял его зад ногами, надавил пятками, притягивая к себе и шепнул еле слышно: — Давай так. Я тебе доверяю. Леха взвыл и заторопился, аж руки затряслись. Одной он член пережал, чтобы не кончить позорно прямо в ту же секунду, вторая сминала узел галстука у Лариковой шеи. — У меня честно нет этой, как ее… асфигсии, чтоб ее… — Зато у меня она сейчас наступит, — придушенно захрипел Ларик. — Галстук не тяни-и-и… Леха зажал кончик материи зубами, подтянул Ларика ближе за бедра и ринулся в атаку. — Ос-с-с-торожно, — шипящий выдох обжег Лехе ухо. — У меня давно не было. Признание Леху воодушевило не слабо, правда он мало что уже соображал. И не мог сказать, сколько это длилось — толчки в горячее, узкое между его ягодиц, пальцы Ларика, вцепившиеся в край стола, его запрокинутая голова, вибрирующее стоном выгнутое горло, пятки, бьющие Леху по заднице, подгоняя, вдавливая в себя еще сильнее. А потом тонкий дрожащий вскрик, теплые капли на Лехином животе, последний глубокий рывок в его тело — так с галстуком в зубах Леха и кончил. А когда чуть в себя пришел, выплюнул галстук, Ларика рывком посадил на столешнице и лицо его ладонями своими огромными взял, поднял к своему, глаза в глаза. — Пижон ты гадский, — Лехино тело все еще вздрагивало отголосками оглушительного удовольствия. — Ты же мне… я же тебя… Но Ларик накрыл Лехины пальцы своими и тихонько так, почти в губы ему дохнул: — Поверь, Леша, мне не легче было. Леха вздрогнул, лбом ко лбу Ларика прислонился и неожиданно для самого себя предупредил: — Я тебя щас целовать буду. — Ну ты обалдеть какой последовательный, — прыснул Ларик. — Ты издеваешься сейчас, да? — насупился Леха. Ларик улыбался ему, запрокинув лицо, глаза его искрились в слабом фонарном свете что грани снежинок под зимним солнцем. Леха за плечи его отстранил и брови нахмурил сердито, а у самого сердце трусливо замерло — а ну как пошлет его сейчас Ларик — и грозно так прогудел: — Ты хахалю этому своему скажи, чтоб отвалил на хрен. Со мной ты теперь! — Какому хахалю? — искренне удивился Ларик. — Который в Москве тебя ждет, — Леха еще больше нахмурился. — Слышал я, как ты ему по телефону приехать скоро обещал. Да только я ему пальцы-то переломаю, если он тебя ими... — Леш, — Ларик в плечо кулаком его ткнул несильно, — я с племянником тогда разговаривал. — Да? — Да. И вроде бы отлегло у Лехи, а все равно не до конца. — Ларик, — Леха как будто на вкус пробовал его имя, которое в первый раз вслух произнес. — Только на кой я тебе? Ты ж вон весь какой, а я-то что? — Леш, — Ларик серьезно так смотрел, — думаю, мы с тобой разберемся что к чему. И потом, ты же тогда, шесть лет назад, так и не сделал то самое сумасшедшее, которое тебе хотелось, правда? Так сейчас самое время сделать, — он пробежал пальцами по Лехиной щеке и сглотнул от волнения. — Леш, я ведь тоже всегда тебя помнил, с кем бы ни… — Ты лучше заткнись сейчас про “с кем бы”, — рыкнул Леха, притягивая к себе его голову обеими руками, вплетаясь пальцами в растрепанные темные волосы, чувствуя, как радостно подается Ларик вперед, прижимается к нему теснее. — Поцелуй, тогда заткнусь. Потом Леха наконец целовал Ларика и думал, что правда ничего более сумасшедшего не делал в своей жизни, но готов был поддаваться этому безумию каждый миг их, теперь уже одного на двоих, долгого будущего.