The choice ive made cant be undone The only train weve seen wont go Im losing sleep for bein slow Inside the city inseams
black country - tonstartssbandht
— Кхм-кхм. Роберт припускает галстук и закрыв рукой глаза, жмурится. Отвратительное время суток летом, а точнее семь сорок утра, избитый девяностыми мотель просыпается некрасиво. Где-то гремят посудой и роняют кастрюли, а с точностью до девяноста девяти процентов он утверждает, что снизу живут дети. Он ещё минуту тупит взгляд на расцарапанной двери, и сбивается — за стеной стонет не имевшая сейчас значения давалка, а за спиной сдавленно вздыхают. Кристина — а хуй его знает — краснеет. Притистрит, что выглядит сейчас старательно замаскированно, но все равно потрепанно, жалеет, что не вмазался перед выходом. Контраст сушняка после трипа и яркого солнечного света им не приветствуется, он хлопает по карманам и отходит к форточке. Уланс облокачивается на стену и следит за его движениями, отчего-то становится не по себе. Познакс смотрит на освещённый силуэт, который кажется ему сейчас невероятно болезненным. Черты лица Платины огрубели, в обыденности голубые глаза становились мутными, а за спиной тянулся тошнотворный шлейф — запах коньяка и виски, тщательно сбитый одеколоном. Костюм, что явно был ему не по размеру, делал плечи под ним ещё более хрупкими, их обладатель старался постоянно держать осанку, что бы внушать о себе чуть больше. Рука с одним единственным кольцом по-хозяйски распоряжается косым. Роберт тянет и выдыхает в открытое окно, воздух ещё не успел нагреться и приятно холодит. Кристина, находящийся в добрых пяти метров от него, ведёт носом и усмехается, обшарпанный коридор наполняется запахом травы и гари. Над головой виднеется датчик дыма, что угрожающе моргает уже минут десять. Беловолосый переклоняется через оконную раму и харкает, косой, как и все вокруг, кажется отвратительным. Уланс быстро преодолевает расстояние между ними и отбирает блант — хорошую дурь, из-за плохо настроения старшего, подставлять под удар нельзя. Он выпускает плотную дымку Платине в лицо и думает внушительно: «все в порядке, слышишь?». Нет, Роберт не слышит. — Ну сколько уже? — Плаудис раздраженно достаёт глок из штанов и протирает рукавом рубашки. Он начинает читать гравировку на стальном дуле, как будто это сейчас важнее, чем заученные до нельзя глаза напротив, и кстати, восемнадцатый austria* девять на девятнад… — Семь сорок три. — Уланс рассматривает стёклышко на наручных часах и зевает, просыпаться в обед ему нравится больше. В особенности, когда рядом предлагают поваляться ещё часок-другой. Он поправляет очки и косится на друга, давая понять, что: «Ты видел время, пошли, заебал». Но у самого ведь подкашиваются коленки и пересыхает во рту, поэтому получается лишь… — Ты готов? Нет. — Разумеется. — Роберт толкает его плечом и вырывается вперёд, устремляясь по длинному коридору. Где-то под его рик оуэнсами, совершенно не подходящими под деловой стиль, скрипят половицы, а он думает о оранжевом небе и наверное о том, кто за спиной. В отличии от второго, Плаудис не боится, просто почему-то потеют лоб и ладошки. Он же, вроде как, с детства смотрит фильмы Тарантино, а вместо руки у него огромный choppa. Вдалбливает, как пить дать, маломальские, совершенно не нужные сейчас убеждения в собственной смелости и сдавленно рычит. Кристи тушуется, недокуренный косяк летит в окно. Шустро догоняет и поправляет мятую одежду, трясущимися пальцами сжимая рукоятку под поясом. Ему бы чуть больше смелости или алкоголя, чуть больше времени, да и в принципе человека рядом. Рот открывает в немой просьбе, но Роберт даже глазом не поведёт, он знает. Платину на самом деле трясёт мелкой дрожью, он знает чуть больше и мучается. Трезвеет от волнения и неуверенно хватается за ручку входной двери. Под неверующий взгляд Уланса останавливается, вслушивается и чуть не вскрикивает, когда при всей напряженной атмосфере из-под дверного косяка вылетает птичка. Синица, кстати. Руку в волосы запускает на автомате и пыхтит практически, сердечный ритм к норме возвращая. Уланс в кулак хихикает и на самом деле не раздражает. Улыбается по-настоящему и одним лишь взглядом успокоить пытается, глупый, маленький… у Роберта заканчиваются прилагательные. Неправильность ситуации вымораживает, а рубашка на подмышках уже мокрая, пора заканчивать. В последний раз смотрит в окно, где солнце хозяйственно занимает главное место на небосводе, освещая чертов городок незаслуженным сиянием. Если они встретят эту зиму вместе, Роберт увезёт их куда-нибудь в горы, подальше от людей и медии. — О чем думаешь? Крис кашляет, а голос почему-то не слушается. — О городе Солёного Озера. Отвечает тускло и опустив голову, сверлит обувь взглядом. Челка белая драматично валится на глаза, спрятав под собой в миг обострившиеся мимические морщины. Познакс даже мелкую дрожь в пальцах напротив принимает, но утверждать вслух ни о чем не может, при нём нельзя. Лишь вперёд, кроссовками шаркая, подаётся, платиновые волосы в сторону смахивая. Ведёт большим пальцем под глазом, чувствуя влажность, которую больше всего боялся. Руки плавно на чужие плечи опускает, массажными движениями убирая напряжение. Синичка напевает грустные мотивы, не утренние совершенно, но ей, наверное, похуй. Обоим сейчас ох как хочется быть синичкой. — И если что-то случится, я тебя люблю. Со звериным оскалом к чужим губам наклоняется, секундную нежность позволяя. Роберт, мун волкер и так далее, дверь с ноги толстой подошвой выбивает и с выстрелом внутрь влетает. Уланс так стремительно соображать не может, губы трёт и за ним устремляется. Людей в квартире слишком много. 17.06.19-05.03.21