Похоже, я проиграл вам, месье Джозеф.

      Джозеф сейчас выглядел обессиленным и подавленным, но Эзопа не покидало чувство, что в голове седовласого резко что-то щёлкнет, и тот придушит его, даже не пожалев. Он всё ещё не смог найти в себе смелости что-либо сделать в этот момент, им управлял страх, не позволяя хоть чуть-чуть пошевелиться. Сам же фотограф, вернувшись в реальность, заметил напряжённость всей ситуации и первый постарался её развеять: — Это правда было весьма неплохо. Ты брал уроки у учителя, или научила мама? — мужчина попытался натянуть улыбку, но единственное, что у него получилось, — это слегка приподнять уголки губ. Слеза, что недавно выступила с глаза, уже давно сорвалась вниз, оставляя на коже неприятное пощипывание, и Джозеф быстро стёр лишнюю влагу рукавом, опять стараясь вернуться в то состояние, которое было до того, как всё это случилось. Бальзамировщик с облегчением выдохнул, расслабляя напряжённые конечности, мысленно благодарив все возможные силы за то, что охотника не посетил гнев, и тот не бросился его убивать. — Дядя нанимал мне репетитора, мама не могла заниматься моим обучением, — всё ещё держа дистанцию, парень обошёл Дезольнье, вернувшись обратно к фортепиано, и аккуратно опустил крышку. — Понятно. Я вот тоже раньше играл, только на скрипке, а потом бросил.       В целях предосторожности Эзоп не стал спрашивать его, почему же тот бросил играть, и промолчал. В попытках унять сердцебиение, Карл стал вспоминать что-то, что могло его отвлечь от всего этого, и в голову не пришло ни что иное, как альбом на столе. Приглядев хороший, не сломанный стул из кучи мебели, он с осторожностью и вниманием стал вытягивать его, чтоб остальные изделия не посыпались. Затем, торопливо поставив его на пол перед столом, сел на него, придвинув ближе к деревянной поверхности, увлекся рассматривать фото. Джозеф же в замешательстве проследил за всеми действиями приятеля, и когда тот совсем ушёл в свои мысли, фотограф, оторопев, как бы обращая на себя внимание, громко кашлянул в кулак. Бальзамировщик резко вспомнил, что не один, и, подорвавшись со стула, стыдливо посмотрел на охотника, что с недовольным видом сложил руки на груди, постукивая каблуком об пол. — Прости, что-то я потерялся, — отведя глаза в пол, Эзоп ждал, пока фотограф не перестанет показывать своё негодование и расслабится, чтобы продолжить разговор. — Может, тебя проводить до комнаты? — Не стоит, я в полном порядке. Ты лучше расскажи, что тебя так заинтересовало? — Что? Я ничем не заинтерисован. — Уж тут мне брехню не неси, ты как раскрытая книга, по тебе видно, что ты уже что-то задумал. Поделись со своим другом, я даю слово, что не осужу и не расскажу никому о твоих мыслях. — С каких это пор мы "друзья"? — покривился выживший, но пока он думал о воодушевлении Джозефа выпытать из него что-то, тот уже нашёл идентичный стул, поставив спинкой в сторону Карла, уселся, сложив руки на верхушке, и устроил на них подбородок, показывая своим видом, что он весь во внимании, и тихонько что-то пролепетал, похожее на "ну же, я жду", якобы подтверждая готовность. Уже смирившись с тем, что откосить от изъяснений не получится, и также неохотно развернул стул, сел лицом к собеседнику. — С того момента, как я оказался в особняке, у меня накопилось множество вопросов, которые остались без ответов об этом месте. Оно с самого начала показалось мне странными, как и обитатели здесь. Я подумал, что поизучая материалы, что остались от предыдущих членов поместья, я найду ответы на мои вопросы. — Вот как. А почему ты не хочешь спросить меня? — с ноткой обиды пробурчал охотник. — Я не думаю, что ты знаешь всех их мнений. — Но всё равно, я могу тебе многое рассказать, я, как никак, здесь почти с самого основания. — Говоришь, почти с самого основания, — фотограф одобрительно кивнул, не сводя взгляда с Эзопа. — Тогда, расскажи, что говорила тебе хозяйка особняка, когда ты прибыл сюда? — Т-ш-ш! — громко шикнул француз, приставляя указательный палец к губам. — У стен тоже есть уши, поэтому говори потише, — и продолжая полушёпотом повествовал. — Честно, я и сам не понял, как здесь оказался, причём сразу в кабинете хозяйки. Она учтиво поприветствовала меня и сказала, что я был выбран судьбой, и она даёт мне шанс осуществить и получить то, что не мог при жизни. Это звучало весьма заманчиво, и я, не раздумывая, подписал документ, и уж теперь жалею, что не уточнил и не прочитал его перед этим. Так я и оказался здесь. — Точно, я об этом как-то тоже не подумал, надо было прочитать... — Хочешь что-то ещё узнать, mon ami? — Я боюсь, мы уже и так задержались, надо бы вернуться уже к своим, а то мало ли... — Да брось, все веселятся, и про нас даже никто не вспомнил, можешь дальше задавать вопросы, у нас ведь ещё целая вечность впереди. — Это даже немного пугает... — Эзоп ещё немного помолчал, придумывая вопрос, но потом вновь заговорил. — Что сподвигло тебя согласиться стать охотником? — Душа моя, прости, но тебе это рановато знать, мы пока не настолько близки, — по фотографу видно было, что он не против поделиться своей историей с Эзопом, но что-то ему не давало открыться перед ним. Закусив губу, мужчина ненадолго отвёл взгляд от собеседника, а затем вновь приготовился к диалогу. — Тогда, что ты знаешь о других выживших или охотниках, почему они пошли на это? — Ну, тут уже очевидно: мы все здесь только по одной причине — выместить свой гнев, ненависть и потешить своё самолюбие, ведь здесь каждый со своей несчастливой историей. Помнишь Мэри? — Кровавая королева? Хах, как же её забыть? — горько усмехнулся выживший, вспоминая больную спину после последнего матча с ней в качестве соперника. — Именно. Её полное имя Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбург-Лотарингская, или же, как все её знают, —Мария-Антуанетта, — у бальзомировщика округлились глаза от удивления, и, уже приоткрыв рот, хотел что-то сказать, но тут же прервал себя, позволяя голубоглазому продолжить рассказ, а тот лишь усмехнулся. — Да-да, та самая горе-королева. А ты что думал, она отправилась на покой? Как видишь, нет, она здесь. После смерти она возненавидела свой народ, который сначала встречал невесту дофина радостными криками и поцелуями руки, а потом, через двадцать три года, перед эшафотом поливали оскорблениями и бросали камнями. Хотя сама она, бедняжка, ни в чём не виновата. Теперь ей предоставилась возможность отыграться на вас — выживших. — Да уж, действительно жалко... — В общем и целом, ты понял, по какой причине здесь охотники, а вот о выживших, я считаю, ты должен спросить как раз таки у них. Что-то ещё, mon cher? — Нет, спасибо тебе большое, что рассказал мне столько нового, я, пожалуй, пойду. Илай, наверное, меня потерял, — парень поднялся, задвинул за собой стул под стол и пошёл к выходу из склада, как его снова схватили за запястье. — Ты разве не хочешь, в благодарность, провести вечер со мной? — Джозеф сейчас выглядел, словно капризный ребёнок, который не хочет делиться своей игрушкой с другими ребятами. — Я уже поблагодарил тебя, отпусти, пожалуйста, мне нужно идти к другу, — пытаясь настойчиво вырваться из хватки, Карл изворачивал руку, как только можно и нельзя, но хватка так и не позволила выбраться из её плена.— Да отпусти же ты! — но Дезольнье так и продолжал сидеть с невозмутимым видом, разглядывая свои ногти. — Прекрати баловаться, я же говорю, что меня ждут! Ты до сих пор не протрезвел что-ли?! — А что, если даже так? Всё равно не отпущу. — Боже правый, ну что тебе ещё нужно от меня? — Я уже сказал. Если ты не понял, я и так рассказал тебе много, чего не следовало кому-либо рассказывать. — Ладно, я понял, ещё раз спасибо, но давай не в этом месте, пошли хотя бы в сад? — Вот это другое дело! Пошли! — довольный собой, фотограф, всё ещё не отпуская запястье выжившего, повёл его с третьего этажа вниз. — Только я могу предупредить Илая, что ухожу? Я ему просто обещал ещё вернуться. — Ой, ладно! Иди, предупреди. Тоже мне, правильный какой... — возмутился аристократ, нервно отпуская из заложников руку Эзопа. Карта легла именно так, как хотел бальзамировщик: Джозеф всё ещё в лёгком опьянении, что позволит ему сбежать из зала через вторую дверь, которая вела как раз к коридору в крыло выживших. Точно объяснить себе причину сего поступка бальзамировщику не получилось. Возможно, тому была неприятная компания охотника, когда тот находился в обьятьях алкоголя и, соответственно, нёс всякую чушь, либо же конкретно он сам, своей собственной персоной: заносчивой, эгоистичной, порой грубой, полагающейся только на свои чувства. В лице Эзопа он выглядел именно так, но даже это почему-то не подвигло парня забыть француза, как страшный сон. А все эти необъяснимые вещи начались с самой первой их встречи, и они есть, пускай и иногда незаметны.       Ну а сейчас герой уже прошёл весь путь и теперь торопливо открывает дверь своей комнаты. Пальцы то и дело соскальзывали с маленького ушка ключика, но желание быстрее уткнуться носом в подушку было сильнее, поэтому попытка за попыткой, и несмазанные петли издали победный скрип. Залетая в помещение, Эзоп так же быстро прокрутил замок двери уже изнутри. Буквально три шага, и тушка плюхнулась на уже ставшую за всё время родной кровать, вдыхая уже привычный аромат лавандового саше, который кладёт дворецкий в чистое постельное бельё. Лаванда всегда на "ура" справляется с бессонницей и быстро успокаивает, поэтому парень тут же уснул.

***

      В окно даже не пробивалось, а ломилось солнце со своими горячими, что непривычно для поздней осени, лучами, а тем временем в комнате становилось душно. Эзоп, ворочаясь, всё больше скидывая с себя одеяло, пытался вырваться из непонятного дискомфорта, то и дело раздажённо фыркав через сон. Неприятный жар по всему телу уже конкретно надоедал, но что надоедало больше — это борьба между "ещё поспать, нет сил" и "придурок, поднимись, разденься, и ляг поспи ещё, только нормально". В конечном счёте, тело само посчитало, что нужно открыть влажные очи, и сон сняло рукой. Вставать было ещё трудно, поэтому, ещё лежа, бальзамировщик стал разглядывать комнату: цветы в вазе на столе уже завяли, на полупустой полке уже скопилась пыль, часы приглушённо тикают. Оставив свой взгляд на часах, он резко вспомнил те часы с кукушкой в своей комнате, когда ещё жил в доме дяди, как эта деревянная птичка, когда стрелка доходила до двенадцати, издавала раздражающее "ку-ку" вперемешку со звоном самих часов и постукивания маятника. Но когда серые глаза-пуговки застали то же дежавю с двенадцатью часами на циферблате, пришло осознание, что пора вставать. Потерев затёкшую шею, Эзоп сразу начал переодеваться в свой любимый серый костюм, в котором его тело было словно в раю: ничего не давит, ничего не обтягивает, приятная к коже ткань.       Дальше пошли по мелочи — утренние процедуры, заправить постель, а потом... А потом что? Сегодня ещё один день выходного, что в народе называется "отходняк", после вчерашнего вечера, чтобы все обитатели особняка на следующий день вышли на матчи с новыми силами. Тогда по старинке — прогулка по особняку. Карл вышел из комнаты, запер её на ключ, и пошёл в уже полюбившийся сад.       Температура воздуха всё равно осталась в минусе, пускай и пекло солнце, но так наоборот даже лучше, ведь подобная погода взбодряет, а часовая прогулка, словно лекарство, причём не только для души. Роскошный куст жёлтых роз всё так же цвёл большими бутонами, но в данное время года лепестки всегда бледные, поэтому презентабельный вид они немножко потеряли. Та уже знакомая беседка, у которой от частых дождей слезла краска и... Да, вы прекрасно догадались, что за "и". — Как ты меня всё время находишь?! — Чуткая интуиция и никакого обмана! Так устраивает? — видок у француза, если честно, тоже был не очень, за исключением нового чёрного камзола с золотой вышивкой и бледно-зелёным жилетом. Вот что, а чувство стиля у того есть. — Выглядишь... Уставшим... — Естественно. Я ждал сначала тебя возле зала, потом в саду, а потом протрезвел, — Эзоп, вспомнив, что оставил пьяного Джозефа одного и нагло ушёл, почувствовал стыд. — Прости, мне не стоило этого делать... Но по-другому ты бы меня не отпустил! — Это ещё почему? — А ты забыл? Как ты чуть ли не слёзно умолял провести мне в твоей компании вечер, хватал меня за руку, вёл себя, как дитё... — Ладно, я понял. Можешь не продолжать, спасибо, я всё равно не помню. Предлагаю перемирие, — Джозеф подошёл ближе к Эзопу и протянул ладонь, он же принял жест, и пожал руку в ответ. — Так, и чем займёмся сегодня? — Мне всё ещё не дают покоя тот дневник и те выжившие. — И ты хочешь заняться расследованием? — Что-то вроде этого. Мне просто интересно, что тут происходит, есть ли способ отсюда сбежать и какие есть "запретные правила". — Подожди, ты хочешь сбежать? — Дезольнье нахмурился, чуть поджав плечи. — Да я и сам не знаю... Но, в любом случае, я не планирую это делать. Тут чисто научный интерес. — Хм. Тогда прошу Вас в особняк, — мужчина приподнял уголок рта, жестом приглашая собеседника пройти внутрь. — Я могу взять тебя под руку... — Не стоит, — отрезал Эзоп, чуть отдаляясь в сторону. — Ладно. Как насчёт пойти сначала в библиотеку? Я думаю, там можно найти что-то полезное. — Давай-ка оставим это на потом, сначала нужно забрать дневник со склада, он понадобится... Так, может, ты расскажешь ещё что-то интересное? — А что, по-твоему, "интересно"? — Ну... Например, расскажи про тех выживших, которых уже нет. Какие они были? — Ох, была одна интересная персона, девушка по имени Венера. Потенциала у неё хоть отбирай было, да только влюбилась она в охотника, старалась его внимание привлечь и специально все матчи проигрывала. Любовь — вещь страшная, никого не щадит, прям как и того парня. Поскольку какие-либо отношения между выжившими и охотниками раньше запрещались, исчезли они оба. Ходили даже слухи, что девушка носила его ребёнка, но сам я скептически отношусь к этому. — Почему всё же решили запрет отменить? — фотограф ухмыльнулся и прикрыл глаза. — Потому, мой дорогой Эзоп, что все существа становятся никчёмными, как познают это чувство, и, конечно же, ради него пойдут на всё, обходя любые запреты. Поэтому бессмысленно такое запрещать, всё равно люди пойдут по пути соблазна, нежели зову разума. — Прям как ты? — Карл решил, что грех тут не пошутить про сентиментальность Джозефа, но тут же вспомнил, что в любой момент может оказаться прижатым к стене с чужими руками на горле. Француз лишь усмехнулся, но ничего не сказал, продолжая идти по направлению.

***

— Дневник у нас, — Эзоп быстрым взглядом изучал страницы в поисках чего-то полезного. — Может, тут ещё есть подобные записные книжки? — Я не собираюсь копаться в этом хламе, если интересно, ищи сам, — Джозеф рассматривал вышивку на манжете своего камзола с разных сторон. — Ну вот, уже нить торчит...       Бальзамировщик насмешливо посмотрел на охотника и решил самостоятельно поискать блокноты. Перейдя к самой первой куче, снимая с неё пыльную простынь, она показала своё содержимое: книги, пустые чернильницы, подсвечник, бумага, лупа и подобное канцелярское барахло. Среди книг была в основном европейская классика, был даже один русский сборник стихов, но ничего нужного.       Так прошла и вторая, и третья, и пятая груда вперемешку с мебелью, нашёлся ещё один дневник, хозяин которого был неизвестен, ибо подписи нет. — Джозеф, я нашёл ещё какой-то, иди посмотри, может, узнаешь чей-то, — охотник подошёл к Эзопу, и тот передал в руки твёрдую обложку, Джозеф же, на всякий случай медленно, чтобы не порвать, стал перелистывать страницу за страницей, выборочно разглядывая предложения. Вот рука француза остановилась, бумага перестала шелестеть. — Сам блокнот на вид явно старше, чем тот, что ты нашёл ранее. У этого страницы начинают рассыпаться, бумага пожелтела сильнее, а почерк и автора я не узнаю. Я даже сомневаюсь, что когда-то видел этого человека. Может, он здесь появился и исчез раньше, чем когда прибыл я. — Ладно, потом разберёмся по ходу, — Карл решил продолжить свои поиски. Сдёрнув ещё одно покрывало, он порвал паутину в углу, потревожив находящегося на ней паука, и тот быстро побежал по стене в поиске убежища. Выживший невольно стал смотреть, как эти восемь ножек стали бегать туда-сюда, пока насекомое не забежало в отверстие в стене. Вот тут стало интересно. Переступив небольшую кучу вещей, бальзамировщик приложился к стене, заглядывая в отверстие. Как и ожидалось, ничего он там не увидит, но Эзоп хотел подтверждения своей теории и стал простукивать стену. Из под ударов фалангов пальцев появился звонкий звук, доказывающий, что за стеной есть пространство. — Джозеф, там проход. — Да, есть. — То есть, ты знал и ничего не сказал? — Что там нужно рассказать? Там ничего нет, этот проход предназначался для слуг. Для особняка это обычное дело, дабы не тревожить хозяев, они проходили по этим небольшим коридорам за стеной, а эти отверстия для того, чтобы ориентироваться, где какая комната. Такое есть в каждой комнате поместья, и, как правило, оно выглядит очень незаметно, и эстетику помещения не нарушает. — Дверь тоже есть? — Конечно. — Тогда помогай искать её. — О, мой дорогой Эзоп, зачем тебе это? Только не говори, что ты хочешь подглядеть за кем-то, — Джозеф издевательски усмехнулся, но, не увидев ответной ожидаемой раздражительной реакции, насупился. — Я, кажется, понял, как я в первый день очутился в своей комнате после "преображения". — Тебя доставили по коридорам для слуг? — Именно. — Честно, не знаю, как у вас, у выживших всё это происходит, но, допустим, я тебе верю, но для чего тебе это нужно? На расследование ради интереса уже не похоже.       Эзоп помолчал несколько секунд, но потом, преодолевая расстояние между ними, приблизился почти вплотную к Джозефу и потянул его за жабо ниже к себе, дополнительно для фиксации придерживая того за плечо. — Здесь что-то нечисто. Заманивать людей исполнением их желаний, а потом держать их тут вечность, наблюдая за их страданиями в матчах, — очень странно, — в самое ухо Дезольнье, опаляя мочку горячим дыханием, прошептал бальзамировщик, боясь, что их могут услышать. Фотографа передёрнуло от резкого шепчащего голоса, но всё равно продолжал слушать, наклоняясь ещё ниже для удобства Эзопа. — Здесь превращают людей в кукл, давая возможность жить вечно, но, если они вдруг начинают мешать, просто убивают, — закончив своё рассуждение, парень отстранился, снова отходя на расстояние. — Кажется, я понял тебя, — Джозеф выпрямился, складывая руки на груди.— Ты самоубийца! — С какой стати?! — Да потому, — мужчина вновь подошёл к бальзамировщику и наклонился к его уху, хватая того за воротник. — Если они узнают, что ты тут что-то вынюхиваешь, тебе конец! И так понятно, что всё это нелегально, но все мы здесь по собственной воле, поэтому просто живи и не суй свой нос в дела особняка! — фотограф выпустил из своей руки ткань пиджака и попятился от Эзопа назад. — Давай я лучше покажу тебе, чем я занимаюсь, — уже спокойно, с улыбкой произнёс француз.