***
Утро следующего дня наступает резко и неожиданно. Однако — оно врывается в сознание Адриана не со стуком Натали и планом на неделю, как обычно, а тихим посапыванием в ухо и закинутой на грудь девичьей рукой. Умиротворённое лицо Маринетт с раннего утра — лучшее, что с ним случалось за последние несколько лет. Он убирает с её лица мешающиеся пряди и ласково целует в нос. Маринетт что-то бормочет, фыркает сквозь сон и утыкается лбом ему в плечо. Безграничная нежность затапливает Адриана с головой, а сердце готово чуть ли не выпрыгнуть из груди к стройным ножкам, которые так сильно обнимали его сегодня ночью за талию. Пожалуй, он готов начать привыкать к таким вот утренним пробуждениям, если в них обязательно будет участвовать Маринетт. Ему безумно жаль будить её. Однако через пару часов в особняк приедет Горилла, чтобы заступить на смену, а им до этого времени стоит успеть собраться и сделать вид, что ничего и никого тут не было. Он ласково проводит ладонью по спине Маринетт, слегка щекочет нежную кожу. Буркнув что-то типа «Ещё пять минуточек», она отворачивается от него и, отобрав одеяло, заворачивается в кокон по самые ушки. Адриан смеётся, целует её в макушку и выбирается из постели. Что ж, он может дать ей поспать ещё немного, а сам быстренько примет душ: негоже пугать девушку своим стояком в первый же день отношений. Когда он возвращается в комнату, уже одетый и гладко выбритый, Маринетт всё ещё сопит. Правда, несносный будильник, который Адриан забыл вчера отключить, резко вырывает девушку из объятий сна, из-за чего она подскакивает и ошалело смотрит вокруг. — Прости, я сожалею, — извиняется Адриан, поспешно отключая надоедливую мелодию. — Совсем из головы вылетело вчера. Маринетт краснеет, видимо вспоминая вчерашнее, и падает обратно на подушки. Адриан очень надеется, что она не жалеет о произошедшем, поэтому вытягивается рядом на кровати и внимательно следит за её эмоциями. Потому что он-то как раз ни капли не жалеет. И хочет, чтобы и Маринетт не закрывалась от него после… всего. Они же вроде как встречаются. — Я… Это было неожиданно, — застенчиво смеётся Маринетт, глядя на него из-под ресниц, знать не зная, как этот невинный жест действует на Агреста. — Мне снился… довольно милый сон. — Надеюсь, он был связан со мной? — не удержавшись, усмехается Адриан. Он гладит пряди её волос, рассыпанные по подушке, бережно перебирает отдельные локоны, словно они — самое драгоценное, что есть у него, и с удовольствием наблюдает, как на девичьем лице появляется робкая, но безумно красивая улыбка. Она словно лучик солнца — мягкая и нежная, в которую хочется завернуться. Укрыться как пледом, свернуться под ласковыми лучами и наслаждаться, наслаждаться благотворным теплом. Прижимая одеяло к обнажённой груди, Маринетт поворачивается к нему. — А т-ты как думаешь? — Я надеюсь, что связан, — смеётся он и трётся носом о её нос. Кошачьи повадки просто так не вытравить, но Маринетт ведь сама просила его вчера вести с ней так, как ему хочется. Показывать себя настоящего. А раз уж Кот Нуар — часть его натуры, характера, он, в принципе, может проявлять какие-то такие черты. — Правильно надеешься, — внезапно заявляет она, чем обескураживает Адриана. Он замирает, а её смех хрустальными переливами пронзает самое сердце. Волна нежности и бесконечной привязанности вновь накрывает его с головой, и Адриан, поддавшись порыву, наклоняется к ней и ловит губами удивлённый вздох. Она тут же откликается. Трепетно, ласково. Такая тёплая и податливая в его руках. — Как ты себя чувствуешь? — он кладёт руку ей на живот. — Не очень больно? — Всё прекрасно, — улыбается, слегка краснея под внимательным взглядом обжигающих изумрудов, и гладит его по щеке. А лёгкое жжение между ног можно и потерпеть. Они самозабвенно целуются ещё несколько долгих томительных минут, пока Адриан не вспоминает, нехотя отстранившись, что им пора собираться. Маринетт, смущаясь, просит его отвернуться, когда начинает искать вещи. — Да что я там не видел, — недовольно бормочет он, но скорее просто для проформы. — Было темно, поэтому толком ты ничего не видел, — парирует Маринетт, прижимая ладони к алым щекам. Ей определённо стоит начать привыкать к чему-то подобному, раз уже они начали встречаться. Хотя в первое время, разумеется, она долго будет ещё стесняться, несмотря на то, что между ними уже было. После того как Маринетт выходит из душа, Адриан помогает ей застегнуть платье, а потом вместе они ищут её туфли. Перед тем как выйти из дома, Адриан заставляет Маринетт надеть его куртку, сам же просто натягивает поверх футболки тёплый свитер. — Мне комфортно и так, — отвечает на её возмущённое сопение. — Я закалённый. — Вот заболеешь — будешь знать! — Ну, в таком случае от куриного бульончика я отказываться точно не буду, — улыбается Адриан, а Маринетт заливисто смеётся. — Подлиза! Он подмигивает ей, вновь вгоняя в милый румянец смущения. — А я и не скрываю. Несмотря на то, что на улице царит ещё раннее субботнее утро: всего половина восьмого — машин на дорогах уже достаточно. Поэтому они выбирают путь через парки, разделяющие особняк Агрестов и пекарню родителей Маринетт. Идти, держась за руки, разговаривать обо всём и ни о чём и любоваться золотистой осенью Парижа — что может быть ещё прекраснее? Только если Маринетт в его куртке, которая достаёт ей чуть ли не до колен. Прохладный ветерок щекочет её румяные щёки, треплет длинные тёмные пряди; она улыбается и звонко смеётся, когда он шутит достаточно удачно и в тему. Это завораживает Адриана, и он стремится задержать улыбку на лице Маринетт ещё подольше. Они останавливаются под длинной аркой дома, в котором располагается пекарня, неподалёку от входа в саму квартиру Маринетт. Здесь они укрыты от посторонних глаз, и издалека не сразу можно рассмотреть, кто именно тут стоит. — Полагаю, мне стоит отдать тебе куртку, — Маринетт тянется к молнии, но Адриан останавливает её. Перехватывает аккуратную ладошку и не торопится отпускать, наслаждаясь нежными прикосновениями. Пульс колотится где-то в горле, когда Маринетт откликается на этот жест, неосознанно сжимая его пальцы в ответ. Адриан облизывает вмиг пересохшие губы. — Не нужно, — качает головой. — По крайней мере, пока. Тебе ещё нужно добраться до квартиры и не замёрзнуть. — Тут недалеко, — усмехается Маринетт, покосившись на пекарню. — Я не успею ничего почувствовать. — И всё-таки я настаиваю, — он наклоняется и оставляет невесомый поцелуй на её щеке. — Мне так будет спокойнее. Она снова смущается и опускает взгляд вниз, на их переплетённые пальцы. — Л-ладно. Несколько секунд они стоят молча. Но это тишина не является неловкой, наоборот, им приятно находиться в обществе друг друга. Просто так не хочется расставаться; желание продлить ещё на миг тёплые прикосновения становится более приоритетным. Адриан протягивает ладонь и гладит Маринетт по щеке. Она поднимает на него взгляд и, прикрыв глаза, ласково трётся о пальцы. — У меня эти выходные забиты работой, поэтому… увидимся в лицее? — голос слегка охрип, но разве он может что-то с собой поделать, раз Маринетт так влияет на него. Она кивает. Потом, помешкав, встаёт на цыпочки и целомудренно целует в губы. Робко, невинно, словно прошлые жаркие поцелуи им обоим лишь приснились. Однако это же было не совсем так. Поэтому Адриан, поддавшись порыву, притягивает пискнувшую от удивления Маринетт за талию, фиксирует затылок свободной рукой, путаясь пальцами в волосах, и жадно раскрывает её рот своим. Влажный язык, дразня, проходит по губам. Маринетт со стоном отвечает на поцелуй и приваливается на Адриана, обнимает его за шею. Когда воздух заканчивается, они отстраняются с одинаково красными щеками и дурацкими улыбками. Не удержавшись, Адриан снова целует её, растрёпанную и ужасно милую. Ласковые поцелуи, которыми он осыпает её лицо, заставляют Маринетт смеяться, и от этого приятно замирает сердце. — Я напишу тебе попозже, хорошо? Часов в десять или одиннадцать, — он касается губами её щеки. — Хорошо, — она улыбается. — Я буду ждать. Обнявшись на прощание, они расходятся. Адриан удаляется в сторону своего дома, чтобы заняться записью на камерах наблюдения, а Маринетт, проводив его взглядом до угла, подходит к двери дома. Тут-то на неё и наваливается осознание, что ключи, как и прочие другие вещи она забыла в отеле Хлои. Впрочем, можно же перевоплотиться и… Маринетт хлопает себя по лбу, осознавая, что крупно влипла. — Чёрт, и Тикки-то я там же оставила, вот дура! А потом всплывают воспоминания прошедшего вечера, плавно перетёкшего в ночь. Она снова жутко краснеет и прижимает пальчики к губам. Всё произошло так резко, так неожиданно, что Маринетт не успела толком подумать над этим. Но она точно знает, что ничуть не жалеет о произошедшем; сердце сладостно замирает, а внутри всё переворачивается от одной мысли, что наконец-то это свершилось! Адриан Агрест предложил ей встречаться! И, несмотря на то, что видеться, как пара, они будут тайно, низ живота приятно ноет от предвкушения их следующей встречи. — Оно того стоило, — улыбается она и совершенно ясно понимает, что так оно и есть. Вот только домой как-то нужно попасть. Маринетт уже подумывает, не забраться ли самой на балкон, а оттуда уже в свою комнату, как вдруг слышит, как её кто-то зовёт. Она резко оборачивается и видит бегущую к ней Тикки — Кейтлин для всех прочих, пока красная квами находится в человеческом облике. Облегчённо выдохнув, Маринетт бежит ей навстречу. — Боже, как я рада тебя видеть, — восклицает она, бросаясь в объятья Тикки. — Я уже думала попробовать роль скалолаза. Или домолаза, — со смешком фыркает Маринетт. — Ты в порядке, — выдыхает Тикки. — Я ужасно волновалась. И Алья тоже! Она вдруг резко даёт лёгкий подзатыльник опешившей от такого Маринетт, а потом снова сжимает в объятьях. — За что? — возмущённо сопит Дюпен-Чен. Такого от своей квами она явно не ожидала. — Первые полчаса, пока тебя не было, я думала, что всё в порядке, — начинает рассказ Тикки. — Но потом, когда ты не появилась даже спустя целый час, мы ужасно заволновались. Пришли в тот зал, куда ты сказала, что ты уходишь, но там было пусто. Алья уже собиралась поднимать всех на уши, чтобы тебя искать. Скажи спасибо, что я вовремя подсуетилась и сделала так, что ты типа прислала мне сообщение, мол, тебе стало плохо и ты ушла домой. Правда, вещи твои пришлось спешно прятать. — Прости, прости меня, пожалуйста, — Маринетт отстраняется от Тикки и стыдливо закрывает ладонями лицо. — Я просто… Я… Она замолкает, не зная, что сказать. Они с Адрианом же решили, что будут встречаться тайно. Но ведь она всегда всё доверяла Тикки, любыми переживаниями делилась сначала с ней, а потом уже с Альей или мамой. Да и наличие у неё квами само по себе уже большой секрет. Значит, она может ей всё рассказать, да? Просто то, что Тикки сейчас в человеческом облике, несколько сбивает Маринетт с мысли. Однако она вдруг понимает, что Тикки, похоже, обо всём в курсе: когда Маринетт отнимает ладони от глаз и смотрит на квами, та глядит на неё подозрительно хитро. Словно тоже посвящена в тайну, окутанную ореолом ночи. — Ты знаешь, — не спрашивает, а утверждает Маринетт, в бессилии опуская руки. — Конечно, я знаю, где ты в итоге провела эту ночь, — добродушно улыбается Тикки: она не осуждает, а, наоборот, кажется, поддерживает. — Мои серьги же до сих пор на тебе, — она касается мочки уха Маринетт. — После того, как я забрала твои вещи и ушла искать тебя, почти сразу же обнаружила отчётливый энергетический след. И я поняла, что ты в безопасности. Тикки не стала упоминать, что искала Маринетт не одна, а вместе с Плаггом, который точно так же потерял своего подопечного. Они вместе дошли по следу до особняка Агрестов, сообразили, что раз их хранители вне опасности, поэтому сами отправились гулять по Парижу. И проболтали всю ночь. Нечасто им удаётся видеться в этих обликах, поэтому каждая минута была ценна. — А сейчас я почувствовала, что ты уже здесь, в порядке, поэтому поспешила к тебе, — она протягивает Маринетт пальто и сумочку. Пока Маринетт возится с ключами, Тикки рассматривает золотистые верхушки деревьев парка неподалёку от пекарни и думает о чём-то своём. Нападений акумы не было, поэтому ночь удалась и у неё тоже. — И ты не спросишь, чья куртка на мне? — вдруг спрашивает Маринетт. Тикки переводит на неё взгляд и снисходительно улыбается: как любящая мама слегка накосячившей дочери, которая почти выросла и стала совсем взрослой. — Я же сказала, что поняла, что ты в порядке. А что может быть безопаснее особняка Агрестов, где система безопасности чуть ли не лучшая в Париже? Маринетт в ответ лишь густо краснеет, резко открывает двери и, стараясь не шуметь, скорее бежит в свою комнату. А Тикки, качая головой, следует за ней, неслышно ступая по ступенькам лестницы. Разбудить родителей Маринетт — не лучшая сейчас идея, ведь они отпрашивались до обеда следующего — нынешнего уже — дня, аргументируя тем, что Хлоя позаботилась о размещении гостей на ночь. Как Маринетт собирается объяснять родителям, почему она так рано объявилась дома — Тикки самой очень интересно.***
Выходные пролетают быстро и неуловимо. И хотя у Адриана с Маринетт не выпадает возможности увидеться, они активно переписываются в социальных сетях. Она шлёт ему скетчевые наброски платья для новогоднего бала, он — селфи с фотосессий. Несмотря на то, что Агрест-старший находится по другую сторону океана, он денно и нощно контролирует отпрыска. По крайней мере, ему показывают всё именно так. Адриан добропорядочно отрабатывает подписанный на год контракт, активно позируя перед камерой, а после утомительных рабочих часов заваливает Маринетт тонной грустных стикеров. В ответ она обещает ему прийти пораньше в понедельник, чтобы перед занятиями немного пообщаться наедине в тишине библиотеки, и Адриан с нетерпением ждёт нового дня. Вечерами они с Ледибаг быстро патрулируют город. Закончив, они перебрасываются дежурными фразами и спешат по домам, чтобы открыть дорогой сердцу диалог и продолжить переписываться о всякой ерунде. Плагг и Тикки, вернувшиеся в свои обычные маленькие обличия, иронично посмеиваются над подопечными, когда встречаются ночью с субботы на воскресенье на балконе Маринетт. — Как думаешь, как быстро они спалятся? — интересуется Плагг, с аппетитом уминая сырный крекер, который Тикки принесла ему с кухни. — Не знаю, — задумчиво отвечает она. — Может, скоро. Может, через несколько лет. Если они за все эти годы не смогли побороть магию квами, кто знает, получится ли у них сейчас. Плагг фыркает. — Мне главное, чтобы мой пацан не хандрил. Всё остальное мелочи. Надо будет — раскроются. Нет — значит, нет. — Главное, чтобы это не зашло слишком далеко, — удручённо качает головой Тикки, однако тут же заливисто смеётся: — Но я бы с удовольствием посмотрела на их вытянутые лица, когда вскроется правда. — Я специально приготовлю фотоаппарат для этого случая, — усмехается Плагг. Ещё немного пообщавшись, они разлетаются в разные стороны: Тикки возвращается вниз, прячется от холода под тёплым одеялом, а Плагг летит сквозь ночь к своему подопечному. Тот должен ему целую головку камамбера за то, что квами приходится мотаться по городу, не желая слушать романтические вздохи. Нет, пожалуй, двух будет достаточно. Или даже трёх.***
В половину восьмого утра Адриан и Маринетт сталкиваются около дверей нужного им кабинета: буквально чуть ли не врезаются друг в друга, когда выскакивают из-за противоположных углов коридора. — Привет, — скромно улыбается ему Маринетт, заправляя за ухо прядь. Волосы у неё снова короче, чем были в пятницу, однако вместо хвостиков — распущенные слегка лишь вьющиеся пряди. Несмотря на то, что Маринетт кажется немного не выспавшейся и немного заторможенной, для него она всё равно выглядит чудесно. Адриан не выдерживает и вместо приветствия, наклонившись, крадёт лёгкий поцелуй, едва коснувшись губами розовых уст. Затем быстро выпрямляется. Вид у него как у кота, дорвавшегося до вкусненького: Маринетт сегодня на вкус как вишня. — Эй, — смеётся она и несильно пихает его локтём в живот. — Это вовсе не похоже на что-то тайное. Адриан оборачивается и демонстративно оглядывает пустой коридор. — Всё равно же никто не видит, — нахально заявляет он. — Я разве не могу поцеловать свою девушку? Тем более когда она такая вкусная, — и облизывает губы, наслаждаясь вкусом остатков вишнёвого блеска. Скулы Маринетт тут же розовеют. Она восхитительна в своём смущении: Адриан не может налюбоваться ею, особенно теперь, когда он имеет полное право смотреть. Он и до этого часто замечал, что Маринетт частенько ходила с красными щеками, когда оказывалась в поле его зрения. Теперь же, когда он знает, что это всё из-за него… Мужское и кошачье самолюбие буквально распирает от самодовольства. Они негромко переговариваются об учебной ерунде, когда библиотекарь открывает двери и пропускает ребят внутрь. Расположившись как можно дальше от входа, они начинают обсуждать свои планы на эту неделю. — Мы можем сходить в парк Монсо, — предлагает Адриан, разглядывая прозрачный лак на тонких пальчиках Маринетт; он любовно гладит нежную кожу и в который раз поражается, насколько хрупкие и миниатюрные её руки по сравнению с его. — Когда-то мы бывали там с мамой, ну, когда она ещё была с нами, — слегка смущается он: говорить о ней в прошедшем времени до сих пор больно. Маринетт понимает и сочувственно сжимает его ладони. — Мы как-то собирались сходить с Альей туда, да всё некогда: то меня попросят посидеть с Манон, то ей нужно бежать за сёстрами в бассейн, — она осторожно переводит тему. — Этот год выпускной, и нас так сильно загружают. Даже не понимаю, как мы иногда умудряемся время на кино-то найти, — смеётся и снова краснеет, когда Адриан подносит её руку к губам и медленно, лениво целует костяшки пальцев. Что-то знакомое вспыхивает на краю сознания, но Маринетт заталкивает чувство deja vu куда подальше. Ей сейчас хорошо и без странных подозрений. Она подумает над этим, обязательно, но чуть позже, не когда Адриан очаровывает её своей заботой. Из груди вырывается влюблённый вздох. Вот бы сидеть тут так вечность и наслаждаться обществом Адриана, его прикосновениями и ласковыми, почти гипнотическими взглядами зелёных и горячо любимых ею глаз. Жаль, что совсем скоро прозвенит звонок, оповещая всех о начале занятий. И до перерыва Маринетт не увидит Адриана. Если только они не пересекутся на небольших перерывчиках в коридоре, столкнутся взглядами, улыбнутся и поспешат дальше. Судя по всему, в голове Адриана сейчас витают подобные мысли. — Мы можем сходить туда послезавтра часов в пять, как раз уроков немного, — предлагает он, бросив задумчивый взгляд на часы. — У меня в это время должны быть занятия музыкой, поэтому в запасе есть три часа точно. Маринетт с сомнением косится на него. — А тебя не будут искать или проверять? — Я уже так делал добрую сотню раз, — усмехается Адриан. — Когда Натали и отец были в городе или даже дома. Сейчас же там будут только телохранитель и прислуга. Я просто включу запись, а сам… по-тихому сбегу. Как он собирается это осуществлять, Адриан не озвучивает: Коту Нуару никакие замки и двери не помеха. Однако Маринетт даже не расспрашивает его о подробностях; Адриан понятия не имеет, что его девушка думает примерно о том же, о чём и он. Как Ледибаг ей удастся значительно сократить время на то, чтобы добраться до тех мест, которые они будут выбирать для свиданий. К тому же Тикки оказалась вовсе даже не против трансформировать её не ради ловли акум. — Значит, послезавтра в пять в Монсо? — очаровательная улыбка озаряет лицо Маринетт. Адриан кивает. И не может себя удержать от того, чтобы не украсть у неё несколько сладких трепетных поцелуев. А потом ещё и ещё. До сбитого дыхания и безнадёжно запутавшихся в волосах пальцев. В себя их приводит громкая трель звонка. Они переглядываются, одновременно тяжко вздыхают, а потом, не сговариваясь, смеются, весело и задорно. На душе легко-легко, а в животе порхают невидимые бабочки. — Я плохо на тебя влияю, — смеётся Маринетт и встаёт на ноги. — Я же всегда опаздываю. Адриан поправляет растрёпанную причёску, придавая волосам мало-мальскую иллюзию того, что их вовсе не трепали в порыве чувств несколько минут назад. Маринетт не отстаёт: достаёт из сумочки расчёску и причёсывается. — Но всё-таки есть плюс в том, что мы в разных классах, — говорит ей с улыбкой Адриан, прежде чем шагнуть в сторону двери. — Не нужно оправдываться перед Альей, почему мы придём вместе. Весёлый девичий смех серебряными колокольчиками вливается в душу, проникая под кожу. Хочется кричать и петь, но единственное, что Адриан может сейчас себе позволить: это незаметно сжать пальцы Маринетт перед тем, как их пути разойдутся. Но он уверен, что однажды им не нужно будет прятаться от всего мира.***
Уроки тянутся медленно, скучные и однообразные. Перерыв на обед становится в некотором роде спасением: когда Адриан и Нино заходят в столовую, Алья и Маринетт уже успевают занять их привычный столик. В этом году Адриану разрешили оставаться на ланч в лицее, чему он был неимоверно рад. Сейчас — в особенности. Заполучив подносы с едой, парни устраиваются напротив подруг. Алья тут же начинает щебетать о новых фотографиях с последнего патруля супергероев, но Адриан впервые равнодушен к этому. Центр его внимания — стул напротив. К сожалению, в открытую он не может смотреть на Маринетт столь пристально, как хотелось бы, однако все его нервные окончания сосредоточены на том, чтобы поймать любой её взгляд в его сторону. Это даже становится суперувлекательным. Сначала Маринетт увлечена рассказом Альи о новой статье, в которой Сезер затронет камни чудес в истории человечества, но в какой-то момент она пересекается глазами с Адрианом и всё понимает. Девичьи щёки тут же розовеют, а уста дрожат в нерождённой улыбке. Кончиками дрогнувших губ Маринетт даёт ему понять, что прекрасно осведомлена о его незадачливой игре в шпиона. Затем нарочито громко спрашивает о чём-то Алью. А сама искоса наблюдает за Адрианом. У него начинает кружиться голова от этой маленькой хитрой пакости. Маринетт явно довольна собой: она улыбается широко и искренне, но Адриан знает, что адресована её улыбка только ему. Не фонтанирующей шутками Алье, не поддакивающему ей Нино. Только ему — Адриану. И от этого его внутренности словно превращаются в желе. Когда-то Адриан и подумать не мог, что Маринетт может так действовать на него — запрещал, откладывал, вешал табу. Однако ныне печать сорвана, и Адриан готов насладиться каждой эмоцией, каждым будоражащим душу мгновением, которые до этого сознательно глушил в себе. Он что-то шутит в ответ Нино, а сам широко улыбается. Знает, что Маринетт, которая неотрывно смотрит на него последние пять секунд, поймёт его. Это знание будоражит. До покалывания в пальцах и дикой пульсации в висках. Даже звонок на урок не ослабляет накалившегося запала. После обеда они вновь расходятся по кабинетам. Мадам Менделеева ведёт урок, а у Адриана мысли витают где-то далеко от органической химии. Ему безумно хочется сделать для Маринетт что-то приятное, такое, чтобы она поняла, что это от него. Что-то подарить, может, маленькое и незначительное, но чтобы оно обладало несомненным шармом и очарованием. Может, даже дарить ей что-то каждый день? Идея озаряет его спонтанно и неожиданно. Приходится даже записать её в тетрадь, дабы не забыть из-за монотонного гудения преподавательницы. Но Адриан в ту же секунду совершенно ясно и чётко осознаёт: он не забудет. Ради Маринетт, ради будущего, в котором он видит себя вместе с ней. Он не будет кричать об этом вслух, потому что если мир и узнает о его чувствах, то этот мир будет в лице его Маринетт. Именно поэтому Адриан и подкладывает ей в шкафчик утром следующего дня розовый бутон из бисера, над которым он бился добрых два часа после вечернего патруля. Алья с Маринетт болтают о чём-то своём, девичьем, Нино и Адриан находятся неподалёку. Удивлённый возглас Маринетт нарушает их степенную беседу, заставляя Алью сунуть нос в шкафчик подруги. — Ох ты, что это такое? — удивлённо спрашивает она, когда Маринетт достаёт розу из бисера и с любопытством рассматривает аккуратно сделанные лепестки. — Не знаю, — задумчиво тянет Маринетт, а потом бросает быстрый взгляд на Адриана, который даже не замечает, как затаил дыхание, наблюдая за ними. Они встречаются глазами. Адриан смотрит долгие пять секунд, его губы дёргаются в улыбке. Маринетт отвечает ему тем же: кончики нежных губ слегка приподнимаются, а потом она быстро отворачивается к Алье. Адриан обращает всё внимание своему шкафчику, а краем уха слушает разговор. Перед глазами всё ещё стоят маленькие морщинки в уголках глаз: Адриан раньше не мог представить, как можно передать всё одним только взглядом, быстро кинутым взором, а теперь… Теперь он совершенно чётко знает, что — можно. Да так, что у него даже ноги подкашиваются. — У тебя появился тайный поклонник, а я не в курсе? — громким шёпотом интересуется Алья у подруги. Маринетт смеётся, и эти солнечные перезвоны эхом отпечатывается в душе Адриана. Как дурак улыбаясь, он бездумно перебирает тетради в шкафчике, а все его эмоции, все обострившиеся органы чувств сосредоточены на девушке, стоящей в нескольких метрах от него. — Алья! — укоряет её Маринетт, но сама не перестаёт улыбаться: это чувствуется в голосе, в интонациях. — Потому ведь и говорят «тайный поклонник», потому что не знают, кто это. — Но ты же мне расскажешь, если вдруг что-нибудь узнаешь? — усмехается Алья, явно заинтригованная тем человеком, кто подкинул её подруге такой милый подарок. — Посмотрим на твоё поведение, — фыркает Маринетт. Затем — судя по звукам — захлопывает шкафчик, и они с Альей удаляются. Чуть позже уходит и Нино. А Адриан так и остаётся стоять на месте, пытаясь совладать с собственным сердцем. Он и подумать не мог, что Маринетт может так влиять на него: выбивать почву из-под ног одним своим смехом и лучезарной улыбкой. Его тянуло к ней, тянуло настолько мощным магнитом, что Адриан буквально задыхался от переполнявших его эмоций. Подобное происходит с ним, кажется, впервые. И это ещё больше сводит с ума. Чуть позже он, конечно же, тоже уходит в свой класс. А на следующей перемене находит маленький ответный презент уже в своём шкафчике: записку с выведенным каллиграфическим почерком «Спасибо» и отпечатком губ, от которого так приятно пахнет вишней. Его сердце делает тройное сальто и посылает мозги в нокаут. Маринетт Дюпен-Чен окончательно и бесповоротно обосновывается в кошачьей душе Адриана Агреста.