Взаимное притяжение

***

      Пекарня встречает их вкусными запахами свежей выпечки и ароматного кофе. И Адриан тут же вспоминает, что у него уже несколько часов во рту не было и маковой росинки; он с упоением оглядывается и принюхивается, наслаждаясь атмосферой. Его живот соглашается с хозяином, что неплохо было бы поесть, и начинает издавать звуки раненой белуги.       Маринетт мягко смеётся.       — Мне надо было взять в музей хоть пару булочек, что-то я не сообразила, — смущённо произносит она, глядя на Адриана из-под ресниц.       Он хочет поцеловать её, но потом вспоминает, что они не одни: родители Маринетт да несколько посетителей маячат на горизонте, и Адриан слегка краснеет, с трудом отводя взгляд от розовых от мороза щёк Маринетт.       Они подходят к прилавку, когда люди, с любопытством глядящие на Адриана, покидают пекарню.       — Мам, пап, — нарочито бодро улыбается им Маринетт. — Адриан смог сегодня прийти к нам в гости.       — Здравствуйте, — неловко машет чете Дюпен-Чен Адриан.       Одно дело приходить сюда как друг Маринетт в компании Нино и Альи, и совсем другое — как её парень, покусившийся на личную жизнь их любимого и единственного ребёнка. Если честно, если бы у Адриана была дочь, он ревностно бы относился ко всем её кавалерам.       Он искоса смотрит на Маринетт и ещё больше краснеет от собственных мыслей.       Но, кажется, этого никто не замечает.       — О, здравствуй, милый!       Сабин с широкой улыбкой выходит из-за прилавка и крепко обнимает Адриана. От неё приятно пахнет корицей и ванилью, а от уголков глаз расходятся маленькие морщинки, напоминая лучики солнца.       Том откладывает противень со свежеиспечёнными круассанами в сторону и тоже выходит в зал, чтобы стиснуть Адриана в медвежьих объятьях.       — Рад, что ты нашёл время заглянуть к нам, — басит он, хлопая Адриана по спине, отчего Агресту-младшему кажется, что из лёгких выбили весь воздух.       — Я тоже очень рад, — глубоко вдохнув, улыбается им Адриан.       Здесь, в пекарне TS, он чувствует себя куда более свободным, чем в собственном доме. Ему нравится обстановка, нравятся дружелюбные улыбки родителей Маринетт; нравится, когда у него спрашивают, как у него дела — и видно, что они этим действительно интересуются. Здесь гораздо уютнее атмосфера, чем в холодном и отчужденном особняке Агрестов. Когда-то, конечно, он тоже мог назвать его домом, но это было когда мама была жива…       Адриан с усилием отгоняет прочь непрошенные мысли о прошлом. Не хочется портить ни себе, ни другим настроение этим замечательным вечером.       Сабин и Том закрывают пекарню пораньше, и они отправляются наверх, на кухню, чтобы заняться ранним ужином. Маринетт и Адриан тем временем переодеваются внизу.       Куртки и обувь они оставляют у входной двери и надевают тапочки: Адриану достаются пушистые домашние угги с мордочками котят, и это вызывает у него умиление. Маринетт же натягивает свои розовые тапочки-сапожки. На взгляд Адриана, они выглядят скорее как забавные носки.       — Но у них есть подошва, — поясняет Маринетт, заметив, как подозрительно Адриан смотрит на них. — В этом году зима такая холодная, а у меня очень мёрзнут ноги. У меня оставалась кое-какая шерсть после того, как я закончила кофту Алье на Рождество, поэтому я решила смастерить себе вот это.       — Хочешь сменить профиль и стать сапожником? — с любопытством интересуется Адриан.       Маринетт недовольно дуется, но, завидев его проказливую улыбку, фыркает и пихает Адриана локтём в бок.       — Вообще-то они понравились даже Хлое, а не только Алье, поэтому я сделала ещё парочку.       — Ух ты, покажешь? — тут же восхищённо загорается Адриан, и Маринетт понимает, что злиться на него по-настоящему совершенно невозможно.       Они поднимаются наверх, туда, где родители Маринетт уже накрывают стол на четверых человек. Адриан замечает, что помимо чайного сервиза там стоит и другая еда, и его щёки краснеют.       — Мы подумали, что время как раз для ужина, — улыбается Сабин, махнув на часы, которые показывают половину шестого. — Надеюсь, дома у тебя не будут возражать, милый?       Адриан смотрит, как Том раскладывает из касалеток по тарелкам что-то, очень похожее на кассуле, и понимает, что дома-то как раз-таки обязательно начали бы возражать против такой еды. Но он лишь сияет и качает головой:       — Думаю, месье Бонне сегодня будет рад внеплановому выходному. Спасибо огромное, что пригласили!       Сабин с Томом улыбаются в ответ, а Маринетт тянет Адриана в ванную, чтобы вымыть руки. А ещё: чтобы что-то сказать ему, пока льётся вода и родители их не слышат.       — Я им сказала, что мы начали встречаться с дня рождения Хлои, только об этом никто не знает.       — Но ведь так оно и есть, — пожимает плечами Адриан.       — Да, но мне пришлось сказать, что мы видимся гораздо реже, — сверкает глазами Маринетт: она всегда выглядит немного возбуждённой, когда задумывает провернуть что-то, — чем нам того хотелось бы. Из-за твоего отца и нежелания видеть повышенное внимание со стороны… прочих. Помнишь, как мы тогда бегали от фанатов?       Адриан внутренне содрогается. Конечно, он помнит, как же. Порой, когда он спит слишком мало, это является ему в ночных кошмарах.       Единственным лучиком света в этом дне для него оказалась Маринетт, которой было ещё более неловко, чем ему, потому что бегала она с ним в одной пижаме! Разумеется, он тогда отдал ей свою рубашку. Но случись такая ситуация сейчас… Он бы без промедления трансформировался и унёс её домой, только чтобы никто лишний не видел её соблазнительные изгибы в этой пижаме. Да, Ледибаг не погладила бы его за это по головке, но его кошачья ревнивая душенька была бы спокойна.       Адриан вздыхает и тщательно намыливает руки.       — И что же ты хотела этим добиться, когда рассказывала им это?       — А того, — Маринетт с самодовольным видом прислоняется боком к стиральной машинке, — что мы могли хотя бы в моём доме вести себя естественно, а не… ну…       Тут она запинается и отводит взгляд в сторону.       Адриан отрывается от методичного созерцания струй воды, хлещущих ему на руки, и внимательно смотрит на неё в отражении зеркала.       — Мы можем рассказать всем, если хочешь, — начинает он, но Маринетт поднимает руку, как бы прося его помолчать.       — Мы затеяли всё это не просто так, — она сердито смотрит на него. — От твоего отца можно ожидать всё, что угодно. Он может запретить тебе посещать лицей! За полгода до выпуска!       — Хотел бы я посмотреть, как бы он это сделал, — ворчит Адриан. — Если он посадит меня под домашний арест, это будет уже выглядеть как незаконное лишение свободы, потому что по законодательству я уже совершеннолетний и имею право находиться там, где мне хочется, а не ему.       — Тем не менее, — со вздохом Маринетт качает головой. — Лучше не рисковать.       Адриан задумчиво смотрит на неё.       — Мы можем сказать тогда хотя бы Алье и Нино, — нерешительно предлагает он вот уже в который раз.       — Нет уж, — на лице Маринетт вдруг появляется загадочная ухмылка. — Я хочу помучить её немножечко за все её предыдущие попытки устроить мне свидание если не с тобой, то с кем-то другим.       Адриан выключает воду и недовольно смотрит на неё, пока вытирает руки о протянутое Маринетт пушистое полотенце. В груди шевелится острое чувство ревности, которое неприятно сдавливает горло. Он не знает, хочет ли слышать имена, и удивляется, когда как будто со стороны слышит собственный голос, в котором звенят напряжённые нотки:       — И с кем это?       Неопределённо пожав плечами, Маринетт забирает у него полотенце и пристраивает на вешалке.       — Некоторых я даже не знаю — это, похоже, кто-то из её бывших одноклассников по коллежу. Да и с Лукой тоже пыталась пару раз, когда… ну, когда я пыталась забыть тебя… однажды, — она бросает на него быстрый взгляд и краснеет. — До этого. Раньше. А что такое? — торопливо спрашивает Маринетт.       Смешок вырывается из груди Адриана. Он рывком притягивает пискнувшую Маринетт к себе за талию и утыкается носом в пахнущую вкусным шампунем макушку.       — Всё хорошо. Я просто чуточку приревновал, — он снова усмехается, а потом замирает, вспоминая: — Что ты там говорила про «забыть»?       В голосе Адриана Маринетт слышит угрожающие, однако его привычные шутливые нотки, и успокаивается. Её плечи опускаются, а тело расслабляется. И он рад, что она понимает.       Маринетт обнимает его, проводит рукой по спине, а потом поднимает на Адриана ласковый взор.       — Я потом тебе расскажу, после ужина, хорошо? А пока что нам пора обратно на кухню, пока родители чего-нибудь не заподозрили.       — Ты же сказала им, что мы встречаемся, — добродушно усмехается Адриан. — Мы не можем пошушукаться пару минут наедине?       — Не в этом дело-о-о, — со стоном протягивает Маринетт, утыкаясь носом ему в грудь. — Просто мне всё ещё неловко, я никогда не приводила в дом парня, который в самом деле мой парень, а не просто друг.       «Ну, почти никогда», — думает Адриан, вспоминая, как когда-то он уже приходил сюда на ужин, только под личиной — Кота Нуара.       Том тогда решил, что они встречаются, и после неловкой правды ужасно разозлился на него да акуманизировался.       Адриан неловко сглатывает. Он надеется, что в этот раз всё пройдёт гораздо лучше.       В животе у Адриана громко ворчит желудок, прерывая непродолжительное молчание. Маринетт поднимает на Адриана голову.       — Идём, — усмехается она. — А то ты скоро сам себя переваришь.       — У меня есть оправдание, — возражает он, пока Маринетт тащит его обратно на кухню. — Я ел только с утра и не думал, что наше посещение музея так сильно затянется. Обычно… это проходило гораздо быстрее.       — Потому что тогда не было нападения акумы и… — Маринетт косится на него и ярко вспыхивает. — И ещё кое-чего.       Адриан ухмыляется. Но добродушно подколоть её он не успевает — они уже входят в кухню, где хлопочут родители Маринетт. Том поднимает на них голову, и его усы топорщатся, когда он улыбается.       — О чём шум? — интересуется он — явно услышал их последние реплики в коридоре.       — Да так, — неопределённо пожимает плечами Маринетт. — Сегодня в Музее случился один непредвиденный инцидент, из-за чего нам пришлось значительно задержаться.       Теперь взгляд Тома, который до этого буквально лучился радушием, становится холодным и колким, словно месье Дюпен собирается вступить в словесную схватку с неадекватным посетителем пекарни.       — Опять акумы? — хмуро спрашивает он.       Маринетт кивает и бросает быстрый взгляд на Адриана.       — Но нам повезло, — улыбается она. — Мы успели спрятаться в подсобке, а Кот Нуар и Ледибаг прибыли вовремя и быстро расправились с неприятностью.       Адриан чувствует что-то не то в её словах. Как будто бы нарушилась последовательность произошедших событий, и… Он вдруг остро понимает, что прятались-то они как раз-таки после того, как всё закончилось, а не перед. Но над желанием Маринетт приврать Адриан подумает позже, сейчас ему стоит лишь подыграть ей.       — Единственное, что вышло неудачным, так это то, что мы проголодались, — нарочито бодро говорит Адриан, а сам кидает на Маринетт пристальный взор.       В ответ она только показывает глазами наверх, мол, поговорим потом в моей комнате. Адриана это полностью устраивает.       — Попадись мне только этот Булыжник, я его вмиг в порошок сотру, — продолжает настаивать на своём Том. — Это что же такое: детей такому риску подвергать!       Маринетт смеётся и хлопает отца по предплечью — до плеча ей не дотянуться, месье Дюпен гораздо выше её.       — Пап, у тебя ничего не получится. Ты если разозлишься, только наоборот его пешкой станешь. Так что успокойся, мы же не хотим, чтобы случилось, как в прошлый раз?       — Ой, Том, ну правда, — приходит ей на выручку Сабин. — Сейчас это ты подвергаешь риску оставить детей голодными. А Бражника оставь Коту Нуару и Ледибаг. Наши герои обязательно разберутся с ними. А теперь давайте-ка ужинать!       Адриан с благодарностью смотрит на мадам Чен. И хоть он никак не может сказать что-то в ответ, не спалившись, Адриан твёрдо решает в ближайшем будущем как-то отплатить за веру в него и его напарницу.       Ужин проходит просто бесподобно. Адриан наслаждается непринуждённой беседой с родителями Маринетт; смеётся над шутками месье Дюпена, и они даже вместе около четверти часа придумывают новые — Маринетт в ответ на это с притворным стоном раздражения закатывает глаза, а Сабин хихикает и подливает в стакан Адриана ещё гранатового сока.       И даже короткий рассказ о том, как они с Маринетт начали встречаться (разумеется, безо всяких пикантных подробностей, иначе Том скрутил бы его в морской узел), не вызывает никаких нареканий. Месье Агрест, к примеру, либо раскричался бы, либо заявил, что вся эта ерунда совсем не нужна Адриану. Но Адриан прекрасно знает, что — как раз-таки нужна. И Маринетт, которая чуть ли не роняет графин, когда тянется за добавкой кассуле, — тоже очень нужна. И это самое слишком жирное, но такое вкусное кассуле — безумно-безумно нужно.       После ужина Адриан изо всех сил пытается предложить свою помощь в мытье посуды, но Сабин прогоняет их с Маринетт с кухни.       — Вон, вон, детки, — с притворным возмущением говорит она, впихивая им в руки тарелочку с ванильными круассанами, прежде чем они уходят наверх. — Посудомоечные машины придумали не просто так, а вам стоит отдохнуть хорошенько. Тем более тебе, — во взгляде Сабин сквозит материнская нежность: она помнит, как Адриан полчаса назад обмолвился о том, что у него завтра довольно загруженный день.       Адриан поспешно отворачивается, когда у него начинает щипать в носу. Ему не хочется, чтобы Сабин Чен — такая прекрасная и замечательная женщина — видела сейчас его слёзы.       — Надеюсь, тебя они не утомили? — смущённо спрашивает Маринетт, когда люк за ними захлопнулся. — Мама с папой порой бывают довольно… шумными и любопытными, особенно когда дело касается меня.       При этих словах скулы её заметно розовеют.       Адриан поспешно мотает головой, ставит тарелочку с круассанами на ближайшую поверхность и заключает Маринетт в крепкие объятья. Он чувствует, как её руки мягко обвивают его за талию, и внутри что-то дрожит от переполняющей сердце нежности.       — Они чудесные. И ты чудесная, — выдыхает он. — Я уже почти забыл, каково это: чувствовать себя так, как будто ты часть семьи.       Маринетт поднимает голову, чтобы пересечься с Адрианом взглядом. Их глаза встречаются, и сердце Адриана в который раз делает то самое «ту-дум» — прямо как в его любимых мангах и аниме. Но теперь он знает, каково это — испытывать что-то подобное.       Его руки со спины Маринетт скользят ниже, притягивают её за талию ближе к нему.       — Тебе всегда тут рады, — с мягкой улыбкой шепчет Маринетт и гладит его по груди. — И всегда будут с нетерпением ждать.       Она не даёт Адриану сказать что-то в ответ. Приподнимается на цыпочки, чтобы дотянуться, и целует в губы. Вкус съеденной ею за чаем сахарной помадки приятно щекочет язык; Адриан отвечает на поцелуй медленно, даже слегка лениво, позволяя Маринетт вести. Первые несколько секунд она словно бы мешкает, не решаясь осмелиться, но обжигающие ладони на талии, крепко прижимающие её к крепкому торсу, развенчивают любые сомнения.       Маринетт обнимает Адриана за шею, не прерывая поцелуя. Её язык, дразня, скользит по губам, а потом — нетерпеливо прижимается к его языку. Импульсы наслаждения проходят от кончиков пальцев по всему телу; Адриан делает несколько шагов назад, увлекая за собой Маринетт, и натыкается на кушетку. Он садится на неё, притягивая Маринет ближе.       Прежде чем с удобством устроиться на его коленях, Маринетт выгибается и распускает волосы. Они вьющимися локонами рассыпаются по её плечам, и Адриану кажется, что на свете нет ничего красивее этого.       — Что ты хотела мне рассказать после ужина? — негромко спрашивает он.       Его пальцы ласково скользят по животу Маринетт под футболкой, но в то же время Адриан чутко прислушивается к звукам, доносящимся снизу — не идёт ли вдруг кто сюда. Он не собирается далеко заходить сегодня, но позволить себе спалиться перед четой Дюпен-Чен после проявленного гостеприимства… Ну уж нет, такого Адриан позволить себе не может. К тому же он не взял с собой презервативов.       — М-м-м, я уже забыла, — она робко улыбается ему, наклоняясь к лицу Адриана — сидя у него коленях, Маринетт всё же оказывается чуть выше, и это её явно радует. — Не напомнишь? — мурлычит она.       Её пальчики, едва касаясь, скользят по его губам, и Адриан проклинает своего младшего приятеля, который — ну, разумеется! — тут же откликается на эти невинные прикосновения. Маринетт ёрзает, устраиваясь поудобнее, её щёки краснеют. Она целует его и тут же отстраняется.       — Ну?       — Я хотел передумать расспрашивать, но не решился, — Адриан целует её в подбородок. — Так кого ты там пыталась «забыть», а?       — Это было давно и неправда, — приглушённо фыркает Маринетт. — Нет, ну, почти правда. Я ведь так и не смогла этого сделать.       Адриан скользит губами по её шее, вырывая протяжный грудной стон, а потом, отстранившись, хитро разглядывает стены вокруг. После того как он побывал тут ещё в начале осени на правах пока ещё только друга, фотографий, кажется, прибавилось. Вырезки из журналов в большинстве своём заменены на фото, сделанные Альей за последние месяцы этого года; на некоторых, как и утверждала сегодня Манон, и в самом деле красуются красные сердечки.       — Я заметил, — ухмыляется он. — Перевёрнутые пики, да?       Маринетт перехватывает его взгляд, направленный на ближайший коллаж, и краснеет ещё больше.       — Я ведь предупреждала тебя, — тихо вдруг говорит она, глядя прямо на Адриана. — На вечеринке у Хлои, помнишь? Я говорила, что могу быть… несколько одержима тобой. И за прошедшее время это ничуть не изменилось, — добавляет Маринетт со всей серьезностью.       Адриан вместо слов жадно целует её, заставив охнуть и с силой вцепиться в широкие плечи, чтобы не упасть. Хотя он держит Маринетт довольно крепко, так что очередное близкое знакомство с полом ей точно не грозит в ближайшей перспективе.       — Мне нравится, когда ты думаешь обо мне, — мурлычет он, оставляя цепочку поцелуев на её шее, а потом целуя нежную кожу под ушком.       Маринетт запускает пальцы в его волосы, жмурится от удовольствия.       — Даже если это происходит двадцать четыре на семь? — с лёгкой усмешкой в голосе спрашивает она.       — Даже если это происходит триста шестьдесят пять на вечность, — тут же откликается Адриан.       Своего любимого занятия — целовать Маринетт везде, куда можно дотянуться — он так и не оставляет; Маринетт хихикает и оттягивает пряди его волос так, чтобы отодвинуть голову Адриана от себя, а потом склониться над ним.       — Ты забыл несколько дней из високосных годков.       — Я сделал это умышленно, — с ухмылкой заявляет Адриан и коротко целует Маринетт в губы. — Их я оставил на твоё… Как его там? Ах да, «забывание» меня.       Маринетт с возмущением пихает его в плечо.       — Эй! Да, я пыталась, но только пыталась. Мысли всё равно были заняты… — и тут она умолкает: по выражению лица Адриана Маринетт понимает, что повелась на его специальный якобы упрёк. — Ты специально! Знаешь, ты тоже был не лучше, когда гулял с Кагами!       — Ладно, сойдёмся на том, что это были лишь пробы перед чем-то настоящим, — миролюбиво кивает Адриан, едва сдерживая смех: надувшаяся Маринетт выглядит до безобразия мило. — Если, конечно, вообще что-то было.       — Да не было, — пожимает плечами Маринетт. — Просто погуляли, выпили несколько коктейлей да с вами тогда покатались на коньках. Понравилось? — вдруг спрашивает она, и Адриан не может понять, что чудится ему в её голосе: ревность, досада или сожаление.       — Я тебя тогда хотел позвать, если честно, — неожиданно даже для себя признаётся Адриан и чувствует, как уши начинают гореть.       На самом деле, он не хотел говорить ей это, потому что считал того себя неудачником, который предпочёл выбрать более лёгкий путь, однако ошеломлённое выражение лица Маринетт того стоило.       Она с изумлением смотрит на него, затаив дыхание.       — С-Серьёзно?       — Ага, — кивает Адриан. — Но ты тогда так сильно перепугалась, когда я обратился к тебе, поэтому сразу дал на попятную… Тогда я думал, что ты по какой-то причине боишься меня или терпеть не можешь. И каково же было моё облегчение, когда я наконец-то узнал от тебя всю правду.       — Я рада, что… случилось то, что случилось.       Маринетт обнимает Адриана за шею и кладёт голову ему на плечо. Вместе с ней так тепло, так умиротворённо на душе; Адриан ни за какое золото в мире не променял бы эти драгоценные минуты наедине с Маринетт ни на что другое.       Его взгляд снова скользит по стенам. Маринетт задумчиво следит за направлением его взора, а потом негромко произносит:       — Я хотела повесить парочку наших, новых, там где мы вместе, но передумала. Алья назойливая проныра, она всё сразу поймёт. А я хочу немного помучать её, поводить за нос.       — Часто бывает тут? — осведомляется Адриан, чувствуя лёгкое беспокойство.       Не то чтобы он ревнует свою девушку к её лучшей подруге, нет. Просто не хочется попасться, если уж они решили продолжать молчать, а родители Маринетт за ужином ясно дали ему понять, что рады Адриану в любое время суток.       — Не волнуйся, я теперь всегда запираю люк, так что если она внезапно нагрянет, мы можем спрятать тебя куда-нибудь. В ванную, например.       — Или в шкаф, — фыркает от смеха Адриан. — Или на балкон.       — Ну, в разгар зимы — и на балкон? — Маринетт выпрямляется и смотрит на него обиженно. — Я что, изверг, по-твоему?       — Если ты и изверг, то только очень-очень милый, — улыбается Адриан и целует её в нос, пока Маринетт беззлобно бубнит: «Подлиза». — Что насчёт круассанов? Твоя мама сказала, что они ванильные, а я их так пока и не попробовал.       Они уютно устраиваются на её кровати в обнимку с тарелкой круассанов, горячим какао, принесённым Маринетт, да ноутбуком. Китайским заниматься им лень, поэтому они сначала думают посмотреть какой-нибудь фильм, но поскольку у Адриана остаётся не так уж и много времени в запасе, в итоге решают пролистать присланные мадам Бюстье списки высших учебных заведений. У тех, кто пока так и не решил, куда поступать, было ещё полгода, чтобы определиться с выбором.       — Ты уже, наверное, определилась? — интересуется Адриан, щёлкая стрелкой вниз на клавиатуре.       Лёжа на животе перед компьютером, он отрешённо разглядывает на экране мелькающие названия университетов и их направленности. Куда пойти ему, Адриан пока так и не знает.       Маринетт сидит рядом, по-турецки, и греет руки о горячую чашку.       — Хотелось бы в Марангони, направление «Дизайн одежды», но мне кажется, что я слишком высоко замахнулась, — робко улыбается она и старательно делает вид, что чрезвычайно заинтересована поеданием своего круассана. — Я буду подавать ещё в несколько заведений, просто на всякий случай, — торопливо добавляет Маринетт.       — Я думаю, у тебя всё получится, — заверяет её Адриан, и щёки Маринетт снова покрываются румянцем смущения: ей явно нравится слышать эти слова. — У тебя и послужный список очень крутой: ты выиграла несколько конкурсов в компании отца, тебя даже мадам Буржуа звала поступать в Парсонс в Нью-Йорке, а это о многом говорит.       Маринетт кривится, как будто Адриан упоминает не мать Хлои, а стопроцентный уксус. Мадам Буржуа не нравится никому, кто довольно хорошо знает эту семью. Хлоя хоть и не часто, но порой, когда совсем невмоготу, жалуется на постоянные скандалы и упрёки. Одно хорошо: после поступления в лицей Хлоя стала чуть мягче, и они с Маринетт и Альей стали общаться гораздо лучше, поэтому мадемуазель Буржуа могла поделиться своими проблемами не только с Сабриной. Да и начавшиеся отношения с Натаниэлем сказываются на Хлое просто замечательно.       — Я хочу сказать, — торопливо продолжает Адриан. — Каким бы она ни была человеком по личностным качествам, Одри Буржуа всё же профессионал своего дела. И чувствует таланты за версту. Впрочем, как и мой отец, — он на мгновение замолкает; его лицо искажает судорога. — Хотя лучше жить с холодной статуей, чем термоядерной бомбой.       Маринетт поджимает губы и ласково гладит Адриана по плечу.       — Главное, чтобы эта статуя не взорвалась подобно атомной боеголовке, — печально качает головой она. — Он не будет сильно кричать на тебя, что ты сегодня задержишься?       — Мне всё равно, — отрывисто бросает Адриан. — Я уже не маленький, чтобы потакать любой его прихоти.       Поймав руку Маринетт, он целует внутреннюю сторону её ладошки. Это его немного успокаивает: кожа Маринетт приятно пахнет кремом для защиты от мороза.       — Он может перевести тебя на домашнее обучение, если захочет, на оставшиеся полгода, — взволнованно замечает Маринетт.       — Пусть только попробует, — ухмыляется Адриан, как-то даже немного злобно. — Мне уже надоело повиноваться ему по любой прихоти. Когда-то я верил, что таким образом верну хоть часть той любви, но… — он со вздохом поджимает губы. — Прошло уже почти шесть лет с тех пор, как мамы не стало, а он как превратился в непробиваемый лёд, так и остаётся в этом панцире. Думаю, его уже ничем не пробить. Как ни старайся.       Маринетт отставляет недопитый какао в сторону, вытягивается на кровати рядом с Адрианом на спине и заглядывает ему в глаза.       — Но вдруг ещё не всё потеряно? — с жаром шепчет она, гладя его по щеке. — Вдруг до него ещё можно достучаться?       Адриан утыкается лицом ей в ладонь и какое-то время молчит, пытаясь собраться с мыслями. Он ужасно устал за эти годы, устал раз за разом наталкиваться на стену отчуждённости и постоянного разочарования. Никакие его успехи в учёбе или на фехтовании не могли помочь Адриану вырвать из отца искреннюю радость за собственного сына. Так стоит ли вообще продолжать стараться дальше?       Он поднимает глаза на Маринетт, и её сердце сжимается от его потерянного вида.       — Я не знаю, Мари, не знаю, — шепчет на грани слышимости Адриан и снова утыкается в её ладонь.       Рядом с Маринетт спокойно. Ему кажется, что он как будто нашёл свою тихую пристань, где ему всегда рады.       От её кожи пахнет календулой и ванилью; горьким какао и корицей. Аромат окутывает Адриана, дразнит рецепторы; ему хочется укутаться в этот запах, впитать в себя Маринетт, выгравировать её под кожей.       Он целует подушечки её пальцев, мягко прижимаясь к ним губами. Потом — подаётся к ней, нависая сверху, и неторопливо целует. Маринетт тут же отвечает ему. Их губы соприкасаются в ленивой ласке, словно впервые изучают друг друга. Адриан вслепую скользит ладонями к её запястьям, несильно сжимает, а потом ласково переплетает их пальцы.       — Я люблю тебя, — шепчет он, уткнувшись своим лбом в её. — Спасибо, что ты есть у меня.       Маринетт улыбается; в уголках её глаз Адриан замечает хрусталики слезинок и сцеловывает их, не давая пролиться солёной влаге.       — Говорят, в феврале или марте будет проходить ярмарка профессий, где можно познакомиться с какой-нибудь из них и выбрать для себя, — тихим шёпотом произносит Маринетт. — Мы можем сходить туда, и ты посмотришь, что тебе больше всего придётся по душе.       — Да, — негромко откликается Адриан. — Да.       Он сейчас занят больше тем, что оставляет ленивые поцелуи на лице Маринетт, хотя в её слова, несомненно, вслушивается.       — Всё будет хорошо, — она ободряюще гладит его по щеке. — Слышишь меня? Никто не заставит тебя делать так, как ты этого делать не хочешь. Потому что твоя жизнь — это только твоя жизнь. Только ты имеешь право распоряжаться ею.       Адриан несколько долгих минут смотрит ей прямо в глаза. Потом медленно кивает и, прикрыв веки, прижимается к губам Маринетт в молчаливом порыве благодарности.       — Да, — шепчет он. — Да.       Вот только пока что ни один, ни другая, нежась в объятьях друг друга, ещё не подозревают о головомойке, которую Адриану непременно устроит вечером Габриэль Агрест, стоит сыну лишь показаться на пороге родительского дома.       Но это будет позже, гораздо позже.       А пока они могут позволить себе ещё несколько поцелуев, ласковых слов и весёлого смеха восхищения, когда Маринетт показывала Адриану сделанные ею тапочки-сапожки для Альи и Хлои.