Алая тропа

      Один точный взмах руки, и нечеловеческие когти вспарывают податливую орочью шею — брызги крови разбиваются о стену алыми кляксами, окропляют горящую кожу Сарета, вынуждают забыть его скучное и размеренное прошлое. Враг хватается свободной ладонью за горло, пытается стянуть разошедшиеся края рваной раны, захлебывается багряным и шумно заваливается набок. Звериный бросок — и туманное детство, сотканное из невнятных ощущений, стремительно растворяется в безудержной лихорадке. Длинный заостренный хвост все еще непривычен, но так чудесно пробивает чужую плоть! Быстрее, чем меч, закаленный утомительными тренировками у учителя Фенрига. Лучше, чем металлические шипы, алчущие мяса Черной стражи. Эффектнее, чем те заклятья, которые Сарет успел постичь в своих походах за кристаллом Шантири и Черепом Теней. — Сарет, — едва различимый шепот робко касается его, но тут же тонет в реве бойни.       Хвост впивается в грудь очередного орка и протыкает ее насквозь — нанизанное на него сердце трепещет, душит живое оружие в объятьях, а после замирает навсегда. Сарет продирает себе путь когтями, вгрызается во вражьи жизни, устилает землю изувеченными телами и облачается в багрянец, чужой багрянец, в текучие липкие доспехи, остро пахнущие агонией и смертью. Вот теперь его отец гордился бы! Теперь! А не в прошлом, до того как Арантир насадил его на хищный штырь. Вот теперь он понимает, о какой роли говорил Фенриг! Теперь! А не в просторном зале с пылающим камином и скалящимися каменными изваяниями. Вот теперь, на кровавом балу, Темный Мессия уверено ведет свою судьбу в дьявольском танце. — Сарет, — уже отчетливее слышится чье-то назойливое жужжание.       Демоническое пламя едва удерживается в плену его вен, шипит в висках, сулит славу и власть, побуждает рвать, драть и истреблять. Опьяненный небывалой силой Сарет с чудовищной прытью бросается вперед и толкает последнего орка в костер. Волосы врага тут же вспыхивают, загораются одежды, а кожа покрывается лопающимися пузырями. Орк умирает задолго до того, как огонь хорошенько его обглодает.       Сарет ликует.       Сарет упивается.       Сарет забывает самого себя.       Сарет не может остановиться. — Сарет, очнись же! Очнись, я тебе говорю! Мы здесь не одни, — голос Ксаны наконец отрезвляет его.       Он вздрагивает, будто от звонких пощечин, и сбрасывает демоническое обличье. Внутреннее пламя исчезает в одно мгновение, точно кто опустил на него гасильник. Голову ведет, тело потрясывает, лицо стянуто багровой коркой. Сарет судорожно хватает ртом воздух, обессиленно падает на колени, немного отдышавшись, переводит на вас мутный взгляд и с минуту изучает. Выходит, Ксана права, и они здесь не одни.